Текст книги "Общество с ограниченной ответственностью"

В следующее мгновение в них въехала скорая.

Макс постоял еще немного. Достал из кармана телефон и перезвонил на пропущенный Славе.

– Ты понимаешь, что это значит? – Лера немигающим взглядом уставилась на Славу.

– Да ужас, ужас, кто бы мог подумать, жить и жить бы еще…

– Да погоди ты! Сейчас же весь расклад изменится, нам надо Олега с Максом на себя перетащить.

– Лер, да о чем ты говоришь-то?

Но Валерия напряженно думала, в глазах как молнии мелькали мысли.

– Подожди, а деньги от сделок Константин Петрович тебе отдавал – ты их в ячейку положил, правильно?

– Ну да, и что?

– И чьи теперь это деньги?

– Жены?

– Какой жены, если он их у нее отобрал?!

– Константина Петровича?

– Да, но он умер.

– Надо сказать Александру Степановичу.

– Не надо.

– Слушай, Лер, даже не думай.

– Почему? – Лера села на кровать. – Смотри, Константин Петрович умер, жена с Александром Степановичем не разговаривают, они враги. Уверена, что и Константин Петрович ничего ему не говорил, они последнее время не особо общались на личные темы.

– Да, но я в тетрадке у него расписался за эти деньги.

– Расписался? Зачем?

– Так порядок такой, ты же знаешь.

Константин Петрович вел бизнес по старинке. Флешкам и компьютерам он предпочитал шариковую ручку и коленкоровую тетрадь.

– И где теперь эта тетрадь? Может, в сейфе у него?

– Может.

– Значит так, – сухо сказала Лера, – пока не дергаемся, я ее через неделю заберу.

– Как?

– Скажу Александру Степановичу, что документы нужны по «Техпрому», они в сейфе, он вряд ли что поймет, отдаст ключи от сейфа, и я все заберу. Он мне доверяет, – добавила она через паузу.

– Лер…

– Что?

– Нельзя красть мясо у акулы.

– Можно, если акула старая и глупая.

Слава вскочил и кругами заходил по комнате.

– Слушай, я не могу об этом думать сейчас, это какое-то кощунство.

– Почему?

– Ну ведь Константин Петрович только что, как говорится… Тебе его совсем не жалко?

– Жалко, конечно, но ведь он же уже умер, у-мер, – сказала она по слогам, – это свершившийся факт. А мы-то живы! Слав, сколько там денег?

– Много. – Он помолчал и назвал цифру.

Лера выпрямилась, как сеттер, почуявший добычу.

– И ты еще думаешь? Когда мимо пролетает жар-птица, надо хватать ее за хвост и тянуть изо всех сил на себя!

Встреча

Солнце заливало всю комнату ярким светом. Саша открыл глаза, тяжело вздохнул, встал, задернул шторы и опять лег. Время было около обеда. Прошло уже больше месяца, как он вернулся. Но ничего не менялось.

Он вспомнил первый день. Сердобольная соседка отдала ключ от их двухкомнатной хрущобы, какие-то деньги, ценные вещи.

– Ох, мать-то тебя как любила, как любила! – запричитала она, заглядывая Саше в глаза, но он молча отодвинул ее, открыл дверь и зашел в квартиру.

Как будто на машине времени перенесся в прошлое, в 90-е. Ковры на стенах, пластиковый дождик в дверном проеме, стенка с книгами, старый проигрыватель – все, как было в детстве. Мать даже ремонт не сделала: в основном деньги уходили на сына.

Весь следующий месяц он просто без цели шатался по городу, тратил остатки денег, занял десять тысяч у Артема и выскулил пятнадцать у Светы с условием, что он отвяжется. Но эти деньги тоже быстро исчезли. Завтракал он в ресторанах, обедал там же, а ужинал в самом крутом месте города. Отличный вид из окна, хорошая музыка, а кухня – ох, пальчики оближешь. Нет, он, конечно, мог бы питаться в столовой или попробовать готовить сам, но кому это надо, если есть рестораны, а готовить он не умел. Все было хорошо, только деньги быстро кончались.

Наверное, можно было пойти работать. Мамаша бы так и сделала, вот была работящая тетка, хлебом не корми – дай повкалывать. Но ведь он никогда не работал, нечего было и начинать, не было такого опыта в его жизни, может и к лучшему. А потом, Саша ничего не умел. Правда, долго где-то учился, переводился, брал академы, такой вечный студент. Учился, учился да так и не выучился. Задача была деньги из матери тянуть как можно дольше на «поиск себя»: это не мое, то не мое…

Можно было, конечно, доехать до дяди Миши, маминого сожителя. Но вряд ли бы он чем помог. Тот еще жук был. Саша его немного побаивался. Денег бы точно не дал, но замучил бы советами, а то бы еще, не дай бог, и работать заставил.

Миша был такой полукриминальный тип из прошлого, бандос из 90-х. Рынок держал у них на районе. Там, на рынке, мама с ним и познакомилась. Она была красивая женщина в молодости, крымская татарка, высокая статная шатенка – в нее можно было влюбиться. Не во всех ведь можно: попробуй полюбить страшную корягу. А красивую девушку любить легко, лишь бы характер нормальный был. Но вот как она΄ его полюбила и полюбила ли вообще – это вопрос. Человек он был жесткий, даже жестокий, но, видно, выбирать не приходилось.

Можно было как угодно относиться к криминалу, к бандитам, но с появлением Миши жизнь стала легче, что факт, то факт. До него она пахала за троих, торговала на рынке, моталась в Польшу, навьюченная, как верблюд, огромными баулами, штурмовала поезда в Варшаве, открыла ларек, платила тем же бандитам – как же без этого, время такое. А то вон у строптивого соседа ларек сгорел. У них, правда, тоже сгорел, короткое замыкание, но все ж не бандиты сожгли.

А дядя Миша махом решил все проблемы. Финансовые трудности исчезли, но стало еще тревожнее. Дядя Миша был так же похож на дядю Мишу, как Саша на балерину. Это был здоровенный кавказец, такой моджахед, спустившийся с гор грабить и убивать. Говорил он с сильным кавказским акцентом. Ходили слухи, что он чеченец, что он убил человека, через труп шагнул – так говорили. Да много чего вообще тогда говорили, но он был опасный, это факт. Ездил на наглухо тонированной черной девятке – длинное крыло, литые диски, все дела, а потом вообще на мерседес пересел.

Вокруг него всегда крутилось много людей. Но ближе всех к нему был Гарик, племянник, сын сестры. Вообще, по паспорту его звали Игорь, но все называли Гарик. Это была уже улучшенная версия дяди Миши. Он хорошо говорил по-русски, но внешне был непонятной породы. Высокий, крепкий метис. Раскосые глаза, смуглая кожа. Не исключено, что сестра согрешила с азиатом. Такой Брюс Ли местного разлива. Постоянно дрался и тренировался, тренировался и дрался. Его можно было смело назвать правой рукой дяди Миши.

А левой рукой, да и то с натяжкой, был Иван. Они его звали на свой манер – Вано. Этот был чистокровный русак. Огромный, как медведь, наделенный недюжинной физической силой человек. Но добрый по своей сути, не агрессивный. Правда, если его разозлить, он мог наломать дров. Про Ваню также говорили, что он воевал, был в горячих точках. Какое-то военное прошлое у него было: то ли десантник, то ли спецназовец.

Короче, эта троица и еще несколько человек калибром поменьше держали рынок, а заодно и весь их район.

Кроме физической силы и наглости, у них было и оружие. Дядя Миша без пистолета из дома вообще не выходил. У него был наган непонятной системы. Он его особо и не скрывал. Говорил, что на заводе выточили. Всегда с собой носил заявление без даты – мол, нашел, иду сдавать в милицию – на случай, если его схватят с оружием. Наверняка и Гарик с Ваней были вооружены. Гарик был на условном сроке, над ним уже занесли меч правосудия, но он как-то вывернулся. Вообще, он был старше Саши лет на семь-восемь, но казалось, между ними десятилетия прожитой жизни.

Дядя Миша жил отдельно в соседнем подъезде. Он скупил на площадке все квартиры, в одной жил сам, в другой сестра с Гариком. Еще одна была в резерве.

К маме регулярно заходил в гости. Наверное, у него было много женщин, мама была лишь одной из.

Иногда к ним заезжали и Гарик с Ваней обсудить срочные дела. По обрывкам фраз, доносящимся с кухни, можно было составить общее впечатление об их работе. Они били людей. «Нет, говорит, денег, прикинь?! Я ему маваши в голову зарядил, он упал, потом встал, потом снова навернулся, сотряс жесткий, конечно, ванька-встанька, блин, неваляшка» (взрыв хохота). Пытали. «Мы его за ногу к бамперу привязали и газ в пол, так он сразу все отдал, гаденыш, но мы ж не звери, оставили ему чуток на инвалидную коляску» (опять взрыв хохота). Пытались давить морально. «Он нас как увидел, затрясся весь! Конечно, мы ж ему все что можно переломали, я ему так и сказал: в следующий раз с женой твоей то же самое сделаем, а может, и еще чего поинтереснее» (и опять веселый смех). Жгли машины, ларьки. «Я на колесо бензинчика плеснул, спичку бросил, так чего-то хорошо загорелось, как в песне, помнишь, гори, гори, моя звезда» (и снова смех).

Вообще, несмотря на тяжелое время, в их доме тогда часто смеялись. Конечно, природа у этого смеха была неправильная, тяжелая, за ним стояли боль, слезы, лишения и страдание. Но тем не менее он был, и это факт. Богатырский смех жестоких и сильных людей, от которого у Саши иногда кровь стыла в жилах.

А потом смех затих. В Гарика стреляли. Впервые Саша увидел дядю Мишу обескураженным. Они о чем-то говорили с мамой на повышенных тонах. Назревали какие-то разборки. Дядя Миша то ли что-то просил у мамы, то ли что-то требовал. После этого Сашу срочно отправили к бабушке. В Крым. В Ялту. Где растет золотой виноград. Школу он заканчивал уже там. А этот мир куда-то исчез. Осталось только неприятное послевкусие. Нет, конечно, в Ялте тоже были бандиты, разборки, но это было вроде рядом, но в то же время далеко, в параллельной жизни.

Если уж быть предельно честным, то Саша никогда не испытывал к ним каких-то негативных эмоций несмотря на то, что΄ они говорили и делали. Наоборот, ему даже где-то льстило, что он рядом с такими людьми. Были от этого свои приятные бонусы: местные хулиганы стали обходить его стороной, а некоторые даже искали дружбы, знакомства; он мог спокойно приходить в любой ларек, брать без денег все, что ему нравится, как при коммунизме. Но Саша старался не наглеть.

В последнюю ночь перед отъездом, когда Саша уже должен был спать, а на самом деле просто лежал и смотрел в потолок, неожиданно пришел Гарик. Дядя Миша был в соседней комнате с мамой и на тревожный звонок сам открыл дверь.

Гарик был возбужден, они даже на кухню не пошли, он прямо в прихожей заговорил тревожным шепотом:

– Он на Ваньку попер.

– Да тише ты!

– Да он спит, ладно, – Гарик перешел на шепот, стало неразборчиво, но потом снова сорвался: – Короче, я ему в печенюшку засадил, кровищи капец море.

– Да тише ты!

Гарик опять сбавил тон, а потом вдруг вообще замолчал.

– И че? – вдруг неожиданно резко в наступившей тишине раздался голос дяди Миши.

– Ну всё, че. Ласты склеил он, мы его вывезли.

Через паузу Гарик еще что-то добавил, но Саша не расслышал.

Если у Саши и были до этого какие-то сомнения насчет этих людей, то с последними словами они рассеялись как дым. Гарик только что убил человека. Было тревожно. Короче, Саша был рад, что уезжает.

– Он спит? Я на минутку. – Открылась дверь, и Саша тут же зажмурил глаза. – Сашок, братик, ты спишь?

Гарик почему-то почти всегда называл его братом.

Саша открыл глаза и посмотрел в темноту. Он бы дорого дал, чтобы увидеть глаза Гарика, но видел только силуэт.

– Уезжаешь завтра, братишка? Ты смотри там хохлам спуску не давай, бей первым, как я тебя учил, помнишь?

– Ага, – Саша кивнул в темноте и вдруг почувствовал такую тоску, он почему-то был уверен, что видит Гарика в последний раз, да и то только силуэт. Что невозможно долго жить вот так вот, как он живет.

– Давай я тебя обниму, братишка, ты береги себя, ладно? – Они обнялись, и Гарик вышел из комнаты.

С тех пор Саша действительно не видел ни Гарика, ни дядю Мишу, и вообще никого из них, кроме мамы, конечно.

Она иногда приезжала к нему, привозила денег, подарки. Ему и бабушке.

Времена бандитского беспредела кончились. Пришли другие бандиты, в погонах.

Как ни странно, они пережили эти лихие времена практически без потерь. Гарик, правда, присел ненадолго. Но в целом ничего страшного. Дядя Миша легализовался, купил колхоз. Они так и остались связаны с рынком. Что-то выращивали, что-то продавали. Фермерское хозяйство, в общем. Какое-то огромное количество гектар, мама говорила, но Саша не запомнил. Гарик и Ваня тоже в деле, хотя Саша не мог представить этих людей с мотыгой, окучивающих картошку или собирающих колорадского жука.

Честно говоря, он о них вообще не думал, жил в свое удовольствие. Мама исправно переводила деньги, сначала бабушке, а потом, когда она умерла, ему. А когда еще загранпаспорт появился, то вообще лафа началась. Он вступил в наследство, продал дом бабушки и путешествовал по миру. Знакомился с девушками, жил как хотел. На какое-то время к нему прибилась Света с компанией. Как-то они сняли обалденную яхту с обслугой в складчину. Так круто было. Необычный опыт. Иногда арендовали чартер, так просто удобнее. А если уж не было возможности, то только бизнес-классом летали. Короче, было что вспомнить. Со смертью мамы все закончилось.

Саша вздохнул и покосился на телефон. Спать не хотелось, идти было некуда. Да и не на что. Может, все-таки позвонить дяде Мише, попросить денег? Мама говорила, у нее какая-то доля в колхозе. Может, все-таки закинуть удочку?

Саша сел, потом встал, походил кругами, решился и набрал номер, но тут же сбросил. Вспомнил кое-что, и сразу расхотелось.

Был один случай в детстве, который он старался забыть изо всех сил, и практически ему это удалось. Он стоял особняком от всего, что ему довелось к тому моменту узнать и понять. После этого события он постепенно стал таким черствым и равнодушным. Может, детская психика так среагировала. Это как друга его в детстве напугали, и он стал заикаться. Страх давно прошел, а друг так и заикается. Саша где-то слышал, что через регрессивный гипноз можно вернуться в детство и убрать нежелательное событие из памяти; если стереть из воспоминаний момент, который травмировал психику, то и душевное здоровье восстановится, как будто ничего и не было. Саше казалось, что он сам, без всяких гипнозов это убрал и с ним все нормально, но это было не так.

Тогда Миша еще только появился в их жизни, Гарик только-только начал называть его братом, а он сам был пухлым школьником с портфелем и мешком со сменкой. Короче, это было очень давно, в прошлой жизни. Тогда еще он любил животных, любил маму и часто улыбался. Бабушкам уступал место в автобусе, девочек не обижал, ведь они слабее, а он мальчик, будущий мужчина, должен защищать, уступать и любить. Так его учили, так он думал. А еще Саша старался хорошо учиться. Будешь хорошо учиться – будешь хорошим человеком, и все у тебя будет.

В тот день он шел в школу, как обычно, в райне обеда: они учились во вторую смену. Вдруг рядом тормознула белая БМВ и засигналила. Время было голодное, машины то были не у всех, а у кого были, то в основном отечественные. Иномарки только-только начали появляться. Саша остановился и открыл рот. У него было ощущение, что рядом приземлилась летающая тарелка. Тонированное стекло медленно опустилось, и Саша увидел Гарика, а рядом девушку, как ему тогда показалось, невероятной красоты.

– Привет, пионер, прыгай назад, подкину!

Саша молча залез в салон. Пахло кожей, дорогими сигаретами и еще чем-то неуловимым, но очень и очень приятным. Это ж каким надо быть хорошим человеком и как хорошо учиться, чтобы так жить, ездить на такой машине и с такой девушкой!

– Здравствуйте! – Саша робко поздоровался, но его не услышали.

– Братишка мой новый, Мишка мамку его… – Дальше Гарик разразился трехэтажным матом, в красках описывая своей спутнице, что, по его мнению, делает дядя Миша с Сашиной мамой.

Саше стало плохо, стыдно и противно. Он хотел выйти, но мощная бэха с ревом сорвалась с места и быстро набрала скорость. Девушка смеялась. Она не казалась уже такой красивой.

Гарик начал дальше задвигать какую-то пошлость, вдруг о чем-то вспомнил и крикнул Саше:

– Сашок, закрой уши, не слушай нас, ты еще маленький.

Но Саша уже все слышал. Неожиданно вместо школы они тормознули у административного здания.

– Я сейчас, быстро вопрос один решу и отвезу тебя. Жди здесь. – Гарик пулей выскочил из машины.

Саша замешкался, а потом тоже вышел, ему уже не хотелось ехать с Гариком. С портфелем и сменкой он кинулся за Гариком – хотел сказать, что пешком дойдет.

Забежав в здание, тут же очутился в каких-то лабиринтах, коридорах, огромные тюки стояли вдоль стен, валялась отколотая плитка. Он пошел вперед по коридору. Запах сырости, плесени. Перекошенная дверь в туалет, еще дальше – открытая дверь. Там что-то шумело, радио играло.

Саша заглянул и увидел женщину лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Она ему тогда показалась почти бабушкой. Такая, рожденная в СССР. Осколок прошлого. Дородная, ярко накрашенная, с пышной химической шевелюрой. Бусы на шее. На плечах шаль. Она была похожа на их школьную директрису. Женщина сидела за столом и щелкала костяшками счетов, что-то записывала в тетради. Рядом лежал пухлый телефонный справочник и стоял бюст Ленина. Ну прямо Советский Союз. Саше бросились в глаза толстые хищные пальцы с ярко-красными когтями, все в золотых кольцах. Она так лихо ими управлялась со счетами. Щелк, щелк, щелк.

В следующий момент женщина оторвала взгляд от тетради и посмотрела на Сашу.

– Мальчик, тебя как зовут? Ты как сюда попал? Хочешь конфетку?

Она улыбнулась. Сверкнул золотой зуб. Тут же в руке материализовалась конфета, Саша не понял, откуда она ее достала.

– Спасибо, не надо, я случайно зашел. – Он хотел еще что-то сказать, но не стал, развернулся и побрел обратно.

Гарика в кабинете не было, а дальше идти ему не хотелось. Он сделал несколько шагов, когда за спиной раздался звук спускаемой воды в туалете. Саша оглянулся и увидел, как из туалета вышел Гарик и направился в кабинет к женщине. Почти сразу оттуда раздался крик.

– Я прошу, не надо!!! Я закричу!!! Я прошу!!! Гарик, пожалуйста!!! Ай, не надо!!! Больно!!! Больно!!!

Крик перешел в визг, послышалась какая-то возня, удары. Саша в ужасе двинулся к кабинету. Он хотел броситься на выход, но почему-то шел к открытой двери. Как мотылек летел на огонь. Саша заглянул в дверной проем и увидел Гарика, который держал женщину за волосы, словно тряпичную куклу, и бил головой об стол. Бусы разлетелись, лицо было все в крови. После очередного удара Гарик остановился, поднял ее за волосы и прислушался. Избитая, в полуобморочном состоянии, она бормотала под нос одну и ту же фразу, как пономарь:

– Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо… – По щекам катились слезы вперемешку с кровью.

– Я предупреждал тебя, Том, что так будет. – Гарик отпустил ее, и женщина тут же обмякла, упала на стол.

– Не надо, я прошу, пожалуйста, не надо… – тихо-тихо звучал голос, шепотом.

Какое-то время Гарик стоял рядом размышляя, потом что-то повернул сбоку – старый советский приемник ожил, и звучавшая фоном песня заполнила собой все пространство:

Книг сотни страниц, Мир сказочных лиц, Рифм строгая власть, Но я спешу теперь Из строк судьбу сложить.

Тихий шепот, мольбы о пощаде, какие-то посторонние звуки – все утонуло, погасло. Только песня. Она тогда, казалось, звучала из каждого утюга.

Гарик взял болтающуюся как плеть безжизненную руку женщины, положил на стол, секунд пять смотрел на нее.

 
Кто ты, мой новый герой?
Ты будешь здесь, я знаю.
Тебе обычных дел сюжет
Мешает быть со мной.
 

Саша в ужасе замер, не в силах пошевелиться и отвести взгляд.

Наконец Гарик решился, взял бюст Ленина и изо всей силы шарахнул им по руке женщины. А потом еще и еще. Словно гвозди заколачивал.

Она завизжала каким-то диким, животным криком. И этим криком, как огнеметом, выжгло все чистое и светлое, что было в душе у Саши. Все перевернулось, все смешалось. Она кричала и кричала, невозможно было вынести. Саша сорвался и бросился бежать по коридору, что-то задел, какую вешалку, она с грохотом упала на пол.

Вдруг одномоментно все стихло: крики, музыка – абсолютно все.

Саша остановился и обернулся.

Гарик стоял в дверях и смотрел на него.

– Ты что тут делаешь?! Я ж тебе велел в машине ждать! Ну-ка, быстро пошел отсюда!

Саша попятился. Он подчинился, пошел к выходу, как сомнамбула, на автомате, не в силах еще осознать случившегося.

Через минуту Гарик догнал его.

– Сашок, смотри, никому об этом! И сам забудь! Мишка меня убьет, если узнает, что ты видел!

– За что?

– Что за что? А это… Да она хуже Гитлера, Саш. Народу кучу перекидала, ее убить мало!

– Нельзя же женщину вот так вот.

– Почему нельзя? – Казалось, Гарик был искренне удивлен. – Женщина что же, не человек, что ли? Что еще за дискриминация по половому признаку?

– Она же слабая, она не может за себя постоять, сдачи дать.

– Так и слава богу, нам проблем меньше! Прикинь, вместо нее какой-нибудь Тайсон был бы – его ж хрен запинаешь. – Гарик засмеялся и обнял Сашу. – Ты пойми, Сашок, в этом мире кто сильней, тот и прав! Только так! И никак иначе!

– А если она умрет.

– Да перестань, что с ней будет? Ну, может, поумнеет чуток.

– Нельзя же просто так людей убивать… – Саша пропустил ответ и говорил на автомате.

– Почему? – Гарик опять удивился. – Их же миллионы! Можно, Саш, все можно, только надо с умом! Чтоб не спалиться!

Они вышли из здания на воздух. Стало легче дышать. Белая БМВ стояла на том же месте; на переднем сиденье, как и раньше, сидела спутница Гарика; как и десять минут назад, ярко светило солнце и пели птицы. Была поздняя весна, почти лето. Все было точно так же, но Саша стал другим. Что-то сломалось в нем. Вера в людей? Рухнуло стандартное мировоззрение? Он и сам не знал. Но что-то изменилось.

Он потом недели две плохо спал, даже всплакнул. Все думал, думал: как же это так, как так-то? Никому ничего не сказал, как и обещал. Но еще долго слышал ее крик в голове, ужасно было!

– Прэвет, дарагой! – дядя Миша ответил, правда, не сразу. Но после стандартного приветствия заговорил почти без акцента – видно, совсем обрусел: – Ты где? Приехал?

– Ага, – Саша кивнул. Он все-таки позвонил, чего уж там, деньги-то нужны. – Я дома, у мамы, на кладбище вот хотел поехать. У вас как дела?

– Хорошо, – неожиданно сказал дядя Миша и замолк.

– На кладбище, говорю, съездить хочу.

– Хорошо, съезди, да.

– А у вас денег нет, случайно? – Саша наконец решился. – Взаймы, – добавил он через паузу.

– Есть, – из трубки донесся веселый голос дяди Миши, было понятно, что он улыбается. – Много денег есть, очень много, но тебе не дам.

– Почему?

– Ты приходи ко мне работать, скоро страда начнется, – дам денег, а так не дам.

– То есть вы мне дадите не рыбу, а удочку?

– Э-э-э-э, зачем так говоришь, какую удочку, какую рыбу? Деньги дам, работать надо.

– Ага, ну хорошо, спасибо, я подумаю.

– Э-э-э, о чем тут думать, честное слово, приходи завтра на рынок, там поговорим.

– Хорошо, я постараюсь. – Сашу уже напрягал весь этот диалог, но трубку неудобно было повесить.

– Или, может, у тебя у самого какие идеи есть? Приходи – мы всегда выслушаем, поможем, подскажем, – дядя Миша опять выключил кавказца и заговорил как обычный человек, практически без акцента.

– Хорошо, – Саша удивился и повесил трубку.

Блин, с деньгами не прокатило, ну не работать же на них, в самом деле.

Интересная особенность проявилась у дяди Миши: он мог говорить и так и эдак. Когда надо. Бывает же.

– Эй, ты живой еще, дома кто-нибудь есть? Хозя-я-яева! – донесся из коридора веселый Тёмин голос. И зашумел пластиковый дождик. – Выходи, подлый трус.

Саша слегка растерялся от такого набора информации и понял, что не закрыл дверь.

– Ну и чего ты тут сидишь? – Артем вошел в комнату и с недоумением уставился на Сашу. – Почему не собран? Скоро уже официальная часть начнется!

– Какая еще официальная часть, хоронят, что ли, кого?

– Типун тебе на твой поганый язык! Сегодня день… – Тёма сделал театральную паузу и выпалил: – День встречи выпускников! – И просиял, как медный чайник.

– Господи ты боже мой, они еще не встретились, что ли? – Саша скривился.

– Почему «они»? Мы! Ты ж с нами учился. Давай собирайся, поехали.

– Да я на мели, тебе десятку торчу. Там же за деньги, наверное, выпускников-то показывают, а?

– Я заплатил уже за тебя, теперь ты мне двенадцать должен.

– Час от часу не легче.

– Слушай, прикинь, сегодня Оля придет! Она ж никогда не приходила! И Лена!

– Это хорошо или плохо? – Саша не помнил ни Олю, ни Лену.

– Конечно хорошо, Оля моя первая любовь. Я ведь жениться на ней собирался! А тебя в свидетели приглашал! Помнишь? Первая любовь, она ж такая, она не забывается! – Артем как-то грустно вздохнул и закатил глаза. – А Лена Новоселова – твоя первая любовь!

– Моя?! – Саша обалдел.

– Ну да, вы с ней всё в рекреации целовались.

Саше стало нехорошо. Что же он за человек-то такой! Он изо всех сил напряг память, и через какое-то время из темного прошлого, сквозь туман прожитых лет, медленно, но верно стал выплывать образ Лены Новоселовой. Страшная! Жуть!

Сколько всего было в жизни после: море, солнце, яхты, самолеты, красивые девушки и звонкий смех. Казалось, так будет всегда. И вот все рухнуло, и он опять возвращался к Лене Новоселовой!

– Она точно придет?

– Придет! – радостно заверил Тёма и качнул головой. – Готовься!

Саша сморщился, как будто лимон проглотил, и пошел собираться.

– А песню про Родину исполняет ученик пятого «Б» класса Савельев Вадим! – Элегантная учительница отошла в сторону, открыв утомленной публике толстого щекастого мальчика с баяном.

Саша тяжело вздохнул. Шел второй час официального мероприятия. Они сидели в холодном актовом зале школы, рядом грустный Артем: его Оля так и не появилась. Зато Лена присутствовала. За годы разлуки она заметно потускнела и потеряла часть зубов.

Весь ряд был занят их классом. Лена сидела человека через четыре от Саши и бросала на него недвусмысленные взгляды.

Артем с кем-то переписывался и вдруг просиял.

– Оля с Виталиком уже в ресторане сидят, – зашептал он Саше на ухо, – во продуманы-то! А мы тут штаны протираем! Слушаем вот это вот, – он кивнул на голосящего Вадика, – когда же он напоется-то уже? Давай, как только он заткнется, рванем к ним, а если нас училка поймает, скажем, что мы в туалет.

Удивительно: Тёме было уже за тридцать, но в душе он так и остался школьником.

– Давай. Да просто выйдем спокойно, и всё. Что мы, дети, что ли! – Саша усмехнулся и уставился на сцену.

Вадик пел, казалось, целую вечность. Родина у нас огромная, и песня была предсказуемо длинная.

Когда он закончил, Артем встал и бросился к выходу. Они слегка опоздали на концерт и сидели с краю, поэтому сбегать было удобно.

Саша замешкался. Он с достоинством поднялся и вдруг почувствовал на себе холодный взгляд со сцены.

– Выступает русский народный ансамбль, – ведущая, казалось, смотрела прямо на него с укором, – песни и пляски.

Саша замер.

– Это что, они не только петь будут, но и плясать? – раздался сзади удивленный голос.

– Да сядь ты уже, тихо! – зашипели откуда-то сбоку.

«Это, наверное, мне». Саша сел. Момент был упущен.

– У-у-у-у-у-у-у-у-ух-х-х! – целая толпа девочек в кокошниках и расписных сарафанах выкатилась на сцену и закружила в хороводе.

А Саша остался на месте. Не успел выскочить.

– Ну привет, Саш! – Лена улыбнулась, сверкнул золотой зуб. – А я думала: ты, не ты? Мне как Артем сказал, что ты приехал, я все думала: придешь, не придешь?

– Да вот он я, Лен, у твоих прекрасных ног.

Концерт закончился. Они толпой выходили из школы.

– Ты как вообще, Ленусь, поживаешь?

– А может, пешком дойдем до ресторана? Поболтаем хоть, тут рядом.

– Ну давай, – Саша кивнул и тут же пожалел: Лена взяла его под руку.

– Я нормально, Саш, трое детей у меня, два мальчика и девочка, дом, работа, работа, дом. Ты-то как?

– Трое детей – ничего себе! Круто! Значит, муж молодец.

– Да я не замужем… – Лена как-то грустно вздохнула. – Была – не понравилось, нечего там делать.

– Это, знаешь, как в анекдоте: три раза была замужем и все три раза удачно, – Саша улыбнулся.

– О, это точно про меня!

И Лена рассказала какую-то душещипательную историю: она реально три раза была замужем и умудрилась нарожать детей от разных мужей. Во шустрая бабешка-то! Каждый раз Лена влюблялась и шла под венец с чистым сердцем, но то ли ей не везло, то ли Лена просто была дурой, но что-то у нее не складывалось.

– Последний даже руку стал поднимать, – жаловалась она Саше. – Но я терпеть не стала, вещи собрала и ушла к маме. И вот теперь я одна-одинешенька… – Лена криво улыбнулась и положила голову Саше на плечо. – Ну а ты-то как?

– Да я чего, все кругом, бегом, кувырком, все туда-сюда, так-сяк, так сказать, ну сама понимаешь!

– Женат?

Саша растерялся: скажи «не женат» – вцепится как клещ, не отвертишься.

– Э-э-э-э, да так что-то, я как-то так, ну-у-у…

– Ясно все с тобой. Говорят, ты за границей был.

– Был.

– Ну и как там?

– Да нормально.

– Что ты какой-то неразговорчивый, все из тебя клещами вытаскивать приходится. Я вообще то ненадолго отпросилась, на пару часиков всего, мне к детям надо, – Лена посмотрела каким-то пронзительным взглядом и отвернулась.

«Чего она от меня хочет? Любви, что ли? Да ну нафиг, я столько не выпью».

Вдруг Лена неожиданно стала рассказывать о своих детях, о каких-то болячках: у Вани зуб режется, у Светы сопли… Саше стало совсем плохо, но он как мог старался поддерживать диалог.

– Нам тут анализы надо было сдать на яйца глист, ну мы сдали все как положено.

– Молодцы!

– Приходит анализ – глист нет!

– Ну слава богу!

– Это да, хорошо, конечно, только в бумажке написано, что это анализ Пети Спиридонова, а у меня сына зовут Ваня Чесноков. Я, конечно, в регистратуру, так, мол, и так, а они взяли прямо при мне Петю Спиридонова штрихом замазали, сверху написали: «Ваня Чесноков» – и обратно мне отдают. «Так лучше?» – спрашивают. Вот такая у нас медицина, Саш! Они вообще анализы-то делают или так просто для галочки пишут? – Лена обиженно замолчала.

«Ну все, наверное, что ли, наговорилась она о болячках?»

– Как думаешь, ищут они их?

– Кого?

– Ну глист этих проклятых, или так, для галочки у них все?

– Ищут, Лен, конечно, ищут! Ищут! – сказал он уверенно, как будто речь шла о пропавшей драгоценности. – Ищут-ищут, не переживай! С фонарями!

– Все смешно тебе, все тебе хиханьки да хаханьки, да?

– Да нет, ты что, я понимаю, вопрос серьезный! А почему сына зовут Ваня Чесноков, если ты была Лена Новоселова?

– Так я ж за этого козла Чеснокова замуж вышла, чтоб он провалился, и фамилию его, дура, взяла, Новоселова-то мне больше шла, а Чеснокова-то совсем никуда не годится! – Лена вдруг с интересом уставилась на Сашу: – Я вот все вспоминала, у нас был с тобой секс или нет?