Текст книги "Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры"

Запорожские поселки (селения, зимовники и т. п.) были разбросаны, как мы видели, на громадном пространстве земель нынешних двух южных наших губерний: Екатеринославской и Херсонской. Число этих поселков все более и более возрастало, а параллельно с этим увеличивалось и число жителей. К сожалению, привести точные статистические данные о количестве селений и о числе жителей в них довольно трудно. До разрушения Сечи, по словам Н. Л. Коржа, было 17 селений, возникших по большей части из зимовников[67]67
  Устное повествование. С. 84–94.


[Закрыть]. Гюльденштедт только в Поднепровье называет 30 селений женатых казаков (12 на правом и 18 на левом берегу)[68]68
  Reisen durch Russland. Bd 2. С. 110–111.


[Закрыть].

Но на самом деле их было гораздо более. А. А. Скальковский, на основании подлинных документов сечевого архива, насчитывает их в четырех паланках 64 и говорит, что в них было 3415 хат, или 12 250 душ женатых казаков и поспольства обоего пола[69]69
  История Новой Сечи. Т. 1. С. 33–37.


[Закрыть]. По официальной ведомости, составленной Текелием в момент уничтожения Запорожской Сечи, в ней было (кроме Сечи в тесном смысле этого слова) 45 деревень и 1601 зимовник; всех жителей было 59 637 душ обоего пола, большую часть их составляло поспольство, т. е. женатые поселяне (именно 35 891 человек); впрочем, и большая часть казаков жила не в Сечи, а в деревнях и зимовниках, где занималась скотоводством, земледелием и другими мирными промыслами; часть казаков, как известно, имела семьи[70]70
  Сборник антропологических и этнографических статей о России и странах ей прилежащих, изданный В. И. Дашковым. Кн. 1. Приложение 1.


[Закрыть]. Нужно полагать, что цифры этой официальной ведомости значительно меньше действительных; нам будет совершенно непонятно, как это в более раннее время (о котором сообщает сведения А. А. Скальковский) было больше селений, чем в 1775 году (к которому относится официальная ведомость). Да и как мог Текелий точно сосчитать, например, число запорожских зимовников, разбросанных на громадном пространстве в разных уединенных местах? Неудивительно поэтому, что его показания расходятся с показаниями князя Мышецкого, который насчитывает всего около 4 тысяч зимовников[71]71
  История о казаках запорожских. С. 81–82.


[Закрыть]; есть известия, что запорожцы основывали иногда зимовники за границей своих владений на чужой земле; таковы, например, были хутора, устроенные ими в турецких пределах в виду Очаковской крепости[72]72
  Андреевский А. А. Материалы для истории Южнорусского края. Одесса, 1886. С. 117.


[Закрыть]; такие населенные пункты не могли, конечно, войти в официальную ведомость, если мы приведем себе на память также нерасположение запорожцев ко всяким официальным статистическим запросам, которое должно было еще более усилиться в момент уничтожения Сечи, то, быть может, окончательно убедимся в том, что на самом деле в Запорожье было не 59 637 душ, а гораздо больше. По всей вероятности, ближе всего к истине будет цифра, приводимая А. А. Скальковским, – 100 тысяч обоего пола казаков и поспольства. Во всяком случае, для нас интереснее всего тот факт, что большинство населения Запорожской Сечи в год ее уничтожения составляли женатые казаки и посполитые, преданные почти исключительно мирным культурным занятиям; правда, среди них были и такие лица (скотари, табунщики, чабаны), которые вели полукочевой образ жизни: защищались от непогоды в так называемых кошах с очагом для разведения огня (кабыцей) или котигах, т. е. палатках на двух– или четырехколесных арбах, совершенно напоминающих ногайские[73]73
  Описания их см. у Н. Л. Коржа.


[Закрыть], но, в общем, о населении Запорожья следует сказать, что оно в последние годы своего исторического существования решительно стало переходить на мирное положение и показывало склонность к культурным занятиям. Впоследствии мы сделаем более или менее обстоятельный очерк запорожской культуры; теперь же только заметим, что первыми зачатками своей материальной культуры Новороссийский край обязан Запорожью. Таким образом, Запорожье, с одной стороны являясь оплотом русского мира от мусульманского, немало потрудилось для отстаивания русской культуры, а с другой внесло свою лепту и в общую творческую деятельность русского народа, направленную к созиданию культуры. Чрезвычайно верно и метко определил роль Запорожья в истории колонизации Новороссийского края Г. П. Надхин; мы позволим себе привести здесь его образное сравнение: в степях Новороссийских, говорит он, есть целые кучугуры сыпучих песков; на них долго не могло укрепиться ни одно растение: всякую былинку, куст, деревце из рыхлой почвы вырывал ветер; но вот начал здесь расти шелюг (род красной ивы) – и он цепкими своими корнями укрепился на этом грунте и укрепил его до того, что вслед за ним начали расти и другие деревья и кустарники. Запорожье было для южной России таким шелюгом: оно первое тут успело укорениться на непрочной почве, первое укрепило ее под собой для жизненных посевов и, таким образом, первое дало возможность для постоянного на ней заселения и гражданского развития[74]74
  Память о Запорожье. С. 68–69.


[Закрыть].

Глава III
Русская государственная и народная колонизация в XVIII и первой четверти XIX века

Постройка укрепленных линий и крепостей. Постройка городов: Херсона, Екатеринослава, Николаева, Одессы. Основание селений: малорусские и великорусские казенные слободы; помещичьи села и деревни

Еще в эпоху самостоятельного существования Запорожья, в новороссийских степях, в ближайшем соседстве с казаками, водворились сербы; к ним вскоре присоединились другие иностранные поселенцы. Правительство строит здесь ряд новых городов, куда целыми массами стекается отовсюду население. Одновременно с этим возникает множество новых сел, деревень, хуторов, обязанных своим происхождением владельческой и народной колонизации. Одним словом, колонизация края идет теперь с лихорадочной поспешностью. Потемкин и другие деятели этого времени желают как бы наверстать то время, когда прилив населения в эти места извне был очень слаб и единственными «насельниками этого края» были запорожцы. Но, отдавая должное новым колонистам, мы не должны забывать услуг той бесстрашной дружины русичей, которая в течение более двух с половиной столетий вела упорную борьбу за обладание степями с татарами. Она подготовила почву для быстрейшего заселения области во второй половине XVIII века, в особенности со времени покорения Крыма в 1783 году.

Присоединение Крыма к России имело громадное и решительное влияние на успешный ход колонизации черноморских степей. С устранением этого важнейшего тормоза колонизации ход и размеры ее могли определиться различными естественными и историческими условиями, которые, в общем, должны быть названы весьма благоприятными. Теперь явилась возможность заселять и обрабатывать не только речные долины, но и чисто степные места, покрытие тучным черноземом; борьбу нужно было вести не с хищниками-татарами, а со степною природой, с теми условиями, которые препятствовали развитию земледельческой культуры. Только с присоединением к России столь желанного побережья Черного и Азовского морей, только с открытием доступа к морю, Новороссийский край, с его громадными естественными богатствами, мог получить настоящую цену. С построением портовых городов, пустынное дотоле побережье оживляется, отпускная и привозная (заграничная) торговля развивается с поразительной быстротой; вместе с тем возрастает население в промышленности. Спрос на хлеб и на другие предметы сельского хозяйства, в особенности в Одессе, в свою очередь должен был благоприятно отразиться на возрастании населения в самих степях – в увеличении там разного рода селений, в развитии земледельческой культуры и т. п.; появление новых сел и деревень благоприятно отражалось на росте городского быта и наоборот. Словом, история заселения Новороссийского края со второй половины XVIII века представляет любопытнейшую и характернейшую страничку в истории России вообще, и нашего юга в частности. Мы постараемся разобраться в сложной этнографии степей и представить общую характеристику колонизации с ее главнейшими типическими чертами и наиболее характерными ее особенностями. Уже в силу такой постановки вопроса мы не будем гоняться за исчерпывающею полнотой содержания и новизной фактического материала.

Изучая колонизацию Новороссийского края, мы в ней различаем два главных типа или вида: 1) русскую (правительственную и народную) и 2) иноземную. Конечно, такое деление может вызвать кое-какие возражения и замечания; но я его принимаю, потому что оно позволит ориентироваться в массе разнородных фактических данных и представить их в более или менее цельных исторических картинах и характеристиках. Колонизационная деятельность правительства проявилась, главным образом, в постройке в Новороссийском крае укрепленных линий и городов. Еще в царствование Елизаветы Петровны было образовано Ново-сербское и Славяно-сербское военные поселения с крепостями Елисаветградом, Бахмутом и Константиноградом (о них мы скажем несколько слов при обозрении иностранной колонизации). В начале царствования Екатерины II была построена так называемая Днепровская линия[75]75
  Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. Ч. 1. С. 84–86; см. также Полное собрание законов Российской империи. Т. XIX, № 13460 (указ от 10 мая 1770); описание этой линии у Гюльденштедта. Reisen durch Russland. Bd. 2. С. 101–106.


[Закрыть] (1770), явившаяся результатом успехов русского оружия в первую турецкую войну (Русско-турецкая война 1768–1774 годов. – Примеч. ред). В это время заняты были нами два порта, Азов и Таганрог, которые турки забыли укрепить; линия эта должна была отделять всю Новороссийскую губернию вместе с запорожскими землями от татарских владений; от Днепра она шла к Азовскому морю, проходя по рекам Берде и Конским Водам, и пересекая всю крымскую степь; последняя крепость ее (Святого Петра) находилась у самого моря близ нынешнего Бердянска и прикрывала небольшую бухту его; всех крепостей в этой линии было восемь. Устройством этой новой линии правительство надеялось (и надежды его отчасти оправдались) обезопасить тот край, который лежал за старой Украинской линией (шедшей от Днепра к Северскому Донцу в пределах нынешних Полтавской и Харьковской губерний) и отличался плодородием почвы и всяческими естественными богатствами, а между тем был очень слабо заселен. Так как крепости были основаны исключительно с военными, а не торговыми или промышленными целями, то и не имели задатков особенного развития в будущем; но под прикрытием их должны были быть заведены и мирные селения; охранять линии должны были три казачьи полка. Земли, захваченные новой линией, были утверждены за Россией по Кючук-Кайнарджийскому миру (1774, она получила Керчь, Еникале и Кинбурн со всей областью между Бугом и Днепром, т. е. юго-восточную часть новороссийских степей, а также Азов и Таганрог)[76]76
  Таганрог (прежде Троицкая крепость) построен был, собственно говоря, еще при Петре Великом, но находился долго в запустении и возобновлен только в 1769 году. Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 3. С. 295–296.


[Закрыть]. Таким образом, Россия твердой ногой ступила на азовское побережье. Одному из этих городов – Таганрогу предстояла великая будущность. Это был первый шаг к расширению, а вскоре последовал и второй.

В 1783 году был присоединен к России Крым, а в следующем году решено было устроить новую линию крепостей, для ограждения территории, вошедшей в состав русского государства, против Польши и Турции, а именно – при впадении в Днепр реки Тясьмина, в Ольвиополе (при впадении Синюхи в Буг), при впадении Ингула в Буг (т. е. на месте нынешнего Николаева), Кинбурн, Херсон, Днепровскую крепость (на Збурьевском лимане) и, наконец, целый ряд различных пунктов в Крыму (Севастополь, Перекоп и многие другие). Благодаря этой новой линии укреплений прежние передовые пункты (крепости Украинской и Днепровской линий, крепость Святой Елисаветы и Таганрог) потеряли свое окраинное положение и сделались внутренними селениями, что, конечно, должно было благоприятно отразиться на дальнейшем развитии некоторых из них (например, Елисаветграда)[77]77
  О нем мы скажем несколько слов при обозрении славянской колонизации.


[Закрыть]. Собственно говоря, все эти укрепления не имели важного значения в стратегическом отношении, и они не представляли из себя крепостей в точном смысле этого слова и не могли бы, конечно, выдержать нападения регулярной армии; с другой стороны, они не могли исполнять таких функций, какие некогда несла, например, Украинская линия: им не приходилось уже защищать границы от набегов мелких неприятельских партий, так как с завоеванием Крыма они прекратились; неудивительно, таким образом, что крепости и другие только на время образовали пограничную черту, которая скоро, подобно предыдущим линиям, очутилась в середине, и ее место заняла так называемая Днестровская линия, лежавшая еще дальше на западе.

Вторая турецкая война (1787–1791 годов. – Примеч. ред.), как известно, предоставила в руки России Очаковскую область, обнимающую западную часть нынешней Херсонской губернии между Бугом и Днестром; по установившемуся обычаю предстояло теперь оградить и ее линией пограничных укреплений; западная сторона ее должна была идти по Днестру от впадения в него Ягорлыка, т. е. прямо по нынешней границе Херсонской губернии, а южная – по морскому берегу до города Очакова. В Очаковской области до присоединения ее к России было четыре города (Очаков, Аджидер – ныне Овидиополь, Хаджибей – Одесса и Дубоссары), около 150 сел, населенных татарами и молдаванами, и ханские слободы, заселенные беглыми малороссиянами и великорусами-раскольниками; но в момент присоединения край опустел. Мейер полагал, что там было 120 тысяч населения, цифра явно преувеличенная[78]78
  Историко-статистическое обозрение Херсонской губернии. // Материалы для статистики Российской империи. СПб. 1839. С. 42.


[Закрыть]; на самом деле, как это видно из карты Екатеринославского наместничества, составленной не ранее 1790 года, там было 19 547 душ мужского пола[79]79
  Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Херсонская губерния. Ч. 1. С. 59–60.


[Закрыть]. Первые меры, принятые правительством для заселения новоприобретенной от Турции Очаковской области, были следующие: Екатерина II поручила губернатору Каховскому, прежде всего, обозреть страну, разделить ее на уезды, назначить места под города и представить обо всем этом план; во-вторых, отводить землю, как под казенные слободы, так и для помещиков, но не свыше той нормы, которая установлена была для Екатеринославской губернии, с обязательством заселить эти земли; в-третьих, следить за тем, чтоб казенные селения не соединялись с помещичьими; в-четвертых, принять меры для поселения арнаутов; в-пятых, оказать особенное преимущество в получении земель молдавским боярам; это были, так сказать, обычные средства Екатерины II и ее сотрудников[80]80
  Полное собрание законов Российской империи. Т. XXIII, № 17018 (Указ Каховскому от 26 января 1792); Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 2. С. 770.


[Закрыть].

Для приведения в исполнение этих предначертаний была учреждена уже по смерти Потемкина, в 1792 году, Экспедиция строения южных крепостей, во главе которой поставлен екатеринославский губернатор Каховский[81]81
  Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. Ч. 1. С. 217–218.


[Закрыть]; новые крепости велено было строить: 1) на Днестре против Бендер (ныне Тирасполь), 2) на Днестровском лимане (ныне Овидиополь), 3) у Хаджибейского замка (ныне Одесса), на развалинах Очакова на линии, идущей в лиман. Военное значение этих пунктов было невелико (исключая Очакова). В этой новой русской области важнее всего была ее южная полоса, прилегавшая к Черному морю. Здесь-το на месте турецкой крепости Хаджибей был основан город, которому суждено было занять первое место между всеми городами Новороссийского края. С постройкой Днестровской линии явилась возможность сосредоточить свои заботы исключительно на мирных культурных задачах.

Устраивая новые крепости в Новороссийском крае, правительство должно было позаботиться о контингентах на случай военных действий. Для этой цели оно пользовалось разнообразными в этнографическом отношении элементами – русскими (великороссиянами и малороссиянами) и иностранцами. И те обыкновенно представляли из себя в крае военно-земледельческое население. Таковы были казачьи полки, расположенные по крепостям Днепровской линии, потомки запорожцев – Черноморское казачье войско, выходцы-сербы, образовавшие гусарские полки и другие иностранные колонисты.

Делая общую оценку оборонительных мер, принятых правительством в Новороссийском крае, мы приходим к заключению, что в начале второй половины XVIII века они были еще довольно значительны, но потом мало-помалу ослаблялись, делаясь все менее необходимыми. В особенности это нужно сказать о том периоде, который начался с присоединения Крыма к России; тогда исчезла необходимость мелкой оборонительной партизанской войны с татарами, исчезла опасность постоянного нападения, которая угрожала оседлому земледельческому населению. Правда, и после 1783 года наступило еще время, когда Новороссийский край превратился в какой-то военный лагерь. Но это вызвано было второю турецкою войною, потребовавшею напряжения всех военных сил области; по окончании же войны, в царствование Павла Петровича и Александра I главная забота была направлена к развитию мирных культурных занятий под прикрытием русского войска и флота. Но первые зачатки этой мирной, культурной, так сказать, колонизации начались гораздо раньше, одновременно с чисто военной; с течением времени первая все более и более возрастала на счет последней, пока не сделалась господствующей. Не касаясь первых шагов ее, имеющих место в царствование Елизаветы Петровны и начале царствования Екатерины II, мы только остановимся на некоторых более выдающихся фактах, относящихся ко времени князя Г. А. Потемкина, который был назначен управителем Новороссийского края в 1774 году и оставался в этой должности до самой смерти своей в 1791 году. При нем и по его инициативе были построены все военные укрепленные линии, кроме последней Днестровской. Он заботился, как мы увидим дальше, об иностранной и народно-владельческой колонизации; но главная его заслуга состоит в постройке новых городов, первое место среди которых занимают Херсон, Екатеринослав и Николаев. Это были уже не только крепости, но и города в настоящем смысле этого слова. Таким образом, мы обращаемся теперь к характеристике правительственного градостроения, которое нужно признать второю формою колонизационной деятельности правительства. Излагая важнейшие факты, относящиеся к этому делу, мы будем помнить, что они должны нам дать материал для определения заслуг в этом деле самого Потемкина и его главнейших сотрудников.

Первый город, построенный по инициативе князя Потемкина, был Херсон; указ императрицы об его постройке относится к 1778 году и был вызван желанием иметь новую гавань и верфь поближе к Черному морю, так как прежние, например, таганрогская, представляли значительные неудобства по своему мелководью. Еще в 1775 году последовало повеление об устройстве гавани и верфи на Днепровском лимане при урочищах Глубокой Пристани и Александр-Шанце, но приведено в исполнение оно не было целых три года, так как затруднялись выбором места. В 1778 году императрица снова повелевает окончательно выбрать место для гавани и верфи на Днепре и назвать его Херсоном. Потемкин выбрал Александр-Шанц. Производство работ было поручено потомку известного негра и крестника Петра Великого Ганнибалу (Иван Абрамович Ганнибал, 1735–1801, генерал-цейхмейстер морской артиллерии. – Примеч. ред.). В его распоряжение было дано 12 рот мастеров[ых]. Под будущий город было отведено значительное количество земли. В крепость его прислано 220 орудий. Высшее руководство и главное начальство в этом деле было поручено князю Потемкину[82]82
  Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 27. С. 155.


[Закрыть]. Императрица в это время ведет постоянную переписку с Потемкиным о новостроящемся городе. «Спасибо, голубчик, и весьма спасибо за расторопное распоряжение о Херсоне; комендантство же смело изволь обещать Соколову. Верфи же хотя на три корабля, чаю, довольно будет»… «Спасибо и премного спасибо, – писала ему императрица в другом письме, – за прилагаемое попечение о Херсоне, а лесу сейчас прикажу Кашкину тебе дать, голубчику, на строение»… «Батя, что касается до Херсона, – читаем мы в третьем письме, – то мне все равно, где б ни стоял, лишь бы остановки у работы не было»[83]83
  Там же. С. 155, 156, 166.


[Закрыть].

Биограф Потемкина Самойлов о постройке Херсона сообщает нам такие подробности: первоначально был отправлен, по его словам, для приискания места под будущий город контр-адмирал Шубин; но Потемкин донес императрице, что выбранное им место ничем не защищено от Очакова. Императрица согласилась с представлением Потемкина и велела построить город в 35 верстах от днепровского устья. Город строился под непосредственным руководством Потемкина, который хотел сделать его столь же цветущим и знаменитым, как древний Херсонес Таврический; он рассчитывал устроить в нем все то, что Петр Великий в Петербурге, несмотря на его зыбкий болотистый грунт (адмиралтейство, карантин, пакгауз). Постройка не представляла никаких затруднений: каменоломня была почти в самом городе, по Днепру привозили лес, железо и все необходимые материалы. Лежащие в окружности города земли он раздавал для устройства загородных домов, садов и т. п. Через два года в Херсон уже приходили корабли с грузом под русским флагом. Со всех сторон устремлялись сюда промышленные люди. Иностранцы завели в нем коммерческие дома и конторы: французские торговые фирмы (барона Антуана и других), а также польская (Заблоцкого), константинопольская (Фродипга), австрийская (Фабри), русская (купца Маслянникова)[84]84
  Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 13. С. 156.


[Закрыть]. Очень важную роль в расширении торговых сношений города Херсона с Францией играл барон Антуан; в последнее время напечатана любопытная переписка его с известным графом Сегюром: в одном письме он, между прочим, писал: «стремление наше приобретать русские естественные произведения, удвоит производство их, а изобилие последних быстро повлияет на увеличение народонаселения, которое служит настоящим мерилом благосостояния государств»[85]85
  Там же. С. 158.


[Закрыть]. Русский зерновой хлеб он отправлял в Корсику, в различные порты Прованса, в Ниццу, Геную, и, наконец, Барселону[86]86
  Там же. С. 159.


[Закрыть]. Тот же барон Антуан составил любопытный исторический очерк торговых и морских отношений портов Черного и Средиземного морей; на основании его К. Юрченко (на самом деле П. О. Юрченко. – Примеч. ред.) написал историко-статистический очерк торговли города Херсона[87]87
  Там же. С. 165–179.


[Закрыть]. Как видно из этого очерка, Антуан ездил в Петербург и ходатайствовал о целом ряде льгот для основываемой им французской компании в Херсоне и вообще для иностранных купцов. Некоторые его просьбы были уважены (основание банковой конторы, свободный вывоз хлеба и леса и т. п.). Отправившись в Польшу, Антуан предложил польский товар отправлять не через Данциг и Кенигсберг, а по Днепру к Аккерману и по Бугу – к Очакову. Потом ему была оказана помощь французским правительством. Первый его корабль прибыл из Херсона в 1784 году с грузом конопли, пшеницы, чаю, льняного и конопляного семени. Он прислал туда солильщиков, бочара, свечного мастера и строителя плотов. Многие марсельские и херсонские купцы стали конкурировать с Антуаном в торговле с Южной Россией и Польшей через Черное море: в течение года прибыло 20 судов из Херсона в Марсель и 15 из Марселя в Херсон. Торговля велась со Смирной, Ливорно, Мессиной, Марселем и Александрией. Энергичным сотрудником Потемкина был известный Фалеев. Простой кременчугский купец, но энергичный, предприимчивый, он не удовлетворился своей прежней скромной деятельностью и рассчитывал выйти на более широкое и плодотворное поприще. Он предложил Потемкину на собственные средства очистить днепровское русло у порогов, чтобы сделать удобным речной путь из внутренних областей государства к Херсону. Цель не была достигнута, но, по словам Самойлова, уже в 1783 году прошли прямо в Херсон из Брянска барки «с железом и чугуном; также благополучно проходили суда с провиантом; за это Фалеев получил золотую медаль и диплом на дворянское достоинство[88]88
  Русский архив. 1867. С. 1213–1215.


[Закрыть].

По словам современного исследователя, в Херсоне работало множество солдат, получавших небольшое вознаграждение от казны. Кораблестроение привлекло сюда, кроме того, множество вольных рабочих, так что город все более и более возрастал. Местные припасы привозились из Польской и Слободской Украины. В это же время началась в Херсоне и заграничная торговля. Императрица, приехавшая в Херсон в 1787 году, осталась очень довольна, как это видно из письма ее к генералу Еропкину, и казармами, и крепостью, и каменными строением, и церковью, и адмиралтейством, и кораблями, и множеством разноязычного населения[89]89
  Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. Ч. 1. С. 146, 190–191.


[Закрыть]. Император Иосиф II, лично осмотревший Херсон, в общем, также остался доволен, но заявил, что большой торговли здесь никогда не будет[90]90
  Брикнер А. Г. Иллюстрированная история Екатерины II. Ч. 3. С. 416; Ч. 4. С. 616.


[Закрыть]. Лица, нерасположенные к Потемкину, например, Воронцов, отзывались дурно об этом новом «колоссе», как его называла императрица. Спрашивается, как примирить противоречивое известие источников? Какой взгляд установить на постройку Херсона и на результат энергии и забот самого Потемкина?[91]91
  Чирков А. Краткий исторический очерк города Херсона. // Памятная книжка Херсонской губернии на 1864 год. Приложение. С. 1–17; упадок Херсона автор объясняет, на наш взгляд совершенно основательно, – конкуренцией Николаева.


[Закрыть] К счастью, до нас дошли ордера князя Потемкина, заключающие в себе сведения о постройке города Херсона с 1781 по 1786 год включительно[92]92
  Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 11. С. 324–377.


[Закрыть]. Они дают нам возможность ответить определенно на некоторые существенные вопросы, относящиеся к этому делу. Заботы Екатерины II о новом городе объясняются, главным образом, желанием устроить в нем адмиралтейство, так как Азов и Таганрог не представляли значительных удобства в этом отношении. Кроме того, в Херсоне должна была быть воздвигнута хорошая крепость и коммерческая гавань.

Таков был проект, внушенный императрице Потемкиным. Новый город должен был действительно вырасти, как бы из-под земли, по мановению руки всесильного князя. В своем ордере строителю Ганнибалу он, между прочим, писал, что «вся ожидаемая от сего знаменитого для государственного здания (города Херсона) польза состоит в том, чтобы оное со всею возможною поспешностью, до наступления осени, если не совсем отстроилося, то, по крайней мере, все земляные работы, обеспечивающие те места, были действительно кончены»[93]93
  Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. Ч. 1. С. 135.


[Закрыть]. Конечно, так быстро отстроить город оказалось невозможным. С такою же лихорадочною поспешностью производились работы и в последующее время; Потемкин ожидал императрицу в 1784 году, как это видно из ордера его на имя Ганса. «Чтоб успешнее шло производство строений в Херсоне, то я за нужное считаю, не обременяя вас другими делами, оставить при одном строении, которое и рекомендую стараться всеми мерами умножить и совершенно в том успеть, ибо ея императорское величество в будущем лете самолично в Херсоне быть изволите»[94]94
  Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 11. С. 342.


[Закрыть]. Также заботился Потемкин и о быстрой постройке кораблей. «Между тем подтверждаю вам, – писал он капитану над портом Муромцеву, – и еще употребить возможное старание, чтоб работы корабельные шли с крайнею поспешностью, в чем и присылать ко мне еженедельно подробные рапорты…. Забота моя о производстве сего дела тем для меня важнее, что непременная ея императорского величества есть воля о крайнем в том попечении[95]95
  Там же. С. 344.


[Закрыть]. Все помыслы князя Потемкина были направлены к тому, чтоб новый город понравился императрице. Недостатка в деньгах быть не могло – Потемкину были предоставлены чрезвычайные полномочия, и он почти бесконтрольно распоряжался суммами. К сожалению, мы не знаем, во что обошлась правительству постройка нового «колосса», но, судя по тем цифрам, которые постоянно встречаются в потемкинских ордерах, можно думать, что сумма эта была весьма значительна. Приведем несколько отдельных случаев расходов. Ежегодно оставалась известная сумма на производство крепостного строения; в 1782 году, например, на сентябрьскую треть ассигновано более 155 тысяч рублей; но, независимо от этого, многие десятки тысяч рублей отпускались в возврат долга адмиралтейской суммы (более 60 тысяч рублей.); в 1781 году есть известие об израсходовании более 420 тысяч рублей; большие суммы затрачивались особо на покупку и доставку корабельных лесов (в 1783 году – 50 000 рублей), на наем плотников (на треть в 1785 году – 60 000 рублей) и т. п. В 1784 году по высочайшему повелению была отпущена для херсонского адмиралтейства экстраординарная сумма в размере более 1,533 млн рублей сверх тех денег, которые были выданы раньше на это дело и отпускались по штату ежегодно. «Что принадлежит до мест ассигнования, – пишет Потемкин Вяземскому, – то не представляется мне ни малого затруднения в получении оных из окрестных к Херсону губерний; оттуда и могу я прямо назначить подлежащие суммы, кому оные будут следовать». Вообще на экстраординарные траты Потемкин получал и экстраординарные суммы: например, на переселение церковников и калмыков 200 000 рублей. Потемкин не затруднялся в получении необходимых сумм: он требовал и получал их из петербургского и московского казначейств и разных казенных палат (орловской, курской, харьковской и других). Можно сказать, что вся Россия несла специальные повинности в пользу предприятий светлейшего князя. Кроме денег, к его услугам были и рабочие руки, и техник, и специалисты. Будучи генерал-губернатором громадного Новороссийского края, он, естественно, мог и сам выбирать необходимых ему лиц; но, кроме того, и правительство приходило в этом отношении к нему на помощь, так что он не мог пожаловаться на внешние препятствия для исполнения своих намерений. К его услугам были и войска, и казенные, и вольные рабочие. Для расчистки днепровского фарватера у порогов отряжено было три пехотных полка; для работ в Херсоне употреблялись солдаты и рекруты; для производства корабельного строения постоянно нанимались в Петербурге, Олонце и других местах плотники (более тысячи человек) и присылались казенные охтенские плотники: для того же херсонского адмиралтейства присылались рекруты из Казани; из Москвы отпускались немцы-кузнецы и т. д. Являлись по требованию Потемкина не только простые рабочие, но и ученые специалисты: врачи (из Азовской и Новороссийской губерний), садовники, живописцы и т. п. «Приехавшего из Петербурга живописца Федора Данилова, – пишет Потемкин Гансу, – употребить следует для писания вновь построенной залы в Херсоне, о чем дайте ему знать, препоруча ему ту работу и определя ему в помощь живописцев, из Петербурга в Херсон привезенных». Мало того, кроме денег и рабочих, Потемкин получал необходимые ему предметы натурою: отобранные от запорожцев ружья (из крепости святой Елисаветы), порох и селитру (из киевского цейхгауза), артиллерию с разными припасами (из крепости святой Елисаветы). Понятное дело, что при таком изобилии средств, при спешности постройки, контроль над истрачиваемыми суммами не мог быть значителен. Несмотря на то, что лица, заведовавшие постройками, кроме жалованья, получали и значительную прибавку из сумм, назначенных для херсонского строения, бывали случаи злоупотребления в расходовании денег. В этом был изобличен и один из строителей полковник Ганс, которому Потемкин писал: «Представленные от вас ведомости и книги расходов экстраординарной суммы ведены весьма беспорядочно и с таковым смешением, что при выдачах казенных рядом написаны партикулярные». Спешность работ должна была вредно отзываться и на самом качестве производимых предметов. Так оказывается, например, что суда строились из сырого, не высохшего еще лесу и потому быстро портились и делались никуда не годными. Итак, постройка Херсона велась на широкую ногу, и потому обошлась она правительству страшно дорого. Справедливость требует сказать, что сам Потемкин был истинным руководителем этого дела, заботился о скорейшем окончании его, и заботился не только о важных, но и мелочных обстоятельствах, к нему относящихся, и нетрудно догадаться, что главным двигателем его были честолюбие и славолюбие. Он не допускал критики, которая могла бы омрачить «оригинальную славу» императрицы и его самого. Весьма характерный в этом отношении факт – это его ордер главному доктору Самойлову: «В «Московских ведомостях» сего года под № 74 в артикуле «из Херсона» нашел я объявление Вашего сочинения: описание подробное херсонских болезней. Еще неизвестно, будет ли сделано таковое «описание» и послужит ли оное к пользе общей, но подобные объявления обнародованные делают весьма худое впечатление о стране той, особливо ж по далекому ее состоянию. Итак, желал бы я, чтоб известия о болезнях тамошних вступали в публику не прежде, как вместе с описанием свойства их и надежных средств, против них употребляемых». Речь идет здесь о весьма щекотливом предмете для Потемкина – повальной заразительной болезни, свирепствовавшей в Херсоне благодаря его болотистой почве; и вот светлейший князь боится, как бы сообщаемые в книге Самойлова факты не уронили его деятельности в глазах императрицы, как бы этим не воспользовались те, которые скептически относились к этому новому колоссу, основанному, подобно Петербургу, на болотах; в результате и явился ордер, заключавший в себе косвенное цензорское veto, так как ни Самойлов, ни тогдашняя медицинская наука не знали верных средств против болезни.