Текст книги "Радуга в пустыне"

Радуга в пустыне
Дмитрий Базанов

© Дмитрий Базанов, 2017

ISBN 978-5-4485-5509-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Метель обрушилась на поезд внезапно. Еще пять минут назад в чистом небе сияло яркое вечернее солнце, и расстилающуюся по обеим сторонам от железнодорожной насыпи коричневато-желтую пустыню было видно на много километров окрест, как вдруг окно купе, как занавеской, застлала белая пелена, а вагон заметно вздрогнул от зверской силы порыва налетевшего ветра.

Чижа такая перемена погоды ошеломила. Разумом он понимал, что беременная снежным бураном туча подкралась с противоположной от него стороны состава, что, скорее всего, ее принесло с отрогов тех далеких и мрачных гор, которые он видел, выходя полчаса назад из своего купе по нужде – но чувства его были в полном смятении. Молодой человек испытывал иррациональный страх, как будто был застигнут стихией не в жарко отапливаемом нутре могучего стального тела экспресса, а в продуваемой всеми ветрами голой пустыне.

Чиж опустил на окно штору и включил свет. Так ему было спокойнее среди этого внезапного снежного хаоса, пусть и сдерживаемого прочной обшивкой вагона.

В дверь деликатно постучали.

– Да-да? – Спросил он, запахивая на голой волосатой груди расстегнутый комбинезон (ему было жарко в купленной специально для поездки на север утепленной одежде). – Не заперто!

Дверь отъехала в сторону ровно настолько, чтобы пропустить в образовавшийся проем голову проводника и маленький кусочек метели, которую сдерживало окно напротив купе.

– Мы подъезжаем. Через полчаса прибываем в Лету.

– Спасибо. Скажите, а здесь всегда так часто меняется погода? – Спросил его Чиж. – Ведь только что было ясное небо!

Секунду проводник непонимающе смотрел на него, потом, привыкнув к тусклому свету слабенькой лампочки, заметил характерные для южан широкие скулы молодого человека, и редко встречающийся у жителей севера миндалевидный разрез глаз.

– Да вы ведь с Юга? – Спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Снегопады бывают часто, а ветры – так почти всегда, налетают с гор. А уж если с севера– так вообще шквалы. Даже движение тогда останавливают…

Когда проводник ушел, Чиж собрал свои нехитрые пожитки в большую дорожную сумку и выбрался в коридор размять ноги.

В купе кроме него, никого не было, да и во всем вагоне, насколько он понял, было пусто уже много часов – желающих ехать так далеко на север не находилось.

Метель ослабила свой натиск, и сквозь ее белую пелену проступила уже успевшая смертельно надоесть Чижу плоская, сухая и холодная, безжизненная желтая пустыня. Обильно сыпавшийся на нее снег едва скрывал ее наготу, жутковатую наготу трупа, проступавшую через прорехи в снежном саване. Тянувшаяся вдали горная цепь, еще несколько часов назад ощерившаяся на безоблачное небо блестящими клыками заснеженных вершин, теперь исчезла из вида, но ее мрачное присутствие ощущалось за невесомой метельной завесой; то, верно, было ощущение силы тяжести, исходившей от этого нагромождения исполинских базальтовых глыб.

Меж тем, поезд замедлил ход. Путей становилось все больше. Чиж заметил несколько семафоров, промелькнула за окном даже группа рабочих в ярко-алых светоотражающих жилетах поверх толстенных термокостюмов, копошившихся вокруг громоздкой путеремонтной машины. В противоположном направлении прогрохотал многотонный состав, груженый рудой – ее везли из шахт Леты.

Состав плавно причалил к длинной платформе. Чиж, путаясь в штанинах и рукавах, натянул поверх своего жаркого комбинезона массивный термокостюм и почувствовал себя в нем улиткой, втиснутой в чересчур узкую, «с чужого плеча», раковину.

– Маску бы надели. – Посоветовал ему проводник, когда Чиж протискивался мимо него в своем одеянии по ставшему вдруг узким коридору вагона. – А то нос обморозите, да горло обожжете – холодно…

В его голосе улавливались нотки какой-то обидно-снисходительной заботы – так разговаривают терпеливые родители с непослушными и неразумными детьми. Или житель севера с легкомысленно решившим посетить эти суровые края южанином…

– Спасибо. – Сухо поблагодарил проводника Чиж. – Счастливого пути.

Он ступил на платформу. В ту же секунду порыв ледяного ветра, несшего с собой мелкие колючие снежинки – остатки недавней метели – вперемешку с таким же мелким колючим песком ослепил его, словно кто-то бросил ему в лицо здоровенный снежок. Жестокий мороз вонзился тысячей мелких иголочек в носоглотку и легкие так сильно и неожиданно, что Чиж согнулся, как от удара, и мучительно закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

Бросив сумку, прикрывая лицо одной рукой в толстой рукавице, другой он нащупал в кармане термокостюма защитную полумаску, кое-как приспособил ее к застежкам-липучкам капюшона и, не решаясь еще дышать полной грудью, огляделся.

Метель подняла свой занавес так же быстро, как опустила полчаса назад; на очистившемся небе не было ни облачка. От узкого бетонного перрона вдаль, на сколько хватало глаз, убегала все та же пустыня, теперь бело-желтая, густо приправленная снегом. Далекие горы снова были хорошо видны, свет восходящего солнца резко вычерчивал все морщины и складки на их древней, миллиарды лет назад окаменевшей шкуре. Вокруг не было ни души.

Поезд, на котором Чиж прибыл в этот негостеприимный край, остановился на дальнем от станции пути, где-то на самой окраине железнодорожного узла, и он долго блуждал в лабиринте неподвижных составов, пока не отыскал затерянное среди этих тяжело отдыхавших стальных чудовищ небольшое двухэтажное здание, собранное из неокрашенных бетонных блоков, с крохотной выцветшей табличкой «Лета —пассажирская».

Здесь, впрочем, было пустынно: не было никого ни в крохотном зале ожидания, ни в кабинках касс. Во всем здании отсутствовали отопление и электричество – всюду искрился иней, а света низко стоящего солнца, проникавшего сквозь изукрашенные морозом окна, едва хватало, чтобы разогнать по углам густые сумерки.

Чиж поднялся на второй этаж, где располагались кабинеты станционного начальства. Здесь царил полнейший беспорядок, как будто некогда работавшие здесь люди покидали здание в страшной спешке. Двери кабинетов были распахнуты настежь, по полу разбросаны бумаги с графиками движения поездов. Поразительная, полная и, видимо, очень давняя тишина давила, от нее делалось жутко.

Молодой человек заглянул во все комнаты второго этажа. Везде был одно и то же: тишина и мороз. Мороз и тишина.

Чиж присел на ставший от холода твердым, как доска, диван в самом большом кабинете, принадлежавшем, видимо, начальнику станции. Надо было решать, что делать дальше – короткий день уже шел к концу, и ночевать в этом ледяном гроте ему вовсе не улыбалось.

Внезапно искрящийся инеем хрусталь тишины разбил резкий звук телефонного звонка, ударивший Чижа по барабанным перепонкам, даже сквозь толстый капюшон термокостюма, как кнутом – то ожил массивный черный аппарат на столе, остававшийся незамеченным за толстой кипой смерзшихся бумаг.

Вскочив и сбросив капюшон с головы (открытую кожу тут же обожгло морозом), Чиж сорвал трубку.

– Алло!

– Алло! Алло! – Послышался хриплый мужской голос. – Стан… Станция?

Человек на том конце провода тяжело и часто дышал.

– Это… Это не станция. То есть станция… То есть…

– Станция! – Неизвестный повысил голос почти до крика. – Станция! Подать немедленно семь пассажирских вагонов! Семь! Пассажирских! Поняли меня? Немедленно!

– Да не могу я! – Чиж теперь тоже почти кричал. – Не могу! Я не станция! Я Чиж! Инженер Чиж! Прибыл только сегодня. Вы понимаете меня?..

Некоторое время в трубке слышалось только тяжелое хриплое дыхание.

– Инженер Чиж? Да… Понимаю… Вас ведь не встретили? Сейчас… Сейчас пришлю за вами машину. Обо… Обождите.

– Слушайте, что у вас случилось? Я на станции, но тут никого нет, и отопление выключено… Алло!

Но неведомый собеседник уже повесил трубку.

Чиж некоторое время неподвижно стоял, тупо уставясь на покрытый инеем черный телефон, в надежде, что тот зазвонит снова, и что-то прояснится, что-то встанет на свои места.

Звонок незнакомца в давно мертвое здание почему-то вызвал у него смутное, но крайне неприятное, как зубная боль, чувство беспокойства.

От размышлений Чижа отвлек рев мощного двигателя. По почти угасшим уже, превратившимся из роскошных полотен мороза-живописца в серые прямоугольники окнам скользнул свет фар…

…Чиж залез в кабину грузовика и захлопнул дверь.

– Здорово! – Могучий детина в мятой рубахе с распахнутым воротом протянул ему руку. – Ты, значит, Чиж? А я – Натан.

В кабине было очень жарко, видимо обогреватель работал на полную мощность, и одетый в термокостюм поверх теплого комбинезона Чиж мгновенно покрылся потом.

– Сейчас свезем тебя в город, тут всей езды пятнадцать минут. – Говорил ему Натан, направляя махину грузовика между замершими стальными гусеницами составов. – А на станцию ты зря полез, нечего там делать, нет там никого давным-давно, а может, никогда и не было даже…

– То есть, как не было?.. – Чиж, пытавшийся в узком пространстве кабины освободиться от громоздкого термокостюма, замер, так и оставшись одной рукой в рукаве. – Как это не было?

Натан как-то странно взглянул не него и продолжал разглагольствовать, как ни в чем не бывало.

– Я, главное, руду отвез, разгрузился, смотрю – темнеет. А какая езда ночью, да по нашим дорогам? Ну, думаю, последняя ездка была, надо в город возвращаться, а тут выходит со мной на связь наш Главный, начальник автопарка значит, и говорит: так мол и так, прибыл к нам такой инженер Чиж. Прибыть-то прибыл, да забрел на станцию. Так вот, ты, значит, этого Чижа подбери да в Управление свези, а то замерзнет, мороз ведь…

– Подожди. – От жары, болтовни Натана и тряски в кабине Чижу стало муторно. – Подожди. Я так понял, пассажирская станция не работает. Так ведь?

Натан внезапно замолчал, опасливо косясь на Чижа. Тот выждал минуту и, не дождавшись ответа, продолжил.

– А разгружался ты на товарной станции? Значит, товарная-то действует?

– Действует, значит… Наверное… Я как-то не задумывался…

– Ну, поезда же отсюда уходят?

– Слушай, что ты пристал – станции, поезда! Если хочешь знать, они мне не интересны. Вообще, мое дело маленькое: руду возить, если хочешь знать. А что там куда уходит, что там откуда приходит – мне вообще по барабану. Может это фикция все, и нет станций вовсе, а ты мне только голову морочишь.

Между тем, попетляв между путей, они выбрались на простор тонувшей в подступавшей ночи холодной пустыни, прорезанный широкой гравийной дорогой, и Натан прибавил газ, погнав грузовик с максимальной скоростью. Далеко на западе, в бессильной злобе на умножающуюся темноту, сражался за крохотный кусочек неба догоравший закат.

Натану, в отличие от Чижа, молчание было явно в тягость, и он принялся болтать о том, как трудно возить многие тонны руды по здешним плохим дорогам, какой дурак начальник автопарка, и какие замечательные котлеты давали сегодня в автопарковской столовой на обед.

Чиж, стащив таки с себя жаркий термокостюм и поместив его на коленях, не слушал Натана и смотрел вперед, на бегущую навстречу в свете мощных фар дорогу.

«В конце концов, разве что-то страшное случилось? Ну, не работает пассажирская станция – какая в этом беда? Мало ли что не работает!» – Размышлял он. – «Грузовые составы отсюда уходят, я сам это видел, еще в поезде. Так что все нормально… Ничего странного, чего бы нельзя было объяснить… И вообще, чего мне переживать… Из-за пустяков… Зачем мне думать… Об этом…»

… – Чиж! Просыпайся! Да просыпайся же! Приехали!

Натан тряс Чижа за плечо. Он открыл глаза.

Кабину грузовика заливал яркий свет прожектора. Они стояли на небольшой бетонированной площадке перед высоким бетонным же забором.

– Мне машину в гараж надо гнать. А тебе в Управление шахт, в другую сторону… Тут в ограде ворота недалеко, дойдешь.

Чиж натянул термокостюм, наученный горьким опытом, прикрепил к капюшону полумаску, и вывалился из кабины.

– Ну, бывай. – Натан сверху махнул ему рукой. – Свидимся еще.

– Спасибо! – Сдавленный маской крик Чижа потонул в реве двигателя.

Махина грузовика-рудовоза снялась с места, развернулась, и исчезла в клубах мелкой, казавшейся в искусственном свете прожектора светло-серой, пыли.

Следуя совету Натана, Чиж побрел вдоль мощной, в три человеческих роста, бетонной стены, удивляясь, зачем понадобилось посреди необитаемой пустыни возводить этакую фортификацию. Но еще более его поражало раскинувшееся над ним огромное звездное небо. Ночь отдернула с его лица тончайшую синюю вуаль, эту иллюзорную преграду атмосферы, и из-за нее выглянула мириадами маленьких глаз-звезд бездонная чернота космоса.

Чижу было неуютно под его колючими взглядами. Он остро чувствовал сейчас свое одиночество – одиночество в пустыне, умноженное на одиночество в космосе. И если первый множитель из формулы можно было убрать, покинув этот ненаселенный и негостеприимный край, то второй, Космос, был константой, для Чижа неодолимой.

Идти было довольно легко, тем более что молодой человек не оказался в полной темноте – через каждые несколько сот метров на стене были установлены прожекторы. Чиж шагал по плотно спрессованному, поскрипывавшему под ногами песку от одного освещенного участка к другому.

Мороз, особенно ожесточившийся после заката, запустил свои когти сквозь многослойную синтетическую ткань и утеплитель к самому телу. Миновав пятый или шестой прожектор, Чиж уже начал подумывать о том, что Натан обманул его, что стена так и тянется на многие километры и ему суждено замерзнуть подле нее на холодном песке, как вдруг он увидел вдалеке огромные, в три человеческих роста, наполовину открытые металлические ворота.

Подойдя чуть ближе, Чиж заметил, что на створках ворот кто-то написал флуоресцентной краской:

«Лета. Управление шахт. Добро пожаловать».

2

Чиж, положив на колени скатанных валиком термокостюм и пристроив у ног дорожную сумку, восседал на обширном мягком диване в кабинете Главного инженера шахт.

Из широкого панорамного окна кабинета, расположенного на верхнем этаже бетонной громады здания Управления открывался великолепный вид на залитую лунным светом горную цепь.

Сами горы, так четко видимые при закате, сейчас, с наступлением ночи, превратились в неясные тени, таинственные и грозные.

Войдя в кабинет, Чиж представился и, постояв немного возле двери и не дождавшись ответа и приглашения сесть, опустился на диван.

За рабочим столом, в глубоком вращающемся кресле, вполоборота к Чижу, сидел молодой человек, на вид всего лет на пять его старше, невысокий, одетый в простой серый костюм и коротко стриженый. С того момента, как Чиж, скромно постучав, приоткрыл дверь и скромно же, бочком, проник в помещение, молодой человек не произнес ни звука, и даже не взглянул на посетителя. Он задумчиво смотрел вдаль, в только ему видимую точку на ночном небе за толстенным закаленным стеклом окна. В лунном свете его неестественно неподвижное, мертвенное лицо казалось изваянным в мраморе. Помимо полной луны, источником света в кабинете служила лишь крохотная настольная лампа.

Так, в полном молчании, прошло несколько минут. Чиж успел изучить обстановку кабинета, состоявшую из широкого дивана, стола, да заставленного папками стеллажа во всю стену напротив него, деликатно покашлять, в надежде привлечь к себе внимание, как внезапно незнакомец подал голос.

– Вам никогда не казалось странным, что гении, создавая свои лучшие произведения, подчас имели физический недостаток, который изменял их восприятие окружающего мира? – Спросил он вдруг, так и не изменив своего положения.

Этот вопрос до такой степени застал Чижа врасплох, что примерно с полминуты он изумленно смотрел на профиль молодого человека, не зная, что ему ответить.

– Я, собственно… По вопросу работы…

– Вот вам пример! – Молодой человек порывисто встал и, опершись руками о стол, впервые взглянул на Чижа ясными голубыми глазами. – Вот пример: Клод Моне под конец жизни болел катарактой, мешавшей ему видеть, искажавшей восприятие цвета – и все же он написал свои знаменитые «Нимфеи».

– Постойте. Меня зовут Чиж, я инженер, прибыл вчера…

– А Бетховен, что создал Девятую симфонию, будучи абсолютно глухим? Значит ли это, что для того, чтобы творить по-настоящему, Творить с большой буквы, человек должен неадекватно воспринимать действительность? – Продолжал неизвестный в сером костюме.

– Да послушайте же! Меня зовут Чиж, я инженер, меня пригласили сюда на работу. Прибыл вчера…

В хозяине кабинета вдруг произошла разительная перемена: он на несколько секунд замер, вновь уперев взор в окно, затем упал обратно в кресло, и спрятал лицо в ладонях и тихо заплакал.

– Вот. И всегда так… – Чуть слышно пробормотал он. – И вы тоже… Туда же… Зачем?..

– Ну что вы! – Чиж уже второй раз за несколько минут был обескуражен поведением своего собеседника. – Я ничего такого не имел в виду… Я просто хотел спросить…

Телефон на рабочем столе издал высокую трель звонка.

– Да! – Яростно рявкнул в трубку незнакомец. – Какая станция? Насчет пассажирских вагонов? Я же еще вчера распорядился! Да вы хоть понимаете… Да как вы… Чтобы немедленно! Без-от-ла-га-тель-но! Да. И доложить мне лично!

Опустив с грохотом трубку, человек в сером костюме уставился на Чижа так, как будто впервые его видел.

– А по какому вы, собственно, вопросу? – Спросил он. От недавних слез не осталось и следа, а голос его окреп.

– Да я уже вам объяснял! – Чиж начал терять терпение. – Я Чиж, инженер, прибыл в Лету сегодня, для работы…

– А! Работы… И кем же вы будете работать?

– Да это я у вас хотел узнать! Вы ведь Главный инженер шахт?

– Нет, что вы!..

– А кто же?.. – Чиж почувствовал, что от происходящего ему становится муторно, как недавно было муторно в кабине грузовика-рудовоза. – Кто же вы такой?

Незнакомец сидел молча, глядя куда-то мимо него.

– Так. Так… – Чиж встал с дивана, отошел к окну и несколько секунд смотрел на низко висящую над горами полную луну, ожидая, пока пройдет дурнота. – Значит, вы не главный инженер. А где мне его найти?

– Кого?..

– Главного. Инженера. Шахт. Где. Мне. Найти – Громко и раздельно произнес Чиж.

Молодой человек вдруг встал из-за стола и, подскочив вплотную к Чижу, схватил его за рукав.

– Слушайте, зачем вам это? Зачем? – Быстро-быстро зашептал он, оглядываясь почему-то затравленно по сторонам, словно в кабинете был кто-то еще, Чижу невидимый. – Зачем вы здесь, а?.. У вас еще есть возможность… Вы… Вы даже не представляете себе, что это такое! Это ужас, ужас! Сон разума! Это мрак! Погибель!

Чиж испуганно оттолкнул незнакомца и он, не удержавшись на ногах, рухнул плашмя на диван.

– Да вы с ума сошли! Мне надо поговорить с Главным инженером шахт! Вы понимаете меня? С Главным инженером.

– Погибель! Погибель и погибель!.. – Простонал молодой человек, зажмурив глаза, сморщившись и прижав руку ко лбу, словно у него сильно болела голова. – Это погибель. Как же вы не поймете?.. И никто не хочет понимать…

«Да он сумасшедший» – Подумал Чиж. – «Что же это такое?..»

Тут на столе снова деловито запел телефон.

– Это вас. Вас, вас, кого же еще? – Проговорил безумец, видя удивление Чижа. – Все правильно, все верно… А я тут пока полежу.

Он свернулся калачиком на диване, уткнувшись лицом в его спинку, и потерял к происходящему всякий интерес.

В нерешительности Чиж подошел к столу и поднял трубку.

– Алло?

– Инженер Чиж? – Спросил его бодрый мужской голос.

– Да, это я.

– Главный инженер говорит. Я полностью в курсе вашей ситуации, так что можете мне ничего не объяснять. Вы определены на пятый участок шахты Запад-два. Вам следует прибыть на ваше рабочее место не позднее десяти ноль-ноль по местному времени. В случае опоздания с вас будет взыскан штраф согласно Внутреннему положению о штрафах номер четыре дробь сто одиннадцать. Вам все ясно?

– Да, но как…

Обладатель бодрого голоса повесил трубку.

– …мне туда добраться? – Спросил Чиж у коротких гудков.

Первой его мыслью было перезвонить своему новому начальству, но лишь глянув на телефонный аппарат, он понял, что сделать это будет никак невозможно: кто-то тщательно выковырял у аппарата все кнопки, а отверстия залил эпоксидной смолой.

– А это совсем рядом. – Пояснил безумный молодой человек. Он вновь повернулся к Чижу, приподнялся на локте и с интересом его разглядывал. – Остановите рудовоз, который едет со станции, они сейчас все на Запад-два идут. Любой водитель вас с радостью подбросит, им ведь скучно целый день за баранкой, ни одной живой души, чтобы словечком перекинуться…

Ни слова не говоря, Чиж направился к выходу из кабинета. Но едва он взялся за ручку двери, как вдруг в спину ему ударил вопрос незнакомца в сером костюме:

– Постойте, а кто вы, собственно, такой? По какому вопросу?

Чиж со всей возможной поспешностью выскочил из кабинета главного инженера.

Новый день рождался медленно и в муках. Солнцу, видимо, тяжело было преодолевать порождаемую громадами гор силу тяжести, и оно карабкалось вверх медленно и постепенно, отдыхая подолгу на каждом вновь достигнутом градусе высоты.

Из просторной кабины рудовоза не было видно оставшейся за кормой пугающе-массивной горной цепи, зато на много десятков километров просматривалась пустыня с прорезавшей ее бетонной дорогой, наполовину занесенной песком.

– Значит, ты считаешь, что неадекватность восприятия – это необходимое условие гениальности, правильно я тебя понимаю?

Эти слова, произнесенные голосом, показавшимся Чижу знакомым, рывком вернули его к действительности, да так резко, что он непроизвольно охнул. Навалившаяся на него внезапно гамма ощущений была совершенно новой, пугающей: ему казалось, что долго-долго, так долго, что даже смысла не было говорить о времени в его человеческом измерении, он был развеян в пустыне, развеян над пустыней, развеян под небом, и вдруг, в один момент, его сознание просто сконденсировалось из этой неопределенной взвеси в кабине мчащегося по «бетонке» рудовоза.

Чиж был настолько ошеломлен, что некоторое время просто открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, не в силах ответить что-либо внятное собеседнику. Меж тем, тот совсем и не ждал ответа.

– Что ж, точка зрения твоя не лишена смысла. Даже некоторого изящества не лишена. – Продолжал знакомый Чижу голос. – Если вспомнить, хотя бы, «Нимфеи» Моне… Но! Позволь сказать тебе, дорогой друг, что есть одно большое «но»!

Чиж нашел в себе силы, чтобы повернуть голову в сторону водительского места. Там, весело улыбаясь, восседал его вчерашний знакомый – Натан, здоровый мужик в мятой клетчатой рубахе с закатанными по локоть рукавами.

– Позволь же мне задать тебе вопрос. – Отсмеявшись, но продолжая улыбаться уголками рта, произнес Натан. – А что же ты понимаешь под неадекватностью, и, соответственно, адекватностью восприятия?

Чиж сглотнул ком в горле и спросил каким-то странным, не своим голосом:

– Слушай, Натан… Ты извини, конечно, я задремал видимо… А куда мы едем?

Водитель рудовоза зашелся громким хохотом, лупя руками по огромных размеров рулевому колесу, а Чижу вдруг стало жутко: он понял, что абсолютно не помнит, ни как покинул здание Управления шахт, ни как сел в рудовоз Натана.

«А солнце ведь уже взошло… Значит, с разговора с Главным инженером прошло часов семь-восемь, не меньше!» – Подумал Чиж, чувствуя, как у него холодеют ладони. – «Что же я делал в эти семь-восемь часов?»

Натан тем временем отсмеялся, отер выступившие на глазах слезы, высморкался в огромный клетчатый платок, и, став абсолютно серьезным, сказал:

– На станцию мы едем, не помнишь разве? Сам же меня просил – отвези да отвези на станцию. Вот и едем.

– Но ведь мне надо на шахту! Шахта Запад-два, участок, по-моему, пятый. Меня работа ждет!

Натан присвистнул.

– Ну и ну! Значит, теперь шахту тебе подавай. А ты меня спроси: знаю я эту шахту?

– Мне говорили, что все рудовозы туда идут…

– Говорят – козлов доят! Не знаю я никаких шахт и знать не желаю. А вот станция – это всегда пожалуйста, станцию я знаю.

Чиж вспомнил пустынное, насквозь промерзшее здание станции, заблудившееся в железном лабиринте заброшенных грузовых составов, и уже зародившийся где-то в его животе страх ловко подпрыгнул выше и ухватился за часто забившееся сердце. Ему потребовалось несколько долгих минут, чтобы успокоиться и собрать вместе стайку разбежавшихся в испуге мыслей.

– Но вот после станции… – Начал он робко. – То есть, после того, как ты на станции разгрузишься, ты ведь вернешься на шахту?

Натан зло зыркнул на Чижа, едва повернув к нему голову, и ударил по тормозам.

Огромный рудовоз словно налетел на невидимую стену, попытался за счет огромной своей инерции ее перепрыгнуть и даже для этого присел до дозволенного рессорами подвески предела, но раздумал, боком пошел по бетону, вылетел с дороги и пропахал своими гигантскими колесами четыре сорокаметровые борозды в смерзшемся желто – коричневатом песке.

– Вылезай, приехали! – Крикнул Натан. – Чтоб ты своей шахтой подавился!

Дверь кабины распахнулась, впустив яркий солнечный свет и жгучий мороз, и здоровенный водитель, кашляя от обжигавшего легкие нестерпимо холодного воздуха, выпихнул слабо сопротивлявшегося Чижа из машины.

Двигатель взревел, колеса, пробуксовав немного, подняли целую тучу мелкого песка, и рудовоз стремительно помчался дальше по бетонному шоссе, через какой-то десяток секунд скрывшись из виду.

Чиж некоторое время стоял, глядя ему вслед. Потом вышел на дорогу и медленно побрел вдаль, к горизонту.

Несмотря на то, что взошло солнце, температура воздуха была ненамного выше, чем в предыдущую ночь. Ледяной ветер привольно гулял над равниной, поднимая по сторонам от дороги тонкие, грациозные пылевые смерчики в несколько метров высотой. Временами они подбирались ближе, выходили на бетон, и тогда от тихого шороха бесчисленных песчинок казалось, что пустыня шепчет какое-то злое заклинание на древнем, только ей известном языке.

До Чижа только сейчас начала доходить вся опасность его положения: один, среди безжизненной пустыни, на жестоком морозе. Была, конечно, вероятность, что кто-то, проезжая по дороге, подберет одинокого пешехода.

– «Но часто ли здесь ездят?» – Размышлял Чиж. – «Видимо, не очень – вон как дорогу занесло, местами едва проглядывает из-под песка».

Шум вертолетных винтов медленно внедрялся сверлом из сверхпрочного сплава в гранитный монолит тишины пустыни. Чиж услышал его задолго до того, как сам вертолет блестящей серебряной точкой появился на горизонте. Видно было, что он что-то ищет, рыская по курсу туда-сюда, на высоте не больше полусотни метров, распугивая мощными вихрями своих винтов местные робкие смерчики.

Пилот, видимо заметив Чижа, довольно круто развернул машину и, быстро снизившись, посадил прямо на дорогу, подняв вокруг себя огромную тучу песка.

Чиж, закрывая глаза рукой от мелких светло-коричневых песчинок, подбежал к вертолету. Дверь кабины отъехала в сторону, чья-то рука втащила его внутрь и машина тут же взмыла в небо, да так стремительно, что у Чижа потемнело в глазах.

Когда темная пелена рассеялась, он увидел, что летит высоко над пустыней, и лопасти несущего винта нарезают яркий свет восходящего солнца на тоненькие ломтики, оглушая своим свистом даже в почти герметично закрытой кабине.

Кроме Чижа, в кабине был только пилот – неопределенного возраста мужчина, нижнюю половину лица которого скрывала густая темно-русая борода, а глаза прятались за стеклами огромных солнцезащитных очков. Пилот был соединен со своей машиной, как пуповиной, длинным толстым проводом гарнитуры наушников.

Бородач пихнул Чижа рукой в бок и сунул ему точно такую же, как и него, гарнитуру.

– Ну, здравствуй, брат по несчастью. – Раздался в наушниках его голос. – Будем знакомиться: меня Максом кличут. Я врач.

– Чиж, инженер! А в каком смысле по несчастью?

– А ты еще не допер? – Спросил его Макс весело. – Я вот уже в первый день все понял.

– Да что понял-то?.. – Недоумевал Чиж. – Что тут у вас происходит?

– Массовое индуцированное безумие.

– Что-что?!

– Сумасшествие тут у нас происходит. Наведенное сумасшествие, с бредом и галлюцинациями.

– Как наведенное? Чем?!

– А хрен его знает! Может, в песках этих чертовых какой-то галлюциноген, может – от добытой руды излучение… Лично у меня башка ясно работает только в небе, как приземлюсь – нате, пожалуйста: провалы в памяти, видения… У тебя были уже симптомы?

Чиж вспомнил недавнюю поездку с Натаном.

– С памятью что-то не то. Часов семь – как корова языком…

– Ну, ясно, ты наш пациент!

– В каком смысле – пациент?

– Да мы тут организовали вроде как группу самолечения – нашли заброшенную шахту, оборудовали там жилье и пытаемся не поехать окончательно, в меру сил конечно. На вертолете вот летаем по очереди – вроде как психотерапия, вспоминаешь как это – быть нормальным.

Чиж некоторое время молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Его рассудок попытался ухватиться за всплывшую в памяти тонкую соломинку.

– Послушай, Макс, а ведь я вечером разговаривал по телефону с главным инженером шахт. Он мне не показался сумасшедшим.

– Главным инженером… – процедил сквозь бороду пилот. – Главным инженером… Если бы ты его только увидел, ты бы понял, что почем. Это… Нет, мне трудно тебе сейчас объяснить. Может, сам потом…

В наушниках повисла тишина, оттеняемая гулом бешено вращающихся лопастей. По едва различимой внизу нитке бетонного шоссе прополз рудовоз, кажущийся с высоты крохотной букашкой.

Чиж глубоко вздохнул.

– А может быть, ты меня подбросишь на станцию? Пассажирскую, товарную – все равно.

Макс внимательно посмотрел на Чижа поверх солнцезащитных очков.

– Станцию? Так станцию уже три года как взорвали. И товарную, и пассажирскую.