Текст книги "Последний рубеж"

Глава 6

Осень 2011 года. Нью-Йорк. Сэнди

В первые два месяца их медовых встреч были цветы, подарки, рестораны и концерты. Однако Сэнди продолжала держать дистанцию, чем еще больше привязывала к себе Ника. Но однажды в одно осеннее теплое утро всё поменялось.

Ник вышел на пробежку. Беговая тропинка вела через парк, вдоль дороги, затем мостик через малую речушку к лесополосе, потом мимо небольших строений возвращалась в парк. И только в одном месте нужно было пересекать узкую полосу автодороги. Он привычным движением вставил в уши наушники, включил плеер на телефоне и сделал первые шаги. Медленно, быстрее, вот, наконец, и нужный ритм бега, в такт AC/DC.

Ник уже заканчивал пробежку, когда, перебегая зебру, он ощутил сильный толчок в бедро, затем полёт короткий, тяжелое падение на асфальт. Первый удар ему пришелся на затылок, потом плечо и локоть. Пытаясь встать, он потерял сознание.

Из машины вышла дама на высоченных каблуках и в ступоре остановилась, впившись глазами в обездвиженное тело.

– Э-э, ты чего? – только и выговорила она, потом внимательно посмотрела по сторонам и подошла к Нику. – Вставай давай.

Она легонько потолкала его в плечо. Никакой реакции.

– Ой, мамочки, – она сморщила свое лицо в мочёное яблоко и почему-то нервно стала вытирать красную помаду со своих губ, – что же делать-то? Алло, мужчина, просыпайтесь!

Наконец она прочмокала к машине и вытащила из нее телефон.

– Дорогуша, – произнесла она в трубку, – ты только не ругайся, тут какой-то спортсмен помял нашу машину. Я лишь чуток его толкнула. Что делать?

На том конце, видимо, стали задавать вопросы. С каждым вопросом в трубке повышался градус эмоций.

– Совсем чуть-чуть. Фужер шампусика, – ответила дамочка, когда услышала в трубке ругательства.

Она простояла еще пару минут, внимательно вникая в наставления, что дальше делать.

– Я поняла-поняла, – дама уже садилась обратно за руль. – Нет, совсем никого. Хорошо-хорошо, уезжаю.

Придя в себя, Ник увидел перед глазами белый потолок. От левой руки куда-то вверх тянулся шланг, из трубочек в носу струился кислород, двигать рукой мешал тяжелый гипс, а шею как будто бы к кровати приковали. И мысли сдерживала вата, и в мозг по каплям стучал пульс.

Свободно можно было водить только зрачками. Он посмотрел налево – там окно. Потом направо – человек.

Девушка. Она сидела и дремала, и то, что он очнулся, пока не замечала. Из-за потока света с потолка Ник не мог разглядеть – кто она. В этот момент в палату вошла медсестра. Девушка очнулась и прижала к лицу ладони, давая себе еще пару секунд, прийти в себя. Ник пригляделся и увидел Сэнди. Но вот обрадоваться не успел – его опять накрыл тяжелый сон.

Он провалялся на больничной койке около двух недель, и Сэнди приезжала к нему каждый день, когда была не в рейсе. Выписавшись, Ник на такси приехал в свою квартиру и в первый же вечер пригласил ее на ужин, который заказал в хорошем ресторане.

Сэнди пришла… и не ушла, осталась. А еще через четыре недели Ник вернулся к полётам.

Они и жили, и летали вместе. Но свои отношения от коллег старались держать втайне. То была просьба Сэнди, хотя Ник и не совсем понимал зачем. Но надо так надо. Так незаметно прошло полгода. И однажды, проходя мимо ювелирного магазина, Ник увидел красивое колечко. Что-то торкнуло его. Он встал и задумался. Ему под сорок, а он всё не женат и без детей.

Что дальше? Сэнди или же искать другую?

Зачем искать другую, если любишь? А если вдруг возьмет, да и откажет? Зачем-то же она скрывает их отношения! Да нет, ну как ему, красавцу-командиру, кто-то откажет? Ну что за бред!

Ник вошел в бутик, где к нему сразу вышла красотка-азиатка. Он направился к витрине и показал ей на кольцо. Продавщица издала своей улыбкой слепящее глаза сияние.

– Ни одна женщина перед таким не устоит, – медленно произнесла она по-английски, надевая на руки белые перчатки.

Ник посмотрел на ценник и подумал, что она права.

– А вы ваши гороскопы совмещали?

– Ну конечно! – зачем-то соврал Ник.

– Тогда положите это кольцо дома, на алтарь, если есть. Если нет, то рядом с чем-то святым, и подождите три дня. Если за это время не произойдет ничего дурного, болезнь, ссора или смерть, значит, всё складывается благоприятно, и духи к вам благоволят. Таковы наши национальные традиции.

– Как раз через три дня прилетим в Лос-Анджелес, встану на колено и прямо на взлётке попрошу ее руки!

Девушка взяла кольцо и поднесла его под лампу. Камень заискрил бенгальским огнем. Затем бережно, с особой заботой она уложила его в бархатную коробочку и еще раз улыбнулась Нику.

– Запомните, три дня, – произнесла она на своем языке, но тут же перешла на английский, – и будьте осторожны, эти три дня особенные.

– Я вас не совсем понимаю, – Ник виновато улыбнулся, пытаясь сообразить, о чём она говорит.

– Будьте счастливы, сэр, – девушка подала ему красивый конверт на красных веревочках. Затем с достоинством поклонилась. – Приходите к нам еще, цзай дзян.

Осень 2011 года. Взлёт. Турбулентность

В тот вечер, когда уже стемнело, шел сильный дождь со снегом, а сбоку круто дул норд-ост. Огромная крылатая машина с надписью «Selta» на боку молча ждала полной посадки, которая была почти завершена. Пассажиры суетились и рассаживались по своим местам, а стюардессы одну за другой закрывали багажные кабины. Но дверь не запирали, все ждали капитана.

– Здравствуйте, капитан Вильямс, – привычно произнесла встречающая его стюардесса, когда он входил в самолёт.

– Добрый вечер, Сэнди, – как всегда, сдержанно ей улыбнулся капитан. – Ну и погодка, не правда ли! Принесите мне, пожалуйста, чашку кофе с аспирином.

– Да, сэр, – потупила в пол глаза стюардесса.

Она знала, что это означало. Это полчашки коньяка, полчашки кофе. Она бы принесла это лекарство безо всякой его просьбы.

Вчерашний вечер начинался в ресторане, затем перешли в бар, потом нырнули в клуб. Вернувшись в номер глубокой ночью, заснуть смогли только под утро. Будильник прозвенел около двух дня. Сэнди выскочила из постели и помчалась в свой номер. Ник встал с кровати, умылся и с трудом оделся. Несмотря на то, что он проспал больше шести часов, его всего трясло. Сказывались разные напитки. Вино, коньяк, затем зачем-то ром и виски. С какого-то момента, что было дальше, он плохо помнил.

Надо попробовать что-то съесть. Он спустился в ресторан. Обед у него вызвал отвращение, и Ник с трудом лишь выпил чашку кофе. Ему срочно нужно поправить здоровье. Но как?

И тут Ник вспомнил, что Сэнди вчера в клубе купила себе парочку таблеток. Вроде как амфетамин. Он поднялся в номер, открыл прикроватную тумбочку и увидел голубую пуговку. Задумался. Он ни разу не курил конопли, не употреблял наркотики и не принимал экстази. Но сейчас его разбирало на части похмелье и усталость, а ведь совсем скоро нужно садиться за штурвал. Посомневавшись, Ник протянул руку к таблетке, достал ее и повертел в руках. Налил в стакан минералки и… выпил.

Эйфория почти мгновенно овладела его телом, душа поймала чувствительный подъем. Откуда-то пришла раскрепощенность и пару килотонн энергии. Хотелось с кем-то пообщаться и, может, даже и потанцевать. Усталость как рукой сняло. Уже через пятнадцать минут Ник готов был вручную разогнать свой «Боинг».

Через пару часов как ни в чём не бывало он шел по стеклянному мосту к служебным воротам, а еще через двадцать минут попросил Сэнди принести кофе с аспирином.

– Добрый вечер, капитан, – поприветствовал его второй пилот в кабине.

– Привет, – откликнулся Ник, – предполётная завершена? Мы разве уже летали вместе?

– Нет, сэр, не летали. Я Бобби Гейтс, рад нашему знакомству, – он привстал и неловко протянул Нику руку.

– А где мой Дэвид? – удивился Ник.

– Точно не знаю, мне позвонили из службы планирования три часа назад и поставили на рейс, – второй пилот явно смущался. – Я и сам не очень рад! Как видите, у нас сегодня «камни с неба».

– Я вижу, Бобби, вижу, – ответил Ник. – Если «кишку» уже отстегнули, и всё готово, тогда давай на взлёт.

– Да, сэр, начинаю движение, – второй пилот переключил пару тумблеров на панели приборов и стал осторожно выводить огромную машину на нужную полосу.

– Вышка-старт, добрый вечер, это Сельта четыре четверки на предварительном, разрешите исполнительный.

– Сельта четыре четверки, это Вышка-старт, исполнительный разрешаю.

Огромный самолёт стал плавно двигаться вперед, удаляясь от здания аэропорта. Дойдя до взлётной полосы, второй пилот остановил машину секунд на пять и так же медленно повел ее вперед направо.

– Вышка-старт, занимаю полосу двадцать четыре – исполнительный, – второй пилот поправил наушник с микрофоном. – Сельта четыре четверки к взлёту готов.

– Сельта четыре четверки, это Вышка-старт, взлёт разрешаю, боковой триста градусов, тридцать узлов, – и дальше не по протоколу, – удачного полёта, ребята, с погодкой вам свезло.

– Вышка-старт, это Сельта четыре четверки, взлетаю.

Тяжелая машина еще стоит на месте, когда лопасти турбины начинают напряженную борьбу с тормозами на шасси. Тяга увеличивается, а второй пилот всё продолжает медленно добавлять обороты двигателям. Вот в нужный момент он снимает двести тонн с места, машина делает рывок и резко начинает свой разгон. Длинные крылья отбивают дробь в такт быстрому движению. В лобовых окнах кабины пилотов замелькала разметочная полоса. Быстрее, быстрее, еще быстрее.

– Показания бортовых приборов в норме, индикаторы скорости работают нормально, скорость восемьдесят узлов… сто… сто двадцать…

Под доклад второго пилота самолёт сильно толкает шквальным ветром в правый борт.

– Боковой ветер тридцать узлов, сэр.

– Вижу, – произнес Ник, внимательно следя за разбегом.

– Скорость сто двадцать… сто тридцать, – продолжил отсчет второй пилот.

– Отрыв! – прозвучала команда капитана, и под громкий вой мощных турбин оба пилота потянули штурвалы на себя.

– Есть отрыв! – вторил ему пилот.

Величественная птица плавно задрала нос кверху, оттолкнулась от бетонки и медленно вошла в воздушное пространство. Со стороны казалось, что она не торопилась и в какой-то миг даже чуть застыла на месте.

– Убрать шасси, – приказал капитан в ту секунду, когда самолёт опять тряхнуло под натиском дождя и ветра.

– Есть, убрать шасси, – ответил Бобби. – Вышка-старт, взлёт произвел.

– Четыре четверки, это Вышка-старт, набирайте эшелон десять ноль, влево курс два пять.

– Вышка-старт, вас понял, девять ноль, влево два пять, – ответил диспетчеру Ник.

От сильной тряски «обезболивающее» теряло свои свойства, и голова опять гудела.

– Пора нам выбираться из этого дерьма, – он сжал штурвал покрепче и потянул его на себя. – Ну, дергай за «рога», Бобби, чего сидишь?

И самолёт уверенно изменил угол, да так, что пассажиров вжало в спинки кресел. Ник еще добавил оборотов двигателям, отчего звук в салоне стал напоминать жужжание огромного миксера, который и должен был бы разогнать все тучи за бортом.

Должен, но не разогнал.

Машина всё быстрее и быстрее карабкалась наверх. Тряска увеличилась. В салоне стали слышаться крики женщин и детей. Даже мужчины вцепились в ручки кресел, крепко упершись ногами в пол, они отчаянно пытались перебороть свой страх. Кто-то молча, а кто-то с тихим воем.

– Диспетчер, это Сельта четыре четверки, – запросил Ник, – нам надо три ноль влево, там зона поспокойней.

– Сельта четыре четверки, это Вышка-старт, три ноль влево разрешаю.

– Диспетчер, это Сельта четыре четверки, выполняю три ноль влево.

Ник сделал осторожный маневр и продолжал тащить наверх огромный борт сквозь облака, грозу и гром. Эшелон четыре, пять, шесть, но облака всё не кончались и, казалось, что бешеная тряска сейчас разложит на молекулы эту огромную машину.

– Бобби, – обратился капитан к бледному пилоту, – а ты не слышал, что этот «бобик» взлетать умеет вертикально?

Второй пилот повернул голову к командиру и удивленно спросил:

– Вы хотите это проверить, сэр?

– Расслабься, Бобби, я пошутил! Попробуем потом.

Эшелон семь.

От напряжения у обоих пилотов стали мокнуть рубашки. Тряска становилась критической. Ладони Ника побелели от напряжения, а мышцы рук уже устали.

Восемь.

Как же так, просвета всё не видно. По всем законам они уже должны выскочить из этой зоны облаков.

Девять…

И вдруг машину, как мячик из воды, выбросило на чистый разреженный воздух. Звёздное небо, полная луна и тишина. И тряски нет в одно мгновение. На долю секунды всем на борту показалось, что они испытали невесомость.

– Как говорится, сохраняйте спокойствие! – пошутил Ник. – Экипаж и бортпроводники подготовлены к действиям в аварийных ситуациях.

– Сплюньте, капитан! – Бобби явно было не до шуток. – Не приведи Господь.

И оба с облегчением выдохнули полной грудью. Ник сбавил обороты у движков и плавно выровнял линию горизонта.

– А вот теперь, Бобби, врубай свой автопилот, нам нужно отдышаться.

– Есть, сэр, перехожу на автопилот, – второй пилот выполнил команду.

Ник откинулся на спинку, закрыл глаза и задремал. Проспал он в таком положении не меньше часа…

* * *

Я смотрел на огонь и молча слушал Ника. Вокруг нас была темень, которая так хорошо помогала рисовать моему воображению все детали, все мелочи, все чёрточки этой картинки. Я вспомнил свой перелёт сюда через Атлантику. Нет, нас, конечно, потрясло, но это были цветочки по сравнению с тем, о чём сейчас поведал Ник. Однако же я немного поспешил, решив, что окончание истории уже совсем близко.

Ник продолжал молчать, затем глотнув виски, решил продолжить:

– Всё началось в пять утра. Полёт проходил в штатном режиме: строго на восток, над Тихим океаном, высота двенадцать тысяч метров, борт шел на автопилоте, скорость около восьмисот километров в час[9]9
  В отдельных главах для удобства читателей английская система мер: узел, фут, миля, фунт, будут заменены на международную систему единиц: километр, килограмм, цельсий и так далее.


[Закрыть]. Неожиданно небольшой боковой ветер вверг самолёт в легкую тряску. Не страшно. Но уже через десять минут поток резко окреп, а второй двигатель внезапно начал терять тягу, и через пару минут мы заглянули в глаза смерти…

Осень 2011 года. Небо. Падение

– Дамы и господа, говорит капитан корабля. – Ник вышел на громкую связь со спящим салоном. – Мы входим в зону турбулентности, просьба всем пристегнуть ремни.

Бортовой инженер склонился над приборами и послал команду двигателю на ускорение. Двигатель не среагировал, а самолёт начал терять скорость. И в этот момент Ник не поверил своим глазам – четвертый двигатель заглох. На высоте двенадцать тысяч метров летел один из самых тяжелых самолётов в мире! И летел он на двух с половиной двигателях!..

– Удержать высоту не удастся, – сказал Ник и повернулся ко второму пилоту, – Бобби, что делали на земле с этим четвертым двигателем?

– Ремонтировали, сэр, – на лбу Бобби проявились крупные капли пота. – Предыдущий экипаж по возвращении доложил о неполадках. Может, не всё исправили?

– Запросите центр Окленда на более низкий эшелон!

– Есть, сэр! – и Бобби сразу же сообщил в микрофон: – Центр Окленда, это Сельта четыре четверки, у нас отказ четвертого двигателя, запрашиваю девятый эшелон.

– Сельта четыре четверки, девятый эшелон разрешаю.

К моменту разрешения самолёт уже и сам снизился на один эшелон.

– Бортинженеру запустить четвертый двигатель, – у Ника еще теплилась слабая надежда, но двигатель опять не среагировал.

– Нет реакции, – доложил он, – капитан, у нас сильный крен вправо. Скорость падает.

– Сельта четыре четверки, говорит Центр Окленда, для вас приготовлен курс два сорок.

– Центр Окленда, говорит Сельта четыре четверки, принимаем курс два сорок.

– Капитан, мы продолжаем снижение, – отчеканил второй пилот.

Ник задумался. Каждая секунда в такой ситуации может стать решающей. Пока еще всё под контролем, однако что-то ему подсказывало, что скоро всё изменится и не в лучшую сторону.

– Нос вниз, – отдал неожиданную команду Ник, в надежде увеличить скорость.

Самолёт начал снижение, но и это не помогло, крен самолёта продолжал увеличиваться. Тогда Ник принял решение отключить автопилот и перейти на ручное управление. Самолёт резко дернуло, в салоне попадала посуда и сумки из багажных отделений. Раздались редкие возгласы пассажиров, а борт тем временем, продолжая терять высоту, вошел в густые облака. Оба пилота теперь не видели линию горизонта, по которой необходимо удерживать самолёт.

Ник бросил взгляд на показатель АИН и почувствовал, как у него зашевелились волосы. Этот прибор не показывал линию горизонта, он был полностью черным. Теперь Ник не мог знать, где земля, а где небо. Каким образом прибор мог внезапно выйти из строя, было неясно. И тут у Ника закралось страшное подозрение – прибор не видит горизонт. Борт мчится носом прямо в землю? Только в этом случае прибор мог показывать всё черным.

– Нет, чертовщина какая-то, не может быть такого, – тихо обронил Ник.

Катастрофа мощным рывком вторглась в его полёт, и он впервые не отдавал себе отчета, что надо делать.

Между тем в салоне самолёта творилось ужасное. Всё то, что не было закреплено, стало летать в воздухе, биться о стенки, пассажиров, потолок. Стюардессы ничем не могли помочь, так как сами были пристегнуты и вдавлены в кресла. Из багажных отсеков полетела последняя ручная кладь. Раздавались стоны и крики. В салоне отчетливо был слышен треск заклепок, будто бы пули бьются об обшивку самолёта. Кто-то вцепился руками в ручки кресел, кто-то уперся в переднюю спинку, но все, абсолютно все издавали панический вой смерти. В этот момент мало кто сомневался, что самолёт неуправляем и падает тяжелым камнем в океан.

«Конец совсем близко?» – спросил себя Ник.

– Второй пилот, доложить высоту! – Ник изо всех сил тянул вибрирующий штурвал на себя, через который к нему в душу вползал холодный липкий ужас.

– Седьмой эшелон, сэр, – Бобби каким-то образом еще сохранял силу духа, – первый, второй двигатель, сэр, потеря тяги. Скорость растет, капитан, у нас что, свободное падение?

– Да, чёрт возьми, у нас свободное падение, – Ник сам удивился, что на вкус эти слова были довольно пресные и обычные.

Слова имеют вкус?

Да что вы, у нас тут всего-то на всего свободное падение, и что тут необычного?

Он уже давно ощущал, как тело вжимает в кресло, будто бы он сидит в капсуле снаряда для тренировки космонавтов. Невыносимая перегрузка не давала сосредоточиться и принять решение, которое еще могло исправить положение.

Могло ли?

Неуправляемых две сотни тонн железа падают в море. Да тут сам Бог должен раз пять подумать, прежде чем прийти на помощь, а что может сделать он, простой и смертный человек.

«Нет, самолёт падает вниз, и самое страшное, что он входит в штопор, из которого даже при полноценной работе всех систем управления и двигателей вывести его уже будет невозможно! – кто-то мысленно стал разговаривать с Ником. – Конец совсем близко!»

Ник опять сам себе удивился, как спокойно он отреагировал на эти слова.

«Времени у тебя нет, – чей-то голос в мозгу его не унимался, – лишней доли секунды нет, Ник, давай же, делай что-нибудь, скотина».

– Бортинженер, запустить четвертый двигатель, – Ник и сам знал, что отдает бессмысленный приказ.

– Зажигания нет, сэр, – успел сказать бортинженер и, не удержавшись, отлетел назад к стенке. Его там так же сильно прижало, как и Ника, к креслу.

– Сэр, пятый эшелон, – Ник почему-то не удивился, что второй пилот продолжал докладывать. – Сэр, мы приблизились к скорости звука.

Ник необъяснимым чувством понимал, что шансы еще есть, и надо продолжать бороться. Его этому учили. Учили на земле. Через мгновение еще совсем туманно он ощутил, что машина слабо среагировала на его управление. Он потянул на себя штурвал сильнее, и самолёт на огромной скорости стал менять свое направление. И Ника, как и всех на борту, смертельно вдавливало в кресло.

Сила тяжести возросла многократно, перегрузки на организм достигли космических масштабов. Возгласы в салоне стихли. Многие пассажиры теряли сознание. Приборы показывали, что скорость самолёта снижается, но падение продолжалось, только медленнее.

– Это наш шанс, – сам себе сказал Ник, – запустить четвертый двигатель.

В сотый раз бортинженер потянулся к панели приборов, но двигатель не отвечал.

– Капитан, – Бобби посмотрел на Ника, – второй двигатель горит.

И в эту же секунду машина второй раз нырнула носом в бездну. Второй раз, но уже с высоты пять тысяч метров. Сомнений больше нет, самолёт целился в море, и ему ничто уже не могло помешать разбиться.

«Мы проиграли», – с поразительным спокойствием Ник думал о том, каким оно будет – столкновение с водой.

От давления на корпус сорвало нижнюю механическую дверь. За эти долгих шестьдесят секунд машина упала на шесть тысяч метров. Ник понимал, что с высоты – ниже три тысячи самолёт уже не спасти.

– Где небо, чёрт возьми, где небо? – его эмоции впервые пробились наружу. – Куда же надо выводить машину?!

И тут борт неожиданно выскочил из облаков. Словно в увеличительном стекле прямо перед Ником плескался океан.

«Сколько до него? Минута?» – спросил себя Ник.

«Двадцать! – чужой голос опять ворвался в его мозг. – У тебя есть последние двадцать секунд. Один двигатель еще с тобой, сильней тяни за “панты”[10]10
  Панты – здесь рога оленей.


[Закрыть]. Ты видишь горизонт, выравнивай железку!»

– Высота три тысячи пятьсот метров, – доложил второй пилот.

– Я вижу горизонт, Бобби, тяни на себя, выравнивай, мать его! – Ник посмотрел на АИН, который заработал как ни в чём не бывало.

Значит, он был прав. И в этот самый страшный момент, когда, казалось, шансов почти нет, невероятным образом запустились оба двигателя.

Ник и сам не мог поверить в свои догадки, но только этим можно было объяснить внезапный запуск двигателей. Оставался не рабочим всё тот же, четвертый, с которого всё и началось.

«Кислород, мать твою! – кто-то продолжал долбить дятлом его сознание. – Ведь я же говорил тебе про кислород. Запускай четвертый, он заведется, чего ты медлишь, падла?!»

– Запустить четвертый двигатель!

Бортинженер с трудом потянулся к панели приборов и переключил тумблер.

– Четвертый двигатель запущен, капитан, – просипел бортинженер при слове «запущен». – Как? Как вы могли знать, сэр? – подал голос Бобби, в глазах которого Ник заметил слёзы.

– Экипаж, внимание! – голос Ника дрожал. – Самолёт управляем, держим линию горизонта и набираем высоту.

Несмотря на многократные перегрузки, самолёт всё же слушался капитана и шел наверх. Измотанный экипаж перевел дух. У Бобби помимо рук дрожали ноги. И от страха, и от перенапряжения. Ник смог немного откинуться на спинку и глубоко вздохнуть. Опасность отступила.

Как там пассажиры? Как Сэнди?

Он включил тумблер микрофона.

– Дамы и господа, с вами говорит капитан корабля, – Ник старался придать своему голосу спокойствие, но у него это плохо получалось.

Он сделал паузу, еще раз вдохнул воздух и уже без всякого официоза спросил:

– Кто-нибудь ранен? На борту есть врач?

Салон молчал. Было тихо. Несмотря на многочисленные ранения, кровь на лицах, ушибы и переломы, пассажиры молчали. Молчали и не просили о помощи. Никто не говорил, не стонал и не мычал. Не было сил. Ни физических, ни душевных, ни эмоциональных. Никто не знал, выживет он или умрет.

– Сельта четыре четверки, говорит Центр Окленда, слышите меня? Вы можете управлять самолётом?

– Центр Окленда, говорит Сельта четыре четверки. Высота восемь тысяч, у нас аварийная ситуация, горит второй двигатель. Самолёт контролируем.

– Сельта четыре четверки, говорит Центр Окленда, устанавливаем для вас прежний курс. Даю приоритет. Вы хотите отклониться от курса?

– Центр Окленда, говорит Сельта четыре четверки. У нас как минимум несколько раненых на борту. Мы объявляем Mayday[11]11
  Mayday – международный сигнал бедствия.


[Закрыть] и хотим получить прямой маршрут на Сан-Франциско. Дайте нам чистую дорогу.

– Сельта четыре четверки, говорит Центр Окленда, дорога чистая. Приземление на ваше усмотрение.

– Центр Окленда, говорит Сельта четыре четверки. Принято.

Впереди показалась береговая линия. Ник начал осторожное снижение. Спуск, но задние элеваторы, контролирующие высоту полёта, не работали. Без них такой большой самолёт, который и в штатном-то режиме очень медленно реагирует на команды, посадить будет очень не просто. Ник понимал, что в этой ситуации он сможет приземлиться, только меняя мощности двигателей.

Машина пересекла береговую линию и пошла над городом.

– Бобби, – Ник обратился ко второму пилоту, хотя и понимал, что это лишнее, – ты мне нужен. Плавно заходим на полосу, у нас есть один шанс, на второй круг мы его уже не поднимем. Ты всё понимаешь? Соберись, мы будем тяжело садиться.

– Да, сэр, – напряжение Бобби рвалось наружу через голос, – я не подведу.

Ник ощутил состояние перерождения в машину. Внешнего мира нет. Он ощущал и контролировал положение самолёта так, как будто сам он в воздухе летит. И мозг его как борткомпьютер штурвалом через руки управлял.

С хирургической точностью Ник завел самолёт к полосе и плавно задрал нос. Задние шасси без толчка мягко коснулись об бетонку и приняли всю тяжесть исполина. Через несколько секунд так же ювелирно Ник опустил нос на переднее шасси и скорость погасил. Борт мчался мимо стоящих машин скорой помощи и пожарных. Ник в этот момент не мог слышать ликование в салоне. Впрочем, он в этот момент совсем ничего не слышал. Ему казалось, что он не человек, он поврежденная машина. Он этот славный «Боинг», который не подвел.

«Борт не подвел, всё верно, – на этот раз чужой голос говорил с ним мягче, – но подвел ТЫ, ты знаешь это сам».

Сбавляя скорость, самолёт добежал до конца полосы и стал медленно поворачивать в сторону парковки. Напряжение немного отпустило.

– Дамы и господа, с вами говорит капитан Вильямс, мы прибыли в аэропорт назначения. Приношу свои извинения за причиненные неудобства, но продолжаю надеяться, что вам понравился наш насыщенный полёт. От имени всего экипажа благодарю за выбор авиакомпании «Сельта Аирлайнс». Желаю в дальнейшем приятных путешествий. Хорошего дня.

Не меняя положения головы, Ник отключил микрофон и выдохнул. В кабине никто не смел пошевелиться, и никто не решался прервать молчание. Ник смотрел на бетонку и не верил, что они на земле.

Что там в салоне? Все ли живы?

В кабину зашла Сэнди. На лице у нее были царапины, на руках виднелись ссадины и синяки.

– Все пассажиры живы, капитан, – доложила она дрожащим голосом, – четверых пострадавших уже выносят санитары. Травмы не опасные, паники нет. Всё идет в штатном режиме.

Через полчаса Ник и Сэнди последними покинули Боинг. На взлётной полосе, обходя вокруг всего самолёта, Ник остановился у поврежденного заднего оперения. Медленно опустился на колени, наклонился вперед, ладонями прижавшись к взлётке, и очень тихо прошептал: «Спасибо тебе, Джамбо!»

Затем поднявшись, он пристально посмотрел на растерянную Сэнди и вспомнил хозяйку ювелирного магазина.

Что она там сказала? – «… и будьте осторожны, эти три дня особенные!»

Август 2019 года. Аляска. День четвертый

– Ник, да ты просто ас! – я был в шоке от услышанного. – Да ты, мать его, герой! Ты же людей спас! Что дальше было?

Весь рассказ Ник загипнотизировано проглядел на огонь. Он так и продолжал сидеть не шевелясь.

– Что было дальше? – Ник впервые за вечер посмотрел прямо в мои глаза. – Ничего хорошего дальше не было. Меня отвезли в больницу и взяли кровь на анализы, Макс. На полный спектр. Национальная комиссия по безопасности перевозок начала расследование инцидента в тот же день. А через некоторое время пришли первые результаты. Маленький клапан для подачи топлива в четвертом двигателе стерся на полмиллиметра, чем ограничил подачу топлива. Отсюда и падение тяги. Это называется – зависший двигатель. Это не так страшно, однако именно с этого момента я делаю ошибки. И первая, команда перезапустить двигатель на высоте двенадцать тысяч метров. А его можно перезапускать не выше девяти.

Вторая ошибка была у бортинженера. При запуске он не перекрыл подачу воздуха, и двигатель заглох. А теперь главное. Большая тяга на левом крыле разворачивала самолёт вправо. И вместо того, чтобы взять штурвал в руки и сбалансировать оба крыла, я продолжаю вести борт на автопилоте. Мы все оставались заняты этим чёртовым четвертым двигателем, понимаешь? А надо было лишь нажать на левую педаль штурвала, и всё, понимаешь?

Ник обхватил голову руками, как будто только сейчас до него дошла истина. В сто первый раз дошла.

– Самолёт критически заваливался набок и начал уходить в пике, – продолжил он. – И я пропустил этот момент. Вот она, главная ошибка. Надо было контролировать прибор индикатора положения, а я был занят скоростью. А когда я, наконец, на него посмотрел, то подумал, что он вышел из строя, потому что он показывал невероятный горизонт. Он показал безумный крен, и я не поверил. А в падении, начиная с десяти тысяч, мы вошли в облака и стали полностью слепыми. В это время самолёт перевернулся на спину и вошел, Макс, ни много ни мало в вертикальное пике. Помнишь, я сказал, что бортинженер доложил, что три двигателя тоже отказали? Он не видел, как я ослабил их тягу, чтобы замедлить падение в океан. Он принял это за поломку. Именно поэтому, когда мы вышли из зоны облаков, я, потянув штурвал, почувствовал, что двигатели-то живые. На этой высоте, где другая температура и другое содержание кислорода, завелся и четвертый двигатель. А теперь самое важное, Макс. Всё это время я управлял исправным самолётом. Исправным, понимаешь!

Ник замолчал, глаза его заблестели, но через минуту он нашел силы продолжить:

– Я сам вверг его в пике. В это сложно и в то же время очень легко поверить.

Через два дня пришли мои анализы. В них обнаружили и алкоголь, и амфетамин. Меня отстранили от полётов и взяли под домашний арест. Из героя я очень скоро превратился в осужденного.

– Тебя посадили? – задал я глупый вопрос.

Ник, наконец, отвлекся от огня и улыбнулся.

– Да, Макс, это Штаты. За преступления здесь принято сажать. Меня посадили. Из трех лет я отсидел половину. Поэтому сейчас я здесь, с тобой, а не в полёте. Назад дороги больше нет. Я не использовал свой шанс. Сэнди вытащила меня из полного дерьма, дала мне кресло капитана, полюбила, готова была выйти замуж. Я купил кольцо. Оставалось сделать только один шаг, Макс. Один маленький шаг на той самой взлётной полосе, а вместо шага я встал на колени. Небо закрыто для меня навечно.

Он дотянулся до длинной палки и стал двигать горящие угли в костре. Затем потянулся и подложил еще несколько брусков. Новые брёвна быстро подхватило пламя.

– Одним себя тешу. Мой экипаж смог вернуть машину на маршрут, а затем и посадить ее на бетонку без единой жертвы.

Я посмотрел на Ника и вдруг заметил, как он постарел, пока рассказывал эту историю. Глубокая печаль отпечаталась на его лице. Глаза потухли. Руки скривились. Спина ссутулилась. Стариком он поднялся над костром и протянул руки к огню.