Текст книги "Мы превращаемся (Я видел в небе – там кто-то ходит)"

Мысль не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Способ накопления оказался чересчур долгим, трудоемким и не безопасным для здоровья. Неудача чуть было не сломала его, цель же грозила воплотиться только в мечтах. И застав однажды Машу в слезах, он понял, что так дальше нельзя, надо быть более сильным, надо быть настоящим мужчиной. Ему стало стыдно за себя. Неужели он ни на что не способен?! Зачем тогда вообще жить?! Лежать на диване и предаваться мечтам, это участь интеллектуальных инвалидов, слабаков. А он не слабак, во всяком случае не хочет таковым быть. И он решил действовать.

Несколько дней он просто болтался по городу, в раздумьях, что предпринять. Тут и пришла в голову мысль – средства достижения цели могут быть разными и вполне оправданными. Пусть даже придется нарушить закон. Этичные стороны вопроса отошли на второй план – почему другим можно, а мне нельзя? Таков современный мир, успеха добиваются только сильные как духом, так и телом. Этика и мораль конечно важны, но дело в том, что он на глазах у любимой становится неудачником и слабаком. А он не хотел таковым быть. И Евгений решил, что ему тоже можно, главное не переступать некую черту, не делать тех вещей, в которых нет необходимости, и никого не убивать.

Возникал вопрос, должна ли знать Маша, каким образом он достал деньги. Между ними со дня знакомства постоянно соблюдался негласный договор – никаких тайн друг от друга. Какое-то время он думал. Он не мог и не хотел обманывать любимую. В конце концов Евгений решил обо всем рассказать. Ее реакция озадачила молодого человека. Машу впутывать в эти дела он не собирался. Но вскоре сдался, переубедить девушку было невозможно.

Ограбление офиса фирмы прошло как по маслу. Молодые люди даже удивилась тому, как легко им это удалось. Стаев купил у одного из друзей детства с богатым уголовным прошлым пистолет. Маше было известно место хранения денег, порядок их поступления и накопления, а также распорядок рабочего дня. Стаев пошел в офис один, Маша ждала неподалеку в их стареньком "форде". На этом настоял Евгений, подставлять девушку он не хотел, к тому же надо было обеспечить отход.

Странно, но совесть после совершенного преступления молчала и ее не пришлось глушить водкой или бесполезный тратой денег. Скорее наоборот, было приподнятое настроение и даже какая-то гордость от того, что они смогли сделать это. Чувство страха так же отсутствовало, но не по причине их бесстрашия, а просто потому, что пока не возникало поводов к его появлению.

Денег оказалось много, но недостаточно для осуществления мечты Стаева. Стоило закрепить успех. Криминальный способ добывания денег оправдался с первой же попытки. Магазины выбирали практически наобум. Условиями были – отдаленность, уединенность, количество посетителей и наличие охраны, точнее ее отсутствие. Им опять повезло, все прошло без сучка и задоринки. Действовали по прежней схеме, Маша ждала в машине, Стаев заходил в магазины один.

Стаев стал входить во вкус. Он решился еще на один рывок. Подыскал подходящий магазин. Он находился на другом берегу реки, разделявшей город на две половины, в новом микрорайоне, недавно отстроенном и удаленном от ближайшего отделения полиции на приличное расстояние. Патрульные машины посещали его редко, предпочитая ловить пьяниц и наркоманов в более людных местах. Магазин торговал бытовой техникой, каждая покупка – это немалые деньги. Охраны не было. Евгений был уверен в удачном исходе. В глубине души он знал, что-то им помогает, с ними высшие силы и, кто его знает, возможно и сам Бог. Откуда взялась эта уверенность? По молодости лет ли, по неопытности или наивности, но она была.

Единственное, что тревожило Евгения, так это Маша. Странно как-то получалось, ведь все эти ограбления были затеяны с одной целью – добыть денег для осуществления мечты. Мечты, в которой Маша играла главную роль. Ведь вся затея с островом имела лишь одну задачу – доказать свою любовь, сделать подругу счастливой. Но получалось, что он осчастливливает Машу с ее же помощью. Как-то не логично. Но беспокойство это обитало где-то в глубине сознания, а потому не сильно тревожило Стаева. Главное – он доказал, что не слабак, а значит достоин любви девушки. Да и грабит он по сути один.

У Марии в голове постоянно крутилась одна и таже мысль – надо любым способом заставить Евгения прекратить совершать преступления. Она чувствовала, что добром это не кончится. Возможно знак свыше – надо прекращать. Следовало проявить волю, поговорить и настоять на своем. Никакой остров ей не нужен. У нее есть любовь и этого вполне достаточно. А если он так хочет поехать заграницу, то денег им хватит для поездки на тот же Кипр, чем не остров. Зачем нарываться, ведь раз на раз не приходится, в полиции тоже не дураки работают, бесконечное везенье долго продолжаться не может, рано или поздно их поймают. А тогда что – тюрьма? Все, хватит, терпение лопнуло, если он ее любит, то поймет.

Между влюбленными состоялся серьезный разговор. Мария пыталась отговорить друга от продолжения дальнейшей карьеры грабителей. Евгений же настаивал на своем, доказывая, что денег на мечту об острове пока не хватает. Никто не хотел уступать. Но стычки между влюбленными были крайне редки и непродолжительны. Вот и на этот раз они довольно-таки быстро пришли к общему знаменателю, одновременно каждый отстояв свое мнение и уступив партнеру. Они решили закончить с преступной деятельностью, но прежде в последний раз совершить рывок, как бы поставить этим точку. Еще одним условием девушки было ее участие непосредственно в самому набеге. Его она поставила скорее из принципа, чем из желания испытать прилив адреналина в крови.

Евгений закончил укладывать шапочки, сунул пистолет за пояс, посмотрел на Машу и натянуто улыбнулся.

– Пора, – сказал он. – Все будет нормально, я уверен.

– Меня не это беспокоит, – сказала девушка.

– Мы же договорились, последнее значит последнее.

Ваню Олег обнаружил сразу как вывернул из-за гаража. Тот сидел на скамейке возле одного из подъездов в окружении бабушек. Олег улыбнулся, Ваня как всегда в своем репертуаре. Более нелепого грузчика в конторе не было. То справить малую нужду в подъезд объекта зайдет, то выберет более чем оригинальное место для слежки ( однажды два часа валялся под кустом, изображая пьяного ), то во время работы патрульные из РОВД его задержат, ему даже родители как в средней азии жену будущую прямо домой привезли, там он ее в первый раз и увидел. Но человеком Ваня был неплохим, наивным и безотказным, и несмотря на всю свою нелепость, в конторе пользовался уважением.

Олег притормозил. Подходить к бабушкам он не собирался, и так один "гадкий утенок" уже есть.

" Как же оригинально он среди них смотрится, – подумал Олег."

Даже издалека было заметно, что у четырех бабулек рот не закрывался ни на минуту, и Ваня явно не был обделен их вниманием. Нервы у него видимо были железные. Хотя сдругой стороны, и ему не скучно, и внимание объекта вряд ли привлечет скамейка со старушками, конспирация одно слово. Олег нажал на "передачу" на рации и сказал:

– Тридцать третий, иди в сторону гаража, я тебя здесь встречу.

– Понял, – ответ не заставил себя ждать.

Рации пока работали. Стоит отметить, что рации у наружки были профессиональными, скрытыми под одеждой, и имели одну особенность: чутко улавливали посланый голосовой сигнал даже под шубой, а в режиме приема сигнал слышал только тот, кому он предназначался. Бабушки даже не заметили, что состоялись переговоры.

Ваня поднялся со скамьи и пошел в сторону гаража. Олег в это время размышлял, куда бы ему примоститься, так чтобы и подъезд объекта был на виду и сам он в поле зрения объекта не попадал. Была пара скамеек, скрытых разросшимися кустами. Но целый час на холоде в одиночестве на скамейке не самый лучший вариант, он не Ваня и тем более не морозоустойчивые бабушки. Можно было зайти в подъезд соседнего дома и наблюдать из окна. Тут тоже присутствовал свой минус, Олег знал на собственном опыте, любопытство людей не имеет границ, замучают вопросами, кого ждешь, а то и патрульных вызовут. Олег подумал и решил совместить – полчаса на скамье, полчаса в подъезде, и замерзнуть не успеет и внимание местных жителей привлечь.

Подошел Ваня. Лицо у него было серьезным. Оно у него всегда было серьезным, даже в смешных и нелепых ситуациях.

Бабушки не задолбали? – поинтересовался Олег.

А что, – искренне не понимая, в чем подвох, подал голос Ваня. – Нормально так поговорили, все не скучно.

– Ты теперь поди все проблемы двора и всех хулиганов местных знаешь.

– Я же полицейским не представился. Нормально так, о футболе поговорили.

– Да ладно, с бабками о футболе?! – Олег еле сдержал смех.

– Что звал-то?

– Меняться пора, или желаешь продолжить с бабушками о футболе…

Ваня пожал плечами. Он всегда был со странностями, он в принципе мог и дальше с бабушками о футболе. В этот момент заговорила рация у Олега.

– Тридцать девятый, где там тридцать третий, что не идет? – послышался из динамика голос Стаськова.

– У него важная беседа с бабушками…о футболе…

– Что у вас там, какие бабушки, какой футбол…

– Да все, ладно, идет.

Олег посмотрел на подъезд объекта, потом на Ваню и сказал:

– Иди уже, начальство волнуется.

– А что за меня волноваться, – вновь пожал плечами Ваня.

– Оно не за тебя волнуется, оно за себя волнуется, вдруг чего в машине пропустили, а рации опять в отключке.

– Ладно, пошел.

Ваня было уже сделал шаг, но в этот момент по-поросячий взвизгнула дверь подъезда. Сигнал был вполне узнаваем, так на весь двор скрипела только дверь подъезда объекта. Молодые люди разом обратили свой взор в нужную сторону. И, надо сказать к большому неудовольствию топтунов, на свежий воздух из бетонного чрева выплыла подопечная парочка.

– Вот, блин, невезуха, – с заметным раздражением в голосе, сказал Олег. – Хоть бы денек дома безвылазно посидели.

Олег нажал на "передачу":

– Пятьдесят первый, выход.

Он взглядом проводил парочку до красного "форда", припаркованного у подъезда. Ответа от старшего не было.

– Елки-палки, началось, опять рации в ауте, – выругался Олег. – Ваня, дуй в машину, меня по дороге подхватите, я пока посмотрю.

" Форд" выехал со двора. Возле Олега тормознула "десятка".

Олег запрыгнул в машину.

– Что опять зона? – сквозь зубы пробурчал он. – Хорошо еще машина не глохнет.

– Сплюнь, – так же не фонтанируя счастьем, сказал Лешка. – Ты пойди начальству объясни… Реально ерунда какая-то непонятная. За три года, что я работаю, первый раз со мной такое.

Машина вырулила на проспект. Впереди метрах в двухстах маячил "форд".

– Прижмись, не стоит их далеко отпускать, не известно, что дальше будет, – сказал Стаськов шоферу.

На ближайшем светофоре они приблизились к объекту насколько это было возможно, чтобы не засветиться, в промежутке оставив две машины.

– Без суеты, если в сугроб не занесет, не упустим.

Минут через десять стало ясно, подопечные держат путь на другой берег. Здесь был один нюанс, после моста шел довольно продолжительный участок дороги без светофоров в лесном массиве. Все ничего, да вот только этот участок считался скоростным, а грузчики еще не забыли, как их в сугроб заносило. Благо, дороги чистят, по большей части сбрасывая снег на обочину, а так бы сугробом не отделались.

– Теперь внимательней, – предупредил шофера Стаськов, когда они проехали мост. – Не гони сильно, никуда они не денутся.

– Не учи, – огрызнулся шофер. – Дорога не скользкая, машину держит.

"Форд" стал набирать скорость. "Десятка" не отставала.

– У них два варианта, после бора им или вправо, или влево. Держись метрах в стах, увидим, куда свернут, – сказал Стаськов. – Емое, а это что!?!…

Визг тормозов, крутой занос, сугроб. Собака даже не оглянулась.

Грузчики постепенно приходили в себя. Стаськов пытался открыть дверь. Князь со своей стороны открыл и вылез из машины.

– Я не смертник, – сказал он, держась за глаз, последствия удара о подголовник. – Шутки кончились, это же скоростной участок, был бы столб – всмятку. Как живы остались, хорошо еще зима. Блин, тварь божья! – Князь погрозил кулаком в сторону уже скрывшейся из поля зрения псины.

– Все, работа кончилась, опять утеря, – Олег даже не пытался вылезти из машины, он достал сигарету чуть трясущимися руками и закурил. – Все похмелье из башки вышибло.

– Пошли толкать, – то ли предложил, то ли приказал Стаськов.

Выбрались из сугроба грузчики лишь через двадцать минут. Догонять и разыскивать объект уже не имело никакого смысла.

« Форд» был оставлен в соседнем дворе. Евгений и Мария подошли к магазину. На входе надели вязаные шапочки на голову. Стаев достал пистолет.

– Всем на пол, это ограбление! – заорал Стаев, ворвавшись в магазин.

Трое покупателей вмиг сориентировались и рухнули лицом в бетонный пол. Наше телевидение работало четко, не хуже гражданской обороны в советское время. Никаких учений не надо, каждый гражданин России владел информацией в полном объеме. Дураков нет, время такое, девяностые еще не забыты. Коль увидел упыря в шапке с прорезями для глаз, вались на пол, без разницы будь то полиция или бандиты. Двое продавцов тоже попытались принять лежачее положение, но были остановлены Стаевым, точнее один из них, женщина.

– Куда?!Деньги доставай, – приказал он.

Кинул продавщице целофановый пакет. Женщина стала складывать в него деньги. Мария все это время находилась у дверей, она была в полной растерянности, не ожидая от друга такого напора и решимости. Неужели это ее Женя?!

Денег было неожиданно много. Обычно в кассе хранилось не более десяти-двадцати тысяч, остальное снимали и убирали в надежное место. Ранее Стаеву приходилось настоятельно просить продавца заглянуть в такое надежное место. На сей раз такая процедура не потребовалась, что заметно сократило время нападения. Евгений уже мысленно был вне магазина. Он взял из рук продавца пакет, сделал шаг к двери. В этот момент она открылась и в магазин ввалилась грузная женщина, грубо оттолкнув от входа Марию. Стаев отреагировал и перевел пистолет на женщину:

– Коза, куда прешь. На пол живо.

Мария отошла чуть в сторону. Женщина перла как танк, не обращая внимания на слова грабителя. В этот момент случилась еще одна неожиданность. Из подсобки вышел охранник, о наличии которого Стаев даже не подозревал.

Охранник мигом оценил обстановку и с дубинкой бросился на грабителя. Мария вскрикнула. Охранник огрел Стаева дубинкой по спине и вцепился в пакет. Евгений растерялся, нервы были на пределе. Он понял, что надо уходить, контроль над ситуацией ему не вернуть. Сам не понимая почему, он выстрелил в сторону грузной женщины. Та от страха потеряла сознание и рухнула с грохотом на пол. Охранник вырвал пакет с деньгами, но получил от Стаева пистолетом по лицу, на какое-то время выпав из событий. Этим воспользовался налетчик, схватил девушку за руку и выволок из магазина. Пакет с деньгами остался у охранника.

Неторопливо падал пушистый снег, буквально за час заметно потеплело. Смена в полном составе сидела в салоне «десятки». Грузчики нехотя изредка переговаривались, тупо возрившись на подъезд. Перед филерами стоял мучительный вопрос – докладывать о потере объекта или нет? Уж больно много за три дня было утерь, топтуны откровенно боялись даже заикнуться о новой. В принципе, если за это время подопечные ничего не натворили, то можно рискнуть и не докладывать – кому лишний раз по голове охота получать. Ну а если не доложишь, а они ограбили очередной магазин, тут уже пахло не просто разносом, а увольнением.

– Леха, – обратился к старшему Князь, – в конце концов, мы не виноваты.

– А кто, собака?.. Вот только про нее, блин, начальству не надо заикаться, да и вообще про сугроб. Третий уже, а мы при этом целехенькие, хоть бы царапина.

Князь потер глаз, как бы намекая, что он все-таки пострадал.

– Нет три, не поможет, мыль веревку лучше. Как-то удачно мы врезаемся, вы не считаете. Будто только для того, чтобы объект упустить, потому и без последствий, – сказал Олег.

– Ой только вот этого здесь не надо, и здесь, и у начальства в кабинете, – ответил Стаськов. – В общем, если что, то в пробке упустили.

– А рации? – спросил Князь, – они опять в ауте были.

– Про них тоже лучше молчать, тем более что причина утери не они. Все равно никто не поверит, только нагоним лишний гнев на свои головы. В общем, пробка, и баста.

– Ой, на фиг, как мне все это надоело, – взвыл Князь. – Быстрее бы сняли с этого задания, пока вообще с работы не сняли.

Олег угрюмо усмехнулся и внимательно посмотрел сквозь густую пелену снега в сторону подъезда. Его товарищи, на время отвлекшиеся, обратили свои взоры туда же. И как раз вовремя.

– Тихо, они, – прошептал Стаськов.

Но выскакивать из машины, радостно приветствуя потерявшихся, и так никто не собирался. Парочка шла быстро, часто нервно оглядываясь по сторонам.

– Какие-то они не такие, – вслух заметил Ваня.

На что его товарищи ответили дружным молчанием. Появилось нехорошее предчувствие, атмосфера вокруг грузчиков заметно потяжелела.

– Что-то явно произошло, – нарушил тягостную тишину Стаськов. – Возможно, как раз то, что мы не должны были пропустить.

– Может у них просто неприятности, – попытался смягчить ситуацию Иван.

Но это ему не удалось. Раздался щелчок и из динамика послышался хрипловатый раздраженный голос Тихого:

– Где объект, почему не докладываете?

Филеры-неудачники переглянулись, что-то им подсказывало, врать не надо, разнос это еще не смерть.

– Мы их на время потеряли, но сейчас они вернулись домой, – неуверенным голосом ответил Стаськов.

– Быстро в контору, – отрезал, все более возбуждаясь, голос из динамика.

Филеры поняли, что-то действительно произошло, и, видимо, очень серьезное.

Смена в полном составе сидела в дежурке и ждала вызова «на ковер». Настроение у грузчиков было подавленым, ничего хорошего они не ждали. Если снимают смену посреди рабочего дня, значит есть веские на то причины.

Внутриведомственное название службы наружного наблюдения было разведка. Соответственно, как любая разведка, служба являлась секретной. В народе о ней мало кто что знал. Oпера заказчики называли ее наружкой. Хотя это было неправильно, потому как помимо непосредственно самого наружного наблюдения служба применяла и другие, но также негласные способы оперативных мероприятий. Если точнее, то весь комплекс мер применяемых более известной ФСБ, за исключением задержания и проведения следствия. Еще в отличие от ФСБ, которая была вполне самостоятельной структурой, наружка являлась лишь вспомогательной службой для других официальных отделов МВД. Поступал заказ на отработку кого-либо, то есть сбор информации о нем, наружка выполняла, а что там будет дальше, мало волновало. Сбор информации шел исключительно по линии МВД, то есть по уголовным делам, ни во что другое наружка не влазила. Что касается секретности, то понятное дело ни один из сотрудников не имел права разглашать, где он работает. А так хотелось, знакомясь с девушкой, гордо объявить – я работаю в разведке. Но…в лучшем случае, в кармане лежало удостоверение сотрудника какого-нибудь задрыпанного узла связи, что сильно обламывало молодых топтунов. Возможно, именно по-этому многие из сотрудников, отработав с пяток лет, переводились в официальные службы. Быть засекреченным, крутым парнем, но не иметь в связи с этим никаких привилегий – казус еще тот. А если серьезно, то в конторе были ограничены перспективы служебного роста. Само здание, контора, где располагалась служба, было на окраине города, в промышленном районе, ничем не выделялось, имело постороннюю вывеску того же узла связи, ничто не указывало о его принадлежности к МВД. Впрочем, хватит распространятся, поскольку это чревато.

Ожидание становилось тягостным. Тут еще не к месту в дежурку заявился старший оперуполномоченный капитан Фарид Галеев. В конторе он не пользовался популярностью, хотя работать с ним приходилось часто, именно он имел дело с заказчиками и поставлял новые задания для топтунов. Не любили Фарида по многим причинам. Тут и дикий фанатизм вперемешку с карьеризмом, постоянное противопоставление себя другим сотрудникам, некоторая начальственная глупость и твердолобость, и ничего не смыслие в наружном наблюдении. Да этого он работал в уголовном розыске, занимался карманными кражами, соответственно имел множество знакомств в официальных структурах, отсюда его сношения с заказчиками. Фарид просто обожал в трудные для топтунов моменты повыносить им мозг. Что понятное дело только усиливало нелюбовь к нему.

– Что, обделались? – еще с порога с издевкой сказал он, – вас учишь, учишь, а толку…

– Ты-то помолчи, лучше скажи, что произошло? – жестко перебил его Стаськов.

– Субординацию соблюдай и не перебивай, – в свою очередь проявил гонор Фарид, – Тихий все объяснит.

Тихий толком ничего не объяснил, поскольку, видимо, сам мало что знал. По его лицу было заметно, что он весьма недоволен, но в тоже время угадывалось, что недовольство его было скорее для профилактики, для острастки. Правда грузчикам от этого было нелегче.

– Опять утеря?! Я даже не хочу знать причин. Чуши я уже наслушался, – сказал он, даже не взглянув на грузчиков, бесцельно перебирая бумажки на столе.

– В пробку попали, – попытался все же оправдаться Стаськов.

– Я же ясно сказал, не надо… В общем, я сейчас еду к заказчику, узнаю подробности. На сегодня всё. Все что могли вы уже сделали…

– А что все-таки случилось? – робко попытался прояснить ситуацию Стаськов.

– Хм… Это я у вас должен спрашивать, вы за ними наблюдали, – Тихий недовольно покрутил головой и впервые посмотрел на топтунов. – Ладно. Похоже наша парочка совершила еще один рывок, со стрельбой на этот раз. Подробности я не знаю, так что до завтра. И молитесь Богу, чтобы это были не они, а стрельба обошлась без жертв.

Олег ехал домой. Настроение было поганым. Вновь появились признаки похмелья. Стоило поправить здоровье. Он решил сойти раньше нужной остановки и заглянуть в бар, облюбованный им месяца три назад, в момент расставания с Катей. Он любил проводить в нем вечера, поначалу снимая стресс, вызванный разлукой, пытаясь заглушить боль и анализируя причины, приведшие к печальному итогу любви, а в последнее время просто по привычке. Бар был тихим, немноголюдным местом, чем и притягивал к себе Олега. С точки зрения коммерции, его месторасположение было крайне неудачным, не в центре и глубоко во дворах. Знали о нем немногие, клиентура была постоянной, в основном из близлежащих домов. Побыть в одиночестве наедине со своими мыслями, подумать о жизни, попытаться заглушить депрессию – в этом смысле он подходил как ничто другое. Может у Олега и не было депрессии, но навалившаяся в последнее время пустота сделала бар любимым местом времяпрепровождения молодого человека.

Следуя к бару по глухим дворам меж стандартных хрущевок, Олег неожиданно для себя отметил, что заведение находилось совсем рядом с домом нынешних подопечных, метров пятьсот. Раньше он на это не обращал внимания. Теперь сообразив, даже удивился своему "открытию". Бывает же. Он злорадно усмехнулся, главным образом над самим собой. Бар и тот выбрал в предполагаемой аномальной зоне. Может, он сам аномалия, в которой исчезает все, в том числе и любовь.

С Катериной Олег познакомился около двух лет назад в ночном клубе. Тогда он еще посещал подобные заведения. Любовь нахлынула как-то сразу, почти с первого момента их встречи. Он с радостью погрузился в пучину романтических отношений. У него будто выросли крылья, казалось, он испытывает сказочный невероятный полет. То были розовые дни. Олег наслаждался любовью и жизнью, возможно, впервые прикоснувшись к осознанию глубокого смысла своего существования. Он был счастлив. Он готов был перевернуть для любимой весь мир. Отдать себя целиком в жертву любви. Никогда в своей жизни Олег не испытывал ничего подобного. Он понял, что такое есть земной рай. Катя отвечала ему тем же. Она тоже пребывала во власти любви. Казалось, ничто и никогда не сможет вмешаться и разрушить их отношения. Так длилось полтора года.

Нельзя сказать, что охлаждения отношений возникли ниоткуда, в один миг накрыв влюбленных отчужденностью. Все происходило постепенно. Были намеки знакомых и друзей в отношении поведения Кати в компании других мужчин. Впрочем, Олег не обращал на них внимания, он верил любимой, да и сама мысль об измене не вязалась с образом возлюбленной. Опять образ. Далее события развивались в более видимом свете. Они стали отдаляться друг от друга. Все меньше находили взаимопонимание, все сильнее раздражение вклинивалось в их взаимоотношения, появились недовольство, предлоги и ложь. Олег винил во всем Катю, ведь он по-прежнему любил, следовательно в ней была главная причина. Как обухом по голове стала вскрывшаяся измена Кати. Все рухнуло в один миг. Как ни пытался, измены простить он не мог. Они расстались. После чего Олег и погрузился в уже настоящую пучину отчужденности и пустоты.

Чуть позже, проводя вечера в любимом баре и анализируя причины, Олег стал признаваться себе, что и его доля вины в расставании была. В долгих раздумиях и переживаниях, склонившись над очередной кружкой пива, молодой человек более здраво стал подходить к случившемуся, все меньше осуждая Катю. Ведь, как ни крути, любовь все-таки была, по крайней мере полтора года. Но когда и куда она пропала? Катя не была меркантильной, не материальное благополучие удерживало её рядом с Олегом. А стихи, "наивной влюбленной школьницы", не от нечего же делать их писала, посвещая ему, взрослая давно уже не десятиклассница девушка. Значит все было серьезно. Глупо винить одну Катерину. Он и сам хорош – злоупотребление спиртным, бесцельная скучная жизнь, возможно, недостаточность внимания. Пару раз он сам ходил "налево", правда изменой он это не считал, так баловство, животный инстинкт. Ему все более становилось ясно, что и он внес свою лепту в драматичный итог. Теперь по истечении времени, когда первые бурно-нервные эмоции спали, он это начал понимать. Не сказать, что раскаялся, да и боль до конца не прошла, но на произошедшее он смотрел уже по-другому, не столь однозначно, как по первости. Но все-равно предательство и измену Кати он до сих пор простить не мог. Прошло три месяца, как они расстались, но рана по-прежнему не заживала. Олег жил с двойственным чувством по отношению к Кате, все так же по-прежнему любя и одновременно ненавидя. Чтобы не бередить рану, он старался меньше думать и вспоминать о девушке. В какой-то мере это ему удавалось. И вот в данный момент, подходя к бару, сообразив, что заведение находится неподалеку от дома подопечных, и следовательно в некой патогенной зоне, он вдруг понял, что ему следует перестать посещать данный бар, и не только из-за зоны, хватит нагонять на себя бессмысленную ностальгию.

Решение созрело неожиданно, как-то вдруг разом поселившись в мыслях, созрей оно раньше, Олег не пошел бы в бар. Отступать было поздно, раз пришел, следует поправить здоровье.

Время для барных посиделок еще было раннее. Заведение было пустым. Лишь за стойкой сидел одинокий человек с понурым лицом, уставившись в одну точку где-то позади бармена. Олег сел рядом и заказал кружку пива. Опрокинув ее залпом, заказал еще, закурил. Попыхивая дымом сигареты, обратил свой взор на незнакомца. Тот был явно не в духе, лицо его было бледным, застывшим словно гипсовый бюст знаменитого мертвеца. Внешностью незнакомец обладал неброской, темно русые волосы, обычные, ничем не выдающийся черты лица, разве что нос был с довольно заметной горбинкой. Одет он также был вполне обычно: спортивная шапочка, черная зимняя куртка "аляска" и джинсы. Возраст его приближался к сорока.

Олег отпил глоток пива, пыхнул сигаретой и подумал, что он не одинок в своей печали и пустоте. Неизвестно зачем, спросил:

– Хреновенько?

Незнакомец, не отрывая взгляда от избранной точки, нехотя ответил:

– Это вам, молодой человек, хреновенько. Поправляйте свое здоровье и не лезьте, куда вас не просят.

Олег хмыкнул, он имел ввиду совсем не то хреновенько, не искал себе собутыльника. Незнакомец оказался не очень дружелюбным. Олег отпил еще глоток и обратил взор в сторону упорного взгляда горбоносого. Ему стало любопытно, что же так заинтересовало незнакомца на стене позади бармена.

Это была репродукция картины, на которой были изображены то ли Адам и Ева в райском саду, то ли пара неизвестных голых молодых людей, прикрывшихся фиговыми листочками, на загородном пикнике ( такие своеобразные впечатления видимо вызывались тем, что картина была написана в стиле так называемого современного искусства ). Олегу стало смешно, с издевкой он подумал о причинах, побудивших незнакомца с таким непоколебимым упорством смотреть на картину, состроив при этом скорбное статуйное лицо. Несомненно горбоносого гложила зависть по отношению к персонажам картины, а как по-другому еще объяснить его ненормальное любопытство и скорбность. В отместку за недружелюбность, Олег вынес окончательный диагноз незнакомцу – импотент вы, батенька, видимо. Врочем, возможно просто закомплексованный лох, в созерцании желаемого, но недоступного.

Олег несколько зло, с издевкой прошептал:

– Картина называется "В предкушении сладкого греха", – и еще тише добавил: – Мысленного.

Олег не играл на публику и не хотел, чтобы его кто-нибудь услышал, тем более горбоносый. Но слух у того оказался чутким, особенно если учесть его тупое отчуждение.

– Не юродствуйте, молодой человек. Вы же не глупый тинейджер. Тут все серьезно. Здесь людская трагедия, а не похоть. И не в потерянном Рае, а в познании любви.

Олег усмехнулся, на сей раз без издевки, а как реакция на философские заумности горбоносого.

– Любовь – есть грех? – уточнил он.

– Любовь – есть людская трагедия, – поправил его горбоносый. – Человек и без того неадекватен в своих мыслях и поступках. Не созрел он еще и для любви.

– У ты как, и почему это он не созрел? – Олегу становилось все веселее. Ну чудик ему попался, рассмешил.

– Вы никогда не замечали странностей, водящихся за влюбленными? Как они умудряются выглядеть жалкими, несчастными и одновременно возвышенными и счастливыми. Тот еще казус. А сколько зла и страданий они приносят друг другу и при этом готовы все отдать ради любимого. Тут прослеживается явная патология. Любовь в людской среде приобрела не то значение, она, извините, представляет собою сумасшествие, причем по собственной воле. Любовь полна безрассудства. И это притом, как я уже говорил, человек и без того неадекватен и безрассуден. Нелепые, откровенно нелогично-дикие, не поддающиеся осмыслению поступки делают из него полного дурака. Складывается ощущение, что человек по своей природе садомазахист. Ужалить по-больнее другого и чтоб тебя побольнее ужалили – не это ли есть кайф. А особенно кайфово, когда сам себя жалишь. Вот это и есть любовь в человеческом понимании. Впрочем, я не такой уж и бесчувственный. Мне очень жаль людей, особенно влюбленных. Их стоит пожалеть хотя бы за то, что люди в своем первобытном состоянии еще и отваживаются любить, тем причиняя себе еще большие муки и страдания. Они нуждаются в поддержке и помощи. Но, увы, не все в моих силах. Запретить людям любить я не в состоянии. Поэтому, остается только, во многом потворствуя, по-возможности оберегать их от опасности. В чем я, впрочем, тоже несколько ограничен. Но пока ничего, справляюсь.