Текст книги "Купец из будущего"

глава 13

Летнее солнышко припекало, не жалеючи, а род хорутан, что ушел когда-то в баварские земли от набегов степняков, вовсю убирал озимые. Неслыханный урожай ржи, которой обычно эта земля родила немного, забивали в ямы на зиму. Очень неплохой способ хранения, на самом деле. Предки не дураки были. А ведь впереди еще и уборка пшеницы, которую посеяли весной, и ячменя. Новгород протянул свои щупальца в стороны, разбросав в окрестные леса целую россыпь деревушек-весей, которые по старому обычаю собирались в гнезда по пять-шесть штук, где жили кровные и двоюродные братья, а также их сестры с мужьями. Изгои шли к Самославу толпами и он, в нарушение всех стародавних обычаев, перестал отдавать девок замуж в соседние рода. На одну новую деревушку давали в долг лошадку или быка, топор, мотыги, серпы и фунт соли в месяц на лицо. Тридцать процентов годовых – для того времени практически бесплатно! Зерном и мехом Самослав собирал подать, которая пойдет на покупку хорошего оружия. Как-то так получилось, что около сотни мужиков к крестьянскому труду охоты не имели, и бывший подполковник мотострелковых войск начал понемногу натаскивать свою личную дружину, постепенно убирая из нее самых сильных и буйных. Нужны были не свирепые бойцы, а те, кто правильный строй держать сможет, и команды в бою будет выполнять беспрекословно.

Звероподобный Горазд, который был невелик умом, но силен и бесстрашен, отправился к соляной пещере, где с тремя десятками таких же отмороженных, как и он сам, должен был поставить небольшую крепость. Там, на горе Фестунг в прошлой жизни владыки стоял замок Хоэнзальцбург, который так никому и не покорился. Место для обороны было идеальным.

Те земли оказались не совсем уж пустыми. То тут, то там обнаруживались деревушки лангобардов, баварцев и хорутан, которые уже образовали полноценное княжество в восточных Альпах и шли все дальше и дальше. Рейды по окрестным лесам, что совершили летучие отряды владыки, выявили еще несколько сотен неучтенных подданных, которые надеялись прожить свою жизнь в тишине и покое. Не вышло. Новых жителей посчитали, обложили небольшим налогом и снабдили инструментом по сходной цене, отчего налог не показался таким уж обременительным.

Работы в новом городе было много. Владыка затеял строительство башен, и обычный курятник, обнесенный частоколом, превращался во вполне серьезную по этому времени крепость, окруженную рвом. Мужики из соседних родов шли на подработку десятками, ведь на той стройке кормили и платили солью. А что еще нужно, когда всю жизнь балансируешь на лезвии ножа, а голодная смерть – совершенно обычное дело? Многие, когда заканчивался найм, подходили к Люту и, ломая шапку, просились на жительство. Лют милостиво соглашался, ведь свободной земли было полно. Пришлых селили в новые деревушки, которые собирались в верви, возглавляемые старостами из самых толковых работников. Новгород и его окрестности напоминали муравейник. Тут непрерывно сеяли, жали, косили, ловили рыбу и стучали топорами. По реке ходили лодки, а из окрестных лесов выползали словене, которые, ошарашенно оглядывая неведомую до сих пор жизнь, тащили на торг мех, кожи и корчаги с медом.

В городе остались жить только немногочисленные ремесленники и воины с семьями. А вот сам владыка женат не был, что по местным понятиям считалось крайне предосудительным. Впрочем, он планировал сватовство, к которому подошел крайне серьезно. Прежде всего, к будущему тестю, Буривою, он пошел посуху, посещая владык всех родов, что были у него на пути. Он приглашал их на свою свадьбу и заодно делал им предложение, от которого невозможно было отказаться. Разговор строился примерно так:

– Почтенный Хотен, я слышал, что в твоем роду скоро будут выбирать нового владыку.

– А? – неприлично раскрывал рот вождь соседнего рода. – Какого такого владыку! Я тут владыка!

– Не знаю, но слухи идут, – серьезно смотрел на соседа Самослав. – Я старцам вечевым по пятьдесят фунтов соли хочу пообещать, чтобы они достойного человека выбрали. Ты не знаешь, кто у вас в племени самый достойный? А то они после такого подарка моего совета захотят спросить.

– А я? – сипел ошарашенный владыка. – А разве я не самый достойный?

– Даже не знаю, – задумчиво произносил Самослав. – Ты, помнится, как то в гости хотел ко мне зайти с войском. Так что у меня сомнения есть в отношении тебя. Я думал почтенного Прибыслава им посоветовать. На торге с ним познакомились, очень достойный муж. Он для своего рода только самого лучшего хочет, а потому согласится под мою руку пойти. А ты, владыка, пойдешь под меня? Или мне уже начинать соль твоим старцам раздавать? Я ее много везу.

– Подумать можно? – спрашивал могущественный повелитель двух-трех сотен душ, который полностью осознавал свое убожество, тоскливо глядя на кольчуги, шлемы и мечи товарищей из группы поддержки.

– Нельзя, – слышал он в ответ и понимал, что причиной досрочных перевыборов станет внезапная кончина действующего владыки рода. За плечом нового князя стоял могучий мужик с полуседой бородой, от оловянного взгляда которого начинали трястись поджилки.

После этого все шли к священному дубу (как вариант – к священному камню, в священную рощу или просто в овин), где приносились положенные клятвы. Потом всем весям озвучивали размер подати, сниженную цену на соль и товары зарубежного импорта. Выпивалась бочка меда, съедался жареный кабан, и бывший владыка оставался на своем месте, получив гарантии безбедного будущего. Молодой князь, а именно так стал называть себя Само, прозрачно намекнул, что перевыборы вождя без его соизволения будут считаться нелегитимными. Их результаты он аннулирует без малейшего затруднения путем карательного рейда счетной комиссии, вооруженной по местным меркам просто роскошно. Бывший независимый владыка делал правильные выводы. Ему гарантировали десятую часть дани в личное пользование взамен на лояльность новому князю. А в будущем, если такой глава рода зарекомендует себя с хорошей стороны (читай – не будет мутить воду и устраивать заговоры), то сможет эту должность передать своему сыну. Так, за пять недель территория нового княжества увеличилась втрое, ведь владыки родов в отсутствие смертельной опасности договориться между собой были решительно неспособны. Это не словене в бывших имперских землях, которые научились бить ромеев в правильных сражениях, додумались до разделения на рода войск и освоили осадные машины. Там старые замшелые порядки умерли уже давно, и вожди держали своих людей в железном кулаке, поставив Империю в начале седьмого века на грань гибели. Здесь же, в глухих лесах Подунавья все было так же патриархально, как и полсотни лет назад, когда хорутане только пришли в эти земли, увлекаемые безжалостным напором авар.

И только когда Самослав расставался с новыми подданными, он читал в глазах бывшего вождя какую-то задумчивость. Владыки понимали, что тут что-то не так, и намерены были в этом разобраться. Наглый сопляк припер их к стенке, да только чего стоит клятва, полученная, когда к твоему горлу прижато лезвие ножа?

Так, к концу лета, как и было обещано, воины во главе с князем Самославом прибыли в самый большой род хорутан, который граничил с аварскими землями. Сильный отряд, потеющий в кольчугах, шел по землям рода Буривоя, смущая местное население богатством экипировки и слабым подобием строевого шага. Для местности, где далеко не все отличали левую руку от правой, печатающая шаг полусотня в доспехах и шлемах выглядела совершенно фантастически. Родовичи, неприлично раскрыв рот, провожали отряд долгим задумчивым взглядом. В воздухе повис запах перемен.

Будущий тесть, до которого уже докатились безумные слухи, тоже сделал правильные выводы, и заквашивал мед в неслыханном количестве. Перспективы брака одной из дочерей казались ему просто радужными. Но все получилось не совсем так, как задумал Буривой…

***

Городище за крепким частоколом вмещало около сотни жителей, и все они высыпали на улицу, встречая долгожданных гостей. Большая изба в центре служила резиденцией владыке Буривою, и была самым значительным строением в этой местности. Тут умели ставить срубы, и Самослав осмотрел работу критическим взглядом опытного строителя, поставив ей три с двумя жирными минусами. Вокруг без всякого порядка были рассыпаны домишки поменьше, сараи и загоны для скота. Сам хозяин, в длинном плаще, привезенном из имперских земель и аварских сапогах из тонкой кожи, встречал гостей с распростертыми объятиями. Рядом с ним стояла на редкость некрасивая жена, слегка напоминающая по форме дубовую колоду. Нос картошкой, крепко сбитая фигура и покрытое прыщами лицо ввергли Самослава в задумчивое состояние. Генофонд семейства явно был не на высоте, да еще и невест предусмотрительно не показывали, видимо, заманивая наивного жениха в хитрую западню. Официальной версией было то, что неописуемая красота дочерей владыки будет явлена на пиру, когда окончательно обговорят все условия будущего сотрудничества. Это рождало в груди торговца обоснованные опасения, что явлено ему будет подобие мамаши в трех экземплярах, а отказ от такой свадьбы принесет ему угрозу вечной вражды. Породниться с местным владыкой ему, конечно же, хотелось, но не ценой же загубленной молодой жизни. Тем более, что немного позади владетельного семейства стояла девчонка лет шестнадцати, которая с жадным любопытством разглядывала гостей. Событий здесь все-таки было немного. В словенских деревнях частенько встречались женщины с точеными чертами лица, стройные, с высокой грудью и бездонными глазами. Но эта… Такую красоту Само еще не встречал.

Когда прошли положенные поцелуи и объятия, гости ушли отдыхать, а Самослав кликнул бойца по имени Зван, отличавшегося повышенным обаянием и коммуникабельностью.

– Ты девчонку, которая сзади стояла, приметил? – спросил у него князь.

– А то! – бойко ответил парень. – Как такую не приметишь! Я чуть ума не лишился.

– Узнай, кто такая, как зовут, кто родители. И про дочерей владыки все узнай. Понял?

– Как не понять! – хмыкнул тот. – У них товар, у нас купец. Только наш купец что надо, а товар могут порченый подсунуть. Если они в мамашу пошли, то лучше сразу на медведице жениться.

– Одна нога здесь, другая там, – кивнул в сторону выхода Само.

Ждать пришлось недолго. Через полчаса, подарив пару лент и гребень, парень был введен в курс незатейливой местной жизни. И, судя по довольной физиономии, обеспечил себе продолжение разговора после полуночи.

– Девку эту зовут Людмила, – бойко начал он рассказ, не замечая, как вздрогнул князь при звуке этого имени. А что, имя как имя. В племени чехов так каждую вторую бабу зовут. – Мать ее пленница из лучан, а отца своего она никогда не знала. Люди поговаривают, что самого Буривоя она дочь. Похаживал он к ее матери, когда та овдовела. Редкой красоты была баба, сказывают. Ну, и после он ее не бросил, возле себя держал навроде прислуги. Сгорела она от простуды прошлой зимой. Дочь ее девка работящая, скромная, в плохом не замечена. Замуж не берут, потому как сирота-бесприданница, да еще и рабыня. А дочери у владыки страхолюдные, князь. И избалованы без меры, с малых лет отказа ни в чем не знали. Тут тебя все городище жалеет. За что, говорят, такому бравому парню этакое наказание. Думают, что ты богов сильно прогневал.

– Понятно, – протянул Само, в голове которого забрезжила робкая надежда. Связывать свою жизнь с дочерью деревенского олигарха ему не хотелось совершенно. Нагляделся на таких в прошлой жизни. – А позови-ка владыку, скажи ему, что я с ним вместе хочу жертвы принести в честь удачного сватовства. И чтобы никому ни слова об этом разговоре, ни единой душе.

Ровно в полдень владыка Буривой вскрыл горло отчаянно мемекающей козе, и обмазал кровью деревянного истукана, что стоял в священной роще. В этих местах почитали бога Яровита, и именно его капище расположилось за городком. Группа уважаемых в роду людей стала полукругом сзади, чтобы засвидетельствовать волю богов. В неописуемой лесной глуши такого рода мероприятие, определенно, было событием года. Внезапный порыв ветра качнул ветви деревьев, зашелестели кроны, и молодой князь, сохраняя самое серьезное выражение лица, заявил будущему тестю:

– Боги приняли твою жертву, владыка. Я буду слушать их волю.

Он застыл, уставившись взглядом в грубо вытесанную деревяшку, которая представляла собой угрюмого мужчину преклонных лет с длинной бородой и усами. Молодой князь стоял так, не шевелясь, и даже почти не моргая. Буривой был рядом, с любопытством разглядывая зятя, у которого проходил сеанс связи с потусторонним миром.

– Боги благословили мою свадьбу с твоей дочерью, – сказал Само, когда пауза совсем уже затянулась. Переигрывать не стоило. – Я должен взять за себя ту, что зовут Людмила. Это которая из трех будет? Старшая, наверное?

На владыку было страшно смотреть. Он побагровел так, что стал напоминать незнакомый здесь помидор. Или свеклу, тоже здесь, впрочем, незнакомую. Уважаемые люди, стоявшие сзади, с величайшим трудом пытались сохранить серьезное выражение лица, подобающее торжественному моменту, но получалось плохо. То одного, то другого начинало корчить от смеха, и вскоре хохотали все, кроме жениха и его будущего тестя.

– Что смешного в воле богов? – нахмурился Самослав.

– Людмилу! – хохотал один из старцев, срываясь на неприличный визг и хлопая себя по ляжкам. – Ты же нам врал, что не твоя она. А мы все знали, да виду не показывали. Ой, я не могу! Тебя ведь жена теперь со свету сживет!

И старцы, которые правили местным вечем, едва сохраняя приличия, чтобы не сорваться на бег, двинулись в сторону стоявшего неподалеку городища. Каждый хотел быть тем, кто первым принесет такую новость родовичам. Событие года неуклонно превращалось в событие десятилетия.

– Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? – гневно сказал Само, который тоже пошел в сторону ворот. – Буривой, у этих людей помутился разум? Почему они ржут, как кони?

– Не обращай внимания, – махнул рукой владыка, который словно постарел лет на пять. Видимо, виновата была предстоящая разборка с женой. – Наш договор в силе. Свадьба будет через неделю, когда гости соберутся. Отдыхай пока.

– Да ты хоть покажи мне будущую жену-то, – не выдержал Само. – Мне с ней жить вообще-то.

– Людмилу позови, – велел владыка проходившей мимо бабе. Та прыснула в кулак, и побежала со всех ног, сверкая грязными пятками. Видимо, чтобы поскорее увидеть физиономии местных принцесс и сполна насладиться этим зрелищем.

– Людмила! – заорала та в голос, устроив вокруг себя немалую суматоху. Ее зычный голос был слышен в каждом углу, гулким эхом отзываясь по всему городу. Она приложила для этого все свои силы. – Иди на двор! Тебя владыка и будущий муж к себе требуют!

На лице тетки было написано неописуемое наслаждение. Всю свою нерастраченную ненависть к этим избалованным стервам она вложила в этот крик. Впрочем, жену владыки она тоже терпеть не могла, и той этот вопль тоже должен был доставить несколько приятных минут. Баба была на вершине блаженства.

Из дома выскочила раскрасневшаяся Людмила, которая встала перед владыкой и будущим мужем, опустив глаза. Она была последней в городище, кто еще не знал о произошедшем. А вокруг уже собирался народ, обступив троицу по кругу, и жадно ловил каждое слово. Само буквально прикипел к лицу девушки, покрытому нежным румянцем. Коса толщиной в руку спускалась до пояса, а высокая грудь вздымалась в бурном дыхании. Девчонка явно была взволнована.

– У тебя красивая дочь, владыка, – сказал Самослав, вызвав смешки в толпе. И он обратился к невесте. – Боги назвали мне твое имя. Пойдешь за меня?

Девушка подняла на будущего мужа непонимающий взгляд прозрачно-голубых глаз, опушенных длиннейшими ресницами. Ей все происходящее показалось дурной шуткой. Она растерянно посмотрела на владыку, и тот медленно закрыл и открыл глаза, как бы показывая: это правда, не сомневайся.

– Пойду, – прошептала она, и опрометью бросилась в дом.

– Ну, значит, так тому и быть, тестюшко! – заявил довольный князь. – Люди, свадебный пир будет через семь дней. Приходите все!

– Тут такое дело, – сквозь зубы сказал Буривой, когда народ разошелся. – Приданое я для другой дочери готовил. Эта от рабыни родилась, я не признавал ее. Может, другую дочь возьмешь, а эту девку я тебе просто подарю? Наложницей будет.

– Ты что? – отшатнулся от него Само. – Я волю богов не могу нарушить! Удачи воинской не видать тогда! Сам Яровит мне то имя сказал.

– Ну, ладно, – поморщился владыка, и пошел к себе, опустив плечи. Его ждал нелегкий разговор с женой и дочерями. Ему еще предстояло объяснить законной супруге то, что объяснить было невозможно. И Яровит тут не поможет. Он уже наказал владыку. А за что? Разве плохи были его жертвы? Владыка Буривой решительно не понимал этой несправедливости.

***

Молодая сидела в расшитом сложными узорами белом платье до земли, а ее лицо было закрыто плотной тканью. Как и у германцев, невеста здесь закрывалась фатой от недоброго глаза, а тут таких глаз было целых восемь. Интуиция не подвела Само, и за женским столом сидели три дочери Буривоя, похожие на мать как две капли воды. Их губы беззвучно шевелились. Если бы взгляды могли плавить железо, то место отвергнутым избранницам было бы в литейном цеху, где они с успехом заменили бы доменную печь. Но так как уничтожить проклятиями ненавистную разлучницу не получалось, то они просто сверлили ее взглядом, чуть не доведя невесту до обморока. Самослав незаметно сжал под столом тонкие, холодные, как лед пальцы.

– Не смотри на этих жаб, – едва слышно шепнул он ей. – Завтра ты уйдешь отсюда, и никогда их больше не увидишь. Ты войдешь ко мне в дом, и станешь там хозяйкой. Я никогда не обижу тебя.

Молодая жена сжала его руку в ответ, и выпрямила спину. Если бы Само мог видеть ее лицо, то заметил бы, как упрямо сжались ее губы, и как складка залегла между густых бровей. Раз боги дали ей шанс, она сдаваться не собиралась. Она будет счастлива назло этим сукам, глумившимся над ней, сколько она себя помнила.

Свадьба разгоралась все сильнее, а ведуньи рода обвели молодых вокруг священной березы, посыпали их зерном и повязали их руки веревкой в знак того, что они теперь муж и жена. Впереди был свадебный пир, на котором жених и невеста в цветочных венках на голове должны были сидеть как истуканы, пока гости говорили здравицы, дарили подарки, получали подарки, пили, ели и шутили с разной степенью вольности. Разрезали каравай, который стоял перед женихом и невестой, и отнесли половину на капище. Гости все еще ели, пили и смеялись, а уставшему до предела жениху казалось, что весь этот ужас не закончится никогда. Песни лились без остановки, что для современного человека, который не мог напеть ничего длиннее двух строк, было удивительно. Вот тебе и неграмотные дикари! Хмельные гости орали:

Идёт Сварог из кузницы,

Несёт Сварог три молота,

Сварог-кузнец, скуй нам венец!

Брачный оков, красив и нов,

Перстни златы для верности,

В добавочку и булавочку.

Чтоб в том венце венчатися,

Перстенями обручатися,

Булавкою повой приткнуть!

Наконец, вынесли кашу, что служило недвусмысленным намеком на то, что молодым пора уединиться. Ушлая бабенка затянула песню:

Стряпуха-то кашу варила,

Мутовкою шевелила,

Она кашу на стол выносила,

Против Князя её становила.

У нас каша пошла в колупанье,

Князь с Княгиней пошли в обниманье,

Ты Княгинюшка не стыдися,

Ты ко Князю-то прислонися.

А и мы молодыми бывали,

И у нас подолы загибали…..

Молодые встали и удалились в избу, где была расстелена постель. В спину им неслись не слишком приличные пожелания и речевки вроде такой:

– Лёд трещит, вода сОчится, я не знаю, как кому, а мне хочется!

Само закрыл дверь избы, слегка заглушив шум праздника, который волной несло все дальше с каждой выпитой чашей. Его жена сняла фату с лица и опустилась на колени. Само выставил вперед ногу в сапоге, его уже посвятили во все тонкости свадебных обычаев, и он был под впечатлением от их сложности и многообразия. Людмила сняла с него один сапог, потом второй, и вытащила плетку, которая по обычаю была в этот сапог вложена. Опустив глаза, она подала ее мужу. Само легонько шлепнул ее пониже спины, и притянул девушку к себе.

– Готова? – шепнул он ей на ухо, чувствуя, как испуганным воробушком колотится ее сердце. – Не бойся, все будет хорошо.

Она закрыла глаза, и неумело обвила руками его шею.

Минут через тридцать в дверь требовательно застучали. Теперь уже законных мужа и жену требовали к столу, где они могли, наконец, поесть. Вечер был в полном разгаре, и Само собрал волю в кулак. Этот день нужно было просто пережить.