Текст книги "Канкан для братвы"

Дмитрий Черкасов
Канкан для братвы
(Братва – 2)

«Да! Пусть завтра будет даже хуже, чем вчера!

Да! Пусть обнаглели мусора!

Но! Братва не сдастся ни за что и никогда!

Прорвемся! Горе – не беда...»

Народная братанская песня

ПРОЛОГ

На встречу со старыми товарищами в недавно открывшемся возле станции метро «Гражданский проспект» африканском ресторане «Джунгли» Денис опоздал, несмотря на то, что жил всего в десяти минутах езды от места рандеву. Маршрутные такси и частные машины проносились мимо торчащей на обочине фигуры с вытянутой в сторону рукой, будучи либо забиты под завязку, либо спеша куда-то по своим делам.

Рыбаков успел изрядно замерзнуть, прежде чем дедок на стареньком обшарпанном «москвиче»-универсале, изрыгающем клубы сизого дыма, соизволил принять на борт ругающегося под нос пассажира.

Но в любом жизненном явлении есть как отрицательная, так и положительная сторона. В этом Денис многократно убеждался и раньше. И теперь, бросив взгляд на суету возле ресторанчика, понял, что Высшая Сила в очередной раз уберегла его от участия в весьма и весьма сомнительном мероприятии.

У самых дверей увеселительного заведения ничком лежал здоровенный африканец в бордовой ливрее, имея вид подстреленного злобным английским колонизатором самца-орангутана. Из разбитого окна второго этажа свешивался еще один чернокожий в накрахмаленной белой курточке. Сквозь распахнутые настежь и перекошенные двери на улицу неслись веселые крики «почтенных бизнесменов», занятых загоном остатков персонала на огромную искусственную пальму, установленную в самом центре обеденного зала.

Денис вздохнул.

По застекленной галерее, огибавшей здание ресторана на уровне бельэтажа, пробежал негр с подносом, уставленным стаканами с разноцветными коктейлями, и скрылся из виду. На четверть минуты вопли братков утихли, но затем возобновились с новой силой.

Рыбаков посмотрел на автостоянку, где сияли свежевымытыми боками ярко-алый кабриолет «Меrcedes-Benz SL320» Горыныча, вишневый «Lincoln Navigator» Ортопеда, серебристый «Jaguar S-type» Паниковского, темно-зеленый «GMC Jimmy» Антифашиста и яично-желтый «Dodge Durango» Гугуцэ, и почесал затылок. Состав участников спонтанного погрома не оставлял надежд на быстрое окончание побоища и свидетельствовал лишь о том, что веселье будет продолжаться вплоть до прибытия усиленных нарядов милиции, стянутых из трех соседних районов.

Бурное прошлое нынешних предпринимателей, занимавших солидные должности директоров акционерных обществ самого разнообразного типа, время от времени прорывалось наружу, приобретая гротесковые формы физического воздействия на недостаточно расторопную обслугу питейных заведений или на несговорчивых партнеров по бизнесу, имевших наглость заниматься крючкотворством при составлении договоров.

Из ресторана вылетел Паниковский и помчался к своему «Ягуару», на ходу помахав рукой задумчивому Денису.

– Мы щас! Ты заходи! – Браток выволок из багажника английского седана три изрядно потертые бейсбольные биты. – Ну, блин, я вас!

– Может, не стоит? – осведомился Рыбаков.

– Стоит, стоит! – Паниковский крутанул биту. – Делов-то на полминуты!

– Ты скоро?! – на пороге появился Горыныч, держащий за шкирку вяло трепыхающегося повара-мулата. – А-а, Диня, здорово!

Плод любви белой женщины и чернокожего мужчины попытался было вывернуться из халата, но не сумел и безвольно повис в полуметре от сугроба.

– Там пятеро шоколадок на кухне забаррикадировались, – сообщил Горыныч.

– Ничего! – бодро гаркнул Паниковский.

– И это называется деловой встречей? – ехидно спросил Денис.

– Никто не совершенен! – Горыныч картинно повернулся в профиль.

Из-за поворота с проспекта Просвещения показалась головная машина милицейской автоколонны. Улицу огласил вой доброго десятка сирен.

– Опаньки! – Горыныч отбросил мулата в сугроб. – Быстро они сегодня!

– Мотаем отсюда! – Паниковский кинул биты обратно в багажник «ягуара». – Через черный ход! Все, Диня, давай! Завтра на Думской, в два часа. На балюстраде Гостинки...

– Понял, – Рыбаков успел кивнуть, прежде чем два бугая скрылись под сводами ресторана. – Да-а! Не стареют душой ветераны...

Из подъехавших «канареек» посыпались облаченные в бронежилеты автоматчики и толпой бросились в подсвеченный рождественскими гирляндами дверной проем. Бегущий первым милиционер запнулся об обледеневшую ступеньку и шмякнулся на ковровую дорожку перед входом. АКСУ [1]1
  Автомат Калашникова специальный укороченный, калибр 5,45 мм. (Здесь и далее – примечания автора.)


[Закрыть] отлетел в снег. Упавший вознамерился вскочить на ноги, но сзади на него налетели перевозбужденные коллеги. Мелькнули чьи-то ноги, и спустя пару секунд на пороге ресторана образовалась куча мала, из которой во все стороны торчали автоматные стволы и неслись приглушенные опущенными забралами шлемов проклятия.

Денис пожал плечами, выразив тем самым свое личное мнение об уровне подготовки местных групп захвата, прошел несколько шагов по газону и поднял руку, останавливая попутную машину.

Глава 1
НЕ ДУМАЙ О СЕКУНДАХ СВЫСОКА! КУПИ МОБИЛЬНИК – САМ ПОЙМЕШЬ, НАВЕРНОЕ...

– Денег этой следачке давать бессмысленно, – Гугуцэ плавно подошел к концу повествования о трудной судьбе Аркадия Клюгенштейна, вот уже две недели томящегося в застенках Главного Управления Внутренних Дел по Санкт-Петербургу. – Да и не за что, блин. Дело – полный фуфел...

Денис отвел взгляд от Горыныча, старательно ковыряющего десертной ложечкой в разрезанной пополам ягоде киви, и сцепил руки на животе.

– Так что на этот раз вменяется Глюку?

– Бандитизм, пиратство и незаконная порубка деревьев и кустарников, – с тоской произнес Гугуцэ.

– Как это? – удивился Рыбаков. – Что за идиотский набор статей?

– А так, – пожал плечами дотоле молчавший Садист. – Это надо у следствия спрашивать...

– Ну, бандитизм я еще понимаю, – Денис сделал глоток кофе. – Сие есть, можно сказать, профильная статья Глюка. Да и не только его... Но пиратство и незаконная порубка деревьев?..

– И кустарников, – напомнил Горыныч, откладывая на блюдечко очередную раздавленную мощными пальцами киви.

– Да, и кустарников, – согласился Рыбаков. – Эти-то обвинения как образовались?

– Элементарно, блин, – Гугуцэ закурил. – Все началось с материала Гоблина в «Калейдоскопе». Ты ж знаешь, Димон у нас нынче журналист. Так вот... Гоблин накропал эссе о старых тополях в Летнем саду, типа, они такие трухлявые, что в любой момент могут на статуи свалиться. Глюк совершенно случайно тот материал увидел и решил, блин, братану помочь. Подумал, что Димон сильно озабочен сохранением культурного достояния... Заехал в магазин на Литейном, купил бензопилу и заявился в садик. Там отловил какого-то служителя и ну допытываться, какой из тополей надо первым рубить! Служитель в крик. Глюк ему в грызло... Подумал, блин, что тот что-то скрывает... Пока то да се, пока ментовка приехала, он уже успел три дерева зафигачить...

– Пьяный? – поинтересовался Денис.

– В том-то и дело, что нет! – Гугуцэ раздраженно потряс пудовым кулаком. – Трезвый как стеклышко! Дальше – больше... Мусора его обложили, так Глюк от них к Неве чесанул. Прыгнул на пристань, откуда пароходики прогулочные отходят, сбросил сходни и заставил капитана отойти от берега. Тут речная ментовка подоспела... Аркашка по кораблю заметался, пилу свою включил, размахивать начал. Цирк, короче! Его целый час взять не могли. Потом, блин, пожарный катер подогнали и струёй из водяной пушки с ног сбили. Вот так и повязали. Хотели поначалу терроризм вменить, даже эфэсбэшники приезжали, но потом передумали. Решили, что с него и пиратства хватит...

– Что Гоблин по этому поводу думает? – улыбнулся Рыбаков. – Ведь такая читательская реакция не каждый день встречается.

– Обозвал Глюка придурком, – хмуро сказал Садист. – В чем-то он прав...

Горыныч закончил безуспешную битву с дюжиной киви, в процессе которой ему перепало всего несколько кусочков сладкой зеленой мякоти, и оценивающе посмотрел на россыпь нектарин в вазе.

Денис на время отвлекся от обсуждения главной темы.

– Еврейского фруктика захотелось?

– Почему это? – патриот Горыныч отдернул протянутую к вазе руку.

– Да так, – Рыбаков пожал плечами. – У нас ведь половина нектарин из Израиля поставляется, а половина прямо тут производится. Из обычных персиков.

Даниил Колесников выпятил подбородок.

– Как это?

– Берут персик, безопасную бритву и соскабливают с кожуры весь пух. Получается гладкая нектарина. По цене, прошу отметить, в два раза больше, чем фрукт-прототип...

Горыныч тут же представил себе пейсатых коммерсантов, сидящих в подсобке и скребущих «жиллетом» по спелым дарам солнечного Азербайджана, развернулся вполоборота и злобно посмотрел на темноволосого курчавого хозяина маленького ресторана, протирающего стаканы возле стойки.

– А ну, блин, иди сюда!

Ресторатор выронил тряпку.

– Стой, где стоишь! – через плечо бросил Садист. – Диня, ну на фига ты Даньку заводишь? Он, блин, и так дерганный...

– Я просто выдвинул свою теорию происхождения нектарин, – пояснил Рыбаков. – Ладно, к делу... Как я понял, материалец-то у ментов имеется. И отнюдь не фуфловый, несмотря на мнение уважаемого Гугуцэ. Бензопила была, три дерева уничтожены, захват прогулочного катера тоже был...

Горыныч со товарищи насупились.

– Остается бандитизм, – Денис отхлебнул кофе. – Что по нему?

– Старая история...

– А именно?

– Ты Сашу-Носорога помнишь? – спросил Садист.

– Смутно. Что-то слышал, но лично ни разу не встречался.

– Тады рассказываю, – Гугуцэ подбросил на ладони хромированную зажигалку «Zippo» с накладным золоченым орлом. – Санек бригадирствовал у Хоттабыча, отвечал за своевременный сбор налогов. Примерно год назад на него один барыга накатал цидулю в РУБОПиК [2]2
  Региональное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией


[Закрыть]. Типа, вымогатель... Причем сам барыга скоропостижно гикнулся от сердечного приступа в том же РУБОПиКе.

– Пылкин его фамилия, – встрял памятливый Горыныч.

– Ага, Пылкин, – кивнул Гугуцэ. – Ну вот... Мусора кинулись за Саньком, тот как-то прознал про это дело и решил сваливать. Только из дома выскочил – СОБР [3]3
  Специальный отряд быстрого реагирования.


[Закрыть] тут как тут! Санек в «бээмвуху» свою прыгнул и по газам. Те за ним. Часа два по городу гоняли, даже вертолеты подключили. Ну, блин, и догонялись... На Гражданке Сашка вылетел на развязку и сорвался с эстакады. В лепешку, короче...

– А Глюк тут каким боком? – не понял Рыбаков.

– Пылкин и на Глюка успел написать.

– Каким образом?

– Ну, видел его вместе с Носорогом в каком-то кабаке, запомнил, – Гугуцэ пожал широченными плечами. – Санек же богатым пацаном был, с десятка фирмочек навар имел. Вот менты, видать, до сих пор за деньгами и охотятся. Всех подряд чешут. Когда Носорог копыта откинул, мусора в первую голову стали капусту искать. И не нашли...

– Говорили, что Санек какую-то экспедицию проплатил, – буркнул Горыныч.

– Верно, – поддержал Садист. – Он прошлым летом на месяц из города пропал. Вроде на Волгу ездил, клад Стеньки Разина разыскивал.

– Нашел? – осведомился Денис.

– Непонятно. Но вернулся довольный...

– И башней повредился, – дополнил хмурый Гугуцэ. – До этой свой экспедиции он нормальные картины собирал, пейзажи, по Айвазовскому прикалывался, а после всякой мути накупил. Абстракционистов, блин...

– Точно, – закивал Горыныч. – Я у него прошлой осенью был. Целую стенку в одной комнате под эту фигню отвел. Мазня, блин, да еще на какой-то пленке прозрачной, типа целлофана...

Слишком продвинутое абстрактное искусство братки не уважали. Им были чужды завихрения сопливой интеллигенции, стенающей от восхищения на выставках Малевича, Кандинского и Филонова, жадно пожирающей бесплатные закуски на презентациях новомодных лауреатов Букеровскрй премии и обсуждающей бесконечные и бессмысленные творения маститых кинорежиссеров-символистов вроде Феллини или Сокурова. Нормальным пацанам был ближе реализм Рафаэля, Шишкина или, на худой конец, боевичков типа «Терминатора» и «Крепкого орешка». Заумь «образованщины», не способной ни к какому серьезному делу, они почитали за проявление комплексов физической и интеллектуальной неполноценности. И были абсолютно правы.

– Щас его хата племяннику отошла, – сказал Садист. – Менты хотели квартирку себе забрать, ан не вышло! Правда, крови они ему попортили немало. Одних судов штук пять было...

– Так, мы отвлеклись, – Рыбаков прервал поток воспоминаний. – К покойному Носорогу можно будет вернуться позже. Меня больше интересует заява на Глюка и то, что заявитель скоропостижно помер. Подробности имеются?

– Не-а, – Гугуцэ качнул бритой головой. – Судя по всему, барыга перенервничал. Попросил, типа, защиты, его рубоповцы в свое СИЗО посадили на пару дней, да не уследили. Ночью приступ начался, а камера одиночная. До двери доползти не успел. Утром уже холодненьким был...

– Мертвый заявитель – это очень хороший заявитель, – резюмировал Денис. – Кто у Глюка адвокатом?

– Сулик Волосатый, как обычно, – проворчал Садист. – Тебе он нужен?

– Не помешает... Кстати, а где Ортопед?

– Домой рванул.

– Зачем?

– У них в деревне, блин, нечисть какая-то завелась, – обрадованно сказал Горыныч. – По ночам в клубе воет. Часиков эдак с двенадцати. «У-у-у! У-у-у!!!» – от мощного баса Колесникова звякнули фужеры на стойке бара. – Вот так примерно. Народ уже на улицу выходить боится. Мишка и решил разобраться...

* * *

Сидя в «додже» Гугуцэ, несущемся мимо Петропавловской крепости, Денис вспомнил об одной характерной примете бывшего руководителя Саши-Носорога.

– Слушай, Боря, а что у Хотгабыча за шрам поперек башки? Волосы как на пробор уложены... Его, случаем, саблей по голове не били?

– Не. – Гугуцэ меланхолично перекатил шарик жевательной резинки из-за правой щеки за левую. – Это его расстрелять пытались.

– На стрелке?

– Да какой там! Натурально, по приговору суда...

– Ничего себе! – поразился Рыбаков. – Как же он в живых остался?

– Это еще до моратория на смертную казнь было, – объяснил Гугуцэ. – В девяностом. Хоттабыча за тройное убийство замели. Подставили, понятное дело, но суд быстренько дал «вышку». Пока пацаны настоящего мочилу искали, Хоттабыча уже в спецзону направили... Тогда в разных зонах по-разному расстреливали. В той, куда Хоттабыч попал, все под медосмотр обставляли. Приводили зека в кабинет, измеряли давление, вес, легкие и напоследок рост. Ставили к планке у стенки, а там сзади окошечко маленькое было... Только встанешь – врач кнопку нажимает, и готово. Автоматика, блин. Прямиком в затылок...

– Но ведь у разных людей рост разный, – возразил Денис.

– Там эта фиговина со стволом вверх-вниз двигалась. И окошечек было несколько, – браток нетерпеливо просигналил замешкавшемуся у светофора грузовику. – Ну, привели Хоттабыча, поставили у ростомера... Ба-бах! А тот, блин, чо-то буквально за полсекунды почувствовал. То ли глаза медсестрички не понравились, то ли еще что... Вот и дернулся слегка. Пуля по черепухе скользнула, клок кожи содрала и аккурат дохтуру в пузо. Просекаешь? Вместо осужденного исполнитель маслину получил! И это еще не все! Хоттабыч локтем назад треснул, думал, там палач со стволом обосновался. Хотел напоследок хоть одного цирика [4]4
  Сотрудник охраны исправительного учреждения (жарг.)


[Закрыть] с собой на тот свет утащить. И попал в стену точно напротив какого-то электропривода. Пара кирпичей – вдребезги! Машинку-то и заклинило! Пока вся обойма не вылетела, автомат не угомонился. Пилюлькин еще две пули схлопотал, одна медсестре досталась, весь кабинет разнесло... Конвоиры влетают, а Хоттабыч на полу сидит, орет благим матом и за локоть держится. Вокруг кровища, сестра с врачом у стола валяются, дым, агрегат расстрельный наполовину из стены выпирает, провода какие-то искрят. Провели, блин, медосмотр... В общем – ужас! Всех троих в больничку отправили. А тут и братва подоспела. Мочилу тепленького на одной хазе отловили и ментам с полным раскладом выдали. Вот такие дела. Правда, Хоттабыч с тех пор на людей в белых халатах как-то нехорошо посматривает...

– Немудрено, – вздохнул Рыбаков.

* * *

В ремонтном депо Финляндского вокзала стоял такой холод, что теплолюбивому электрику Резвану Лечиевичу Пифие пришлось нацепить на себя, помимо свитера и ватника, огромный овчинный тулуп. Диагностировать электропроводку на тепловозах или заниматься еще каким-нибудь общественно полезным делом в подобном снаряжении было практически невозможно, но гражданин Пифия никогда и не отличался склонностью к трудовым подвигам. Он мнил себя молодым политиком-демократом и по этой причине львиную долю своего рабочего времени посвящал чтению пропагандистской литературы. Его непосредственное начальство в лице спившегося мастера Петровича, перманентно занятого поиском средств на «огненную воду», не обращало внимания на либерала-электрика, и Резван был предоставлен сам себе.

Вот уже три года Пифия входил в боевую ячейку мелкой псевдодемократической «партии», чья численность составляла целых тридцать человек. Возглавлял сие потешное объединение бывший сокурсник нынешнего вице-премьера Грефсона, оказавшийся за бортом реформ, но не утративший при этом правозащитного пыла и желания любыми способами пробиться во властные структуры. Для чего он регулярно выводил своих «орлов» на несанкционированные митинги в поддержку энергетического беспредела товарища Чубайсенко, где партийцев тупо месили омоновцы, и участвовал во всех мало-мальски значимых мероприятиях питерской демтусовки...

Резван воровато оглянулся, перекусил пару проводков на электрощите тепловоза с бортовым номером 4402-Б и запихнул в карман тулупа здоровенное реле.

Боевая ячейка под руководством Гриши Старовойтова, куда вместе с Пифия входили недоучившийся студент Института культуры Альберт Песков и безработная повариха Антонина Стульчак, готовилась к совершению террористического акта. Партийный босс пребывал в полнейшем неведении относительно планов молодежи. Его решили не ставить в известность до самого последнего момента. Истеричный «главный демократ» мог помешать группе Старовойтова взорвать памятник Ленину, расположенный в сквере недалеко от станции метро «Чернышевская».

Идея теракта родилась в пропитанных клеем «Момент» мозгах Старовойтова давно. Однако все упиралось в невозможность осуществления задуманного, так как ни один из членов ячейки навыками взрывотехника не владел. А обвязывать памятник китайскими петардами и поджигать фитиль было глупо. Мощности петард явно не хватало, чтобы сковырнуть с постамента полутораметрового латунного уродца, ноги которого по странной прихоти скульптора были в два раза длиннее торса, а засиженная голубями кепка с длинным козырьком, украшавшая голову, издалека напоминала бейсболку.

Решение нашел Пифия, чем очень гордился. Будучи однажды в гостях у одного своего приятеля, стоявшего в плане материального достатка на три ступени выше электрика депо, Резван открыл для себя мир компьютерных сетей, в которых можно было найти любую информацию на любую тему. По просьбе Пифии обладатель умной машины вышел в Интернет и скачал с одного из бесплатных сайтов «Памятку террориста», где в доступной форме излагались несколько способов изготовления взрывчатки и детонаторов. Радостный Резван схватил вылезшие из принтера листы, ощутил себя местным Карлосом «Шакалом» [5]5
  Карлос Ильич Санчес «Шакал» – один из наиболее известных террористов в мире. В 1998 году во Франции приговорен к пожизненному заключению. Доказано участие Карлоса «Шакала» в совершении как минимум двух террористических актов. На самом деле это количество на порядок больше.


[Закрыть], сухо простился с удивленным такой переменой настроения знакомцем и убыл на встречу с единомышленниками, где выложил перед товарищами по борьбе распечатку «Памятки» и предложил начинать подготовку к операции. Истосковавшиеся по настоящему делу единомышленники бурно одобрили такой подход к борьбе с тоталитарным наследием прошлого и отметили появление инструкций масштабной пьянкой, в результате которой Старовойтов и Стульчак были задержаны на улице за хулиганство, выражавшееся в заблевывании прохожих на пешеходном переходе, погружены в «хмелеуборочную» и помещены в вытрезвитель. Пифия и Песков, травившие рядом, успели убежать при первых звуках сирены.

Появившиеся на следующее утро Гриша с Антониной поправили здоровье недорогим портвейном и стали соображать, где достать мешок аммиачной селитры. Песков взял на себя изготовление корпуса для бомбы, а Пифие поручили свистнуть из родного депо комплектующие к электродетонатору...

Резван еще раз оглянулся, перебрался к соседнему тепловозу, залез в кабину машиниста и вырвал из-под приборной доски пару метров провода в черной рассохшейся изоляции.

* * *

Супруга Дениса сняла с плиты заголосивший чайник, повесила полотенце на крючок и уместилась с ногами на кухонном диванчике рядом с погруженным в чтение комментариев к Уголовному кодексу Рыбаковым.

– Ну, и что ты скажешь? – Ксения первая нарушила затянувшееся молчание.

– Думать надо, – Денис захлопнул книгу, положив вместо закладки карандаш, коим он отмечал в комментариях наиболее полезные для предстоящего мероприятия абзацы. – С пиратством все ясно. Оно либо вообще не пройдет, либо будет переквалифицировано на другую статью... Остальное похуже. Деревья Глюк точно рубил, тому имеется сотня свидетелей. И бандитизм – штука тонкая. Аркашке вменяют «участие в организованной преступной группе», что позволяет следствию держать его в клетке до суда. Исходя из соображений тяжести деяния...

– Но доказательства... – Ксения поджала губы.

– А им они и не нужны. Достаточно заявить, что Глюк был членом банды. Соответственно, несет ответственность за все преступления, действительные или мнимые, которые совершали другие члены ОПГ.

– Не объясняй мне элементарных вещей. Я это и без тебя знаю...

– Тогда чему ты удивляешься?

– Я не удивляюсь, а размышляю. Этот... как его... Саша-Носорог имел отношение к Аркадию? – Ксения почти никогда не называла приятелей мужа по кличкам.

– Только косвенное, – Денис подпер щеку рукой. – Были знакомы, как и все более-менее известные братаны в городе. В одну команду никогда не входили.

– Уверен?

– Ага. Глюк уже десятый год в антоновском коллективе.

– А совместные проекты?

– Ребята говорят, что не было.

Ксения кивнула.

Врать Рыбакову никто бы не стал. Это было не только не в традициях давно сложившихся взаимоотношений, но и представляло серьезную опасность для арестованного Клюгенштейна. Сказать Денису неправду или не сказать всей правды означало свести на нет подготовительную работу по освобождению прохлаждающегося на нарах коллеги, ибо неверная предпосылка была даже опаснее реального деяния, предусмотренного в Уголовном кодексе. От факта деяния еще можно отбиться, а перестраивать начатую операцию на ходу сложно и не всегда разумно. Особенно в том случае, когда в процесс вовлечены и сочувствующие братки, и противостоящие им организмы из правоохранительной системы.

– Заявитель точно умер?

– Однозначно. А почему ты спросила?

– Видишь ли... Не получится ли так, что смерть заявителя – ловкая инсценировка? И он в самый неподходящий момент вылезет со своими разоблачениями? Недавно был похожий случай, по телеку о нем чуть ли не неделю вещали.

– Слишком много времени прошло. Год его бы мариновать не стали. Хотя...

– Тебя что-то настораживает? – улыбнулась Ксения.

– Есть какая-то странность в этом деле, – признался Денис.

– Просвети.

– Меня немного беспокоит присоединение к вполне понятным действиям Глюка обвинения в бандитизме. Это ведь из другой оперы, совсем по другому делу... Зачем? Все и так ясно. Вандал с бензопилой похулиганил, плюс еще захват катера. Пиши обвинение – и в суд. А тут целый год чего-то выжидают, Глюка не трогают, даже в качестве свидетеля не вызывают... Несмотря на наличие письменной заявы.

– Может быть, до него только сейчас очередь дошла? – предположила жена.

– Не исключаю. Трудовой энтузиазм наших ментов эквивалентен активности недавно пообедавшего ленивца, так что подобное развитие событий вполне вероятно. Если посчитать обычную численность ОПГ... например, в двадцать человек... отрабатывать по паре людишек в месяц... Да, пожалуй, ты права. Чтобы дошли руки до Глюка, следствию надо около года.

– Адвокат у Аркаши нормальный?

– Спрашиваешь! Великий и могучий Сулик Волосатый, гроза нечистоплотных следаков! Плюс группа общественной защиты во главе с товарищем Эдиссоном. Правда, особых сдвигов пока нет.

– И ты, естественно, органично вливаешься в эту группу?

– Безусловно, – Рыбаков наморщил лоб. – На святое дело иду, дружбана с кичи выручать...

– Ага! – Ксения заинтересованно посмотрела на мужа. – И как, позвольте спросить, ты ему намереваешься помочь?

– Пока не знаю, – Денис постучал согнутым пальцем по бордовой обложке Уголовного кодекса. – Но надеюсь, что сия умная книга подскажет мне путь к достижению нирваны. Параллельно с этим надо с Андрюхой Воробьевым посоветоваться. Мы так и так собирались его навестить. Вот и совместим приятное с полезным...

Андрей Валерьевич Воробьев [6]6
  См. роман Дм. Черкасова «Крестом и булатом» (прим. редакции)


[Закрыть] был в Санкт-Петербурге личностью известной.

Экс-военный прокурор и заслуженный юрист России подвизался на ниве защиты печатных изданий от наглых наездов якобы оскорбленных журналистами персонажей статей, бывших по странному совпадению сплошь чиновниками местных администраций и представителями вороватой «либеральной интеллигенции».

Постоянным противником Воробьева выступал занудливый и недостреленный Руслан Пеньков, с периодичностью раз в два месяца писавший тупые иски о защите чести и достоинства трупа депутатши, замоченной в собственном подъезде более двух лет назад. Суды Русланчик проигрывал, но свою бурную деятельность не останавливал, чем лишь повышал престиж бывшего прокурора в глазах прогрессивной патриотической общественности. Андрей ржал над каждой фразой исковых заявлений, цитировал их в юридических журналах и с нетерпением ожидал очередного прилива активности Пенькова, дабы обогатиться дополнительным перлом в своей адвокатской практике.

Уровень профессионализма Воробьева сомнений не вызывал. Как в гражданском, так и в уголовном судопроизводствах. По этой причине Ксения полностью согласилась с предложением супруга.

– До Нового года осталось всего четыре дня...

– Ничего! – бодро отреагировал Денис. – Воробей будет рад нас видеть в любое время. Хоть сегодня, хоть тридцать первого. Он недавно верещал о своем желании презентовать нам очередную свою книжку, так что мой звонок согреет его утомленную писательскую душу.

– Сегодня я не могу.

– Тогда завтра, – Рыбаков схватил телефон и быстро набрал номер. – Занято... Ладно, до вечера прозвонюсь. Что у нас на ужин?

– Курица.

– Отлично, – Денис ссадил с коленей заснувшую карликовую пуделиху Дашу и потянулся. – Сейчас набьем живот и приступим к визуализации планов по освобождению узника совести.

– Это лучше делать на пустой желудок. Злее будешь.

– Неправда ваша! Когда я голоден, у меня одна мысль – о еде. Ты же не хочешь, чтобы стратегия и тактика защиты Глюка строились на фундаменте из кулинарных рецептов. Так что давай запихивай птицу в чугунок...

Ксения усмехнулась и, не поднимаясь с дивана, щелкнула переключателем автоматической газовой плиты. За толстым стеклом духовки вспыхнуло голубоватое пламя.

– Все давно готово. Через десять минут будем ужинать.

– Монтана! – Рыбаков набулькал из тетрапакета стакан томатного сока. – То, о чем я мечтал с самого утра...

– Ты что, не мог на встрече чего-нибудь перехватить? – Ксения подняла брови. – Вы ж вечно в ресторанах сидите.

– Не до того было. Только кофеем нахлебался и все. А потом, ты же знаешь, если начать перед братанами есть, так и они захотят. Для сугрева водочки закажут. И понесется... Вместо серьезного базара получится примитивная обжираловка, плавно переходящая в народное гулянье. На стрелках одному Горынычу позволено жевать...

– Интересно знать, почему?

– А Данька привык к регулярному питанию. Ему давным-давно кто-то рассказал, что от голода он может впасть в диабетическую кому. Пошутили... Но Горыныч отнесся серьезно и теперь не упускает шанс что-нибудь в пасть забросить. У него даже наручный хронометр раз в три часа звонит. Напоминает, что пора подкрепиться...

– Я даже знаю имя того человека, кто ему про диабетическую кому рассказал, – Ксения легко поднялась на ноги и распахнула дверцу холодильника.

Рыбаков сделал вид, что слова супруги к нему не относятся.

Кухонный приемник, настроенный на волну радиостанции «Азия-минус», созданной Толиком-Нефтяником в пику слишком популярной «Европе-плюс» издал мелодичный звон маленьких колокольчиков, возвещающих о том, что музыкальная программа подошла к концу и наступило время новостей.

«В семье есаула черной сотни Опанаса Петренко, – бодрым голосом сказал диктор, – родился еврейский ребенок. Мальчик чувствует себя отвратительно...»

Денис хихикнул и немного прибавил звук.

* * *

Старший следственной группы, созданной для изучения творческого наследия Александра Ивановича Печенкина, известного также по погонялу Саша-Носорог, пребывал в мерзейшем настроении. Младшего советника юстиции Моисея Филимоновича Нефедко окончательно достала бравая милиционерша Панаренко, требовавшая от скромного работника прокуратуры все новых и новых санкций на задержание подозреваемых, в разряд которых ищейка с Захарьевской [7]7
  На Захарьевской улице в Санкт-Петербурге находится Следственное Управление ГУВД


[Закрыть] заносила каждого, кто был даже шапочно знаком с покойным Печенкиным или был упомянут в многостраничном доносе бизнесмена Пылкина, скончавшегося на несколько часов позже Саши-Носорога.

Рвение Ирины Львовны Панаренко, в девичестве – Фиры Лейбовны Стукельман, было легко объяснимо. Майор милиции подошла к рубежу пенсионного возраста, оттрубив в ГУВД почти двадцать лет, и желала с блеском завершить свою карьеру, напоследок разоблачив самую масштабную банду в истории Санкт-Петербурга. Ей грезились благодарность от самого министра внутренних дел, орден, подполковничьи погоны, солидная денежная премия и уговоры коллег и начальства остаться на рабочем месте еще хотя бы на годик-другой.

Панаренко-Стукельман ради удовлетворения собственных амбиций была готова пересажать по камерам половину населения северной столицы.

Нефедко чурался подобного подхода к расследованию уголовных дел. Ему было гораздо ближе неспешное течение событий, обычно приводящее к тому, что потерпевшие сами отказывались от борьбы за собственные нарушенные права, переставали появляться в здании прокуратуры, и папки со следственными материалами покрывались пылью в углу кабинета. По истечение пары лет дела сами собой прекращались «за отсутствием состава преступления» или по очередной амнистии. В молодости Моисей Филимонович прошел стажировку у районного прокурора Терпигорева, который и научил юношу всем тонкостям «настоящей» следственно-надзирающей работы, за что Нефедко был очень благодарен старшему товарищу. Советы Терпигорева сильно помогали недалекому и хилому выпускнику заштатного юридического вуза благополучно продвигаться по служебной лестнице, в личном деле у него было ровно в два раза больше поощрений, чем замечаний.