Текст книги "Посткапитализм и рождение персоналиата"

В контексте вышесказанного возникает встречный вопрос: если нет четких «формационных границ», то можно ли вообще говорить о социальных революциях? Все вышесказанное отнюдь не означает, что социальные революции – это иллюзия рационалистического сознания, опирающегося на абстракции (как и то, что концепты классов и классовой борьбы бесполезны124124
  Ответную критику исторического ревизионизма см., например, здесь: Amariglio J., Norton B. Marxist Historians and the Question of Class in the French Revolution // History and Theory. 1991. № 1. Pp. 37–55.


[Закрыть]). Однако исследовательский взгляд должен быть направлен не на резкие разрывы или «непримиримые антагонизмы», а на точки синтеза и континуумы медленных трансформаций.

***

В данной главе я попытался показать, что если и можно говорить об универсальных закономерностях смены общественных формаций, то вряд ли их можно выявить, изучая «восстания снизу» или непримиримую классовую борьбу. Наиболее вероятно начало прогрессивных трансформаций по инициативе элит. Поэтому можно посмотреть на социальную революцию как на синтез элит. Именно у элит накапливаются необходимые ресурсы, которые постепенно перетекают туда, где возникают и зарождаются новые способы производства и производственные отношения. Социальная революция – это очень долгий процесс, который вряд ли можно адекватно описать чернобелыми красками политических противостояний и баталий. В таких процессах, как правило, задействовано множество субъектов. Элиты могут пользоваться преимуществами как старых способов производства, так и новых. Более того, очень важна роль тех социальных сил, которые находятся в неантагонистических взаимоотношениях со старыми элитами. Да, мы можем говорить о некоем «столкновении» социальных субъектов, порождаемых разными способами производства. Разные элитные группировки при этом могут бороться друг с другом, не задумываясь о каких-то «системных» изменениях. Их повседневная борьба приводит к непредсказуемым последствиям, открывая лазейки-зазоры, которыми пользуются новые социальные силы.

Этот экскурс был необходим, чтобы подготовить читателя к изложению концепции возвышения персоналиата как «составной части» уже происходящей посткапиталистической трансформации. Чтобы увидеть то, что часто остается незамеченным, нужно отбросить старые предрассудки и избавиться от ненаучных по своей природе идеалистических представлений о нацеленном на построение неантагонистических общественных отношений революционном порыве «снизу», который при всем при этом должен завершиться социальной революцией. Стоит воспользоваться совершенно другой теоретической оптикой. Что, если посткапиталистическая революция – это вовсе не «социальный взрыв» эксплуатируемых и угнетенных? Что, если будущее вовсе не за идиллическим обществом всеобщего равенства? Что, если посткапиталистическая революция – это то, что уже сравнительно давно происходит? Попробуем ответить на эти вопросы во втором разделе.

Раздел II
Персоналиат

Глава 1
Конец экономики отменяется

Прежде чем переходить к обоснованию главного тезиса настоящего раздела (да и всей книги), будет полезным вернуться к тому, что было сказано выше. Рассматривая в качестве ключевого фактора производства первоначальный источник экономических благ (потребительных ценностей), мы начинаем понимать логику исторического процесса, поскольку именно такие источники принципиально обусловливают то, как люди достигают тех или иных преимуществ и в целом господства. Если среди источников материальных благ преобладает природа (дикорастущие плоды и ягоды, животные, рождающиеся в лесах, и т. п.), то нет эксплуатации и силового «социального» присвоения, а соответственно, государства и аппарата экономического принуждения. Как только природные процессы начинают активно контролироваться (системы ирригации, оседлое земледелие и т. п.), появляются экономические излишки, земля превращается в ценнейший ресурс, возникают классы землевладельцев, которые стремятся подчинить и закрепостить живую рабочую силу, обитающую на этой земле. Так как главный экономический ресурс в данном случае земля, то преобладающий ресурс господства – это именно сила. Когда развитие науки и техники приводит к тому, что на первый план в качестве фактора роста производительности выходит труд как физическая активность человеческого тела, старые ресурсы и источники господства и доминирования утрачивают свою значимость. Рабочая сила «высвобождается» с той целью, чтобы вновь быть подчиненной в качестве биологического субстрата процесса извлечения прибавочной стоимости, помещаемого в механизированное пространство промышленного производства. Основным ресурсом господства здесь является уже не сила, а способность так соединять человеческие тела и технические устройства, чтобы достигать максимальной производительности. Эта способность напрямую сопряжена с наличием материального богатства. Наконец, сегодня происходит очередной тектонический сдвиг, связанный с выдвижением на авансцену творчества как важнейшего источника потребительных ценностей. Именно творчество выступает драйвером медленного дрейфа общества к посткапитализму. С данным процессом многие авторы связывают большие надежды. Мы привыкли ассоциировать с творчеством свободный полет мысли, независимость, состояние внутренней свободы, подъема сил, восторг от созидания и т. п. Но так ли все безоблачно?

Когда наступает конец капитализма? Есть все основания полагать, что капитализм уже сегодня постепенно «завершается» вместе с изменением ключевого источника потребительных ценностей. Становясь главным фактором производства, творчество радикально меняет производственные отношения.

В принципе о подрывающих основы капиталистического способа производства свойствах творчества написано уже немало. Как уже отмечалось выше, довольно часто указывают, например, на следующие свойства: необходимость всестороннего развития с целью увеличения творческой продуктивности (что отсылает к важнейшей роли государства, которое вынуждено вкладываться в образование и науку, дабы не утратить стратегических позиций); сильная зависимость от состояния общественной инфраструктуры и доступа к общественным благам; неизмеримость и неделимость результатов творческой деятельности; потенциально бесконечная и практически бесплатная реплицируемость и общедоступность таких результатов (теорий, концепций, идей). Уже сама неизмеримость творческих усилий в корне подрывает механизм капиталистического извлечения прибавочной стоимости, как раз основанный на исчислимости трудовых усилий и благ, которые этими усилиями создаются. Эти особенности творчества вдохновляют левых теоретиков, что выражается в своеобразном ренессансе анархизма и марксизма. И это неудивительно, ведь экономика знаний самим своим естеством, казалось бы, тянется к социализму.

При этом речь идет не столько о революционной «встряске», сколько о постепенных мутациях самого капитализма, который становится все менее «капиталистичным». Как было подчеркнуто в первом разделе, ростки будущего появляются на удобренной почве прошлого. К примеру, Маурицио Лаццарато замечает, что в рамках так называемого когнитивного капитализма фирма уже не столько производит, удовлетворяя спрос, сколько создает миры как своеобразные «символические универсумы». Капитализм из способа производства превращается в производство способов125125
  Лаццарато М. Предприятие и неомонадология // Логос. 2007. № 4. С. 169–170.


[Закрыть]. Люди, занятые рекламой, стайлингом, дизайном, оказываются творческими личностями, труд которых уже невозможно измерить и подчинить «калькулируемым» процессам, как это было в эпоху фордизма. Скорее такой труд становится активностью множеств, включающих в себя не только сотрудников фирм, но и самих потребителей, их жизнь, их бытие и со-бытие с остальными. Еще один драйвер развития «когнитивного капитализма» – производство знаний. Знание, как и любой творческий продукт, невозможно произвести, совершив измеримые телесные усилия. Творческая деятельность осуществляется не отдельными телами, физическими (или материальными) объектами, которые можно подчинить или контролировать, а скорее сознанием или сознаниями. Самым эффективным «творцом» оказывается не отдельный человек, а само общество, рождающее из своих «недр» новые идеи самым непредсказуемым образом. А потому, как далее отмечает Лаццарато, кооперация в «когнитивном капитализме» (речь конкретно идет о компьютерных программах) уже «не нуждается в предприятии и самом капиталисте, как это было в экономике Маркса и Смита. Напротив, оно зависит от развития и распространения научных знаний, технологических механизмов и коммуникационных сетей, образовательных систем, здравоохранения и прочих институтов, обеспечивающих население. Способность создания и осуществления кооперации зависит, таким образом, от наличия этих публичных (коллективных, общественных) благ и от доступа к ним. Создание программ всегда осуществляется благодаря совместной работе множества умов, компетенций, эмоций, циркулирующих в сети, которая есть не что иное как гетерогенное сцепление всевозможных сингулярностей, потоков и множеств (как это видно на примере информатиков, разработчиков свободных программ)»126126
  Там же. С. 180–181.


[Закрыть]. Колоссальные прибыли высокотехнологичных предприятий сегодня, в сущности, уже не являются «извлеченной» прибавочной стоимостью как неоплаченным трудом наемных работников, так как богатство все реже создается действиями, которые можно «измерить» человеко-днями или человеко-часами. Эти прибыли превращаются в ренту127127
  См.: Фишман Л. Г., Мартьянов В. С., Давыдов Д.А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. М.: Издательство Высшей школы экономики, 2019.


[Закрыть], извлекаемую путем «огораживаний» – установления прав собственности на результаты творческой деятельности (на информацию или технологии)128128
  Vercellone C. The Becoming Rent of Profit // Knowledge Cultures. 2013. № 2. Pp. 194–207.


[Закрыть]. Поэтому, согласно Э. Руллани, налицо очевидное «несоответствие» (внутреннее противоречие) «когнитивного капитализма»: «стоимость, которую можно извлечь из произведенных знаний, не максимизирована, поскольку их распространение остается ниже потенциально возможного»129129
  Руллани Э. Когнитивный капитализм: déjà vu? // Логос. 2007. № 4. С. 68.


[Закрыть]. Иными словами, результаты творческой деятельности оказываются настоящими общественными благами, «производство» которых обусловлено преимущественно общественной инфраструктурой. От «когнитивного коммунизма» «когнитивный капитализм» отличает лишь то, что по своей сути он уже и не капитализм вовсе, а скорее неофеодализм130130
  Делягин М. Г. Конец эпохи: осторожно, двери открываются! Том II. Специальная теория глобализации. М.: ПОЛИТИЗДАТ, Книжный мир, 2020.


[Закрыть].

Таким образом, происходит то же, что и раньше при социальных революциях: фундаментальные изменения начинаются не у подножия, а не вершине социальной пирамиды. Капитализм сам приходит к самоотрицанию.

Но настоящая книга не имела бы смысла, если бы все было так просто. Проблема современных левых апелляций к специфике творческой деятельности как потенциально преобладающего источника потребительных ценностей в том, что мы рискуем спутать позитивные свойства источника благ с теми общественными отношениями, которые могут выстраиваться вокруг этого источника. Поясню. Если бы мы попытались охарактеризовать сословно-классовую формацию, опираясь исключительно на способность земли рождать из своих недр блага, то пришли бы к идиллической картине солидарной общественной жизни в гармонии с «матерью природой». То же самое касается и труда. Поскольку в своей идеализированной форме труд – это производство, окультуривание, то есть благородное занятие, способствующее подъему жизненных сил, мы могли бы заключить, что подлинный дух труда – это дух солидарных совместных усилий, трудового братства. Ошибка современных левых теоретиков заключается как раз в том, что творчество берется ими исключительно как некое в-себе-сущее, которое уже своим «внутренним естеством» указывает на образ будущего. Иными словами, творчество рассматривается вне противоречивого контекста общественных отношений. А контекст этот таков, что в мире, где не искоренены страдания и конкурентная борьба, любой новый источник потребительных ценностей рано или поздно превращается в то, что обусловливает новые формы господства.

В попытках превратить дискурс «о когнитивном капитализме» в дискурс «о посткапитализме» заключена одна уязвимость. Исследователи склонны идти по стопам классиков марксизма и анархизма, полагавших, что за капитализмом следует эпоха изобилия, когда не будет больше поводов для отчуждения и борьбы людей друг с другом. Поэтому они возвращаются к дискурсу «о вечных машинах», который был начат еще Марксом131131
  Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. II. М.: Издательство политической литературы, 1969. C. 120–127. См.: критику данного дискурса: Фишман Л. Г. Ущербные «вечные машины» и посткапитализм // Свободная мысль. 2018. № 5 (1671). С. 35–46.


[Закрыть]: экономика знаний подстегнет повсеместную автоматизацию и роботизацию производства, а частная интеллектуальная собственность будет замещена собственностью каждого на все132132
  Бузгалин А.В. Креативная экономика: частная интеллектуальная собственность или собственность каждого на все? // Социологические исследования. 2017. № 7. С. 43–53.


[Закрыть]. Производство знаний – это, в сущности, производство общественных благ, так как знания потенциально общедоступны. Проблема в том, что потенциальное достижение изобилия в одной области при таком подходе видится как достижение изобилия вообще.

Затруднения возникают, когда формулируются гипотезы о процессе перехода к посткапиталистическому обществу. В моду вошли рассуждения о спонтанно возникающих сетях, сборках, множествах133133
  См., например: Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006.


[Закрыть]. Новое общество рождается якобы в освободительной борьбе сообществ, в никем особо не контролируемой творческой деятельности. Эти множества представляют собой чистое добро, так как являются воплощением продуктивной свободы. Речь вновь заходит о реалиях когнитивного капитализма. Так как в постфордистской экономике растет доля «социального» труда, то стирается грань между трудом и политикой. Там, где раньше висели таблички «Тишина. Здесь работают», сегодня скорее могли бы появиться надписи в духе: «Здесь работают. Говорите». Но там, где позволено говорить, есть и личности, представленные публике. «Современное производство, – пишет Паоло Вирно, – становится “виртуозным” (а следовательно, политическим) потому, что включает в себя лингвистический опыт как таковой. Если это так, то “матрица” постфордизма обнаруживается в тех промышленных секторах, где присутствует “производство коммуникации посредством коммуникации”. А именно в культурной индустрии»134134
  Вирно П. Грамматика множества: к анализу форм современной жизни. М.: АдМаргинемПресс, 2013.


[Закрыть]. Творческая личность при этом воспринимается как то, что несет обществу своеобразное «моральное очищение», ведь ей нечего присваивать и делить. Личности объединяются в множества, чтобы стать «гражданами мира» во имя всеобщего обновления: «многие в качестве многих – это те, кто разделяет невозможность “ощущать себя в собственном доме” и фактически помещает этот мир в центр собственной политической и социальной практики»135135
  Там же. С. 28.


[Закрыть].

Весь этот дискурс находится в плоскости чистого морализаторства. Когда мы пытаемся отойти от постмодернистского языка, в котором реальность покрывается толстым слоем метафор («сборки», «множества» и т. п.), то сталкиваемся с куда более сложными и неоднозначными явлениями.

Упущение большинства левых теоретиков заключалось в разделяемом ими убеждении, что именно дефицит материальных благ заставляет людей ожесточенно конкурировать. Если, дескать, обеспечить всех жизненно необходимыми благами, то «звериная» конкуренция постепенно будет исчезать, а на смену ей придут кооперация, дружба, сотрудничество ради общего дела (разумеется, при условии поддержания соответствующих ценностей, коммунистической идеологии и т. п.). Но такая оптика не позволяет увидеть, что не только материальные блага могут подталкивать к конкуренции и даже вражде. В конце концов, на вершине «пирамиды потребностей» А. Маслоу находится самореализация, а не удовлетворение примитивных телесных потребностей (пусть даже это приносит безмерное удовольствие). Для многих быть личностью, быть в центре внимания, обладать именем – куда более соблазнительная перспектива, чем [только лишь] огромный дом, дорогая машина и внушительные суммы на банковских счетах. Утописты, рассуждающие о «когнитивном капитализме», считают, что «нематериальное производство» – это уже коммунистическое по духу производство знаний или, допустим, произведений искусства как общественных благ.

Но этим «нематериальное производство» не исчерпывается. Нематериально также производство личности (см. также: «производство себя» («production of the self»136136
  См.: Marwick A. E. Status Update: Celebrity, Publicity, and Branding in the Social Media Age. London: Yale University Press, 2013.


[Закрыть])). Творческий акт – это не только и не столько производство идей, концепций, художественных ценностей и т. п., которые впоследствии можно отчуждать от творца и бесконечно почти бесплатно воспроизводить и распределять. Творчество является одним из важнейших аспектов производства137137
  Именно производство, так как во многих случаях речь идет о целенаправленных практиках конструирования, продвижения и «монетизации» личности (от создания повседневного образа до рекламы блогов в Instagram) – см. ниже.


[Закрыть] личности. В этом отношении личность и творчество неразрывно связаны: так как творчество представляет собой создание чего-то нового, неповторимого (или своего рода «опредмечивание» индивидуальности), то оно позволяет выделяться из общей массы отдельным персонам138138
  Конечно, здесь можно возразить, что появление ярких личностей возможно вне творческой сферы. Великие полководцы, герои войны или, скажем, ударники коммунистического труда пользовались славой, обладали личностью как социально признаваем авторитетом. Но и здесь элементы творчества неизбежно присутствовали: не каждый полководец знаменит, но тот, кто выделится нетривиальными подходами к командованию войсками. Подобное можно сказать о героях войны или ударниках, ибо даже в выдающейся смерти или упорном труде можно найти элементы новизны и нетривиальности (к примеру, А. Стаханов, как тот, кто впервые в четырнадцать раз превысил норму, причем благодаря новым подходам в разделении труда и т. п.): и чем этих элементов больше, тем лучше запоминаются образы отдельных личностей.


[Закрыть]. Да, каждый в какой-то степени личность. Но в данном случае речь идет о личности как ценнейшем стратегическом ресурсе, заключающемся в наличии социально признаваемого имени, а также известности, способности благодаря нахождению в центре общественного внимания влиять на общественный дискурс. Личность в таком понимании – это не совокупность черт, а то, чем можно обладать «в той или иной степени» – власть над вниманием. Всякий раз, когда мы пытаемся предстать в выгодном свете, стараемся достичь чего-то, надеясь остаться в памяти у потомков, или попросту стремимся выглядеть в глазах окружающих приятно, мы занимаемся производством личности. Иными словами, производство личности – это целенаправленное движение к известности, славе, популярности, желаемому публичному образу, общественному признанию и т. п.139139
  В принципе, здесь все эти явления можно обобщить одним словом (родовым понятием) – популярность, так как и слава, и известность, и общественное признание ее предполагают. Возьмем в качестве базового следующее определение: популярность – это известность, широкое внимание, общественные симпатии к кому-либо.


[Закрыть] Наша личность как социальное явление140140
  Слово «личность» в русском языке имеет три значения: просто отдельный индивид; совокупность социально значимых черт человека; уникальные качества того или иного человека, выделяющие его на фоне остальных. В настоящей книге в зависимости от контекста данное слово употребляется в разных значениях. Однако акцент ставится на понимании личности не просто как уникальности (в некоторым смысле все мы уникальны), а на социально признаваемой уникальности (или «исключительности», «избранности»). При такой трактовке личность оказывается не тем, что характеризует каждого, но скорее своего рода ресурсом. Так как социальное признание подразумевает внимание со стороны остальных людей, то и «масштаб личности» зависит от способности определенного человека завладевать общественным вниманием. Поэтому я далее и использую такие неоднозначные формулировки, как «люди, обладающие личностью», и «люди, личностью не обладающие»: чтобы подчеркнуть тенденцию к разделению общества на две страты: персоналиат и имперсоналиат (см. ниже).


[Закрыть] – это проекция «нас» в сознании других, владение вниманием других людей. Собственно говоря, производство личности – это и есть создание целостного образа «себя» и его «продвижение».

NB! Производство личности нематериально, так как даже если такое производство осуществляется с помощью предметно-материальной деятельности или благодаря материальным предметам (дорогая одежда и т. п.), то сама личность оказывается нематериальной (как часть коллективного воображаемого). В конце концов, личность – это не просто проекция материального, а проекция выдающегося материального, сама творческая компоновка материального таким образом, чтобы оно было оригинальным, ибо личность всегда единична (одна на фоне остальных).

Как я далее постараюсь показать, именно личность (как «обладание вниманием») становится сегодня самым желаемым/желанным благом. Сегодня не только правители, воины, герои или великие деятели науки и искусства находятся в центре внимания и «обладают личностью», но также представители растущей прослойки публичных персон (селебрити, популярные блогеры, знаменитые ученые, имеющие «выход» к широкой аудитории и т. п.). Мы, иными словами, имеем целую экономику, в которой люди включены в каждодневные практики производства личности и которая лишь частично пересекается с буржуазной, а по преимуществу представляет собой автономный «универсум» со своими внутренними закономерностями функционирования и развития. И чем «слабее» капитализм, тем шире область, условно говоря, личностного, и это логично, ведь по мере насыщения материальными благами люди (хоть и далеко не все) стремятся к чему-то большему – стать кем-то, не просто потреблять, а еще и творить себя.

Важно отметить следующее: так как личность стремится быть на виду, то новым ключевым дефицитным ресурсом становится внимание, которое отнюдь не безгранично. Как бы ни облегчали информационные технологии коммуникацию, у каждого человека есть строго ограниченный запас времени, которое он может тратить на знакомство с личностями и их творчеством. Как отмечает партнер Union Square Ventures и автор книги «World After Capital» А. Венгер, «количество человеческого внимания в мире конечно. В сутках двадцать четыре часа, и нам нужно потратить часть их на еду и сон. Большинство людей в мире проводят часы бодрствования, зарабатывая деньги и потребляя товары и услуги, оставляя относительно мало времени для внимания, которое они могут свободно уделять. Жесткий предел доступного внимания также существует для человечества в целом <…>, мы движемся к пику численности населения, и в этот момент мы больше не будем увеличивать доступное внимание, добавляя больше людей»141141
  Wenger A. World After Capital [Электронный ресурс]. URL: https://worldaftercapital.org/ (дата обращения 14.03.2021).


[Закрыть].

Таблица 1. Обусловленность социальных революций ограниченностью ресурсов

Вышесказанное означает, что мы движемся к новой антагонистической общественной формации, выходим на новый виток общественной борьбы за очередной дефицитный ресурс – внимание. В этой борьбе неизбежно наличие побежденных и победителей: ярких и блеклых, выдающихся и посредственных, влиятельных и ведомых. Здесь можно провести аналогию с капитализмом, в рамках которого ключевым ресурсом, обеспечивающим господствующее положение буржуазии, являются материальные блага. Обладание материальными благами в форме средств производства есть важнейший рычаг влияния в капиталистическую эпоху (уже хотя бы постольку, поскольку рабочий вынужден продавать свою рабочую силу в обмен на жизненно необходимые блага)142142
  Хотя то же самое мы можем сказать и о СССР и других социалистических странах (формально – не капиталистических, но включающих в себя почти весь спектр буржуазных общественных отношений – см. выше). Только в данных случаях средства производства присваиваются не буржуа, а классом государственной и партийной бюрократии.


[Закрыть]. В то же самое время материальные блага сами являются самоценностью, ибо «дух» погони за богатствами, роскошью и демонстративным потреблением и есть истинный «дух» капитализма (как раз отсюда – феномен «праздного класса»143143
  Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.


[Закрыть] и т. п.). Капитализм преисполнен отчуждением, конкуренцией, враждой и всеми теми негативными социальными явлениями, которые мы связываем с коммодификацией и коммерциализацией, ибо материальные блага являются ограниченными. Они не просто удовлетворяют так называемые «базовые» потребности, но являются источником удовольствий, комфорта и престижа.

Сегодня все меняется. Материальные блага в развитых странах перестают быть исключительно дефицитными, а если верить идеологам безусловного дохода (см. выше), уже скоро наступит время, когда каждому можно будет гарантировать определенный «жизненный минимум» (что также не решает всех проблем, но дает некоторые возможности для «постматериалистической» экономики). Однако вместо материальных ресурсов ключевым дефицитным благом постепенно становится сама личность, и, как будет показано далее, бытие в качестве выдающейся личности сегодня для многих уже куда более желанно, чем материальное богатство. Именно на это важно обратить внимание, так как до сих пор в левой политической мысли посткапитализм (коммунизм) представлялся как общественная система, внутри которой личность является гармоничной частью коллектива. Да, считалось, что коммунистическое общество, не отменит соревновательность144144
  Как отмечал в 1979 г. Р. И. Косолапов, «вслед за исчезновением интеллигенции как особого социального слоя произойдет преодоление существенных различий между работниками творческого и нетворческого труда, хотя уровни творчества и вклад людей с разными способностями в этих условиях будут зависеть от степени разносторонности и одаренности каждого из членов коммунистической ассоциации. Этого рода „неравенство“, естественно, может носить только личный характер, из него будут устранены все элементы социального порядка. Так что, если какому-то честолюбивому индивиду не удастся выбиться в Эйнштейны, ему придется пенять только на себя. Свалить вину на общество, на некие безличные социальные условия будет просто невозможно: слишком очевидна будет нелепость подобных обвинений» (Косолапов Р. И. Социализм: К вопросам теории. М.: Мысль, 1979. С. 290).


[Закрыть], однако эта соревновательность утопическим (то есть без каких-либо отсылок на реальные тому свидетельства) образом рассматривалась как ничем не противоречащая социалистическому «духу» единства.

Фактически же личность силу ее двойственной природы145145
  С одной стороны, личность – это человек, осознающий свою индивидуальность, но при этом вовлеченный в общественную деятельность, стремящийся быть гармоничной частью общественного целого. С другой стороны, личность – это тот, кто утверждает себя путем поиска отличий от других, тот, кто выделяется, осознает свою социальную «исключительность», притягивает внимание. Разница между этими проявлениями личности весьма условна. Любая личность находится где-то между эгоцентрической замкнутостью на «себе» и социальной вовлеченностью, а потому ее может клонить то «влево» (в сторону коллективизма), то «вправо» (в сторону заносчивой «звездности»). Как будет показано далее, эта «неустойчивость» личности и стала причиной многих социальных потрясений.


[Закрыть] всегда была «неудобной» для коммунистического утопического мышления146146
  К примеру, об «уничтожении» (скорее – «усмирении») в «светлом коммунистическом обществе» личностного как чего-то «генетически» связанного с жаждой славы написано в таких утопиях, как «Красная звезда» А. А. Богданова.


[Закрыть]. Если рассматривать личность как то, что выделяется на фоне остальных, то куда более резонно допустить, что она скорее стремится разрушить всякое коллективное единство, сделать остальных фоном, ведомой массой. Личность очень часто внутренне эгоистична и эгоцентрична даже тогда, когда внешне она всецело филантропична (к примеру, меценат, отмечающий своим именем акт добродетели). Так как, метафорически выражаясь, «обладать личностью» (в узком смысле – как известностью в тех или иных кругах, широкой социальной узнаваемостью, а потому влиятельностью) не могут все без исключения и в равной степени, борьба за становление заметной личностью мало чем отличается по многим своим чертам от борьбы за материальное богатство (все та же отчуждающая конкуренция, «внутренний» индивидуализм и многое другое). Поэтому один из ключевых моих тезисов заключается в том, что посткапиталистическое общество, то есть общество, в котором органически «не вписывающееся» в рыночные механизмы извлечения прибавочной стоимости творчество является ключевым источником потребительных ценностей, не обязательно должно быть неантагонистическим, так как параллельно с ростом значения творческой деятельности, самореализации и т. п. растет значение личности как важнейшего блага (удовольствие от «обладания личностью») или источника благ (популярности, признания, нахождения в центре внимания, влияния, в т. ч. политического, и т. п.).

Здесь, конечно, возникает соблазн вообще всякое отчуждение и индивидуализм жестко привязать к капиталистической экономике. Однако это – тупиковый путь, так как не существует научных доказательство того, что посткапитализм обязательно должен быть гармонизирующим и «снимающим» классовые (шире – социальные, общественные) противоречия и антагонизмы раз и навсегда. Скорее напротив, до сих пор мы являлись свидетелями эволюции эгоизма и конкурентной борьбы, которая лишь меняла формы. В конце концов, пришествие капитализма на смену феодализму не искоренило старых пороков: вражды, зависти, погони за теми или иными преимуществами и т. п. Соответственно, у нас нет никаких оснований утверждать, что вслед за капитализмом неизбежно наступит некое «моральное очищение». Поэтому сегодня самое время сменить исследовательскую оптику: пост-капиталистическая социальная революция уже давно идет. Но происходит она не как «разрыв» с прошлым (которого, кстати, не наблюдалось и при становлении капитализма), а как постепенное вызревание основывающегося на творчестве, как ключевом источнике потребительных ценностей, способа производства и новых общественных отношений, неизбежно включающих в себя новые формы господства и конкуренции. Это и объясняет, почему сегодня не происходит уже давно ожидаемого «левого поворота».

Далее я покажу, что сегодня наблюдается настоящий переворот в самом ценностном «ядре» современного общества. Погоня за материальными благами уступает место погоне за личностью и личностным. «Модус» личности и самореализации проникает во все поры общества, что приводит к ожесточенной борьбе за бытие кем-то. И на это не стоит смотреть как на эпифеномен буржуазного общества. Такова наступающая посткапиталистическая эпоха восходящего персоналиата – нового господствующего (хотя скорее пока еще претендующего на этот статус) класса, ключевым ресурсом влияния которого является популярность как «обладание личностью».