Текст книги "Университетские встречи"

Мшелоимство

Профессор Щукин сказал:

– Есть такой интересный грех – «мшелоимство». Обычно его путают с «лихоимством» и «сребролюбием». Загляните, например, в википедию. Там это любовь к деньгам, взяточничество, корыстолюбие и ничего больше.

На самом деле, если закопаться поглубже, мшелоимство – это приобретение ненужного. Допустим, у вас есть старая машина. Она еще будет лет десять бегать, вы реально знаете, что она еще ничего, но начинаете беспокойно думать о новой. Это мшелоимство. Или покупать новый свитер, зная, что и старый еще вполне греет. Или есть у вас телефон. Он еще не развалился, но хочется же новый? И это искушает, отвлекает мысль от чего-то важного, включает в суету. Это тоже мшелоимство.

– А как понять, что это именно мшелоимство? – спросил Воздвиженский.

– Есть фактик, – сказал Щукин. – Мшелоимство всегда сопровождается железной логикой. Ну типа дачная тележка нужна, чтобы раз в год привезти мешок цемента. Или телефон нужен, потому что у него будет больше памяти. И так далее. Короче, как только начинаешь сам себя в чем-то убеждать, но чувствуешь смущение – это всегда мшелоимство.

Ужасный муж

Маргарита Михайловна любила себя жалеть. Сядет с тортиком на подоконник, всех студентов в коридор прогонит и начинает жаловаться на своего мужа-автомеханика.

– Мой муж – тиран! Мой муж – деспот! Мой муж – биовампир! Он выпивает мою жизненную энергию! Прям сытый сидит, как упырь! Если бы вы знали, как я страдаю! Как он вчера на меня ногой топнул, у меня прям всё внутри оборвалось!

Преподаватели слушали Маргариту Михайловну и сочувственно кивали.

Муж Маргариты Михайловны, тиран, биовампир и деспот, высказывался о Маргарите Михайловне очень политично:

– Моя Маргошечка – просто золото. То есть с одной стороны сокровище, а с другой стороны – драгметалл.

Ищущая девушка

К профессору Щукину пришла девушка и стала спрашивать, поступать ли ей на филфак.

– Метанием копья занимаешься? – спросил Щукин.

– Нет.

– В походы ходишь без снаряжения?

– Нет.

Щукин задумался. Ему ужасно хотелось помочь девушке.

– Скорпионов разводишь? Ну, может, хоть змей? Пауков? Ахатину отличишь от архахатины? В лесу на голой земле спишь? Мечтаешь стать родоначальницей таежного народа?

– Нет. Хотя у меня был в детстве хомячок! – робко сказала студентка.

– Правда? – обрадовался Щукин. – А когда-нибудь ты отстригала себе косу садовыми ножницами в дачном сарае?

– Нет! Но я люблю читать всякие книжки. Пруста там, Джойса… Знаю, что такое герменевтика…

– Уф, – сказал Щукин. – Представь, мы тоже это когда-то знали, но давно забыли… Не, тебе точно не к нам! Тебе или на ромгерм надо, или вообще на философский.

Кошка Гоголя

Профессор Щукин спросил Воздвиженского:

– Смотри! Как тебе цитатка:

«Вы помните, что публика почти то же, что застенчивая и неопытная кошка, которая до тех пор, пока ее, взявши за уши, не натолчешь мордою в соус и покамест этот соус не вымазал ей и носа, и губ, она до тех пор не станет есть соуса, каких не читай ей наставлений.

Николай Гоголь»

– Не работает! – сказал Воздвиженский. – С моей кошкой бы не сработало, точно.

– А, мне кажется, сработает, – сказал Щукин. – Возьми те же гендерные перезагрузки и так далее. Главное, толкать мордой в соус в правильной последовательности.

– Но моя кошка бы точно есть не стала! – сказал Воздвиженский.

– Так то не кошка, то человек.

Женщина всегда права

Женщина по определению своему всегда права. Мужчина – даже тиран – где-то в глубине души хотя бы изредка, хотя бы иногда будет осознавать, что он не прав. Женщина же не может ощущать своей неправоты – она всегда и при любом раскладе будет правой. Даже царица Клеопатра, казнившая возлюбленных десятками, почти наверняка была права. Мы сейчас ее просто слышать не можем, а так бы она нам объяснила, почему она была права и согласились бы с ней.

Именно поэтому мужчины и влюбляются в эгоисток, потому что не могут понять, как это, когда из десяти рублей у тебя отнимают пять, потом три, потом еще два, а потом плачут, что ты нечестно поделился, потому что надо было напополам! Это настолько ошеломляет мужчину, что он долго сидит, сжимая ладонями виски и размышляя, дурачат его или нет, а потом влюбляется.

Замедленная битва

Профессор Щукин сказал:

– Литература похожа на очень замедленный боксерский матч. Писатель думает: «Вот я в январе такой удар читателю нанесу! Такую нетленку сваяю!.. Ну или в мае, если в редакции опять все подвинется. Надо же! Меня, оказывается, пнули критики! Ну ничего! Вот я через два года как дам им сдачи! Интересно, что они мне ответят года через четыре.

А лет через пятьдесят, когда помру, меня вдруг как оценят! Ну типа как Сервантеса!»

– Но есть же соцсети, – сказал Воздвиженский.

– Неа, – сказал Щукин. – Когда писатель переходит в этот формат, это, конечно, сильно ускоряет все процессы в плане щекотания нервов, трёпа и так далее, но, как правило, в этом дне всё и остается. Ты переключаешься в формат газеты, а газета по определению не имеет вечности.

Инициатива

Профессор Щукин сказал:

– Есть очень интересный момент, который только мужчины понимают обычно. Суть момента в том, что инициатива в мужском мире наказуема. Допустим, надо колодец выкопать, потому что все травятся гнилой водой. Но если ты это предложишь, то все отморозятся и колодец будешь копать только ты один. А все будут только хамить и спрашивать, есть ли разрешение на колодец, и что колодец не вариант, а надо к тучке скотчем трубу примотать. И ты такой: «Да травитесь вы своей водой, идите лесом! Я себе буду в магазе воду покупать, а вы таблетки от диареи пейте!»

И мужчина такие вещи очень быстро просчитывает.

И есть еще такие мужские слова: «А нам по барабану!» Типа: «Я не могу копать колодец ложкой!» – «А нам по барабану!»

То есть получается, что за все условно хорошие идеи, которые приходят тебе в голову, отвечаешь только ты один. На всех этапах. Никто не будет реально помогать, но это не повод, чтобы отказываться от дела. На том свете эта отмазка не прокатит.

– Да я не мог ложкой копать! Поэтому и не копал! Все страшно тупили!

– А нам по барабану! Идею про колодец мы тебе дали, а ты не копал! Поэтому вот тебе в наказание иди алмазную гору соломинкой высверливай.

Поисковый запрос

Профессор Щукин сказал:

– Любопытное свойство любой информации в инете состоит в том, что она всегда соответствует запросу. Например, я вбиваю в поисковик: «Ежи – милейшие существа». Выскакивает восхищенная девушка и рассказывает мне о чудесных ежиках, которых она целует в мордочки и зовет их человеческими именами. Если я продолжаю слушать про ежиков – вскоре вся моя лента только ежики и восхищенные девушки.

Финал: я завожу себе ежика и становлюсь ежеманом.

Или я вбиваю: «Ежи – вредные твари».

Появляется суровый гнусавый ученый, который объясняет мне, что ежи – гадкие твари, посредством других зверей передающие человеку свои заболевания, пассивным носителем которых является почти каждый еж. Бешенство, например, и т. д. Если я буду это слушать, вскоре вся мое лента будет состоять из гнусавых ученых с пылающим взглядом.

Я становлюсь ежефобом и бегаю за каждым ежом с воплями: «Сгинь! Это ты бешеный, а не я!»

Встают следующие вопросы:

1. Что меня заставляет изначально маркировать ежей как хороших или плохих?

2. существует ли абсолютная истина? То есть большое искушение допустить, что истины нет вообще. Искушение Понтия Пилата. Он был человек трезвый, циничный, опытный, знал римскую власть, знал фарисейские фокусы и не верил вообще в существование любой истины. Всюду видел только ложь. Ну и поплатился в финале, не узнав истину, когда она стояла перед ним.

3. Как понять, являются ли ежи хорошими или плохими, если я, действительно, хочу разобраться? В данном случае, истина, видимо, в том, что ежи – хорошие, но надо соблюдать определенную безопасность, условия содержания и т. д. Но это с ежами просто, а во внутренних вопросах сложно всегда. И человек либо верит вообще всему, либо не верит вообще ничему.

Поэтому главным, конечно, является, то самое первое. Что в моем сердце изначально заставило меня вбить в поисковик: «Еж – гнусная тварь» или «Ежики – миляги»? Где тот винтик, который управляет любой личностью изначально?

Собачки и младенцы

Доцент Воздвиженский сказал:

– Маленькие лупоглазые собачки и младенцы, мне кажется, совершенно одно и то же. Прокачиваются абсолютно одни и те же отделы головного мозга. На них ворчат, их тормошат, их целуют, их бесконечно лечат. Поэтому молодым женщинам лучше не дарить собачек: им будет казаться, что и дети уже не нужны. Или они надорвутся на собачках и у них потом не хватит любви на детей.

Рязанский праотец

Профессор Щукин сказал:

– Если б я был не рязанским мужиком, а ветхозаветным праотцом и имел бы 20 жен, 100 послушных сыновей и 100,000 овец, я бы сказал сыновьям: «Населяйте маленькие дальние города России и поселки! Прямо по карте смотрите! Увидите какой-нибудь посёлочек вдоль Енисея, Лены, Амура – сразу населяйте».

– Лучше мы населим Казахстан! – ехидно сказал студент Артемушкин.

– Тут вот какое дело. Когда ветхозаветные люди населяли какую-то местность, они знали, что там будут лежать их кости. Ну как одуванчик может только в одно место прилететь и если он там укоренится, то уже всё. Дальше смогут полететь только новые парашютики одуванчиков, а он сам там и останется, куда прилетел. То есть если ты уверен, что твои кости, кости твоих овец, жен и так далее, смогут лежать в Казахстане – значит, населяй Казахстан. Иначе не прокатит.

Застенчивость

Маргарита Михайловна вставала в четыре утра. Делала зарядку с гирями, потом шла к Москве-реке и проныривала от проруби к проруби двести метров, пугая по дороге всех водолазов. Потом шла в университет и начинала свой рабочий день. Она стояла у дверей кафедры и здоровалась со всеми подряд по пятнадцать раз в день, причем с каждым разом все приветливее и приветливее. Если человек переставал здороваться с Маргаритой Михайловной или здоровался недостаточно радостно, она закатывала его в бетон.

На соседней кафедре русского языка работала лаборантка Васильева. Она была застенчивая и смертельно боялась Маргариту Михайловну. Чтобы не здороваться с Маргаритой Михайловной, она не рисковала пользоваться лифтом, который был рядом с Маргаритой Михайловной, и в день примерно по пятнадцать раз ходила вверх-вниз с девятого этажа. Получался суммарно примерно 135 этаж.

– Ну почему? Почему? – жаловалась лаборантка Васильева доценту Воздвиженскому. – Разве она не может понять, какая мука человеку застенчивому постоянно общаться с такой вот Маргаритой Михайловной! Она же просто наказывает всех своим обществом!

– Да ну, не ерунди! Марго очень прикольная. Просто к ней надо правильно относиться. Воспринимай ее как таблетку от робости. Думай: мне Бог послал Маргариту Михайловну, чтобы я перестала бояться человечества и находила в нем отдельные забавные моменты… И опять же посмотри, какие у тебя стали сильные ноги! А выносливость? – говорил Воздвиженский.

Васильева вздыхала, взваливала на плечо свежекупленный для кафедры диван и шла по лестнице, потому что у лифта вполне могла оказаться Маргарита Михайловна.

Трехглавая гидра

Профессор Сомов читал лекцию по правильной организации производства на экономическом факультете. Предыдущий лектор ковырял в носу карандашом, нанес себе травму и попросил Сомова его заменить.

– Что я хочу сказать, товарищи экономисты! – сказал Сомов. – В экономике главное не экономить, а правильно распределять роли! Вот, например, семья моего приятеля – идеальная экономическая модель! Семья – теща, дочь, приятель – существуют как трехглавая гидра. Грызут друг друга почти непрерывно, но мгновенно объединяются при появлении добычи – например, при телефонном звонке клиента, который хочет мелким оптом купить у них косметику. Тут сразу включается распределение ролей. Теща – тяжелая артиллерия, она же менторско-увещевающее начало, дочь – визжит и накручивает, приятель же работает диспетчером. Т. е. размышляет, на кого из двоих переключить клиента – на тещу или на жену… Ну разве не гениально? Вот это я называю правильной организацией производства!

Пугливый мозг

Доцент Воздвиженский сказал:

– Заметил, что когда мой мозг сталкивается с какой-либо новой задачей, он сразу впадает в ужас. Например, я вчера пытался понять, что такое дифференциальное уравнение. У меня заболела голова, я умчался делать кофе, потом стал ссориться с родственниками, потом понял, что давно не менял воду у черепахи, потом понял, что я все это делаю, чтобы не узнавать, что такое дифференциальное уравнение. Потом стал ненавидеть дифференциальные уравнения, объяснил сам себе, что они никого еще не сделали счастливым. Потом мне, наконец, их объяснили, и я перестал их бояться, но до сих пор не понимаю, чего мне с этим дифференциалом делать. Ответ он или не ответ. Узнавать это я уже не хочу, потому что это опять вызовет у меня ужас.

То есть получается, что мой мозг всегда на новую задачу реагирует ужасом. Сразу прикидывает, что ему предпринять, чтобы эту задачу не решать? Может, прикинуться больным? Может, запустить в учительницу апельсином? Может, перевестись в другую школу?

– Да, – сказал Щукин. – Лев Толстой интересно очень интересно писал о мозговой усталости. Как только сталкиваешься с какой-то сложной задачей – сразу мозговая усталость. Помогает только принцип ста. То есть решить сто этих вонючих задач, начиная с простых. Тогда страх уходит.

Зато если мозг умеет что-то делать – он эти задачи начинает щелкать как орешки. Например, если мужик какой-то умеет радиоприемники собирать или прозванивать глюки сигнализации – он будет делать раз за разом, бесконечно.

Любой мужской успех, если разобраться, это и есть такое вот повторение.

Не понимал уравнения. Решил сто уравнений. Решил двести. Победил ужас. Вошел во вкус. Решил тысячу, решил сто тысяч. Придумал свой какой-то способ решать уравнения. Получил нобелевку. И все это только для того, чтобы не узнавать, что такое аффикс и не испытывать ужаса по этому поводу.

Рассказы о любви

Доцент Воздвиженский сказал:

– Как-то я работал месяц на рецензиях в одном журнале. Присылали рассказы, чаще почему-то про любовь. Я заметил, что рассказы про любовь можно условно разделить на две большие группы. Первая группа примерно такая:

«Ночь. Запах роз. Море. Глаза. Сердце бьется. В твоих глазах отражается расписание электричек. Разлука, ненависть. Я знаю, что буду несчастна».

Вторая группа рассказов такая:

«Анна Ивановна понравилась мне своим спокойным характером. Она была очень деловая, на хорошем счету у руководства, прекрасно готовила шарлотки. Кроме того, она сильно помогла мне с устройством кружка юных техников в нашем городе. Полюбил я ее после того, как она смогла убедить таксиста вернуть нам сдачу. Причем сделала это так мягко и красиво, что даже таксист, кажется, не слишком огорчился. Я подумал, неужели женщина, которая умеет так запугать таксиста, которого я сам страшно испугался, может стать моей».

Не разбираем качества рассказов. Они выдуманные. Важно, что у людей всегда в любви два основных сценария. Либо эмоции и чушь всякая, либо просто человек ищет человека под какую-то жизненную программу, находит его и вполне счастлив.

– Ну да. Это конечно. Но знаешь, что самое интересное? – спросил Щукин. – Что человек сам себя никогда не знает. Я тоже с рассказом работал. Самые безумные рассказы пишут всегда люди, которые выглядят так, что их можно поставить руководить отделом образования. То есть по факту рассказ про расписание электричек вполне могла написать Анна Ивановна.

Хлорофиллипт

Маргарита Михайловна очень любила заниматься самолечением. Например, съест десять чесночин и давай в прорубь нырять, чтобы температуру сбросить. Или случится у нее грипп – она шприцом наливает себе в нос хлорофиллипт.

Лицо у нее перекосится от омерзения, подпрыгнет к потолку, а потом радостно гаркает:

– Ну что? Видали! Я же говорила: поможет! Ни у кого нос больше не болит? У меня еще много хлорофиллипта осталось!

– Да ну, Марго! – возражал Сомов. – Просто твой бедный организм думает: если я срочно не выздоровлю, она меня совсем угробит! Тут он быстро просчитает все варианты и выздоравливает! – сказал Сомов.

Человек и деньги

Профессор Щукин сказал Воздвиженскому:

– Отличная тема для диссертации: человек и деньги. Основная мысль такая: русский человек спасается от скупости и забарахления тем, что в России нет устойчивых денег. Тебе как бы говорят все время: «Денег как ценности не существует». А человек все равно тупит и не понимает, как так. Ему на заборе пишут: «Денег, как ценности, нет. Ты понял, Вася? Ау!» А он все равно не понимает и буксует. Но постепенно что-то понимает и хоть как-то ментально сохраняется.

Европе же и особенно Америке кажется, что деньги – это постоянная ценность, поэтому они живут как бы вечно, вечно копят, вкладывают, и поэтому в какой-то момент оказывается огромная клетка с дохлым хомяком, заполненая законсервированным хлебом. И на мордочке хомяка – глубокое недоумение: как же так? Я же поступал правильно, по хомячьему алгоритму…

Для того, чтобы эту тему хорошо раскрыть, нужно опираться на дневники и письма. Лучше на такие, которые велись много лет, чтобы видна была динамика процесса. Дневник Чуковского, Некрасова, письма Чехова.

Понимаешь, что очень смешно, когда человек думает о деньгах или их собирает.

Например, Чуковский в 1903 году страдал, что не может жениться, потому что у него только 3 рубля 75 копеек, а, чтобы жениться, надо хотя бы пять рублей. Потом оказалось, что жениться прекрасно можно и с тремя рублями, что он и сделал. Кстати, он женился в 19 лет.

В 1910 году – у Чуковского счет денег на сотни рублей. Но тоже тяжко.

В 1919 году – на тысячи.

В 1920 году – на миллионы (при цене булочки в 150,000 рублей).

Все, кто копил в 1910 и скопил хоть что-то, в 1920 году реально не скопили даже на булочку. Тут шутки про экономных Репина и Немировича-Данченко. Но про Репина не надо. Он очень деятельный был, вечно строил всё.

В 1930 году – то же самое. Всегда безденежье, но отношение к деньгам легкое. Каждые пять лет все менялось настолько, что люди вообще не копили.

У Некрасова и Чехова нет такой бешеной инфляции, конечно, но все равно инфляция очень большая. То есть Чехов начинал с 9 рублей, а закончил примерно с 70 тысячами. И тоже, по факту, это было ни о чем. Т. е. никаких реальных изменений в его жизни деньги не произвели. Все, что не истрачено сразу, всегда гнило.

То есть бестолковее денег вообще ничего в мире нет, если сразу не переводить их в какие-то «чеховские» ценности. «Чеховские» ценности – это обычно что-то построенное самим Чеховым, посаженный сад и т. д. Чехов скупился на мелочах, но любил всякие полезные вещи покупать – инструмент, деревья, строить и т. д. И надо понимать, что «Чехов» это не один Чехов, а где-то шесть-семь его родственников, которые всегда были с ним и между собой регулярно ссорились. Но не во время строек – тут они все дружно делали. (См. Репин. Он как Чехов в плане строек).

То есть, действительно, Россия спасается именно тем, что тут все бурлит и меняется. А как только в стиралке перестает бурлить и вращаться – сразу плесень. Иной раз забуду там на сутки вещи – а там ужас! Задохнулось все. Приходится снова машинку включать, чтобы бурлило. А во многих странах уже лет шестьдесят машинки не открывались. Так что везде надо видеть хорошую сторону.

Ведро с хомяками

Профессор Щукин сказал, озирая полупустую аудиоторию.

– Читаю опять Чуковского. У него дневники примерно с 1902 года. Там ощущение дикого количества людей. Просто толпы. Ну это понятно. Среднее количество детей в царской России тогда было 4–5. И это среднее, учитывая, что были и бездетные. Большинство детей выживало, медицина стала уже приличная, много докторов и «акушорок» (слово Чуковского. Он потом всех женщин-революционерок называл «акушОрками»). И вот все эти молодые толпы бегают, хохочут, влюбляются, устраивают какие-то смуты. Хохот, смех, богоборчество. Любой человек 30 лет – уже для них глубоко древний матрас. В России всегда было внутреннее представление – и обоснованное – что количество людей у нас бесконечно. И поэтому когда нарком С-ко решил ухлопать свои 600 млн. детей, он это делал вполне безгрешно. Т. е. он просто не подумал, что это к чему-то плохому приведет. Опять же он и не формулировал для себя этих 600 млн. Там вообще числа не было. Он просто заботился, что вот больше народу – больше кислороду, а кислород – это всем полезно. А теперь – хлоп! – и нету никого. Интересно, что бы нарком С-ко сказал теперь? Ну сказал бы, что я типа не подумал, что так будет…

Даже в тридцатые годы людей было еще по инерции много. Подкосила всех индустриализация и убийство деревни. В любом городе всегда численность людей минусовая, т. е. умирает всегда больше, чем рождается. Это еще Маркс, кажется, посчитал. Т. е. чтобы люди умирали в городах, они должны рождаться где-то еще. А где? В деревнях! А мы деревни грохнем коллективизацией, колхозами и индустриализацией.

– Да, – сказал Воздвиженский. – У меня такое же с хомяками джунгарскими было. В одном огромном контейнере штук 90, наверное. Я этих хомяков ведрами раздавал. Натурально ведрами. Не разбирал, кто тут мать, кто дети, кто старый, кто юный. Сами разберутся. А потом раз – однажды – и нету хомяков. Совсем перевелись. Что такое? А я стою такой с ведром и ничего не понимаю. Так что я тоже нарком С-ко, в какой-то степени. Но мне все равно кажется, что Бог что-то придумает. Я, например, нашел где-то под опилками двух хомяков – и они мне перезагрузили популяцию. Так что тут, главное, сильно много не думать и умным себя не считать.