Текст книги "Кровь, или 72 часа"

– Найми гувернантку из замка герцога! – наставляла графа мать. – Моя внучка должна стать невестой одного из его сыновей! Не мытьем, так катаньем! Уже второе поколение нашего рода служит фавориту короля! А воз и ныне там!

– Я даже вспоминать не хочу, сколько нашего золота перекочевало в его казну! – соглашался граф. – А этот скряга даже не чешется приблизить нас ко двору!

– А я о чем? Только через Сидонию мы сможем породниться с герцогом и занять достойное место в правящей иерархии Померании! А там, глядишь, и до королевского двора недалеко!

– Опять за старое! – прошамкала из угла дряхлая ключница. – Породнились уже один раз с королями! Не нахлебались еще?!

– С какими королями?! – не понял граф.

– Да старая выжила из ума! – махнула рукой мать. – Сама не знает, что бормочет!

Скоро в замке появились новая гувернантка… и новая ключница.

Теперь Сидонию муштровали денно и нощно.

– Не хочу быть герцогиней! – плакала она в объятиях мамы. – Хочу, как все дети, играть во дворе!

– Доченька, потерпи немножко! – уговаривала мать и с болью в сердце смотрела, с какой завистью та наблюдает за играми детей челяди под окнами.

Никакие правила придворного этикета не могли остановить Сидонию, и она все чаще сбегала от гувернантки во двор. Там она с опьяняющим восторгом носилась, глотая пыль, с оравой бесшабашных юнцов. За те короткие минуты, что ей удавалось урвать, она так быстро сливалась с ватагой сорванцов, что гувернантке стоило большого труда выудить маленькую графиню из пыльной толкучки.

– Не пристало будущей придворной даме общаться со слугами на равных! – выговаривала она воспитаннице и тащила ее обратно в опочивальни.

– Я хочу друзей! – требовала упирающаяся девочка.

– Вот когда будешь жить при дворе герцога, тогда и дружи с кем хочешь!

Несмотря на запрет, желание Сидонии все-таки исполнилось, и у нее появился друг. Незнакомый молчаливый подросток все чаще возникал словно ниоткуда и всегда одиноко стоял в тени угловой башни замка. Его небесно-голубые глаза притягивали Сидонию всякий раз, как она вырывалась на свободу пыльного подворья. При виде таинственного незнакомца она забывала все правила хорошего тона и, нисколько не смущаясь, отвечала улыбкой на его заинтересованный взгляд. Однажды она решилась заговорить с ним. Минуя разгоряченную толпу детворы, гоняющую по двору сбежавшего поросенка, она направилась прямо к незнакомцу.

– Как тебя зовут?

В ответ тот сделал шаг назад, потом другой. Он передвигался так, как будто видел спиной. Не отводя от юной графини чарующих глаз, он, словно на привязи, вел ее к угловой башне. В это время нянька, потерявшая воспитанницу, по привычке ринулась в толпу детворы. Сидония озорно оглянулась на нее и юркнула в тень башни. Но незнакомца там не было. Он словно сквозь землю провалился. И неудивительно: рядом с башней виднелся лаз с зеленым мхом по краям.

Так она впервые оказалась за пределами замка и узнала тайную тропинку в деревню подданных ее отца. Там, вдали от нянек, она предавалась детским забавам в компании деревенских ребятишек и, конечно, своего нового знакомого. Среди них она напрочь забывала о своем высоком предназначении.

Ее визиты пугали крестьян. Они боялись гнева графа и все чаще загоняли своих чад домой при появлении Сидонии. Не меньше страшились господской немилости и слуги. Они, словно сговорившись, предпочитали помалкивать о непонятных исчезновениях юной графини. Сам же граф не мог нарадоваться на повеселевшую дочь и знай нахваливал гувернантку.

Шло время. Сидония взрослела, и вскоре весь замок облетела весть о том, что она стала девушкой. Спустя неделю гордый отец семейства устроил пир, во время которого его красавица дочь правила своим первым балом. В тот вечер она была необычайно возбуждена. Но не обязанности королевы бала были тому причиной. Еще днем ее таинственный незнакомец назначил ей первое в жизни ночное свидание. Сидония не помнила, как очутилась на их заветной тропинке. Словно во сне, она со сладостной покорностью следовала за своим кавалером. Это чувство было ново для ее строптивого характера, но сейчас ей почему-то хотелось подчиняться. Они оставили деревню в стороне и углубились в густую чащу. Лунный свет не пробивался сюда, и кромешная тьма поглотила их. Он взял ее за руку и, не замедлив шага, как будто видел в темноте, повел сквозь чащу. От его близости сердце радостно билось. Она могла бы вечно вот так идти рядом с ним рука об руку. От сладостного замирания в груди кружилась голова. Потерявшись в неведомых чувствах, она парила где-то в вышине. Она не помнила, как оказалась на опушке, где стояла ветхая лачуга. Перекосившаяся дверь была распахнута настежь. Юноша ободряюще подтолкнул ее. Неуверенным шагом она подошла к лачуге и заглянула внутрь. Свет лучины выхватывал из темноты дряхлую бабку. На девушку глядело морщинистое лицо со следами былой красоты и на удивление молодыми глазами. Старуха сидела в грубо сколоченном кресле с высокой спинкой, на которой грациозно возлежала кошка.

«Интересно! Как она не свалится!» – подивилась Сидония.

– Тебя ждет еще много удивительного! – будто прочитала ее мысли старуха. – Подойди ко мне, сестра!

– У меня нет сестры! – опешила девушка.

– С сегодняшнего дня у тебя будет много сестер! Подойди ко мне, не бойся! – она подалась вперед и протянула к Сидонии свои высохшие руки.

Вместе со старухой вперед качнулись огромные янтарные бусы. Они заиграли в свете лучины, и насекомые внутри бусин дружно запрыгали. Веселый комарик забавно шевельнул хоботком и поманил ночную гостью крылышком. Зачарованная девушка потянулась к нему.

– Не сейчас! – старуха перехватила ее руку. – Ты еще с ними наиграешься!

Сидония очнулась и испуганно оглянулась на дверь: «Где мой прекрасный провожатый? Не мог же он оставить меня наедине с этой странной старухой!»

– Не переживай! Он проводит тебя назад! – отшельница потянула ее к себе.

В глазах у старухи мелькнул знакомый огонек. Так светился взор матушки, в покоях которой Сидония частенько пряталась от ежедневной муштры. На душе у девушки потеплело, страхи улетучились, и она улыбнулась.

– Ближе! – притянула ее старуха. – Позволь мне исполнить свой долг и поцеловать тебя на прощанье.

– Какой долг? – хотела спросить она, но вопрос потонул во влажных губах старухи.

Что-то горячее и липкое просочилось в рот и металлическим привкусом стекло под язык. Сидония отдернула голову. Красный ручеек на подбородке отшельницы подтвердил страшную догадку. Из прокушенной губы старухи текла кровь.

– Зачем?! – задохнулась девушка.

– Сама поймешь! – старуха положила на голову девушки трясущуюся руку.

Глаза Сидонии застлал туман. Она часто заморгала, пытаясь разогнать пелену. Туман действительно стал рассеиваться. Она увидела знакомую дельту Одера и приближающийся галеон. Две женщины на корме спускали на воду шлюпку.

– Мама, останься! – звучал в ночи девичий голос. – Нас здесь никто не знает!

– Рано или поздно черные сестры снова выследят меня! И поверь, второй раз они нас не упустят! Я делаю это для вас! Отцу передай, что я решила стать отшельницей, и он волен привести в дом другую женщину. И чем знатнее, тем лучше для нашего дела!

– Нет! Не уходи! Мы будем теперь осмотрительнее! – умоляла дочь.

– Выпей! – не слушала мать и протянула ей темную склянку.

– Что это?

– Затворяющий эликсир.

– От чего он? – девушка колебалась.

– Пей! Только так мы собьем со следа черных сестер! Этот эликсир навсегда закроет в тебе нашу силу!

– Как же я тогда смогу отворить ее в будущей дочери?!

– Никак! Пусть живет, как все! А о правнучке я позабочусь сама!

Видение исчезло, но женские голоса продолжали звучать у Сидонии в голове: «Они так похожи на голос моей бабушки и этой старухи! Неужели?!»

– Волею судеб я не смогла научить тебя нашему искусству! – шептали окровавленные губы отшельницы. – Но я не могла уйти, не отперев спрятанную в тебе силу!

– Так ты моя прабабушка?! – едва слышно пробормотала Сидония.

Словно сквозь сон, она слушала слабеющий голос старухи. А та рассказывала о каком-то викканском сестринстве и многих его представительницах, которые прожили свой век, так и не узнав о скрытых в них колдовских способностях. О том, что сила эта передается из поколения в поколение и дремлет в телах ее обладательниц. И что только кровь тех, в ком эта сила разбужена, может отворить такую же силу, спрятанную в других.

– Через шесть дней ты познаешь свой дар! – Прабабка растормошила Сидонию и надела на нее янтарные бусы. – Теперь они по праву твои! Запомни: став одной из нас, ты теперь не принадлежишь себе. Твоя бабушка не зря хочет видеть тебя герцогиней: это не ее прихоть, это воля сестринства. Ступай же, сестра, и не разочаруй нас!

– А зачем это сестринству?!

– Став герцогиней, ты сможешь защитить своих сестер от гонений невежд и церкви!

– Я постараюсь! – прокричала она, выбегая из лачуги навстречу своему провожатому.

На шестую ночь Сидония проснулась от необъяснимого беспокойства и нехватки воздуха. Она тихо прокралась мимо спящей няньки наружу. Пробежала через двор и поднялась на стену замка. Прямо на нее смотрела полная луна, висевшая над серебристым лесом. Ночное светило неудержимо влекло к себе. Казалось, что оно овладело ею и приподняло над зубчатой стеной замка. Вдруг вихрь эмоций закружил ее в бешеном танце. Радость и печаль, любовь и ненависть сменялись как в калейдоскопе. То она была на небесах безоблачного счастья, то на дне моря слез, то в пожаре всепоглощающей ярости, то под моросящим дождем грусти.

Когда она очнулась, окружающий мир был иным. Он ошеломил ее новыми красками, запахами и звуками. Даже прозрачный воздух вокруг нее стал осязаем. Повинуясь минутному порыву, Сидония спустилась с крепостной стены и через знакомый лаз устремилась в лес. Она пробиралась сквозь густую чащу и безошибочно находила скрытые просеки.

«Как же я раньше не замечала, что природа – это открытая книга, которая всегда укажет путь тому, кто умеет ее читать?»

Она быстро отыскала обветшалую лачугу. Свет догорающей лучины выхватывал из мрака старуху, сидевшую все в том же кресле. Надвигающаяся темнота поглощала остатки света вокруг нее и спешила погасить отблески пламени в ее потухшем взоре. Сидония встала на кучу хвороста, сложенную подле кресла, и крепко обняла прабабушку. Она вбирала остатки родного тепла, готовясь исполнить безмолвную просьбу своей викканской сестры. Прикрыв ей веки, девушка бросила еще тлеющую лучину на сухие ветки и, не оглядываясь, отправилась в обратный путь. От занимающегося зарева пожара отделились две искорки кошачьих глаз и устремились за новоиспеченной ведуньей. А та скользила в лунном свете, едва касаясь земли. Все ее тело было воздушным и невесомым. Она летела навстречу великим свершениям, во имя викканского сестринства!

Нику пристегнули к носилкам широкими ремнями и подняли в воздух. Она безмятежно поплыла по своему дому. Непередаваемая легкость и спокойствие усиливались с каждой минутой.

Пока хозяин дома собирал справки, он не заметил, когда успели вынести его жену. Выскочив на рев сирены отъезжающей скорой, он прыгнул в свой джип и полетел следом за проблесковыми маячками.

– Виронику все еще пытаются спасти, – безрадостно сообщили в приемном покое.

– Все еще что? – онемевший от горя мозг отказывался понимать.

– Она еще в реанимационном блоке! Подождите в коридоре!

Над Вироникой в это время колдовали врачи, а она ничего не видела – ничего, кроме столба яркого света, идущего от операционной лампы.

Сидония смотрела вверх и щурилась от яркого света. Под сводами потолка висела огромная церковная люстра. Ее бронзовые кольца были утыканы несметным количеством свечей, от которых в бальной зале герцога было светло как днем.

– Ну что, красавица моя! Вот и твой выход в свет! – шепнул отец и тоже посмотрел на люстру. – И в прямом и в переносном смысле!

– Не рано ли!? – прошептала ему в спину жена.

– В самый раз! – толкнула ее локтем свекровь. – Спроси у гувернантки!

А гувернантка действительно не переставала удивляться неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды она сбежала от нее к северной башне, но не смогла найти секретного лаза. На его месте была лишь груда зеленых ото мха валунов. Глубокая печаль наполнила сердце девушки. Но это была не детская грусть о веселых играх с деревенской ребятней. Она думала о бо́льшей потере: «Где же ты, мой голубоглазый лесной житель? Я ведь так и не узнала твоего имени!»

Долгими теплыми вечерами она теперь часто стояла на крепостной стене, вглядываясь вдаль. Сидония искала своего милого среди листвы, и иногда ей казалось, что там мелькала его тень.

«Как было бы здорово, если бы он вдруг оказался знатным вельможей и был приглашен на этот бал!»

Пока она так мечтала, разглядывая ослепительную люстру, весь двор пожирал глазами юную графиню.

– Эрнест с тебя глаз не сводит! – возбужденно шептал ей отец, кивая на младшего сына герцога.

Графу было известно, что для двоих из своих семи отпрысков хозяин замка никак не может найти невест.

«И немудрено. Где, скажите на милость, найти столько девиц, под стать герцогам, которые первые по благородству после короля? Конечно, мы ступенькой пониже, – размышлял граф, – но мать, хоть и выжила из ума, но тут не ошиблась. Наше богатство и красавица дочь помогут нам сделать шаг наверх!»

Его Сидония сияла не только красотой, но и изобилием дорогих украшений, на которых настоял отец. Особенно цеплял глаз подарок прабабушки. Каждую янтарную бусину населяло какое-нибудь древнее насекомое, что говорило о безмерной цене украшения. Все были в восхищении от драгоценностей и их умопомрачительной хозяйки.

«Вот они, пиратские сокровища!» – шептались слуги и старались лишний раз угодить молодой графине.

Сидония пользовалась этим и не скупилась на подарки. Теперь обо всем, что происходило в замке, она узнавала из первых рук.

– Сегодня Отто сцепился с Эрнестом во время трапезы, и отец выгнал обоих из-за стола! – со смехом докладывала повариха.

«Что же этот “рыбий глаз” никак не уймется?» – злилась Сидония.

Отто был старшим из неженатых сыновей герцога и считал, что красавица графиня должна достаться ему.

– Я не могу видеть его противные белесые глаза! – не слушалась отца Сидония. – Будешь меня за него сватать, уйду в монастырь!

На балах она пренебрегала знаками внимания Отто и танцевала только с Эрнестом.

– После бала Эрнест снова просил мать поговорить с отцом о помолвке с вами! – с замиранием сердца слушала Сидония фрейлину герцогини.

«Когда же герцог соблаговолит внять мольбам сына?» – злилась она.

В пустых ожиданиях прошел год. И тогда Сидония решила взяться за дело сама: «В конце концов, должен же мой дар быть на что-то годен!»

И вот находчивая графиня уже выслушивала сплетни и пересуды о самой себе.

– Эта вертихвостка опять проскользнула в ворота на ночь глядя! – рассказывал жене сменившийся стражник.

– Что же ты ее пропустил?

– Мое дело маленькое! Хозяин велел не трогать, я и не трогаю! А она, глупышка, думает, что я ее вот за это пропускаю! – он хохотнул и бросил на стол серебряную монетку.

Жена тут же прибрала денежку:

– А зачем герцог ей потакает?

– Сынка балует! Десятник рассказывал, как хозяин бахвалился перед своими вассалами. Молодая, говорил, кровь! Пусть, говорил, для разнообразия потешится с дочкой графа, а то фрейлины, поди, уже надоели!

– Это он о своем младшем, что ли?

– А то о ком же! От Отто-то девчонка нос воротит!

– Чего это у тебя язык заплетается? Опять медовухи нахлебался!

– А ты наливала?! – вспыхнул муж.

– Ладно, ладно! Остынь! А герцогу-то кто об этих голубках доложил?

– Ну уж точно не я!

– Ладно, не скрытничай! Вижу, что знаешь!

– Только никому ни слова!

– Ты же меня знаешь!

– Потому и говорю! Это слуга Эрнеста, Клауд, сын оружейника!

Стражник знал, о чем говорил. Клауд сходил с ума по старинным клинкам и доспехам. Ради подарков из оружейной палаты господина он был готов на все. Из подслушанных Клаудом разговоров герцог узнавал обо всем, что происходило в опочивальне Эрнеста, в самых красочных подробностях.

– Она влюблена в него как кошка! – не скупился на эпитеты наушник. – А ваш сын уже, похоже, к ней остывает!

– Когда Эрнесту она совсем надоест, дай знать! – слащаво улыбнулся герцог. – Приведешь ее в мою опочивальню! Я ему своих фрейлин отсылал, теперь его очередь потешить отца!

Сидония не хуже Клауда знала, что Эрнест охладевает к ней, но ничего не могла поделать. Удержать его оказалось труднее, чем соблазнить. Она понимала, что, несмотря на юный возраст, ее молодой любовник уже познал не одну женщину. Но она была уверена, что так хорошо, как с ней, ему ни с кем не было, да, пожалуй, и не будет. Благодаря разбуженному в ней дару, она без труда угадывала его желания. Она знала наверняка, когда он хочет пить, есть или заняться любовными утехами. Она покидала его, когда чувствовала, что он хочет побыть наедине, и веселила, когда улавливала первые признаки подступающей хандры. Она мечтала приворожить его, но не знала как.

– Бабушка, как мне приворожить Эрнеста? – просила она о помощи.

– Ничем не могу тебе помочь, внученька! Мою силу убили в девичестве, а чему успели научить, я позабыла!

– А мама?

– К ней даже подходить не смей! Она ни о чем не знает!

«Мой безымянный провожатый – вот кто наверняка знает секреты колдовства!» – решила тогда Сидония.

Она не раз порывалась бросить все и отправиться на его поиски, и каждый раз ее останавливали последние слова прабабки: «Ты должна стать герцогиней во имя сестринства!»

И она продолжала разыгрывать любовь к Эрнесту, надеясь, что ее жертва когда-нибудь приведет к поставленной цели. И вот однажды ее чаяниям суждено было сбыться!

Как-то под вечер в покои герцога приплелся Эрнест:

– Отец, теперь ты не сможешь противиться моей женитьбе на Сидонии.

– Это еще почему?

– Она от меня понесла!

– А где неуемная радость?

Сын вяло махнул рукой.

– Не тушуйся! Может, еще не от тебя!

– Ты что, отец?!

– Мал ты еще, женщин не знаешь!

И точно, отец как в воду глядел! Следующим же утром Клауд повинился перед двором, что это он отец будущего ребенка!

– Распутным девкам не место в нашем замке! – преградил дорогу Сидонии знакомый стражник и не пустил ее даже на мост.

– Да как ты смеешь так обращаться с дочерью графа! – опешила она от неожиданности. – Я сейчас же пожалуюсь Эрнесту, и он закует тебя в кандалы!

– Не думаю, что наш благородный наследник будет разговаривать с тобой, – ухмыльнулся тот, памятуя новый приказ герцога. – Он теперь даже не плюнет в твою сторону!

У Сидонии от волнения закружилась голова. Она не понимала, что происходит.

– На, возьми! – в отчаянии девушка сняла браслет и протянула его стражнику.

– Мне ничего не нужно от подстилки для черни! – ответил тот и быстрым движением выхватил серебряную безделушку.

Воровато оглянувшись, он спрятал украшение за пазуху. В вечерних сумерках было не видно, как лицо Сидонии перекосилось от ярости. Она, словно тигрица, бросилась на стражника и вцепилась ему в лицо. Тот грубо оттолкнул ее прямо в грязь разъезженной колеи.

К сожалению, эта грязь была не единственная, какая выпала на ее долю. С того злополучного дня ее жизнь превратилась в кромешный ад. Сидония пряталась от людской молвы в своем поместье, а на улицах города вовсю веселились скоморохи:

– Герцога сынок идет и мошной своей трясет! Он мошной своей трясет, в руки барыне дает! Та вертела так и сяк, не попасться бы впросак! Кроме злата-серебра нет ни одного ядра! Нет ни одного ядра, зато у слуги их два!

– Поймать скоморохов и в пыточную! – лютовал герцог. – Я им лично языки рвать буду!

Да куда там! Стражники с ног сбились, а ни одного скомороха не поймали!

– В этот раз ты сам себя перехитрил! – осмелилась подать голос герцогиня. – Как теперь моему мальчику на люди показаться?!

– Разъяренный Эрнест ищет по всему замку Клауда! – влетел запыхавшийся Отто. – И велел закладывать лошадей!

– Он собрался к Ван-Боркам! – ахнула герцогиня.

– Еще не наигрался в любовь, паршивец! – взревел герцог. – Заприте его в верхних покоях и дайте вина! С этим балаганом надо заканчивать!

Задача предстояла нелегкая. Герцог не любил просить, но другого выхода не видел.

В неурочный час с грохотом упал уже поднятый на ночь мост, и несколько гонцов понеслось в разные стороны королевства.

Сидония напрасно ждала Эрнеста.

– Он не мог поверить Клауду! – убеждала она себя и дни напролет смотрела на дорогу.

Стук в дверь застал ее на привычном месте подле окна.

На пороге стоял глава Ван-Борков, из-за его плеча выглядывала повитуха.

– Что она тут делает?! – взвилась Сидония.

– Ждать больше нельзя! – решительно произнес отец.

– Ну что мне сделать, чтобы ты поверил?! – взмолилась Сидония. – В моем будущем ребенке течет кровь герцогов!

– Для всех ты носишь байстрюка плебея! И я не допущу такого позора!

В этот момент в окно робко постучали. Сидония кинулась к окну.

Внизу с ноги на ногу переминался поваренок из замка герцога.

– Госпожа, я так рисковал, так рисковал!

– Не переживай, я тебя хорошо отблагодарю!

– Госпожа, наверное, будет рада узнать, что завтра Эрнеста тайно отправляют к пруссакам на западную окраину Померании.

– Правда?! – Сидония стянула с мизинца янтарный перстень и сунула в руку подростку.

Тот задохнулся от счастья: плата была немыслимой!

– Теперь беги, пока ворота замка не закрыли, да смотри, никому не показывай перстень!

Отбежав от окна, поваренок как завороженный смотрел на мохнатого паучка внутри янтаря. В свете заходящего солнца камень переливался медовой дымкой, и от этого казалось, что паучок шевелит своими пушистыми лапками…

Утром из замка правителя Восточной Померании вышел обоз с дарами для прусского герцога, согласившегося принять Эрнеста. Большое количество стражников не привлекло особого внимания: на лесных дорогах шалили разбойники. Одетый простолюдином, Эрнест сидел на мягком тюке с парчой и грустно смотрел на удаляющийся замок. Он не верил в распутство Сидонии, но червячок сомнения все же точил. Развеять подозрения мог только Клауд. Он был не просто слуга, Эрнест считал его другом и с детства доверял ему свои тайны. Сколько он себя помнил, они никогда не расставались.

Этого крепыша из семьи придворного оружейника с раннего детства приставили к младшему сыну герцога. Они выросли и возмужали вместе. А сейчас опозоренный Эрнест впервые покидал стены замка без своего компаньона. Конечно, он не остался без слуги. Старший брат Отто, несмотря на недавнюю размолвку, благодушно одолжил ему своего дворового.

«Неужели Клауд мог предать меня? – терзался в сомнениях Эрнест. – Может, Сидония соблазнилась размерами этого верзилы?»

Именно Клауд приводил ее к нему в покои. Раньше он не обращал внимания на то, что они были всегда веселы и как-то не в меру разгорячены крутыми подъемами потайных ходов.

«Что происходило между ними в тех узких переходах – никому неведомо!»

С такими черными мыслями Эрнеста довезли до постоялого двора, где обоз устроился на ночлег. Закрывшись в самой дальней комнате возле конюшни, он предался сладким воспоминаниям о былой жизни: «Вернутся ли эти счастливые и беззаботные дни?»

Среди ночи в дверь тихо постучали. На пороге стояла Сидония. Такая нежданная встреча вызвала у него бурю эмоций. Он вскочил, чтобы броситься к ней, но накопившаяся ревность свинцом скатилась в ноги: «Смотри – вот она, источник всех твоих злоключений!»

Сидония как будто читала его мысли.

– Во всем виноват твой слуга! – не дала она ему опомниться. – Это он оклеветал меня перед Богом и людьми!

Упав ему на грудь, она разрыдалась. Он гладил ее волосы, разбросанные по плечам, и чувствовал знакомый запах ее тела. Она ласкала его в ответ. Неудержимое пламя страсти разгоралось с каждой минутой и вскоре целиком поглотило его. Когда огонь желания помутил рассудок, молодая любовница вдруг вырвалась из его объятий. Слабо соображая, Эрнест с удивлением наблюдал за разбросанной в пылу страсти одеждой, которая поднималась с пола и летела ему на колени.

– Одевайся! – скомандовала Сидония, кинув последнюю вещь.

«Когда я успел их снять?!» – проводил он взглядом прилетевшие панталоны.

– Поторапливайся! Нас ждут!

– Кто ждет? – растерянно промямлил он.

Мысли не успевали за событиями.

– Мои люди! Они отвезут нас в Западную Померанию, и мы обвенчаемся.

– Но ни один священник не пойдет против воли моего отца, – начал приходить в себя Эрнест.

– Ты что, не расслышал? У Западной Померании свой герцог! А потом, твой деспотичный отец нажил врагов даже среди духовенства! Давай поторапливайся!

– Но тогда меня отец лишит наследства!

– Но титула-то он тебя лишить не может! А денег у моего отца больше, чем у твоего!

– Тогда я никогда не стану правителем Восточной Померании!

– Каким правителем?! – расхохоталась Сидония. – Ты седьмой наследник! Или ты собрался извести всех своих братьев?

– Я против воли отца не пойду, – тихо произнес он. – Меня ждут в Пруссии.

Чувствуя его нерешительность, Сидония вновь бросилась ему на грудь. Она его умоляла, плакала, угрожала, что наложит руки на себя, а значит, и на их будущего ребенка, но все было без толку.

«Довольно метать бисер перед свиньями! – вскипела она. – Ради кого все эти жертвы и унижения? Ради воли прабабки, которая только на пороге смерти соизволила повидать свою правнучку?! Ради викканского сестринства, которого я в глаза не видела и которое бросило меня на произвол судьбы?! Может, это вообще бредни выжившей из ума старухи! Да гори оно все синим пламенем!»

Злая на весь белый свет и на свою глупость, она выскочила в темный коридор и с размаху налетела лбом на что-то твердое. Свет померк. Душевная буря тут же улеглась. Она уже не чувствовала, как ее обмякшее тело волокли по коридору и запихивали в оконце, смотревшее на конюшню…

Наутро не выспавшийся Эрнест не обнаружил своего нового слуги. Боясь выдать себя расспросами, он молча залез в повозку и погрузился в невеселые мысли о туманном будущем в незнакомом месте. Рассеянно глядя на убегающую вдаль дорогу, он не обратил внимания на всадников, мелькнувших среди деревьев. Люди графа Ван-Борка тайно следовали за обозом, не подозревая, что дочери их господина в нем нет. Из ворот постоялого двора той ночью никто не появлялся, а топоту копыт со стороны конюшни они не придали значения.

Сидония в это время лежала поперек лошади, несшейся в противоположном направлении. В такт аллюру она больно билась грудью о край седла. От боли она начала приходить в себя и застонала. Во рту тут же появился кляп, который со злостью впихнули до самого горла.

– Раз, два, три, четыре! – ассистент ритмично давил на грудину пациентки. – Вдох! – командовал анестезиолог.

За четыре секунды между вдохами он никак не успевал вставить дыхательную трубку. В залитом кровью горле было не различить вход в трахею.

– Есть! – он наконец попал и энергично протолкнул трубку вглубь. – Что со временем?!

– Идет тридцатая минута, как остановилось сердце.

– Погано!

Несмотря на все усилия врачей, восстановить сердечную деятельность не удавалось. Наступал момент, после которого успех возвращения больного к жизни равнялся нулю. С приближением развязки напряжение в реанимационном блоке нарастало. Чувство горечи от неминуемой потери такой еще молодой пациентки наполнило комнату.

Вдруг как по мановению волшебной палочки нервное напряжение спало, и воцарилась спокойная рабочая атмосфера. На кардиомониторе появились хаотичные сокращения сердечной мышцы. Воспрянувший духом анестезиолог скомандовал:

– Приготовиться к дефибрилляции!

Одного электрического разряда хватило, чтобы завести отдохнувшее сердце.