Текст книги "А есть ли у вас план, мистер Фикс?"

Дмитрий Ищенко
А есть ли у вас план, мистер Фикс?
или
Галопом по Европам в поисках России

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована иллюстрация:

© Medesulda / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Невероятные приключения парочки русских в Европе.

Пародийно-сатирическая приключенческая повесть. Все совпадения случайны. Точка зрения автора может регулярно не совпадает с тем, что он написал.

Глава 1. Русских и патриотизм

Макар Русских учился в десятом классе международного лицея. Имя своё Макар не любил. Ну, как можно с ним жить в наше время? Спасибо – в кавычках – родителям. Его он получил в тот момент, когда была мода на необычную русскость. Вот и решили родители, что Макар – это будет неплохо. Тем более с такой-то фамилией. Но потом мода прошла, а имя осталось. И теперь он предпочитал, чтобы приятели называли его просто Мак. Так оно, вроде, и ничего.

Сейчас он стоял с понурой головой перед учителем, потому что опять опоздал на урок. Он вообще с трудом приходил куда-либо вовремя.

– Русских-Русских, что же из вас будет? – вопрошала у будущего учительница.

Но будущее вместе с Маком молчало.

– Садитесь, – сжалилась в конце концов педагог.

Макар сел за парту и вытащил книги и тетради, которые не забыл дома. А те, что забыл, – не вытащил.

Кстати, на древнегреческом «Макар» означает «блаженный» или «счастливый».

Стоит сказать, что лицей в городе был на хорошем счету. По нашим временам там хотя бы имелся полный комплект учителей. Знания, в общем, давали, и при должном уровне прилежания их можно было получить. Макар это понимал, а потому хоть и сачковал, как и все, но меру знал. Ниже троек старался не опускаться. И то, согласно его версии, даже они приключались либо по чистому недоразумению, либо из-за предвзятого отношения к нему учителей.

– Ну, так вышло, – объяснял он родителям. – Они ко мне придираются.

Несправедливость учителей, как и общая неразумность всех взрослых, были излюбленной темой его бесед с друзьями и приятелями. Для подростков в принципе это само собой разумеется. Ничто не могло укрыться от их пристальных взглядов: ни огромные домашние задания, ни колдобины на дорогах, ни мусор во дворах, ни очереди в поликлиниках. Они рассуждали об этом, сидя на скамейке в парке у школы после занятий, а, расходясь по домам, оставляли после себя в песке горы черной подсолнечной шелухи.

– И как можно жить в этой стране? – задавали они риторические вопросы.

Впрочем, даже эти посиделки были делом рутинным и, скорее, чем-то факультативным на фоне гнетущего ЕГЭ. Их еще с пятого класса им пугали, и к концу учебы ни о чем другом думать по-настоящему сил уже не хватало. Разве что в очередной раз кивать на отцов и дедов, которые устроили им такую жизнь.

– Ну, что вы хотите? – рассуждали они. – Где мы живем?…

Отец Макара Роман взгляды сына не разделял и даже не мог понять, откуда они такие взялись. Даром что каждое лето возил его на заморские курорты да рассуждал с матерью что лучше – куда угодно, только не к нам. Сами-то они, вроде, тут привыкли. Только и осталась мечта: отправить отпрыска куда подальше – туда, где всего этого нет. Вот и пожинали теперь плоды давних разбросанных семян.

А больше всего Макар не любил слово «патриотизм». Да и как его можно любить? И за что? За немытые подъезды и общую хамоватость?

И ведь с этим никак не поспоришь. Всё верно, признавался сам себе Роман. И самим-то от этого тошно. Да только как объяснить, что Родина – это не только разбитый асфальт во дворе?

Мать Макара Людмила в принципе была мягче. Она-то считала, что в этой браваде против взрослого мира нет ничего необычного. В шестнадцать лет каждый пытается найти свое место под взрослым солнцем и начинает с того, что отрицает всех и вся. Надо же с чего-то начать, в чем-то черпать уверенность. Тренироваться на близких – самый простой вариант. С возрастом это, конечно, проходит, но Мак пока об этом еще не знает. Как говорится, всему свое время.

Так что после нескольких ярких стычек по поводу России тему эту в домашних разговорах старались избегать. Говорить про неё спокойно как-то не получалось. Эмоции закипали, все резко расходились в оценках исторического пути, достижений и нынешнего положения дел. Так и жил Макар с ощущением, что кругом все неправильно и не так, как нужно. И ещё, что никто его не понимает. И прежде всего, родители.

В каком-то смысле он был на них обижен. Ведь это они принадлежали к тому поколению, которое отвечало за то, что окружало его. От поколения – к поколению, от отца – к сыну. А тут передают такое, что и говорить не хочется.

Но совершенно неожиданно предки подкатили не такой уж плохой вариант. Чтобы с ЕГЭ проблем было как можно меньше, на лето они подарили ему курс обучения английскому в Англии, чуть ли не в Кембридже. Как говорится, чтобы уж совсем наверняка.

– Они, конечно, мозги мне выносят, – рассказывал потом Макар своим приятелям из подъезда. – Но тут они молодцы.

– Это точно, – соглашались с ним подростки и принимались кидать в потолок горящие спички. Когда те совсем прогорали, то прикипали к белой побелке да так и торчали из потолка черными червяками.

Глава 2. Петрович и аутентичные курсы

В отделе кадров «Тралфлота» Петровичу так и сказали:

– Выучишь английский – тогда приходи.

А как он его выучит? Он же его уже лет двести учит, класса так с четвертого. А тот, зараза, где был, там и остался.

– Иди, короче, Степанов, на курсы, – сказала старая кадровичка, уставшая от летнего пыльного дня и вообще от своей кадровой жизни. – Выучишь там чего-нибудь. А нет – так, по крайней мере, справку принесешь. Нам, собственно, она-то и нужна. Новые правила, сам понимаешь… Капитан не может без языка.

Для своих почти пятидесяти лет Петрович сохранился неплохо. Поджарый, без обычного пуза. И даже на макушке хвост. Так-то и не скажешь, что капитан. И тем не менее он им был. А хвост? Ну что хвост? Кто сейчас хвосты не носит? Даже Ибрагимович. Златан. Тем более хвост – это ведь тоже знак, даже у стариков. Что, вроде, ещё хоть куда.

Несколько секунд он смотрел в пол, словно провинившийся ученик – даром что капитан. Потом поднял голову в надежде на понимание:

– Зачем мне справка? Я в море почти тридцать лет хожу. Баренцево знаю вдоль и поперек: где ставить трал, где не ставить, где помойка, а где косяки ходят.

Попытка защититься от англоязычного мира не удалась:

– Этого теперь мало, – невозмутимо отрезала кадровая гуру. Она, кстати, тоже не так давно стала HR-менеджером. – Выучишь английский – тогда и возьмем тебя обратно на работу. У тебя все равно сейчас межрейсовый отпуск.

Нутром Петрович понимал, что кадровичка – женщина неплохая. Жизнь просто такая. Словно в подтверждение, она сама добавила уже не так грозно:

– «Мэй дэй» – то ты и так знаешь, а там подтянешься, если жизнь заставит. Так что давай, – произнесла она и по-матерински напутствовала капитана улыбкой.

Перед тем как выйти из кабинета, он зачем-то её спросил:

– На какие хоть курсы идти? Или всё равно?

Кадровичка на него посмотрела исподлобья и поморщилась.

Ну, он так и думал, но женщина тут же добавила что-то не до конца понятное:

– Лучше – на аутентичные. Весомей будет, – и посмотрела на него поверх очков. И он на неё смотрел, силясь понять истинный смысл этого слова.

Ничего не придумал и только пожал плечами. Ну, аутентичные так аутентичные. С этим английским всегда всё не по-русски.

Кстати, Петровича из «Тралфлота» тоже звали Макаром. Почему, так и не иначе, теперь уже и спросить было не у кого. А с учетом фамилии – Степанов, – так и вовсе выходила обычная путаница. То Макаром могли назвать, то Степаном, то Петром. И так всю жизнь. Но в море, на промысле было достаточно отчества – просто Петрович. Там так всех называют – будь ты капитан, третий помощник пятого раздающего или старпом. И оттого даже двадцатилетний матрос сразу чувствовал себя взрослым, членом экипажа, без которого на лодке – никуда. И вообще, потому что звучит солидно. А может, это так море на людей действует. Кто его знает.

Петровичу было уже под пятьдесят. Лет много, говорил он, зато иллюзий мало. Сын большой, с женой развелся. Особо стремиться некуда. Уже можно было бы и на заслуженный отдых. Да только что на нём делать? Вот и ходил он в моря по привычке.

А тут в отделе кадров очередные новые веяния. Опять всех заставляют учить английский. Мол, если комсостав не говорит по-английски, так и рыба не соответствует нормативам и всяческим сертификатам. Хотя при чем тут английский и качество рыбы, никто объяснить толком не мог. Ведь на рыбфабрике никто не требует знания поэзии Пушкина. А это тоже, знаете ли, несправедливо. Но против правил свободного рынка особо не попрешь. Проще уж согласиться.

Глава 3. Заноза и мечта

Курсы английского Петрович нашел по объявлению. Смотрел, чтоб было недалеко от дома да по цене не очень накладно. Ну, и чтобы бумажку какую-то солидную дали. Вот и пришел он в «British», то есть по-нашему – «Бритиш». Они не так давно открылись и обещали скидки первым студентам.

– Как говорите, вас зовут? – переспросил юный женский голос в телефонной трубке. – Степан… Макарович… Петров?

– Макар Петрович Степанов, – поправил её капитан.

На том конце на мгновение замолчали, потом обиженно чуть посопели в трубку, словно это Петрович сам был виноват в допущенной ошибке, но всё-таки взяли себя в руки.

– Ваша цель изучения английского языка? – вновь нежно, хоть и неискренне защебетала девушка. Неискренность – её же всегда видно и слышно.

Петрович хотел было объяснить про работу, про сертификат, но потом передумал.

– Мне нужны аутентичные курсы. Это вообще к вам?

Голос опять замолчал. Потом возродился из тишины:

– Аутентичные?… Есть вариант. Как раз завтра понесу документы. Вас включать в списки?

– А там точно аутентичные? – решил уточнить Степанов.

– Аутентичней не бывает… – уверенно произнес голос. – И еще: визу через нас будете делать? Или самостоятельно?

– А виза-то зачем?

– Ну, вы же в Британии собрались учиться, – произнесла она. – Аутентично. Или как?

Что и говорить, английский язык – это ж целый мир. Безбрежный океан. Куда ни поплывешь, везде бескрайние лексические просторы, шторма неожиданных букв друг за другом, ураганы нелогичных времен и заводи исключений. Тут без точной навигации – никуда. И чтоб еще штурман каждый час по картам сверялся. Тогда, может, удастся куда-то прийти.

Петрович все это знал. Хотя вообще-то в школе он учил немецкий. Schpaziren geen. Die erste kolonne marschirt. Die zweite kolonne marschirt. Ein, zwie, polizei. И так далее. Не сказать, чтобы он им очень-то овладел, но как-то ведь сдал в школе. Потом пару раз в жизни несколько слов на нём что-то сказал. Его даже поняли. Когда в Гамбурге покупал ребенку плейер и джинсы «Монтана» – жене.

Но английский всю жизнь настойчиво стучался к нему в окно. Или в иллюминатор. В море основные английские фразы запомнил быстро и воспринимал их, скорее, как морские термины: Left, right, draft – это и ребенок знает, если он ходит в море. А так, по жизни, вроде, и не был особо нужен. Даже в отеле в Турции персонал быстрее переходил на русский, чем он вспоминал всё, что знал на английском.

А все кругом ему твердили: инглиш, инглиш, инглиш.

– Как ты можешь без него жить?! – возмущалась бывшая жена. – Уже б давно под чужим флагом ходил, если бы знал его! А так всю жизнь Баренцуху шлифуешь!

С тем и ушла она к его же старпому, который знал английский и вскоре устроился водить через океан «Панамаксы». Он ходит, а она его ждет в Испании. И все довольны.

А вот Петрович английский так и не выучил. Можно сказать, был почти изгоем в этом англоязычном мире. В такой ситуации недалеко и до комплексов дойти на английской почве. И стал для Степанова этот чуждый язык как его ушедшая к другому жена: словно заноза на всю жизнь. То есть занозу-то он вытащил, когда жена ушла. Но рубец от неё все равно остался.

У Мака с английским дела обстояли куда лучше. С учетом ошибок своего поколения родители отдали его в «Лингву» чуть ли не в три года. Он и по-русски-то ещё толком говорить не научился, а его сразу в иную языковую среду.

– Что поделаешь… Надо… – разводила руками мама. – Сейчас все так.

Отец морщился, но понимал, что за английским – будущее. Не за его же ларьками. Хотя и про китайский в тот момент еще не знал-не думал.

По совокупности этих причин английский для Мака был не просто как родной. Скорее, даже как родная мечта. Как альтернатива тому, что его окружало здесь и сейчас: типовым серым домам, давке в старых автобусах и общей несправедливости, оставленной им по наследству от родителей. На таком фоне всегда приятно мечтать о чем-то нездешнем, о будущей жизни, в которой тебе обязательно удастся вырваться за пределы привычного круга. И эта желанная жизнь находилась для Мака где-то в районе Туманного Альбиона. А с учетом предстоящей поездки далекие острова уже начинали выходить из белой дымки и почти превращались в реальность.

– Повезло, – говорили ему одноклассники.

И Мак улыбался, испытывая неожиданную гордость за свою удачу, оплаченную отцом-коммерсантом. Ведь это всегда приятно, когда удача на твоей стороне.

Глава 4. Хоббиты ждут и жгут

Английская школа, в которую судьба занесла Макара и Мака, была на слуху – Magic school, то есть «Мэджик-скул». Как говорилось на сайте и в проспектах, «сочетание традиций и прогрессивных методик». Недешевая, конечно, но были и подороже. Хотя Мак об этом особо не думал.

А вот Петрович, узнав, во что ему обойдется аутентичный курс, даже хотел в какой-то момент дать задний ход, но было уже поздно. Российские партнеры школы встали на дыбы, заговорили про неустойку, и Петрович махнул рукой. Хоть Англию посмотрит: школа, вроде как, от всего близко. Обещали куда-то свозить.

Из обещанной культурной программы Маку запомнилась деревня, в которой жили хоббиты. Ну, то есть как бы жили. С неё вроде как всё и списали. Даже обещали там провести урок. Учить английский с хоббитами – это же круто. Разве что в Хогвартсе лучше. Но и с хоббитами сойдет. Не каждому выпадает. Лишь бы не с орками.

Петрович про хоббитов толком ничего не знал – в школе в его времена такого не проходили. Но слово такое слышал. Сын увлекался. Вот бы с ним сходить к этим хоббитам, подумал он. Но это было уже невозможно.

– Ладно, хоббиты так хоббиты, – махнул он рукой и заплатил за курс и все накрученные услуги.

Перед отъездом в Англию Петрович зачем-то размышлял, нужно или нет брать туда свою капитанскую форму. Вроде бы и не надо. Это ж, считай, отпуск. Но ведь он же капитан, а там мало ли что может случиться в чужой стране.

В этот момент позвонил его школьный товарищ – ныне учитель истории и краевед. Узнав, куда едет Петрович, он долго говорил про великую английскую культуру во всех ее проявлениях: от многовековых газонов перед Тауэром до Диккенса, битлов и прочих. Затем перекинулся на позорные пятна на её плаще.

– А ведь это они сожгли уникальный деревянный Воскресенский собор у нас в Коле. Он был большим и красивым. И сделан без единого гвоздя. Красотища!

– Когда хоть сожгли? – из вежливости спросил капитан. Ему-то сейчас было не до соборов.

– Да в девятнадцатом веке! – возмутился краевед из-за незнания родной истории. – Англичане зашли в наш залив и подожгли.

И закончил совсем не с того, с чего начал:

– Варвары, да и только! Настоящие морские разбойники! Хоббиты!

Но Петрович его толком не слушал, не до него было. Ему завтра лететь, а тут – про сгоревший собор. Но форму взял. С этими морскими пиратами ухо надо держать востро.

Так и поехали они в Англию – Мак и Макар – каждый своим путем в ожидании того, когда их дороги пересекутся. Мак закинул за плечи рюкзак и облегченно помахал предкам рукой. Тут же вставил в уши «бананы» и зашагал к погранцам. А Петрович перед самым вылетом от нечего делать взял в руки бесплатную газету. И ведь уже давно зарекся не читать всякую муть, но вот опять. И новость, как назло, была в тему: кто-то из депутатов предложил запретить то ли английский, то ли его изучение.

«Э-э-э, – подумал Петрович, – такими темпами я его никогда не освою». Хорошо еще, что тетя из отдела кадров спровадила его в Англию.

– Аутентичных теперь точно не будет, – произнес он вслух какому-то китайцу, который стоял рядом с ним в очередь на паспортный контроль. Китаец ничего не понял, но улыбнулся.

Уже в Англии на границе Петрович чего-то растерялся. Он вообще на любом контроле ждал, что его завернут. Это ж никогда не проблема. Была бы задача, а повод найдется. Сколько раз такое бывало, когда рыбу сдавал. Найти, за что забраковать партию, можно всегда. Это ж вопрос цены. Её везде умеют сбивать. А тут у него спросили про цель поездки. И у него от непривычки все английские слова, – даже те, которые знал, – куда-то пропали.

– Where do you go? – вопросительно посмотрел на него полицейский. И поднял бровь.

– Как же это сказать?… – наморщился капитан, а потом нашелся. – К этим… К хоббитам! To hobbits!

И ведь самое главное – все это было чистою правдой. А полицейский заулыбался и поставил британский штамп. Хорошие они – эти хоббиты, решил капитан и сделал свой первый шаг по Британской земле.

Глава 5. Догнавшее Отечество

Знаете такие элитные английские учебные заведения, типа Оксфорда или Кембриджа? Там ещё всё так чинно и на века. Дубовая мебель в коричневых тонах. Все в твидовых пиджаках или одинаковых жилетках. И вообще, всё просто и с достоинством, и оттого совсем не просто.

Или есть ещё вариант – где все современно, все в позитивно, но от этого не менее по-английски качественно. Такого много в рекламных проспектах. Все ярко и современно.

Ну так вот, школа, где очутились Мак и Петрович, эта самая «Мэджик-скул», ничего общего с этими школами не имела. То есть если, конечно, не сильно вглядываться, то в подтасовке фотографий на сайте их напрямую не упрекнешь, но на месте стало понятно, что фотошопом там поработали неслабо. Места, вроде, те же самые и ракурсы такие же, но огонька в реальности не было.

– Меньше будешь верить рекламе, – сам себе сказал капитан, хотя он и так-то никогда ей особо не доверял.

Самым главным сюрпризом стало то, что находилась школа вовсе не в милой своими зелеными холмами тихой дворянской глубинке, а в почти маргинальном поселке недалеко от Лондона, куда по доброй воле местные стараются не заходить. С большой натяжкой можно было представить, что где-то здесь жили хоббиты. Но ведь такие районы сейчас есть везде. Вон в Париже, кроме центральных округов – почти все такие. Или в Осло. А уж если взять какой-нибудь Советск, там и вовсе вся благоустроенная жизнь заканчивается за проспектом Ленина.

Для Мака его английская жизнь и вовсе началась с гальюна, как сказал капитан по-морскому. Пошел Мак по нужде, а там унитаз сломанный. И санузел один – на несколько комнат. Все протекло и застряло. А это, между прочим, воскресенье – выходной день. И сантехника днем с огнем не найти.

– Can I help you? – спросил его Петрович, когда с вещами входил с соседний номер. Он решил сразу побольше общаться на английском. А потом, когда чемодан соскользнул ему на ногу, выругался по-морскому на русском.

Но Мак отрицательно замотал головой: не для того он сюда приехал, чтобы общаться с русскими. Не русский же язык учить – английский. И ушел к себе, не произнеся ни слова. И Петрович ушел. А санузел починили без них спустя пару часов.

На следующее утро Петрович пришел на занятия первым. Сказывались привычки всей жизни: подняться на мостик пораньше, проверить, проконтролировать. Мало ли что вылезет в последний момент. А так оно всегда и бывает. Еще учителей не было, а он уже огляделся, проверил, уточнил. Те же запасные выходы. Мало ли что. На всякий случай. Привычка у него такая.

Следом за ним подтянулись ученики. Некоторые поначалу решили, что он-то и есть учитель, а когда поняли свою ошибку, стали хихикать, слушая не очень складную английскую речь капитана откуда-то из Сибири, который пытался объяснить, что не учитель.

Группа набралась кто откуда: венгр, индус, пара австрийцев, француженка, кто-то из Бенилюкса, какие-то братья-славяне то ли из Польши, то ли из Чехии – всего человек двенадцать.

Последним вошел Мак. Он даже здесь не торопился прийти вовремя. Проснулся за шесть минут до появления в классе. Позавтракать не успел. И вообще был не в духе.

Вошел, оглянулся. Сразу увидел два свободных места. Одно – рядом с девушкой, которая в этот момент говорила, что она – из Парижа. Второе – рядом с капитаном.

Девушка прервала свой рассказ и посмотрела на Мака. Он – на неё. И так она ему понравилась – сразу ведь видно – француженка, что в миг застеснялся и сел от неё куда подальше. Получилось – к тому самому странному русскому. Короче, не повезло прямо сразу.

Когда они все представились, тут-то и вскрылось, что они с ним вдвоем из России. И ничего хорошего в этом не было. Уехать за тридевять земель, забраться в британскую глушь и усесться рядом с соотечественником, который к тому же тебе в отцы годится! Даже ведь в Турции хочется залечь подальше от русской речи, а уж тут – тем более. Ты же не русский сюда приехал учить – как-никак английский. Впитывать их культуру, образ жизни и мыслей, а тут такая неприятность! Отечество, как всегда, напомнило о себе в ненужный момент.

– А оно так всегда и бывает, – неожиданно произнес Макар Петрович, глядя на своего соседа. Мак заволновался и внимательно посмотрел в глаза капитану:

– Это что же – я всё вслух произнес? – удивленно спросил подросток.

Капитан улыбнулся и подмигнул ему:

– Это у тебя на лице было написано…

– Я просто хотел совсем погрузиться в английскую среду… – смущенно произнес Мак.

– Ну, кто ж этого не хочет, – спокойно ответил ему Петрович.

И прозвучало это как-то слишком спокойно, можно сказать, равнодушно.