Текст книги "Дорога из трупов"

В этот момент слова наконец добрались до языка Лахова, причем несколько партий одновременно:

– Нельз… Я не вино… Не могу зн… За что?

– За распространение «эльфийской весны», – буркнул МЕНТ. – Пакетики я заберу. Давай, выворачивай карманы, вдруг там еще чего осталось. И вы тоже, чего встали? Отнесу, ну, чтобы в вещественные доказательства положить.

И по честному лицу командира городской стражи скользнула тень сомнения, как у того, кто берет бутылку самогона напрокат.

Обыскав собственных подчиненных и забрав «дурь», Игг Мухомор удалился.

Лахов всхлипнул. По его небритой щеке, натыкаясь на щетинки и от этого вздрагивая, медленно сползла слеза.

Проснувшись, Арс осознал, что лежит на чем-то неровном, достаточно мягком, но в то же время слегка дрожащем. В первый момент он едва не поддался панике, но затем вспомнил, как вчера библиотекарь устраивал гостям постель из проштрафившихся книг.

По всему выходило, что студент шестого курса валялся прямо на знаниях, а кое-какие его области выражали по этому поводу недовольство. Причем как куски знания, так и части студента.

Книги легонько пихались и толкались, поясницу Топыряка кололо, а ноги и вовсе затекли. И то и другое было фактом отрадным, поскольку значило, что ноги и поясница на месте, да и вообще тело сохранило привычную человекообразную форму.

Когда проводишь ночь в столь насыщенном магией месте, как библиотека МУ, подобный факт может считаться большой удачей.

– Уааахх, – зевнул Арс и сел.

Мешок Пыль обнаружился за столом, где он чего-то писал при свете толстой зеленой свечи.

– Злобное утро, – сказал гроблин. – Как настроение?

– А ты как думаешь? Еще вчера главной проблемой была дурацкая практика, а сегодня за мной гоняется орава кровожадных чешуйчатых монстров, которые могут превращаться в кого угодно.

– Не так уж все и хорошо. – Библиотекарь сделал какое-то движение, похожее на пожатие плечами. – По крайней мере, вы живы. Ты буди своих друзей. Я приготовил завтрак.

Тили-Тили вскочил сразу, едва только Топыряк толкнул его в бок. Рыггантропова, привыкшего спать на лекциях, пришлось будить долго. Он ворочался, время от времени изрекал: «Да-да, господин поцент, уже иду к доске» – и открывал глаза, но просыпаться не спешил.

Арсу это надоело, и он рявкнул:

– Стража!

– Тикаем! – завопил Рыггантропов и телепортировал тело в вертикальное положение. – Где они?

– Нет никого. Утро, – сообщил гроблин. – Идите завтракать, а потом я расскажу вам все, что узнал ночью.

На завтрак Мешок Пыль предложил студентам тазик желто-серой бурды, похожей на пожилую овсянку, которой довелось испытать много ударов судьбы и даже порасти плесенью. К ней выдал три ложки, выточенные из костей. Оставалось надеяться, что не из человеческих.

Представления о том, что такое вкусно, у гроблинов были тоже довольно-таки своеобразные.

– Какая гадость, – совершенно искренне сказал Рыггантропов.

– Я знал, что вам понравится, – кивнул библиотекарь.

Исходя из его системы ценностей, завтрак только что похвалили.

Арс вздохнул и взялся за ложку. Бурда на вкус оказалась не хуже стряпни в студенческой столовой, и тазик довольно быстро опустел.

– Шшш, – удовлетворенно сказал Тили-Тили.

– Точно, неплохо, – кивнул Рыггантропов. – Так что там с этими змееморфами?

Мешок Пыль оторвался от своей писанины:

– Вы поели? Мерзко. Мне удалось найти упоминание о некоем заклинании, которое вынуждает змееморфов принять истинный облик и мешает перекидываться.

– И что от него толку? – уныло спросил Арс, думавший, что им вручат что-то вроде самонаводящегося магического меча, настроенного на древних чешуйчатых гадов с острыми зубищами.

– Если змееморфы примут свой истинный облик, прятаться им станет невозможно. Все поймут, кто именно живет рядом с ними, а разумный прямоходящий ящер, злой и коварный, вряд ли вызовет симпатию.

– Не, не вызовет, в натуре, – подтвердил Рыггантропов. – Их забьют дубинами, и никакая древняя магия тут не поможет.

Против разъяренной толпы и в самом деле мало что может помочь, даже опытному и сильному магу.

– А где само заклинание? – спросил Арс.

– К своей радости, вынужден признать, что в нашей библиотеке его нет. – Передняя часть головы гроблина отразила некие чувства. – А она – лучшая во всем Лоскутном мире. Это значит, что вам придется отправиться к источнику абсолютного знания. К Дурьфийскому оракулу.

– Сссс!

– Верно говорит Тили-Тили. Это же очень далеко… – заметил Рыггантропов. – Пока дойдем, три раза состаримся.

– Может быть, Безумная Пифия подойдет? – спросил Арс, вспоминая главную городскую предсказательницу.

Она славилась очень дурным нравом, громким голосом и тем, что давала обратившимся к ней четкие инструкции.

– Не подойдет. Пифия не занимается магией, она ничего в ней не понимает. Только оракул. Да, он находится очень далеко, почти у самого подножия Влимпа, и дорога занимает много времени. Но это если двигаться обычными путями. Однако есть чары, способные перебросить вас туда мгновенно.

– А кто их знает? – уныло вопросил Арс. – Только кто-то из прохфессоров или даже деканов. И что, мы должны отправиться к кому-нибудь из них и вежливо так сказать: «Приятель, потрать кучу сил и времени, а то нам срочно нужен Дурьфийский оракул»? Так, да?

– Верно. – Мешок Пыль, конечно, читал в энциклопедии статью под названием «Сарказм», но было это давно. – Но, честно говоря, других способов выпутаться из этой истории я не вижу. Кроме того, у Дурьфийского оракула можно узнать насчет боевых заклинаний, действуюших на змееморфов. Возможно, такие существуют, просто в нашей библиотеке о них ничего нет.

Арс задумчиво почесал затылок.

И в самом деле, что они могут сделать?

Попытаться уговорить кого-либо из деканов или самого ректора отправить их через половину Лоскутного мира к Дурьфийскому оракулу. Добиться от него внятного ответа и вернуться обратно.

Или выйти наружу и перебить змееморфов голыми руками.

Или сидеть в стенах университета до глубокой старости, питаясь книжной пылью и подачками библиотекаря.

Набор вариантов, честно говоря, был не особенно велик.

Тили-Тили, судя по печально опущенным кончикам ушей, пришел к схожим выводам. Рыггантропов, судя по приоткрытому рту и отсутствующему взгляду, снова задремал.

Если бы уныние могло выражаться холодом, стены библиотеки покрылись бы инеем.

Площадь Изопилия находится в самом сердце, или, если быть более точным, в самых печенках Ква-Ква. Она знаменита памятником одному из прежних мэров, что выполнен в виде громадного початка кукурузы.

А еще тут находится главный городской рынок.

Поэты сравнили бы его с морем, но это издалека. Вблизи рынок напомнил бы им колоссальную выгребную яму, в которой сдох старый мамонт, а на его трупе поселилась большая стая сорок.

А еще рынок походил на лабиринт.

В общем, метафор было столько, что хоть продавай их по оптовым ценам.

Как ни странно, поэты не торопились воспевать рынок. Наверное, потому, что падали в обморок, не дойдя до площади Изопилия двух-трех кварталов. То ли от шума, то ли от запаха. Впрочем, рынок от отсутствия поэтов не очень страдал. Здесь имелось много разумных (хотя бы условно) существ всякого другого рода.

И однажды холодным осенним утром двое из них решили побеседовать.

– Привет тебе, сосед, – сказал эльф Переэль, много лет торговавший растениями, предназначенными как для поедания, так и для иного, много более интересного применения.

– И ты не хворай, – отозвался хозяин соседнего прилавка, гном Драный Фартук. Его товаром были горшки, большей частью битые и дырявые, хотя меж них, к удивлению хозяина, порой попадались целые. – Ты не находишь, что сегодня на рынке воняет?

Эльф невозмутимо, как и положено эльфу, огляделся. Отыскал витавшие в воздухе облачка запаха и сказал:

– У нас вроде всегда пахнет тухлым… в смысле, свежим товаром.

– Не, – покачал бородой Драный Фартук. – Обычно его покупают, и запах не успевает укорениться.

«Ароматы» на площади Изопилия были такие, что могли запросто пускать корни.

– Покупателей в последние дни и в самом деле меньше, чем обычно, – осторожно заметил эльф, думая, как бы не выйти из имиджа бесстрастного перворожденного. – Я думаю, что это потому, что назгулы пробудились…

– Опять ты про своих назгулов? – отмахнулся гном. – Сколько лет тут стою, все про них слышу и ни разу не видел. Хоть бы заглянули к нам, раз уж пробудились.

– А в чем тогда дело?

Тут один из компонентов текущей мимо толпы проявил интерес к товару, и Переэль мгновенно забыл про разговор.

– Што это? – подозрительно спросила ветхая, но шустрая бабуля.

– Салат, – ответил эльф.

– А пошему он синий?

– Ну, сегодня же холодно. Вот и посинел. Возьмите ядреный чеснок, от него убегают все болезни, – Переэль забыл упомянуть, что от запаха этого чеснока дохнут мухи. – Или вот…

– Горшки! Горшки! – пронзительно завопил Драный Фартук. – Тонкие, звонкие! Бубль – штука! Бери, торопись, пока не разлетелись!

– Это што, пока не развалились? – осведомилась бабуля.

– Пока не раскупили, – уточнил гном. – Вот, смотри…

– А еще есть помидоры! Круглые, красные, на загляденье, – повысил голос эльф. – Очень дешево.

– А я думала, што это вишня.

Но сбить Переэля с толку смогла бы разве что ядерная бомба, свались она прямо на прилавок.

– Назгулы пробудились! – истово сверкая глазами, провозгласил он. – Взломщик покинул Шир! Поэтому помидоры и вишня…

И тут эльф понял, что вешает лапшу на уши пустому месту. Покупательница исчезла, так ничего и не купив.

– Ушла, – констатировал гном. – О чем я тебе хотел сказать-то. Слухи ходят, что некое чудище в городе завелось невидимое. Бродит по улицам и дышит огнем невидимым. И всюду, куда этот огонь попадает, исчезает золото.

– Невидимое золото?

– Нет, обычное.

– Откуда же узнали про это чудище, если оно невидимое? – спросил Переэль.

– Ну, кто-то разглядел, – пояснил Драный Фартук. – Но смысл-то не в этом. Золото исчезает. Мой двоюродный брат Помело служит в сервисном центре «Зосовы и зопоры», так вот его вызывали в мэрский дворец…

Эльф слушал, недоверчиво пошевеливая острыми ушами, и бесстрастное лицо его становилось все менее бесстрастным.

– Не знаю насчет чудища, – сказал он, когда гном закончил. – Но золота в городе стало меньше. Куда-то оно все же девается.

– Тяжелые времена, – вздохнул Драный Фартук. – Или, как говорят всякие умники… кр… кр… кризис…

Слово услышали за соседним прилавком, его поймала пролетавшая мимо ворона, и оно пошло гулять по Ква-Ква, обрастая такими подробностями, каких не изобретет самый умный умник.

В огромном, обитом алой кожей кресле ректор Магического Университета Глав Рыбс выглядел точно длинный белый язык во рту хищника. Вот только языки не имеют обыкновения скептически щуриться, ерзать и окидывать собеседников презрительными взглядами.

– Так вы хотите, чтобы мы вам помогли? – спросил Глав Рыбс, когда Винтус Болт замолчал.

– Не нам, а городу! – патетически воскликнул Дубус Хром-Блестецкий.

С таким же успехом он мог взывать к патриотизму возлежащего в луже помоев хряка.

– Не знаю, как насчет города, а у нас все хорошо, – заметил ректор, и легкое дребезжание в его голосе дало понять, что глава МУ раздражен.

Глав Рыбс не преувеличивал.

Магический Университет веками функционировал не по законам экономики, а вопреки им. Большого количества золота в его стенах никогда не водилось, а маленькое, что все-таки попадало, быстро прибирали себе обгорелые, худые и всклокоченные типы с кафедры алхимии. В их руках оно быстро и бесследно исчезало.

Истинное богатство университета хранилось не в сундуках и подвалах, а в головах и на страницах.

Кроме того, ни одно, даже самое сильное заклинание не сунется внутрь МУ. Кому охота быть записанным и потом до скончания века проторчать в темноте, на страницах пыльного фолианта?

Сложные заклинания обладают чем-то вроде разума и поэтому стараются действовать где-нибудь подальше от здания на лево-западной окраине Ква-Ква. Где-нибудь там, где их не запишут.

– Ну… если городу плохо, вам не может быть хорошо… – проговорил Хром-Блестецкий без особой уверенности.

– Может, – кивнул ректор, и отцы-основатели на портрете над его головой затрясли бородами.

Они провисели на этом месте несколько тысячелетий и за это время точно узнали, что может быть, а что не может.

– Э… ну, если вы поможете, то мэр будет вам благодарен, – сказал Винтус Болт, вытащив из кармана последний козырь.

Глав Рыбс задумался.

Благодарность мэра – штука полезная, ее можно обменять на что угодно. Например, на забывчивость. Как городская власть много лет не вспоминает, что университет не платит налогов, так может и дальше не вспоминать, даже если перепившему пива чиновнику придет мысль ввести пошлину на бороды и длинные мантии.

– Хорошо, – сказал ректор. – Но один я принять такое решение не могу. Сейчас созову учебный совет, и мы подумаем.

Винтус Болт и Дубус Хром-Блестецкий остались сидеть неподвижно, но на самом деле каждый из них вытер со лба честный трудовой пот. Убедить толпу в чем-то намного легче, чем одного человека, – это маги-управленцы знали точно.

– Дежурный! – заорал Глав Рыбс.

За дверью кабинета послышались шаги, и внутрь заглянул преподаватель в синей мантии факультета умозрительной магии.

– Деканов ко мне – немедленно, – велел ректор.

Преподаватель кивнул и исчез.

Через десять минут начали прибывать деканы. Первым явился похожий на копну сена в трауре мэтр Шизомудр. Торжественно пронеся свою тушу от двери до одного из гостевых стульев, он придавил тот к полу. Мгновением позже рядом с коллегой прямо из воздуха материализовался мэтр Сизопуст, обманчиво моложавый, с безумным блеском в глазах.

Обладатель такого блеска легко разберет на части тысячу человек, чтобы узнать, как работает изобретенный им новый скальпель.

Мэтр Тугодум и мэтр Умно-Заливайский явились одновременно, из-за чего в дверях возникла небольшая свалка. Ректору пришлось прикрикнуть, чтобы деканы, не желавшие уступать друг другу первенство, перестали пихаться, словно первоклассники.

– Эй, хватит вам! – рыкнул Глав Рыбс, и из углов кабинета ему поддакнуло шепчущее эхо. – А ну, садитесь!

– Да, ваша милость, – хором ответили мэтр Тугодум и мэтр Умно-Заливайский, после чего затопали к столу, бросая друг на друга взгляды, полные самых братских чувств – ревности и подозрительности.

– Так лучше, – кивнул ректор. – Начинайте, господа.

Винтус Болт открыл рот, собираясь повторить рассказ о том, что происходит в городе. Но тут дверь кабинета открылась, и внутрь шагнул очень старый эльф в зеленом кафтане.

– Бульк хляпл нужно поймать его! – заявил он, тряхнув бородой, какой позавидовал бы и гном.

– Кого? – удивился Глав Рыбс. – Это кто? Один из наших преподавателей?

Деканы дружно отвели глаза.

Честно говоря, никто из них не мог похвастаться тем, что знает всех работников своего факультета. Ладно прохфессора, их немного, а запоминать всю остальную мелкую шушеру – головы не хватит…

– Ибо опасен он фырульк! – продолжал вещать эльф, буравя Глав Рыбса безумным взглядом. – И вы должны мне помочь!

– Вряд ли, – заметил мэтр Тугодум. – На нем нет мантии.

Остальные деканы дружно издали облегченный вздох:

– А…

– Ну-ну…

– А я думал…

– Тогда как он проник сюда? – вопросил ректор.

– …зубаст зело, покрыт чешуей хлюп-хлюп, и облик свой менять может… – бормотал эльф, бочком подбираясь к Глав Рыбсу.

Старший хранитель музея Натуральной истории несколько повредился в рассудке после блуждания по бюрократическим лабиринтам городской администрации. Его много раз отправили за какими-то документами, неоднократно проигнорировали и трижды грубо послали.

Такого не выдержит даже закаленный столетиями жизни эльфийский рассудок.

– Ну, эльф и есть эльф, – сказал мэтр Сизопуст. – Всем известно, что представители этой расы отличаются повышенной проникающей способностью. Не успеешь оглянуться, как они тут как тут.

– Дляк штик древен зело и злоумышления любит! – Старший хранитель мертвой хваткой взялся за ручку ректорского кресла. – И помощи жду я от вас! Ибо стража не помогла мне, и там мне не…

– Этот тип немного мешает, – сказал Глав Рыбс.

Он нахмурился и махнул рукой. Вокруг эльфа появилось что-то, похожее на огромный мыльный пузырь, повисело несколько секунд и исчезло. Но бормотание затихло, а взгляд незваного гостя уткнулся в стенку немного пониже портрета отцов-основателей.

– Что вы с ним сделали, ваша милость? – спросил мэтр Шизомудр.

– Заключил в кокон иллюзий. Ему кажется, что мы все его очень внимательно слушаем и готовы помочь.

Ректор, несмотря на недостатки характера, был очень сильным магом.

– А теперь вам слово, – Глав Рыбс длинным, похожим на рыбью кость пальцем ткнул в Винтуса Болта.

– Некоторое время назад… – начал тот.

Деканы слушали рассеянно. Мэтр Шизомудр дремал, Умно-Заливайский позевывал в кулачок. Сизопуст рисовал пальцем на столе руны и бормотал какую-то чушь, а Тугодум сверлил магов-управленцев полным раздражения взглядом.

– Так вот, господа, – сказал ректор, когда Винтус Болт замолчал, – может быть, кто-то из вас хочет что-то сказать?

С рокотом, точно Ктулху, восстал ото сна мэтр Шизомудр.

– Конечно, – проговорил он. – В преподавательской столовой давно пора сменить повара. А то неловко есть котлеты со щупальцами. Они цепляются за тарелку и за вилку тоже. И я…

– Я имею в виду – по существу дела. – В голосе Глав Рыбса появилось дребезжание, и деканы, хорошо знавшие, что это значит, напряглись.

– Исходя из теоретических предпосылок концепции Цфайзештейна… – начал мэтр Сизопуст.

Он говорил еще минут пять, и мудреные слова дрейфовали по комнате, оседали на стол и на пол, заставляли колыхаться портьеры на окнах. Но в уши слушателей они не проникали, поскольку знали, что не встретят там ни понимания, ни просто теплого приема.

– Хм, и что все это значит? – спросил Винтус Болт, когда блестящая, умная, красивая и бессмысленная речь закончилась.

– Это значит, что наш коллега ничего не знает, – язвительно заявил мэтр Тугодум. – Но изо всех сил это скрывает.

– А ты?

– Я тоже не знаю, но хотя бы не стесняюсь этого!

Беседа грозила скатиться в обычную межфакультетскую склоку, и Глав Рыбс спешно вмешался.

– А ну, заткнулись, оба, – велел он. – Мэтр Шизомудр? Умно-Заливайский? Вам есть что сказать?

– С такой магией мы не сталкивались никогда, – заметил толстый декан, – и поэтому не знаем, как с ней бороться. Можно попытаться отследить параметры заклинания, но это займет месяц-другой…

Дубус Хром-Блестецкий побледнел и прошептал:

– За это время все золото в Ква-Ква станет рыжей трухой. А что случится с городом, сложно представить.

– Или можно обратиться к тому, кто знает, – предложил мэтр Умно-Заливайский.

– К кому? К богам? Или к демонам? – Ректор поморщился.

От общения и с теми, и с другими у него остались крайне неприятные воспоминания.

– Есть еще Дурьфийский оракул, – сказал мэтр Сизопуст. – Он вроде бы как раз на всякой магии специализируется.

– Но где он, а где мы? – Винтус Болт вздохнул так, что разжалобил бы и стаю пираний.

Деканы оживились.

– Это как раз не проблема, – бодро заявил Глав Рыбс. – Заклинание переноса соорудить – раз плюнуть. Отправим одного человека, а лучше десятка полтора. Пусть мэр решит, кого именно, и присылает их в университет к полудню. А мы пока начертим круг, приготовим жертвы и все такое.

– О, спасибо! – завопили в один голос Винтус Болт и Дубус Хром-Блестецкий.

– И заберите с собой этого эльфа.

Прозвучали шаги, проскрипели петли, стукнула закрывшаяся дверь, и только после этого мэтр Тугодум очень тихо спросил:

– Ваша милость, а зачем посылать туда полтора десятка человек? Для того чтобы задать вопрос, хватит и одного.

– Ты что? – Ректор посмотрел на декана так, словно тот выказал желание порыбачить в сортире. – Ни разу не читал описания этих самых дальних путешествий? Пустыни, моря, затерянные города в джунглях! Там же кто-то обязательно гибнет, процентов пятьдесят-шестьдесят. Так что лишние все равно отсеются.

– А где мы их возьмем, лишних? – пропыхтел мэтр Шизомудр.

Глав Рыбс улыбнулся широко, точно акула перед ужином:

– Кое-кого пришлет мэр. А еще – у нас полно студентов. Наверняка среди них найдутся идиоты, которые вызовутся добровольцами.

Дверь камеры открылась с душераздирающим скрипом.

– Ну что, заходи, – проговорил сержант Гриббл, огромный, точно тролль, но состоявший не из камня, а из жира.

В данный момент вся туша сержанта, а особенно та ее часть, где располагалось лицо, выражала смущение и недоумение. Нечасто Торопливым приходится сажать друг друга под замок.

– Сейчас. – Лахов повернулся к друзьям. – Ну, вы это, не поминайте меня лихом. Я правда не знаю, откуда эти штуки взялись.

Ргов зарыдал, в седьмой раз за сегодняшнее утро. Калис заскрипел зубами так, что Гриббл бросил встревоженный взгляд на стену – не сыплется ли кладка? Форн Фекалин не изменился в лице.

– Мы знаем, что ты невиновен, – сказал Ргов. – А вообще, вообще… мы готовы пойти с тобой в неволю…

Чтобы озарить крошечный и темный мозг Васиса, много света не требовалось. Но мысль, в этот момент проникшая в его череп, была на самом деле яркой, слишком яркой для простого стражника.

– В эту камеру? Зачем? – спросил Калис.

– Чтобы показать… ну… солидарность… – мозг Ргова работал, точно поршень в двигателе гоночного автомобиля, – против… незаконного произвола…

– Ага, – это Калис мог понять.

Он всегда считал, что произвол должен быть только законным.

– Так ты идешь или нет? – спросил сержант Гриббл, начавший терять терпение и уставший от разговоров.

– Мы идем! – гордо заявил Ргов, хватая за руку Калиса и пытаясь столкнуть его с места.

С таким же успехом он мог двигать холм.

Лахов перешагнул порог, и тут сержанты, привыкшие следовать за начальством, сдвинулись с места. Закрылась дверь, проскрежетал замок, неспешно пополз толстый засов.

– А ты чего, остаешься? – спросил Гриббл у Форна Фекалина.

– А у меня еще здесь дела, – ответил тот. – А у меня дома детей мал мала. Да и просто хотелось пожить. А?

– Ну-ну, – засопел сержант, и они двинулись прочь от камеры.

А Лахов, Ргов и Калис изучали ее внутренности.

Они были довольно грязными, вонючими, тесными и обильно населенными. Тут имелось с полдюжины двухэтажных коек, покрытый слоем как бы грязи пол, забранное решеткой оконце под потолком, в которое с трудом пролез бы кулак ребенка. В качестве аборигенов присутствовал десяток бандитского вида типов.

Срез преступного мира Ква-Ква.

Только сделан он был у самого дна криминального мира, ведь настоящие, крупные уголовники в тюрьму никогда не попадают.

Сидят себе в просторных, хорошо освещенных кабинетах, попивают мартини на далеких островах, наслаждаясь заслуженным отдыхом, или машут проходящим войскам с трибуны.

На одной из коек два фея играли в карты, нечто объемистое дрыхло под драным одеялом, издавая наводящий на мысли о прибое рокот. Гном расчесывал бороду, вампир работал пилкой, подправляя маникюр. Несколько татуированных, голых по пояс мужиков рисовали что-то на стене.

– Гля, новенькие, – сказал один из них, почесывая отвисающее пузо, похожее на мохнатое яйцо.

– Реально, они, – подтвердил второй. – И, типа, чего это они в шлемах, панцирях и с мечами?

О том, чтобы лишить соратников оружия и снаряжения, Гриббл и не подумал в силу отсутствия дурной привычки думать. Кроме того, такого приказа от начальства не поступило.

Вампир оторвался от ногтей и мрачно сверкнул алыми глазами.

– Да это стражники, – сказал он. – Этого, здорового, я знаю. Зовут его… Дупа.

– А за дупу кто-то счас получит в репу, – занервничал Калис. – Или ты, Легкий Шмыг, давно харей в пол не лежал?

Вампир был знаменит на весь Ква-Ква как большой любитель ходить в гости. Только визиты он наносил всегда в отсутствие хозяев и на память обязательно забирал ценные вещи.

– И тут от них покоя нет, – проворчал гном-медвежатник по кличке Один Момент. Именно столько времени ему требовалось, чтобы вскрыть самый лучший сейф. – Идешь в тюрьму с чистой совестью, думаешь, в натуре, что хотя бы тут тебя арестовывать не будут… Ужас какой-то!

– Расслабься, Один Момент, – сказал Лахов. – Мы теперь с вами в одной лодке. Меня самого посадили.

Лица уголовников удивленно вытянулись.

Мозги находившихся в камере особей не предназначались для осмысления столь сложных жизненных коллизий.

– А у вас тут чего? – полюбопытствовал Ргов, подходя к рисовавшим на стене мужикам.

– Типа календарь, – сообщил один из них. – Чтобы дни отмечать, в натуре, не просто так, а по понятиям.

Всем известен простейший тюремный календарь – палочки, которые нужно зачеркивать.

Обитатели камеры оставили его так же далеко позади, как Сергей Павлович Королев – китайских изобретателей ракеты. Они изобразили на стене перекидной календарь, все двенадцать листов, и к каждому сделали рисунок: к зимним, как положено, сосульки, снежинки и отмычки, к летним – солнышко, птичек и кастет, к осенним – дождевые капли, зонт и кинжал, над весенними еще шла работа, но там угадывались очертания ломика, ветки с почками и мухи.

Учитывая, что работа производилась в технике ногтем по грязному камню, выполнена она была с необычайным мастерством.

– Прикольно, – оценил Ргов.

– А ну-ка, освободите койки, – сказал Калис. – Хоть отоспимся тут, если никто не помешает.

– Не кричи. – Гном покосился на спящего. – Поцента разбудишь. Ну вот, уже разбудил.

Храп прервался, одеяло отлетело в сторону. Из-под него поднялся еще один лысый, покрытый татуировками, кривоногий мужик, отличавшийся от других только еще большими размерами волосатого брюха.

– А это хто у нас тут? – спросил он, выпучивая бешеные глаза. – Моргалы выколю! Рога поотшибаю! Редиски!

– Тихо, не суетись, – проговорил Лахов. – А не то Калис тебе сейчас моргалы и в самом деле выколет. Арбалетной стрелой.

Поцент был известен тем, что питал страсть ко всяким антикварным побрякушкам, особенно к шлемам. В археологии он разбирался лучше иных преподавателей МУ, за что и получил прозвище.

– А, волки позорные, – пробормотал он, опускаясь на койку. – Тенты поганые. Ладно, я вам еще… хррр…

И Поцент заснул, даже не замотавшись в одеяло.

– А за что вас посадили-то? – поинтересовался Легкий Шмыг.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответил Лахов, забыв, что говорить такое вампиру по меньшей мере нетактично.

Но Легкий Шмыг решил скандала не затевать.

– Эй, Чук и Гек, освободите койку, – сказал он. – Еще вон те две свободны, в дальнем углу.

– А почему мы? – густым басом спросил тот из фей, что был красноватого цвета и поэтому назывался злым.

– В натуре! – поддержал сородича второй, синеватый, именуемый добрым.

– Потому, что вы самые мелкие, – буркнул Калис. – А ну, слазьте, иначе дыхну, в обморок упадете!

В ответ феи бросили карты, спрыгнули с койки и ринулись в драку.

Далее произошла совокупность процессов, которую можно описать последовательностью звуков: топ-топ-топ – хых – бдыщ – хлоп – бдыщ№ 2 – ойейейейойей! – хлоп№ 2.

– Вот так. – Калис отряхнул кулаки и обвел камеру взглядом. – Вопросы есть?

Вопросов не было, и вскоре в камере стало на три храпевших тела больше.

А еще в населявшем ее запахе появился новый компонент, весьма необычный для тюрьмы.

Арс похлопал себя по щекам, грозно нахмурил брови, напряг мышцы и сжал кулаки. Короче говоря, произвел телодвижения, к каким прибегает человек, решивший вызвать у себя прилив смелости.

Увы, смелость на ритуальный вызов не ответила.

– Шшшш? – Тили-Тили вопросительно посмотрел на Топыряка.

– Мы что, идем, в натуре? – спросил Рыггантропов.

– Идем. Да. Конечно, – ответил Арс, не двигаясь с места.

– Маленькой неудачи, – пожелал Мешок Пыль из-за стола.

Йода зашагал к дверям, за ним направился двоечник, и Топыряк был вынужден сделать первый шаг. Хотя он с куда большим удовольствием остался бы тут, во тьме и безопасности библиотеки.

По лестнице удалось подняться без приключений. Зато в коридоре Арс, краем глаза заметив приближающегося студента, с воплем метнулся в сторону. И врезался бы в стену, не прояви Рыггантропов не свойственной ему обычно расторопности. Он взял Топыряка за шкирку и поднял в воздух.

– Сссс? – поинтересовался снизу Тили-Тили.

– Будь спокоен, Трали-Вали, – буркнул двоечник. – Ведь все в порядке?

– Ага, да. В полном. Я просто задумался, кого проще уговорить нам помочь.

Выбор был не очень велик.

Достаточными умениями и колдовской силой для создания заклинания переноса обладал ректор, четверо деканов и некоторые из прохфессоров. Глава университета и факультетов отпадали, слишком уж важные это были персоны для того, чтобы они согласились помочь студентам.

Оставалось найти какого-нибудь прохфессора, в достаточной мере сильного, дабы отправить троих студентов к Дурьфийскому оракулу, и в то же время склерозного, чтобы запудрить ему мозги.

Таких в МУ хватало, взять хотя бы заведующего кафедрой пограничной магии прохфессора Крупицу или его коллегу с кафедры магии искусства, Синиуса Фляка, по совместительству начальника службы безопасности университета.

Вот только где их сейчас искать?

– Ну и чего придумал, типа? – спросил Рыггантропов.

– Пока ничего. Но обязательно придумаю.

В коридорах университета меж тем властвовало необычайное оживление.

Нет, в переходах МУ крайне редко царят пустота и тишина. Всегда кто-то носится, орет, прыгает, пытается испробовать только что выученные заклинания на собрате. Но все это происходит хаотично. Сейчас же поток студентов в мантиях всех четырех факультетов тек в одну сторону.

В направлении главного зала.

Прежде чем Арс, Тили-Тили и Рыггантропов сообразили, что происходит, их подхватило и повлекло вместе со всеми. Топыряк успел только удивленно пискнуть, а йода – недовольно зашипеть.

Мелькнули распахнутые двери, на створках которых замер в вечном танце Шпулер-Ловкач, шут богов, и троица будущих демонологов оказалась в главном зале.

– А ну, проходите! Садитесь! – напустился на них незнакомый преподаватель. – Сейчас будет выступать ректор!

В центре зала, на поле для игры в литробол, кучкой стояли деканы, а между ними ректор, заметный издалека благодаря белой мантии.

– Пожалуй, хватит, – сказал он, и усиленный заклинанием голос громом отразился от стен. – Закрывайте дверь.

Арс и его приятели уселись в первом ряду, между двумя испуганными перваками с кафедры строительной магии, и Айрой Петяном, главнейшим распространителем сплетен и слухов в университете.

Айра Петян учился в МУ лет десять и заканчивать его не спешил. Он обладал редким умением появляться там, где происходило хоть что-то, и желанием рассказывать всем встречным о том, что видел. При этом он искренне верил, что всегда сообщает лишь правду.