Текст книги "Правильное желание"

Дмитрий Казаков
Правильное желание

© Дмитрий Казаков

* * *

Йохан Кнут оказался в пределах славного города Мюнхента теплым летним днем.

Постоял в ведущей к воротам очереди, позубоскалил с дородной торговкой, восседавшей на телеге в окружении плотно набитых мешков, заплатил пошлину стражникам и безропотно выдержал тщательный досмотр.

– Иди, паря, – сказал, наконец, рябой десятник. – Клинок у тебя такой, как положено, только не вздумай его обнажать. Штраф такой, что его разве сам герцог сможет заплатить.

– Да вы что, я ж человек мирный, клянусь посохом Прозревшего Петера. Буду тише воды и ниже травы! – тут Йохан заулыбался, поспешно ухватил за уздцы чалую смирную кобылу и повел за собой.

Но за воротами, на небольшой площади, зажатой между надвратной башней и старым храмом Первой Искры, его ждал сюрприз – еще пятеро стражников во главе с могучим воином в бригандине поверх кольчуги.

На грудь обладателя бригандины спускалась рыжеватая борода, а взгляд синих глаз был холоден.

– Стой! – приказал бородатый, и Йохан послушно замер.

При желании он мог бы легко удрать от этих увальней, но тогда пришлось бы бросить лошадь и уходить из города. Да и необходимости в бегстве пока не было, и оставалось надежда, что тут удастся вывернуться при помощи резвости языка, а не ног.

– Ты ли Йохан, именуемый Кнутом? – властно спросил бородатый.

Все ясно, новый капитан городской стражи… когда Йохан последний раз бывал в Мюнхенте, то есть восемь лет назад, тут командовал другой парень, длинный и сутулый, со шрамом на физиономии.

– Точно так, господин, – сказал он.

– То есть ты не запираешься? – уточнил бородатый, и во взгляде его мелькнуло удивление.

Йохан знал, кого видит сейчас новый капитан стражи – моложавого мужчину, тощего и жилистого, словно настоящий пастушеский кнут; хитрые глаза его близко посажены, волосы светлы, как пакля; одет он самым простецким образом, хотя и не бедно, на поясе висит короткий меч, что дозволено носить мастеровым и торговцам; а в поводу ведет кобылу из тех, на каких настоящий всадник и не посмотрит.

– А какой смысл мне запираться, господин? – Йохан пожал плечами. – Я чист перед герцогом и его подданными.

И это было правдой.

Йохана приговорили к повешению на родине, в далеком Ринбурге, что в Нижней Локсии, к колесованию в веселом Майнхейме, чьи стены отражаются в Рейне, и к четвертованию во владениях Арманийского Ордена, но в пределах герцогства Геверн, где правит свирепый Генрих Медведь, он закона не нарушал.

А если и нарушал, то так, чтобы об этом никто не узнал.

– Это так, разрази меня Разрушитель, – неохотно признал капитан стражи, и от избытка чувств дернул себя за бороду. – Но всякому известно, что ты, Йохан по прозвищу Кнут – вор!

Йохан улыбался так же безмятежно, как и ранее.

– Но я, капитан Фридрих фон Флоссенбург, не позволю тебе смущать покой добрых обитателей Мюнхента! – грозно заявил обладатель бригандины. – Ты волен пребывать здесь сколько захочешь, но даже не думай о том, чтобы запустить руку в чужой карман! Закон над тобой, клянусь Триединым Писанием!

Улыбка Йохана стала чуточку презрительной, но заметить это смог бы только очень наблюдательный человек.

Йохан лишился родителей, сестер и братьев после мора, опустошившего Северную Арманию восемнадцать лет назад. Остался один как перст, но жить там, где появился на свет, не захотел, избрал долю странствующего подмастерья, благо ремеслу башмачника покойный родитель сына обучил.

Прозвище Кнут он получил довольно быстро, а вскоре заработал и репутацию.

За годы путешествий Йохан побывал в Бретланде и Галлеоне, в землях восточных еретиков, чтящих Двоицу вместо Троицы, посетил даже жаркое Заморье, отвоеванное Прозревшим Воинством у диких язычников, и везде зарабатывал тем, что воровал. Нет, он не таскал кошельки у ротозеев на рынке, не поджидал путников в темных лесах, он занимался куда более интересными и сложными делами.

Казначейство маркграфа Пфальца, сокровищница замка Тевтонбург, одного из оплотов Ордена, коллекция самоцветов купца Салиха ал-Хали, башня старого, выжившего из ума мага Гильома из Эксетера…

Йохан ловко обращался с замками, умел обмануть стражу и найти лазейку там, где ее вроде бы не могло быть.

За все эти годы его ни разу не поймали, хотя многократно осудили, но всегда заочно, в бессильной злобе выставляя на эшафот соломенную куклу. И если бы Кнут приехал в Мюнхент ради того, чтобы провернуть здесь очередное «дело», то бравый капитан Фридрих фон Флоссенбург об этом даже не узнал бы.

– Я понял, господин, – смиренно проговорил Йохан, – я буду тише воды и ниже травы.

– То-то же, – удовлетворенно пробормотал капитан, давая подчиненным знак освободить дорогу, и сам отступая в сторону. – И убирайся из нашего славного города побыстрее.

Задерживаться в столице Геверна Йохан и не собирался.

Пройдя чуть ли не через весь Мюнхент, он добрался до Герцогской площади, где обыкновенно казнили преступников. С площади свернул в безымянный кривой переулок и оказался у постоялого двора «Под трубой», такого ветхого, будто его возвели еще во времена Карла Великого.

Сунул поводья выбежавшему навстречу мальчишке, присовокупил медную монетку, а сам сдернул с крюка у седла мешок и поднялся на крыльцо. Скрипнула покосившаяся дверь на ржавых петлях, и Йохан очутился в просторном, хотя и несколько задымленном зале, ощутил запахи соломы и горелого мяса.

Из-за стойки на посетителя уставился хозяин заведения, Хайко, прозванный из-за отрубленного носа Кабаном.

– Кнут? – проревел он во всю луженую глотку. – Ха, заходи, бродяга!

Помимо Хайко в зале было четверо мужчин, один спал, упав рожей в пивную лужу на столе, двое играли в кости, а последний, плечистый и круглолицый, торопливо насыщался, разрывая на части каплуна.

Услышав рев хозяина, он прекратил жрать и заинтересованно повернул голову.

– Это я, клянусь посохом Прозревшего Петера, – сказал Йохан. – А там, если не ошибаюсь, сидит мой друг Ринкель Швеппс?

– Иди сюда, Кнутище! – радостно завопил круглолицый тонким, почти бабьим голосом. – Выпьем за встречу, сожри ее демоны! Не ожидал увидеть тебя здесь! Болтали, что ты удрал в Бретланд или вовсе стал монахом!

Ринкель, парень из обнищавшего дворянского рода, был наемником, одним из тех солдат, что продавали свой меч кому угодно и не очень дорого, а прозвище получил за привычку шуметь по делу и без. Они с Йоханом лет пять назад сталкивались в прирейнских городах, даже пару раз работали в одной команде и стали хорошими приятелями.

«На ловца и зверь бежит, Швеппс – это тот, кто мне нужен» – подумал Кнут.

Вскоре они хлестали довольно жидкое, честно говоря, пиво, обгладывали уже второго каплуна и вспоминали старые добрые времена и обсуждали нынешние. Ринкель хвастался, что в последние полгода зарабатывал «огромные деньжищи» в Верхней Локсии и Вохемии, но одежда и обувь его красноречиво говорили, что их хозяин прочно сидит на мели.

Выпили один кувшин, другой, Швеппс побагровел, лицо его расплылось в пьяной ухмылке.

– А что ты тут делаешь, дружище? – спросил Йохан, решивший, что нужный момент настал.

– Как что? Пью, сожри меня демоны! – заявил Ринкель, но тут же физиономия его сделалась уморительно серьезной. – А если честно… – он огляделся. – Пройти мне все Пять Шагов, если я тут просто так… Ты ведь никому не выдашь меня? Я могу верить тебе, Кнутище?

Йохан с готовностью замотал головой, а Швеппс нагнулся к нему вплотную, и заговорил шепотом, обдавая запахом пива и жареного мяса:

– Я собираюсь на юг… в горы… там прячется одна штука, надо ее навестить, и мы заживем, как бароны… Только надо дойти… и тогда желание исполнится… а уж я пожелаю…

Йохан сидел, точно замороженный, и мысли его двигались короткими резкими толчками: «Неужели этот увалень тоже узнал об Оракуле? Но откуда? Это невозможно! Невозможно, но факт, провалиться мне сквозь землю. Что тогда? Зарезать его? Зачем мне соперник? Нож в бок, и все решено? Нет, нехорошо… Мы ели из одного котла, прикрывали спину друг другу. Я не крыса, чтобы жрать своих».

За годы странствий ему приходилось убивать, но всегда защищая собственную жизнь, и он даже гордился тем, что «дела» выполнял чисто, не оставляя за спиной тел и луж крови.

– Э, ты чего, Кнутище? Заснул? – Ринкель заметил, что с собеседником что-то не так.

– Нет, – Йохан посмотрел прямо в блекло-голубые глаза Швеппса. – Ты говоришь о Симферийском Оракуле?

Ринкель замер с открытым ртом, поднялись брови на круглом лице.

Он блестяще обращался с мечом, недурно ездил на коне и управлялся с копьем, но вот скрывать собственные мысли никогда не умел, да и умение это для наемника не столь важно, как для вора или купца.

– Э… как? Откуда? Ты что? – тут Швеппс разом потерял всю болтливость.

– Я вижу, что не ошибся, – Йохан кивнул. – Предлагаю для начала поговорить, и только затем решить, кто мы – враги или союзники. Начнем с того, откуда мы оба узнали об Оракуле. Идет?

Ринкель подумал немного, захлопнул рот и кивнул.

– Я начну, – Йохан пригладил непослушные волосы. – Это случилось два года назад, в Бретланде…

Тогда он и еще трое отчаянных сорвиголов решили заглянуть в башню, где с незапамятных времен жил безумный колдун Гильом. Он много лет не показывался, и жители окрестных сел решили, что старый чародей то ли помер, то ли его утащили демоны прямо в лапы к Разрушителю.

– Мы так и не узнали, что с ним случилось, – сказал Йохан. – Гильома мы не видели ни живым, ни мертвым, но столкнулись с множеством жутких чудес, которыми напичкана его башня…

Обратно вернулись двое из четырех, и напарник Кнута, беглый монах из Кентербери Джек-Плут, утащил с собой целую охапку пергаментных свитков. Из них он и вычитал о Симферийском Оракуле, что находится в горах к югу от Мюнхента, и доступен для смертных только раз в столетие.

– Джек-Плут тогда посмеялся, решил, что все это выдумки, – тут Йохан ухмыльнулся, – да только я место сразу узнал, слишком уж похожим было описание… Бывал я там поблизости, когда удирал из Армании на юг и рассказы местных слышал – про Красные Скалы и про Каменный Мост… Я ничего Плуту говорить не стал, да только решил, что наведаюсь, проверю, что там да как, в тот день, когда срок подойдет.

– То есть в летний день Прозревшего Яна этого года, – добавил Ринкель.

Он выглядел уже не таким пьяным, как совсем недавно, и ухмылка исчезла с круглой физиономии.

– Именно. А ты откуда узнал об Оракуле?

Из невнятного рассказа Швеппса стало ясно, что в Вохемии он находился рядом с умиравшим монахом из ордена Пламени Прозрения, и тот перед смертью раскрыл тайну, которую хранил долгие годы.

– Долго говорил… потом умер, мы его и похоронили… с остальными, там, в монастыре, – бормотал Ринкель, смущенно моргая. – На следующее утро воины князя пожаловали… всех убили, я один спасся… Но поверил, ведь зачем ему было врать, сожри его демоны, да еще и перед смертью, и чужим людям?

– Понятно, – сказал Йохан. – И монах твой поведал, что Оракул даст ответы на все вопросы, а еще исполнит одно, правильное желание того, кто до него доберется? А если оно будет неправильным, то дерзкий погибнет?

– Ага, – тут Швеппс потянулся к кувшину, забыв, что тот давно опустел. – Зараза!

Пока они разговаривали, за окнами постоялого двора успело стемнеть, и Хайко принялся разжигать огонь в громадном очаге. Пьяница проспался и теперь вновь хлебал пиво, игроков в кости стало четверо, а за столом у входа появилась компания подгулявших мастеровых.

– И что ты думаешь делать? – спросил Йохан, оценивающе глядя на приятеля. – Может быть, дальше вместе пойдем?

Он все равно собирался нанять среди головорезов Мюнхента парочку местных.

В упертом из башни пергаменте упоминались «опасности и страхи для тела многие», ожидающие того, кто рискнет пойти к Оракулу. Кроме того, в южной, горной части Геверна всегда пригодится тот, кто знает местные тропы, диалект и обычаи, а также добавочный клинок в умелых руках. И не так худо все выйдет, если этот клинок окажется в руках Ринкеля.

– А как… желание делить будем? – надулся Швеппс.

– Сначала надо дойти, – сказал Йохан. – Вдруг кто из нас погибнет? Там же ловушки упоминаются? Стражи, по-моему? Еще всякие чудеса, замки, которые придется вскрывать?

– Да, «двери, видом странны», – вспомнил Ринкель. – А ты ведь мастак по всяким запорам…

Йохан молчал, давая мысли о том, что сотрудничать полезнее, чем враждовать, углубиться в голову собеседника. Владеть оружием – это здорово, но меч мало поможет там, где нужна ловкость и хитрость вора.

– Можно пойти вместе, – сказал Швеппс после недолгого чесания в затылке и плямканья губами. – Доберемся, а там решим, кто желание пойдет загадывать… да, это верно.

Расчет Ринкеля читался у него на лице: «я пойду, поскольку я сильнее, и тебе, Кнутище, со мной лицом к лицу, меч против меча или кулаки против кулаков никогда не выстоять».

– Так и поступим, сожри нас демоны, – подвел он итог размышлениям. – Вдвоем двинем?

– Нет, нам бы пригодился третий, – тут Йохан позволил себе улыбнуться: на всякую силу есть своя хитрость, а острота ума куда полезнее, чем острота самого лучшего клинка. – Проводник.

Третьим стал Арне Шишкарь, маленький, неразговорчивый и мрачный парнишка, родившийся в южном Геверне. Узнав, что им нужно добраться до Красных Скал, он пожал широкими плечами и сказал с южным акцентом:

– Скалы так скалы.

Арне, если верить друзьям Йохана, отлично владел топором и ножами, ничего на свете не боялся, даже слуг Разрушителя, и прекрасно знал горные тропы от Геверна до Острейха.

Они закупили провизии в дорогу, и выехали из Мюнхента: впереди Кнут на малахольной кобыле, за ним Ринкель на могучем черном жеребце, и позади всех равномерно шагающий Арне.

До праздника Прозревшего Яна оставалось три дня.

Первый день ехали по оживленному тракту, ведущему на юго-восток, а когда ближе к вечеру показался постоялый двор, Йохан предложил:

– Что, заночуем тут?

– Давай, – оживился Швеппс. – Пивка выпьем, горячего поедим! Эй, ты, мелкий, что это за место, знаешь?

– «Красный петух», – отозвался Арне. – Безопасное.

– Тогда остаемся тут, – решил Йохан, и повернул кобылу в сторону постоялого двора.

«Красный петух» оказался переполнен, в очаге пылал огонь, за столами пили, ели, орали и смеялись возчики, странствующие мастеровые, мелкие торговцы, монахи, и прочий люд, что топчет дороги Геверна. На помосте у дальней стены терзал струны миннезингер, брылястый, толстый и белобрысый, в полинявшем берете, и через гомон время от времени прорывались обрывки баллады о Лоэнгрине.

Служанки носились туда-сюда, таскали кружки и миски, из открытой двери кухни тянуло горелым.

– Эх, ну и толпа, сожри ее демоны! – воскликнул Швеппс радостно. – Эй, рыбка, куда бы нам присесть?

Проносившаяся мимо рыжая служанка лишь замученно улыбнулась и махнула в ту сторону, где за одним из столов виднелись свободные места. Чтобы добраться до них, пришлось немного потолкаться, и даже двинуть в челюсть одному не слишком понятливому типу.

Тот открыл рот, собираясь возмутиться, но увидел меч на поясе Ринкеля и решил, что молчание – золото.

Едва уселись, как та же рыжая служанка притащила три кружки, кувшин пива, здоровенный каравай и добрую порцию свиных ребрышек на блюде. Швеппс осклабился, начал бормотать те глупости, какие обычно вешают на уши девчонкам, а Йохан молча отдал девице монету и принялся за еду.

Когда он был на работе, то не позволял себе отвлекаться.

Пока ели, Швеппс успел познакомиться с соседями, вскоре пересел к ним и заказал еще кувшин. Насытившийся Арне буркнул «я похожу, послушаю», и исчез в толпе, и только Йохан остался на месте. Миннезингер обошел слушателей со своим беретом, пересыпал монеты в карман, и затянул нечто длинное, нудное и воинственное, похоже, что «Песнь о походе императора Барбароссы в Заморье».

Те из гостей, что оплатили отдельные комнаты, потянулись к лестнице на второй этаж, зал понемногу начал пустеть.

Арне вернулся не быстро, но возник рядом так стремительно, что Йохан с трудом удержал позыв схватиться за нож.

– Монахи, – сказал гевернец, указывая туда, где за угловым столом сидели двое в серых рясах ордена Прозревшего Франца, и с ними – могучий углежог в запачканной сажей одежде.

– Я вижу. И что?

– Спрашивают дорогу к Красным Скалам.

Йохан нахмурился – в той части Геверна, куда намылились смиренные слуги Хранителя, нет ни то что монастырей и храмов, там не водится деревень и пастушьих поселков.

Что там делать братьям Прозревшего Франца?

Выходит, они тоже отправляются к Симферийскому Оракулу, собираются добраться до него как раз к дню Прозревшего Яна? Но откуда монахи узнали о нем? Хотя этот вопрос как раз может подождать, сейчас куда важнее ответить на другой – что делать с соперниками.

Ничего нет проще, чем подкараулить обладателей серых ряс в лесу, и прирезать обоих, свалив все на гевернских разбойников. Но мысль об этаком поступке Йохана покоробила – не хотелось брать на душу столь тяжкий грех, особенно на пути к такой цели. Кто его знает, может Оракул не исполняет желания отъявленных грешников, или вообще прижаривает им задницы?

В свитке из башни не говорилось, чьей силой творятся его чудеса: Творца, Хранителя или Разрушителя…

– Сделаем так, – сказал Йохан. – Как монахи закончат расспрашивать этого здоровяка, подсядь к ним за стол, и попробуй убедить серорясников, что им указали неправильную дорогу. А ты, клянусь посохом прозревшего Петера, наплети им про «правильную». Сможешь? Я бы и сам провернул этот трюк, но я не похож на местного, а говорю вовсе как северянин.

Арне Шишкарь улыбнулся, показав щербину на месте одного из верхних зубов:

– Мне за это не платят.

– А ты парень не промах, – Йохан хмыкнул и вытащил из кошеля на поясе серебряный талер.

Он понимал, что сейчас надо потратиться, чтобы потом не остаться с носом.

Забравший монету гевернец сделал все как надо: он уселся на место углежога через мгновение после того, как тот поднялся, и принялся что-то объяснять братьям Прозревшего Франца; то, что Арне говорил короткими фразами, косноязычно и путано, пошло только на пользу, ведь лжецы обычно изъясняются совсем иначе; монахи поверили, это Йохан увидел по их физиономиям, и облегченно вздохнул.

– Отлично справился, – сказал он, когда Шишкарь вернулся на место.

Миннезингер тем временем перестал мучить лютню, появившийся в зале хозяин громогласно объявил, что «на сегодня хватит, во имя Первой Искры», и собравшийся в «Красном петухе» люд принялся устраиваться на ночлег.

Укладывались прямо на лавках, скидывая сапоги и умещая их под голову, спихивая на пол тех из собутыльников, кто был слишком пьян, чтобы сопротивляться. Шум потихоньку стихал, пламя в очаге более не ревело, лишь потрескивали угольки, и из углов неторопливо наползала тьма.

Швеппс и его новые приятели, затеявшие игру в карты, угомонились последними, когда со всех сторон уже храпели, Арне дрых без задних ног, да и завернувшийся в одеяло Йохан начал подремывать.

Спал он плохо, то и дело просыпался – казалось, что из мрака к нему кто-то подкрадывается. Бормотал молитву и закрывал глаза, чтобы вскоре опять вскинуться – не на звук, не на движение, а не пойми на что…

Выехали рано, еще до рассвета, в густом, как сметана, тумане, но монахов в «Красном петухе» к этому моменту уже не было.

– Куда они делись, как думаешь? – спросил Йохан, когда постоялый двор исчез за белой пеленой.

– Топают в сторону Траунштейна, – буркнул в ответ Арне.

– Это вы о чем, Кнутище? – влез в разговор Швеппс, мучавшийся болью в башке и бурчанием в животе – то ли от недостаточного качества вчерашнего пива, то ли от его излишнего количества.

– О своем, – сказал Йохан. – Провернули одно дельце, пока ты развлекался.

Ринкель мрачно засопел, круглая физиономия его стала на диво подозрительной, но тут накатил очередной приступ головной боли, и уроженцу дворянского рода стало не до мыслей о том, обманули его или нет.

Ехали неспешно, шагом, под копытами плескали лужи, оставшиеся от ночного дождя.

К восходу солнца туман рассеялся, и вскоре трое путников свернули с наезженного тракта на узкую тропу. Начались горы, пока больше похожие на обыкновенные холмы, но впереди, на юге, вздыбили к небесам серую щетину хребтов настоящие исполины, чьи вершины укрыты снегом даже летом.

Стали попадаться валуны, затем целые скалы, дубы и грабы уступили место березам и соснам.

– Стоп! – велел Арне, когда они добрались до развилки: тропка делилась аж на три, правая убегала в густые заросли, центральная продолжала карабкаться вверх по каменистому склону, а левая пряталась в узкое ущелье, из которого доносилось лопотание ручейка.

Всадники натянули поводья, а гевернец опустился на колени и принялся изучать ничем не примечательный кусок земли.

– Тут проезжали. Тяжелый конь, – сказал он после паузы.

– Этого еще не хватало, – пробормотал Йохан, а Швеппс помянул «матушку Разрушителя», и вытянул из ножен клинок.

Арне оглянулся, и Кнут кивнул ему – двинули, мол, дальше, только осторожнее, без суеты. Гевернец поднялся и зашагал по левой тропке, легко и совершенно бесшумно, точно подкрадывающийся к птице кот.

За ним отправились всадники.

Они миновали ущелье, и тут слуха Йохана достигли выкрики и негромкий лязг – впереди, за поворотом тропы, кто-то сражался. Услышавший звуки боя Арне насторожился, а на бледном доселе лице Швеппса обнаружился румянец, глаза зажглись боевым азартом.

– Давай вмешаемся! – предложил он, возбужденно сопя.

– Для начала глянем, что там, – осадил приятеля Йохан, и торопливо спрыгнул с седла.

Ринкель остался на месте, а Кнут вслед за Арне сделал пару дюжин шагов, и выглянул из-за округлого валуна размером с дом. А разглядев, что именно творится на окруженной соснами поляне, он изумленно присвистнул и вытаращил глаза.

Конный рыцарь в тяжелом доспехе, в каком только на турнирах красоваться, сражался с тремя оборванцами, вооруженными лишь дубинами. Двуручный меч летал с такой легкостью, словно был из соломы, из-под опущенного забрала доносилось нечто похожее на молитвы, но нападавшие не лезли на рожон, они ждали, когда всадник устанет, чтобы взять его тепленьким.

– Местные, – сказал Арне. – Зачем он сюда полез?

Все было понятно – гевернские разбойнички взяли в оборот растерявшего где-то всех оруженосцев со слугами рыцаря-одиночку, неведомо зачем забравшегося в горы. Хотя почему неведомо? Если эта тропа ведет к Красным Скалам и лежащему за ними Каменному Мосту…

Неужели и этот тип с султаном на шлеме едет к Симферийскому Оракулу?

Йохан заскрипел зубами – похоже, что к тому моменту, когда они доберутся до цели, там будет ждать целая толпа: герцог Генрих Медведь со свитой, табор цыган, кагал еврейских ростовщиков и орава бродячих жонглеров.

Мелькнула мысль, что разумнее всего будет не лезть, выждать, пока разбойнички не покончат с рыцарем и не уберутся прочь. Вот они точно явились сюда не из-за Оракула, а ради хорошей лошади, доспехов, а также вещей, что могут быть в седельных сумках…

Но тут один из оборванцев саданул дубиной по шлему так, что звон напомнил о храмовых колоколах.

– Во имя Хранителя! Я погибаю! – фальцетом возопил рыцарь, и тут со стороны ущелья донесся топот копыт.

Швеппс не выдержал и ринулся в схватку.

Йохан и Арне едва успели отскочить в сторону, причем Кнут рявкнул в спину приятелю «Придурок!». А Ринкель, размахивая мечом, выметнулся на поляну, и полоснул наименее расторопного из разбойников. Стоптал конем второго, а третий, замешкавшись, угодил под двуручное страшилище в руках рыцаря.

Землю «украсили» три свежих трупа.

– Благодарю вас, мой спаситель, во имя Прозревшего Микела, покровителя воинов! Без вас я бы сгинул в этих местах! – заявил рыцарь, салютуя Швеппсу, после чего с лязгом и грохотом упал с коня.

– Не было печали – демоны примчали, – заметил Йохан. – Сходи, Арне, за моей кобылой…

Гевернец отправился назад по тропе, а Кнут зашагал туда, где спешившийся Ринкель суетился вокруг спасенного вояки. Ловко стащил с него шлем, и обнажилось бледное, изможденное лицо с козлиной бородой, обрамленное кольчужным капюшоном.

– И что будем с ним делать? – спросил Йохан, когда Арне присоединился к спутникам.

– Хм, сожри меня демоны, поможем, я немного знаю, что делать при ударах по голове… – круглая физиономия Швеппса отражала растерянность. – Так, где у меня вода?

Сняв с пояса фляжку, он плеснул в физиономию рыцаря, а затем похлопал того по щекам.

– О… я… – затрепетали морщинистые веки, и поднялись, обнажая глаза, ярко-зеленые и совершенно безумные. – О, мой славный спаситель, клянусь Прозревшим Георгом! И его добрые, осиянные благодатью небесной друзья! Как я счастлив, что повстречал вас на этой опасной тропе!

По мнению Йохана, они выглядели никак не «добрыми, осиянными благодатью».

Похоже, столкнулись с сумасшедшим, какие порой встречаются и среди дворян.

– Как вышло, что вы оказались тут в одиночестве? – спросил Йохан.

– Увы! Увы мне! – фальцетом запричитал рыцарь. – На оруженосца моего, коий оказался слаб верой, Разрушитель наслал лихоманку, и тот остался в Берхтесгадене! Помог мне облачиться в доспехи, а далее я, Мартин фон Хекленбург цу Вальдзее фон Шверзенкопф двинулся один!

Имя у благородного обладателя козлиной бороды было не короче его меча.

– Но герб Черного Орла заставляет трепетать врагов, а слава моя бежит впереди моего коня! – продолжал хвастаться рыцарь, а глаза его истово сверкали. – Сейчас я встану, помолюсь, и двинусь далее, к той цели, которую в великой благости своей указали мне Небеса!

Изображенная на щите Мартина фон Хекленбурга птица, на взгляд Йохана, более напоминала ощипанную ворону с вызолоченными когтями и клювом, но Швеппс глядел на нее с уважением.

Благородный рыцарь попытался встать, но руки его подломились, а на лице выступила испарина.

– Не выходит… – растерянно пробормотал он. – Силы оставили меня? Невозможно, клянусь всеми Пророками!

– А теперь ты знаешь, что делать? – зло спросил Йохан, глядя на Швеппса. – Какого демона ты полез в эту историю? Мы не можем бросить его просто так, и тащить с собой тоже не можем!

Ответить побагровевший Ринкель не успел.

– Мир вам! – прозвучало с той стороны, откуда они приехали, и двое приятелей обернулись.

Йохан опустил ладонь на рукоять меча, а в лапке Арне возник метательный нож.

В том месте, где тропа выводила на поляну, стояли двое монахов в серых рясах ордена Прозревшего Франца, и Кнут готов был поклясться, что именно этих типов видел вчера в «Красном петухе».

Так что, гевернец обманул насчет того, что отправил их по ложной дороге?

Быстрый взгляд в сторону Арне уверил Йохана, что это не так – Шишкарь выглядел искренне удивленным. Так какой же демон притащил сюда братьев в рясах, как они оказались на верном пути вместо того, чтобы благополучно утопать в сторону Траунштейна?

– Рады видеть здесь тебя, сын мой, – сказал старший из монахов, смуглый и гладко выбритый, с седыми волосами, и приветливо кивнул Арне. – Мы немного сбились с указанного тобой пути… но я вижу не зря, ибо Хранитель направил нас туда, где есть потреба в умелых врачевателях. Мы же с братом Отто немного смыслим в лекарском деле, так что пустите нас к сему раненому рыцарю…

– Конечно, прозревшие отцы, – Йохан изобразил улыбку. – Вы прибыли крайне вовремя.

«Сбились с пути! Ничего себе! – подумал он. – Всем бы так с него сбиваться».

Монахи занялись Мартином фон Хекленбургом, и вскоре тот не только поднялся на ноги, а сумел взгромоздиться в седло. Шлем, правда, напяливать не стал, повесил на крюк у седла, а на таком же с другой стороны разместил щит с Черным Орлом.

– Благодарю вас всех! – громогласно объявил рыцарь, улыбаясь редкозубо и немного безумно. – Теперь я полон сил и готов продолжить путь, указанный мне Небесами! Пусть Прозревший Георг и Прозревший Микел укрепят десницу мою, а Пророки – воспламенят веру!

Тут Йохан решил, что пора слегка прояснить ситуацию.

– Если ваша дорога лежит к Красным Скалам, то нам по пути, – сказал он. – И цель у нас, я думаю, одна.

Швеппс выпучил глаза, успевший обшарить карманы убитых разбойников Арне недоуменно нахмурился.

– Как? Невозможно?! – вскричал Мартин фон Хекленбург. – Я избран… двадцать поколений благородных предков… чистота веры, украшенная рвением… а вы, вы… как сие возможно?

– Очень просто, – вмешался старший монах. – Хранитель избирает людей, не глядя на герб и знатность. Как сказано в Книге Рока – «всякий да сядет одесную Меня, когда придет День».

Потянувшийся было к мечу рыцарь стыдливо отдернул руку.

– Воистину так! – пылко сказал он. – Разрушитель возжег гнев и ревность в душе моей, о чем я скорблю. Ежели все мы движемся к одной цели, то пойдем далее вместе, ибо цель сего благочестивого паломничества все равно откроется лишь одному. Отринем рознь, друзья!

Монахи заулыбались и дружно закивали.

Йохан посмотрел на Швеппса, перевел взгляд на Арне, скрипнул зубами и произнес:

– Хорошо, я согласен.

Пока он не видел возможности без крови избавиться от незваных попутчиков.

Дальше двигались большой, хотя и не совсем дружной компанией.

Рыцарь Мартин фон Хекленбург беспрерывно болтал, рассказывал невероятные байки о своих подвигах, как бранных, так и духовных, и призывал в свидетели чуть ли не всех Прозревших разом. Ринкель, потрясенный тем, что встретил трепача посильнее себя, завистливо молчал.

Монахи шагали молча, лишь иногда начинали молиться, по обычаю своего ордена, в полный голос.

Арне следил за тем, чтобы они шли куда надо.

Йохан поглядывал по сторонам и наблюдал за спутниками – на всякий случай, чтобы никто не выкинул какого фортеля.

До Красных Скал добрались к закату.

Три каменных исполина, похожих на окровавленные зубы, торчали посреди поросшего травой плато, и хорошо была различима тропа, уводящая дальше и выше, туда, где нет деревьев, а только валуны, снег и холодный ветер.

– Возблагодарим же Хранителя, указавшего нам верный путь в пустыне! – объявил Мартин фон Хекленбург, и Арне посмотрел на рыцаря с удивлением: как всякий гевернец, он понимал все буквально.

– Возблагодарим, – согласился старший из монахов, откликавшийся на «брата Дитмара», – и остановимся тут на ночлег, ибо двигаться далее в ночной тьме просто опасно. Как сказано в Книге Злого Пророка, «всякий, кто окунается во мрак, рискует не телом своим, а душою».

– Разумные слова, клянусь посохом Прозревшего Петера, – сказал Йохан, слезая с коня. – Ринкель, мы с тобой за дровами…

Арне он отправил за водой к ближайшему источнику, монахам велел заниматься провизией, а рыцаря, не раз, похоже, крепко получавшего по голове, приставил к лошадям. Вскоре стреноженные кони щипали траву, весело пылал костер, булькавший над ним котелок источал запах каши с салом, и брат Отто деловито помешивал варево длинной ложкой.