Текст книги "Финики"

Финики

Ещё до отъезда Николай предвкушал свой будущий отдых. Его радовала не только мысль о морском побережье, но и о самой поездке на поезде. Именно в нём начинается полноценный отпуск. Всё лишнее остаётся на перроне вокзала. Этот вид транспорта, перемещает тебя в пространстве, сочетая дорогу с маленькими развлечениями. Можно ехать и одновременно гулять по проходу, сидеть или спать в купе, курить в тамбуре, глядя на мелькающие за окном пейзажи, обедать и, конечно же, читать давно отложенную для этого книгу. Тем не менее, проводница непременно подскажет тебе о прибытии поезда в пункт назначения, и что пора покинуть гостеприимный вагон. И если ты не едешь из Калининграда во Владивосток, то поездка в поезде может принести удовольствие.

На вокзале Николая не провожали. Он уже давно жил один. С женой они расстались, когда единственный сын женился и стал жить отдельно. Его размеренная жизнь приближалась к сорокапятилетнему юбилею. Новых приключений он не искал, а жил как-то по инерции, что не мешало ему чувствовать себя вполне удовлетворённым.

Поезд тронулся. Соседям по купе Николай приветливо улыбался, не вникая в суть их беседы, и не обращая особого внимание на всё происходящее. Следуя своему плану, он неторопливо прохаживался в тамбур на перекур, а возвращаясь, устраивался на верхней полке и читал книгу. Вечером, Николай посетил вагон—ресторан с его незамысловатом меню. Возвращаясь после ужина, задержался в тамбуре. Вдоволь насмотревшись в окно, он вернулся в своё купе, где безмятежно заснул на верхней полке под монотонный стук колёс отпускного поезда.

На следующий день, состав прибыл в пункт назначения. Бодрой походкой со спортивной сумкой на плече Николай вышел на вокзальную площадь искать остановку маршрутки с требуемым номером. Наличие санаторной путёвки придавало его хорошему настроению беззаботной уверенности. Приморский город встречал отпускника солнечным теплом. Разместившись в номере, требовалось посетить врача для назначения процедур. Поскольку Николай был практически здоров, насколько ему позволял возраст, то и назначенные процедуры носили скорее профилактический характер. Покончив с формальностями, он отправился здороваться с морем.

Территория санатория была невелика, но имела свой пляж. К вечеру стало штормить, и о полноценном купании вопрос не стоял, но закатав джинсы по колено, он смело шагнул в воду. Приятная пенная прохлада остудила его ноги. Коля бродил по кромке моря, устремляя свой взор к горизонту. Граница бескрайности завораживала. Но вдруг, одна из более активных волн превысила закатанный уровень его одежды. Он отскочил, сделал пару шагов назад, решил, что для первого раза – вполне достаточно. Обулся и только теперь заметил одинокую женщину, сидящую на сложенных деревянных лежаках, смотревшую сквозь него в море. «Или куда она смотрит? – подумал Николай, – и что это за дрова такие? Теперь везде пляжное хозяйство из пластика». Он прошёл мимо, разглядывая облупившиеся голубой краской лежаки с сидящей на них женщиной. Ей было лет тридцать с чем-то. Её светлые распущенные волосы мягко отзывались на каждое дуновение ветерка. Открытое лицо казалось безмятежным или отрешённым. Он уже прошёл мимо незнакомки и только потом, через несколько шагов, обернулся. Она всё также сидела, опершись обеими руками чуть позади себя, подняв голову навстречу морскому бризу. Николай, опустил свой взгляд на закатанный джинсы и медленно продолжил путь в корпус.

Утром следующего дня, за завтраком он вновь увидел эту женщину. Волосы были заколоты, другая одежда, но это была она. Николай взглядом сопроводил её до столика. Две женщины и два ребёнка сидели вместе. «Две подружки с детьми, – констатировал он, – или здесь познакомились, не важно…». Но завтрак, как-то уже незаметно отошёл на второй план. «Вчера вечером он почему-то вспоминал её перед сном, сидящую у моря… Теперь вот: снова она, в соседнем ряду, чуть впереди, перед глазами. Два столика вперёд и один в сторону, как ходит лошадь в шахматах, – почему-то подумалось ему». За его столиком тоже сидела семья с ребёнком. Николай пристальнее оглядел ресторан и обнаружил множественное детское присутствие. Пожилых людей почти не было. Немного молодёжи. Большую часть составляли люди среднего возраста с детьми. «Каникулы закончились, – соображал он, заканчивая завтрак, – прогульщики».

Первые дни Николай посещал соленые ванны, какие-то магниты, читал, гулял, но постоянно сталкивался с той женщиной. Чаще он видел её с детьми и подругой, реже только с детьми, а одну, наверное, только в день своего приезда, тогда на берегу. Если он не пересекался маршрутами с этой незнакомкой, то испытывал некий дискомфорт, начинал волноваться и искать её глазами. Найдя, успокаивался.

И вот однажды, на экскурсии в местный дендропарк, она вдруг оказалась одна. Подойдя к ней сзади, он решился заговорить.

– Красиво! Эти финики тоже съедобные? Я, прослушал…

– Попробуйте, – в пол-оборота сказала она, чуть улыбнувшись.

– Ну, я на пальму не полезу, а с земли как-то неудобно. А Вы сегодня без детей и подруги?

– Это моя сестра с детьми. У них сейчас процедуры.

– Я не представился, Николай, а Вас как зовут?

– Елена Сергеевна, – протянула она руку, повернувшись, и глядя ему прямо в глаза добавила, – Лена.

– Коля, – улыбнулся он смущением от неожиданности её взгляда и звучания собственного имени.

За неспешной сначала беседой они потеряли экскурсию из виду, и уже просто гуляли по дендрарию, не обращая внимания на коллекционные растения. Обменявшись краткой информацией о себе, они говорили о санатории, море, детях, и ещё, ещё, словно им нужно было непременно успеть именно сейчас, рассказать друг другу всё. О своём и чужом, о мыслях и мечтах, о погоде, наконец. Они разговаривали уже как старые знакомые, шутили и смеялись. Остановились в уличном кафе, пропустили своё обеденное время в санатории, словно не хотели туда возвращаться.

Уже этим вечером санаторная жизнь Николая круто переменилась. Детской дискотеке ему удалось избежать, но во взрослых танцах пришлось принять самое активное участие. Коля словно вернулся лет на двадцать назад. Он уже был уверен, что дискотечный период его жизни давно позади. Не возникало не только желания, но даже мысли об этом, до сегодняшнего дня. Вдоволь наплясавшись, новые знакомые попрощались до завтра. Поток информации, впечатлений и физических нагрузок обрушившиеся сегодня на Николая привели его в санаторную постель с усталой, но блаженной улыбкой на лице.

Их знакомство стремительно развивалось, волшебно меняя окружающий мир. Менялись парк, море, небо, но главным образом менялись они. Каждый завтрак с их неизменной встречей был, теперь столь желаем и радостен, что казалось, без него просто остановилась бы жизнь. Процедуры были забыты, их посещала только её сестра с детьми. Николай с Леной ходили в бассейн, поскольку перемена в погоде с сильными волнами не позволили купаться в открытой воде, а только гулять вдоль морского побережья. Иногда они уходили гулять по городу или уезжали на экскурсии. Главным и единственным условием, стимулирующим их поездки, было то, что они вместе. Вечерами они подолгу гуляли в парке у моря. У них даже появилась своя любимая скамейка в тени южных растений. Николай нежно обнимал Лену за плечо, а она держала его за другую руку, словно боясь отпустить. В её красивых и по-детски больших глазах отражалось тонущее в море Солнце. Светлые искрящиеся волосы благоухали необыкновенным дурманящим ароматом. Голос, неподражаемо мелодично струился, прерываясь головокружительными паузами. Николай словно пребывал в ином измерении. Где-то в подсознании, временами всплывали попытки здравого рассуждения, но они захлёбывались в его чувствах и он тонул. «Неужели влюбился? Как глупо! Как это вообще возможно? – спрашивал он сам себя наедине, – я давно забыл, что такое любовь. Какое сильное, но беспощадное это чувство. Зачем оно мне? Я не хочу её обидеть, но не могу уже уйти. Неужели я ещё способен на что-то подобное?». Он с трепетом малолетка целовал её на прощанье и уходил ждать нового рассвета, новой встречи с Леной. Николай словно оберегал их нежные чувства, боясь перешагнуть через невидимую черту. Она стала дорога ему по-настоящему.

Утром, после завтрака, они пошли покормить чает.

– Мы завтра уезжаем, – тихо сказала она, опустив голову.

– Как? – в недоумении остановился он.

Оказалось, что за всё время общения они даже ни разу не говорили о сроках своего отдыха и об отъезде. Вдруг теперь словно током, дрожью, ведром ледяной воды, – эта фраза пронзила Николая, введя его в ступор. Он не знал, что сказать. Куда двигаться. Его глаза казалось, хотели вылезти из тесной и глупой головы. Лена тоже остановилась, глядя себе под ноги. Николай, очнувшись, молча подошёл к ней, крепко сжав её нежные плечи своими руками. Он будто хотел подавить то чувство, которое комом застыло в нём. Они стояли так молча некоторое время.

– Пойдём, чаек кормить, – сказала Лена сдавленным голосом.

Он уже не звучал, так как прежде, а Николай и вовсе потерял дар речи. Они молча бросали птицам кусочки хлеба, взятого из ресторана, а морской ветер казалось, залетал до самой глубины опустошённой души с особым остервенением. Самыми глупыми и нелепыми сейчас могли звучать только заверения в скорой встрече, после возвращения с туманной перспективой отношений. Однако подумать, а тем более поверить в то, что на этом всё вот так и закончиться он просто не мог. «Но что думает она? Почему молчала раньше, сказала только теперь? Я не спрашивал или ей самой…, – мысли с вопросами перемешались в голове, – бред! Мы что больше ни когда не увидимся»?

Подошли сестра и дети. Их голоса и охота за чайками стали балансиром в сознании.

– У Вас какие планы на сегодня, – наконец выдавил из себя Николай, – собираться будете?

– Нет. Поезд завтра поздно вечером, – как-то вдруг по-детски задорно откликнулась Лена, резко повернувшись и отряхивая ладоши, – завтра и соберёмся! А сегодня мы просто отдыхаем, но если хочешь, можешь пригласить меня на прощальный ужин!

Она спрыгнула с бетонной возвышенности присев на корточки рядом с племянниками.

Они ещё какое-то время собирали ракушки и камешки на память. Пытались играть в огромные шахматы на веранде. Говорили не понятно о чём, пытаясь смеяться.

Прощальный ужин устраивали в два этапа. Сначала в кафе—мороженое на пятерых, потом по-взрослому, – на двоих. Теперь они разговаривали мало и совсем по-другому. Обменялись телефонами и адресами. Пили сухое вино. Не пропустили ни одного медленного танца. Весь вечер держались за руки. Вернулись в санаторий уже совсем поздно. Расстаться было невозможно. Невыносимая щемящая боль терзала души. Они смотрели друг другу во влажные глаза. Её сладкие губы то целовали его, то шептали что-то нежное и ласковое, обволакивая горячим дыханием. Он сам целовал её, шепча слова любви и преданности. Лена осталась у Николая.

На завтрак они не пошли. Лена поговорила с сестрой по телефону, и они остались в номере. К обеду всё-таки пришлось выйти для воссоединения с родственниками. Потом были сборы вещей, сдача номера, наверное, ещё что-то. Николай бродил по территории санатория и блуждал в собственном сознании.

Вечером поехал провожать их на вокзал. Купил цветы у говорливой торговки. Посадил всех в поезд. Не было ни слёз, ни рыданий, только скромный поцелуй в щёчку и последнее: «Я позвоню…». Выйдя из вагона, он вспомнил свой юношеский стишок:

«…Закрылась дверь последнего вагона

И скорый поезд набирает ход,

А ты стоишь и смотришь вслед с перрона,

Ведь мы расстались даже не на год…»

Вот только на перроне теперь остался он. Долго ещё стоял, всматриваясь в пустоту, наступившую вслед за ушедшим поездом.

«Какого чёрта? Что мне тут делать? Я не хочу в этот санаторий! Я не могу больше видеть этого моря»! Он вдруг рванулся в помещение вокзала.

– Девушка, один билет до …, на ближайший поезд!

Купленный на эмоциях билет не может быть свидетельством досрочного отъезда из курортного местечка, или может? Утро вечера мудренее!

Февраль 2015 г.

Букет Абхазии

Эта история, рассказанная ниже, не имеет никакого отношения к цветам из Абхазии, тогда ещё Грузинской ССР. Однако она напрямую связана с виноградниками Алазанской долины. А произошла она с Вовкой Фоминым, моим однокурсником. Мы учились в институте, на вечернем отделении одного из московских ВУЗов.

Приходит он в четверг, вечером, весь в растрёпанных чувствах.

– Ты что такой смурной? – спрашиваю его.

– Да, как сказать, объяснить, почти невозможно.

– А ты попробуй, я же не дурак.

– Помнишь, я тебе про Лауру рассказывал?

– Как не помнить…

И он мне поведал о том, что она просила привезти ей из Сухуми, куда Вовка летал в прошлые выходные на экскурсию, бутылку хорошего вина местного разлива.

Лаура, была той девушкой, отношениями с которой Вовка особенно дорожил. Иногда она этим пользовалась и выдавала ему свои «маленькие капризы». Вино он, конечно, привёз. Да вот Лаура вдруг неожиданно заболела. Встретиться им было невозможно, в силу объективных обстоятельств. Поскольку работали они в одном учреждении, то и вино, Вовка решил оставить у себя на работе, в столе. А девчонки из его отдела, вчера устроили там себе девичник, после работы. Увлеклись и «раскулачили» Вовкин стол. Они просто представления не имели, что значила для него эта бутылка вина.

Узнав об этом по телефону, Лаура просто повесила трубку, успев сказать ему, больным голосом, что ей всё понятно. Больше, к телефону, она не подходила».

– Мне надо обратно в Сухуми, – вдруг встрепенулся он.

– Ты что с приветом? Ты из-за этой ссоры в Сухуми собрался? Да она через день забудет!

– Я не забуду, ни разговора, ни голоса её. Ты не слышал, как она говорила. Я обещал, и должен привезти!

– Ну, ты совсем чокнулся. Ты серьёзно полетишь в другой город за бутылкой вина?

– У тебя деньги есть?

Всей требуемой суммы, у меня, естественно не было. Стоимость билетов мы только могли прикинуть приблизительно. Поговорив, между парами занятий, с другими ребятами, более солидными, чем мы, нашли, кто сможет одолжить завтра денег, без лишних разговоров.

Пятница. Вовка заскочил в институт только за деньгами и сразу в авиакассы.

– У нас в понедельник лабораторная, – напомнил я ему, – пропускать нельзя.

– До понедельника, как до Луны. Я завтра туда, и обратно. В воскресенье, – к ней. Ладно, пока. Я, погнал.

В авиакассах продали билет только до Сухуми: «Обратный, купите на месте, – заверила Фомина, серьёзная женщина в кассовом окошке».

Потрачено почти половина занятых денег. Теперь у него оставалось на обратный билет, пару бутылок вина да перекусить что-нибудь в дороге. Вернувшись, домой, Вовка сказал маме, что утром уезжает к другу на дачу. «Возможно с ночёвкой, – как знать на какой рейс ему достанется обратный билет. Зачем её волновать зря, если придётся задержаться».

Утром, мама успела испечь, им с другом, ватрушек «с собой на дачу».

Фомин поднялся по трапу на борт ИЛ-86 в приподнятом настроении. Неделю назад, он уже летал этим маршрутом, что немного забавляло его перед полётом. В самолёте он занял своё место, пристегнулся ремнём, не дожидаясь объявлений бортпроводницы. В полёте, Фомин наслаждался потрясающими видами, проплывавшими мимо иллюминатора самолёта. Скользя над облаками, он поражался многообразием, казалось бы, одинаковых картин.

Приземление было штатным. Вовка решил сразу приобрести обратный билет, чтобы точно знать, сколько свободного времени и денег останется в его распоряжении. Очередь в кассу оказалась большой. Он занял её и вышел на улицу, перекурить свой перелёт. Вернувшись к кассам, обнаружил, что очередь совершенно не двигается, но прибывает. Сверившись с расписанием отправляющихся в Москву рейсов, он посчитал, что будет правильнее, съездить в город за вином, а, уже вернувшись, ждать в очереди «до упора».

Заняв ещё раз себе место, среди желающих приобрести билет на самолёт; вдруг первая пройдёт пока его не будет, Вовка бодро вышел из здания аэропорта. Сразу, напротив выхода, останавливался автобус, направляющийся в центр города. Фомин запрыгнул в него, устроившись у окошка. Он снова смотрел на местные селения вдоль дороги, потом город, а вот и улицы, по которым он гулял неделю назад.

Вовка выскочил из автобуса, у того самого магазина, где уже совершал покупку. На этот раз, он решил купить не одну бутылку, учитывая возможные форс-мажорные обстоятельства. Пара бутылок «Букета Абхазии» позвякивала в его сумке. «Нечего тут гулять, – подумал он, про себя, – город я уже видел, – весь обошёл. Надо торопиться в аэропорт, если что, лучше там посижу, перекушу в хинкальной». Дождавшись автобуса, с чувством того, что всё идёт по намеченному плану, он стал любоваться обратной дорогой.

Войдя в здание аэропорта, Фомин не нашёл своей очереди, но приятно удивился тем, что открылись ещё несколько окошек, приблизив его к обратному билету.

– Один до Москвы, на ближайший рейс, – сказал Вовка, протягивая в кассовое окошко паспорт с деньгами.

– На Москву, билетов нет, – ответило окошко.

– Ну, дайте на любой другой, только сегодня, пожалуйста.

– Ближайший рейс на Москву, на который есть билеты, – только через месяц. Брать будете?

«Через месяц»!? Фомин, с деньгами, вложенными в паспортом, отошёл в сторону. «Как, через месяц? Я, не понял». Он сунул всё в карман, оглядываясь по сторонам. Всё было реально, он не спит. Вышел на улицу, закурил. «Какой месяц? У меня денег только на обратный билет. Я, хрен знает, где от дома, в чужом городе». Увидев скамейку, Фомин переместил своё тело на неё. Снова закурил, пытаясь выйти из прострации и подавленности. Подняв отяжелевшую голову, он водил пустым взглядом, по сторонам. Хинкальная, та самая, что он приметил, уезжая в город. Есть он уже не хотел, но жажда, повела его в это заведение. Вовка взял кружку пива, и выпил её залпом. Вернулся на скамейку. Пытаясь успокоить себя, Фомин стал рассуждать, о любой другой возможности своего перемещения, в родной город. «Ведь есть здесь ещё что-то, помимо самолётов и автобусов? Что? Вокзал! – вдруг осенило его». Вовка, чуть не подпрыгнул на месте. «Конечно же, – вокзал! Ведь здесь должны быть поезда! Что я за идиот! – он схватил в охапку, сумку с вином, отыскивая взглядом автобус».

– До железнодорожного вокзала, на каком тут доехать?

– Садись, – ответил водитель автобуса.

Опять у окошка, но только на этот раз с нервной тревогой, от пережитого потрясения. Теперь Вовка смотрел из автобуса, не замечая ничего. Его взгляд словно был устремлён к железнодорожному вокзалу, сквозь местные дворы и домики, на которые он не обращая ни малейшего внимания. Пятый раз он, за одну неделю, он ехал по этой дороге. Вот, и вокзал. Фомин, как бегун на стадионе срывается с низкого старта, устремился искать билетную кассу. «Очередь, и здесь опять очередь, и только одно окошко, – нервничал он, вставая за полной дамой, – странная какая-то очередь, совсем не двигается. Все ходят туда – сюда, окошко открыто, а с билетами, никто не отходит». Вдруг, чуть позади него послышался чей-то лёгкий шепоток: «Билетов нет…». Фомин нервно завертелся на месте, будто пытаясь взлететь, и обратился к женщине впереди:

– А что не двигаемся?

– Билетов нет. Бронь ждём.

Всё рухнуло, внутри Фомина. Он потерялся, до такой степени, какая ему даже не могла присниться, в страшном сне. «Нет билетов, – это катастрофа! Что же делать? Других транспортов я не знаю. Автобусы в Москву отсюда ходят?»

– В Тбилиси, билетов нет, – вдруг донеслось до его ушей.

– В Тбилиси нет? – громко переспросил он из своего транса, обращаясь в сторону услышанной фразы.

– В Тбилиси, нет! – подтвердили ему.

– А в Москву, есть? – крикнул он, обращаясь уже ко всем присутствующим.

– Вы в кассе спросите, что кричать, – направили его.

– Вы, тоже в Тбилиси? – начал он торопливый опрос, впередистоящих граждан, перебегая от одного к другому, в направлении заветного окошка.

Их утвердительное молчание, вздохи, или кивки головой, довели его до кассовой амбразуры.

– А до Москвы, девушка, есть?

– Да, Вас какой поезд интересует?

– Любой, ближайший поезд!

– Ближайший, – проходящий, через восемнадцать минут место .....

Фомин уже не слышал подробностей, просовывая в окошко деньги. Не камень, глыба, свалилась с его плеч, высвобождая скомканные в аэропорту крылья. Заплатив за дырявый кусок картонки, именуемой билетом, смешные деньги, у него ещё оставалось пятнадцать минут чистого времени на покупку съестного себе в дорогу. Он вдруг почувствовал страшный голод. Голод воодушевления и счастья. «На всё про всё, у меня десять минут, – прикидывал Вовка, – и бегом, обратно на платформу, ловить свой вагон. Стоянка-то всего пара минут, как ещё уедет без меня, вот смеху будет, или чего».

Быстро купив каких-то пирожков и воды в дорогу, Вовка кинулся искать нужную платформу. Подошёл поезд. Он отдал свой билет проводнице, вскочил в вагон. Его боковое место, было почти в конце вагона. Усевшись на эту полу полку со столиком, Вовка только теперь начал успокаиваться. На лице появилась глуповатая улыбка. Мир стал обретать гармонию. В его сознание постепенно стало приходить то, что поезд этот будет ехать весь завтрашний день и ещё ночь. «В Москву, я попаду только в понедельник, зато рано утром, и успею на работу, – прикидывал Фомин, – разницы стоимости этого плацкарта, от авиабилета, хватит ещё на буфет, и нужно оставить на парикмахерскую». Брился и мылся Вовка только сегодня утром, а к понедельнику, его голова будет выглядеть не самым лучшим образом. «Надо сначала, ватрушки мамины съесть». После чая, Фомин совсем уже расслабился и почувствовав, наконец, усталость лёг на разложенную полку. Без единой мысли перед сном, он провалился в него, утрамбовываемый монотонным покачиванием движущегося поезда.

Следующий день проходил в томительном ожидании возвращения домой. Какой насыщенный, и активный был день предыдущий, и вот этот, – полная ему противоположность. Все кроссворды были разгаданы, и единственным развлечением Фомина, оставались короткие остановки поезда, на которых он мог выйти на платформу. Пирожки у бабулек скрашивали однообразие его поездки. Наконец наступил вечер, когда можно было отвернуться от шатающийся по проходу пассажиров.

Долгожданное утро, и дорогой сердцу, московский вокзал. «Вот, я и дома, – с удовольствием подумал Вовка, – напротив работы есть парикмахерская, сначала туда».

– Помыть голову и побриться, пожалуйста!

«Как приятно она массирует его голову с душистым шампунем, – наслаждался вернувшийся путешественник, – так бы и сидеть здесь. И не ходить на работу, но Лаура! Сегодня она должна появиться на работе, после больничного. А тут я, весь такой душистый, и с обещанным вином…».

Тёплые струйки воды, полотенце на голову. Компресс на щетину, и миленькая девушка, виртуозно орудуя опасной бритвой, возвращает его к прежнему облику. Финальные брызги одеколона, как салют в честь окончания его неожиданного приключения.

Лауре, он, конечно же, ничего не расскажет, о своём скоротечном вояже за «Букетом Абхазии».

Июль 2015 г.

Снегурочка

Новый год – любимый праздник многих!

– Мой, тоже! – раздался голос из-под праздничной ёлки, – особенно с момента, когда потихоньку начинаешь прощаться со «Старым»…

– Почему «потихоньку»?

– Некоторые считают, что «Старый год» можно успеть проводить, сев за стол в одиннадцать часов.

– И правильно. Вам, что часа мало?

– Конечно, мало. Странный вопрос. А вспомнить всё хорошее… А поговорить…

– Да, ладно. Вам бы только выпить.

– И выпить приходится, для памяти. Вот Вы заметьте: рюмка – мысли просветляет, вторая – память пробуждает, расшевеливает… Ну, а уж третья, – и поговорить…

– Атас, директор!

Лидия Сергеевна – директор детского сада, царственной походкой вошла в актовый зал вверенного ей учреждения.

– Когда закончите наряжать ёлку, пожалуйста, Алексей Петрович, проверьте ещё раз гирлянду на уличном Снеговике. Как-то она не так мерцает, как в прошлом году.

– Конечно. Только ведь я понятия не имею, как она моргала в прошлом году. Я с сентября у Вас работаю.

Лидия Сергеевна немым пристальным дозором обошла актовый зал. Отсутствие замечаний свидетельствовало о полной удовлетворённости «Хозяйки медной горы», как в шутку и за глаза прозвал её новый электрик, он же и плотник – Алексей Петрович.

– А, что Петрович, серьёзная жена то у тебя? – продолжил прерванный разговор, после ухода директора, Николай – учитель физкультуры и дополнительных занятий по ОФП.

– Нормальная, жить можно.

– Алексей Петрович, – вступила в диалог Элеонора Семёновна, – преподаватель музыки, пения и режиссёр—постановщик детских утренников, – так Вы, во сколько начинаете провожать «Старый год»?

– По-разному. Строгого расписания у меня нет. Однако заначка всегда должна быть в боевой готовности.

– Марина Николаевна, – обратился молодой физрук к учителю английского языка, – а ты дома Новый год встречаешь?

– Естественно, вот только не скажу в каком, – лукаво улыбнулась молодая девушка и молодой специалист, недавняя выпускница университета.

– Кокетничаете!?

– А ты в гости набиваешься, или хочешь пригласить?

– Мариночка Николаевна, я, как человек необременённый семейными узами готов к любому варианту.

– Коленька, а мама пустит?

– Мне двадцать шесть; уверен – пустит.

– А вот моя, не пустит.

– Я попрошу её.

– Она тебя не пустит. Ну и меня тоже.

– Стремянку уношу, – огласил Петрович, вылезая из-под ёлки, – так что, здесь точно отмечать не будем?

– Алексей Петрович, это же детское дошкольное учреждение, – удивилась Элеонора Семёновна, – не вздумайте принести сюда свои заначки. Лидия Сергеевна Вам устроит фейерверк.

Новогодний утренник в детском саду проходил в один день, но в два этапа. Небольшой зал просто не позволял одновременно вместить в себя всех детей со своими родителями, бабушками и дедушками. Сначала, поздравляли самых маленьких детишек. Вторым заходом шли старшие группы. Для полноценного утренника приглашали Деда Мороза со Снегурочкой из подрабатывающих студентов. В них дети гарантированно не смогли бы опознать работников детсада. Костюмы у студентов свои. Гонорары меньше чем у профессионалов. А по необходимости, свободные воспитатели, или другие работники могли подыграть приглашённым, нарядившись лисичкой, зайчиком, или Бабой Ягой, в зависимости от сценария. Прежний электрик—плотник практически был штатным серым волком, похищающим то мешок с подарками, то разноцветные огоньки с новогодней ёлочки. Петрович категорически отказался пугать ребятишек, чем вынудил Элеонору Семёновну откорректировать сценарий праздничного мероприятия.

Николай, в образе Кощея Бессмертного, согласился похитить Снегурочку. Флуоресцентная краска на чётном трико под ультрафиолетом, в совокупности со спортивной подготовкой исполнителя, должны были произвести впечатляющий эффект на детей и их родственников.

Элеонора Семёновна распечатала новый сценарий детского утренника. Раздала экземпляры директору, воспитателям и другим, задействованным в мероприятии лицам с пометками музыкального оформления. Музыка, – являлась переходным элементом смены действий и ориентировала всех участников праздничного мероприятия. Каждый сказочный или реальный персонаж обязан был знать, в какой музыкальный момент он должен оказаться перед зрителями, что сделать, сказать, и когда исчезнуть. Первая, она же генеральная репетиция прошла подобающе коряво со шпаргалками, шутками, замечаниями, исправлениями. Деда Мороза со Снегурочкой заменяли Петрович с Мариной, не задействованные в утреннике, что позволяло им импровизировать и хохмить с большей непринуждённостью. Приглашённому Деду сценарий отправили факсом. Им не впервой, справляться без репетиций. А хороводы, песенки, снежки и прочие детские потехи всегда в арсенале любого затейника.

В день утренника Николай стал волноваться. Пренебрёг завтраком, лишь выпив крепкий кофе. Он не боялся ребятни. Легко проводил с ними все спортивные занятия. Дети его любили, с удовольствием участвовали во всех мероприятиях проводимых как в зале, так и на улице. Родителей Николай тоже не смущался. С детства занимаясь в спортивной школе, он многократно выступал на соревнованиях самого разного уровня. Такие залы всегда были полны родителей, дедушек, бабушек. Вот только на сцену он никогда не выходил. Хотя это и не совсем сцена: просто зал с ёлкой, где по краям сидят на лавках, стульях дети, их родные. Но всё же: костюм, слова, музыка, а по краям сидят зрители… Бравада, ещё вчера трепыхавшаяся в нём на репетиционном прогоне, пропала напрочь. Ведь это его первый и кажется последний Новый Год в детском саду. Ему обещали вакансию тренера в спортивной школе, куда он перейдёт следующим летом. Там наконец-то он сможет заняться своим любимым делом на более серьёзном уровне. Николай станет тренировать ребятишек и сможет готовиться сам, продолжая свою спортивную карьеру.

Снеговик в переливающейся гирлянде по-праздничному красочно встречал маленьких обитателей детского сада. Некоторые родители фотографировали своих детей рядом с улыбчивой скульптурой из снега.

Всю предновогоднюю неделю не прекращались осадки. Декабрьский план по снегу зима выполнила с лихвой. Тяжело вздыхали дворники, но радовались дети, забрасывая друг друга снежками. Ледяные горки уже не выглядели мрачными, собирая вокруг себя всё большее количество желающих подвергнуть себя скользкому аттракциону. На территории детского сада каждая площадка всех возрастных групп красовалась своей скульптурной композицией. Дворник с охранником, и Петровичем, активно снабжали детей материалом для изваяний. Убранный с дорожек и катка снег превращался в колобков, снеговиков, лисичек и даже в крокодила. Однако Снеговик—исполин к возведению, которого приложили свой посильный труд многие, выглядел апофеозом снежного творчества. Его лепил охранник, некогда обучавшийся изобразительному искусству. Активную помощь ему оказывал Петрович. Многочисленные советы дворника мастера игнорировали. Раскрашивание было поручено преподавателю ИЗО. Метёлку и ведро, впоследствии расписанное под финифть, взяли у дворника. Фартук с морковкой у поваров. Гирляндой занимался всё тот же Петрович под пристальным руководством самой Лидии Сергеевны.

Предпраздничная суета царила в актовом зале. Николай с Алексеем Петровичем заносили в зал дополнительные стулья и скамейки для участников и гостей, пожелавших присутствовать на Новогоднем празднике. Воспитатели проверяли мешки с подарками для своих групп, сверяясь с численностью детей прибывших на завтрак. Подписанные мешки прятали под ёлкой. Большая, нарядная лесная гостья упиралась своей макушкой в потолок. Под её пушистыми ветвями легко разместились все подарки. Элеонора Семёновна раскладывала перед музыкальным центром диски, согласно своему сценарию.