Текст книги "Чего не могут боги"

Дмитрий Лазарев
Чего не могут боги

Владимиро-Суздальское княжество 1238 год

Небо плакало. И слезы его тяжелыми белыми хлопьями февральского снега сыпались на щедро политую кровью землю. Широкая лесная прогалина была усеяна множеством мертвых тел. Русичи и ордынцы – все лежали вповалку, друг на друге. Немало воинов полегло в кровавой сече с обеих сторон, хотя степняков, все же, больше. Но победители, похоже, спешили, так что мертвых своих хоронить не стали.

Вот и осталось поле ратное накрытым для пиршества, которое могло теперь учинить тут воронье, уже начавшее, кстати, слетаться. Здоровенный нахохлившийся от холода черный ворон не спеша переступал по багряному от крови снегу, искоса поглядывая на облюбованного им высокого дружинника с русой бородой, лежавшего между двух степняков. Шлем его был замят ударом тяжелой булавы одного из ордынцев, а меч дружинника застрял в груди второго. Видать, дорого продал свою жизнь русский воин.

Ворон только стал приглядываться к незащищенному лицу дружинника, как «мертвец» вдруг пошевелился, и рука его в тяжелой кольчужной перчатке задела пернатого падальщика. Тот поспешно взлетел с недовольным хриплым карканьем и принялся кружить над прогалиной, выбирая себе другого покойника, уже настоящего.

Дружинник еще раз пошевелился. На губы его, коричневые от запекшейся на них крови, упала снежинка, вторая, третья… Раненый жадно схватил их пересохшим ртом – пить хотелось безумно – и, едва приоткрыв веки, тут же смежил их вновь. Глаза слезились, а голова разламывалась от боли. И все же, дружиннику невероятно повезло – ордынская булава ударила вскользь и не проломила череп, как могла бы, а только повергла наземь, лишив сознания. Степняки же сочли его мертвым и добивать не стали.

У Родиона (а именно так звали дружинника) болела не только голова – ломило все тело. Сил не было совсем, тошнило, а во рту стоял солоноватый вкус крови. Живой – и то ладно, но в ближайшее время уже не воин. Всего седьмица минула с того страшного вечера, как прорвался Родион со своими дружинниками из кольца врагов в пылающем Владимире. Там он мог бы лишь пасть в неравном бою с ордынскими полчищами, а на севере, у Мологи, где собирал войска князь Юрий Всеволодович, весьма пригодились бы полторы сотни отменно вооруженных и обученных воинов Родиона.

Но ему не повезло – дружина, попав в метель, наткнулась на ордынский конный отряд и вступила в бой. Вот только отряд этот оказался частью тумена Бурундая, спешившего на север, чтобы отрезать стоявшие на Сити полки Юрия Всеволодовича от земель Новгородских да Смоленских. Доблестно бились дружинники Родиона, но их просто задавили числом, и они полегли все, до последнего человека. Командир, похоже, остался единственным выжившим, но и это ненадолго, если он не найдет в себе силы подняться и двигаться. Иначе просто замерзнет насмерть, и вон тот черный ворон, что сейчас кружит над ратным полем, все-таки им пообедает…

Сзади захрустел снег под чьими-то тяжелыми шагами, и ворон, вновь сварливо каркнув, полетел прочь – искать себе поживы в другом месте, благо, в эту кровавую зиму на Владимиро-Суздальской земле в мертвецах недостатка не было.

Родион не мог настолько повернуть голову, чтобы увидеть, кто к нему приближается, но не ожидал от неизвестного человека ничего хорошего. Ордынец ли это или мародер, которых с начала нашествия развелось великое множество, первым делом он решит навсегда упокоить раненого дружинника, а потом уже без помех заняться тем, для чего сюда явился. Собрав все невеликие оставшиеся силы, Родион потянулся к своему мечу, торчащему из тела убитого степняка, когда знакомый голос заставил его замереть от изумления:

– Тихо, тихо, братец! Экий ты боевой – чуть что, за клинок хватаешься!

– Вышата?! – с невыразимым облегчением выдохнул Родион и утонул в нахлынувшей темной волне беспамятства.

* * *

Первым, что он ощутил, когда пришел в себя, было тепло. Родион пошевелился и обнаружил, что лежит на охапке сена, укрытый несколькими слоями рогожи в небольшой землянке. В трех шагах от него в умело сложенном из камней очаге жарко пылал хворост, а почти прозрачный дым вытягивался через дыру в потолке.

– Очнулся? – радостно прозвучал все тот же голос. – А я уж думал, было, что придется тебя в чувство приводить моими особыми снадобьями.

– Вышата, как ты здесь? Я уж думал, мне померещилось.

Давно ушедший из семьи старший брат был последним, кого Родион ожидал увидеть. Не принявший крещения, сохранив веру в старых богов, он ушел в леса жить отшельником, и вот уже десять лет, как о нем не было ни слуху, ни духу.

– Мне ж где-то жить надо, – добродушно проворчал Вышата. – А тут земля родная… Ведь я искал тебя, вояка ты наш. Не чаял уж живым найти. Но ты эвона какой везучий оказался! На вот, выпей – это тебе сил добавит.

Мутное горячее варево в глиняной миске вкус имело терпкий, пряный и чуть сладковатый. Пить хотелось жутко, так что Родион осушил миску в несколько глотков. И сил, кажется, действительно прибавилось. Не так, конечно, чтобы сразу встал и побежал, но все-таки…

– А теперь сказывай, что с тобой сталось.

– Владимир пал на прошлой седьмице. Спалили его дотла басурманы. Я с дружиною прорвался из окружения и на север подался. Но с ордынским войском встретился. Всех моих и посекли на той поляне. Я чудом в живых остался. Оно конечно, нехристи тоже кровью умылись изрядно, да что в том толку, коли на каждого моего по десять ордынцев приходилось?

– Понятно, – хмуро пробасил Вышата. – Делать-то что собираешься?

– Да мне бы сил чутка набраться и к Мологе. Слышал я, там князь наш, Юрий Всеволодович рати против басурманов собирает. Мой меч тоже лишним не будет.

– Не надо тебе туда!

– Это еще почему?

– Можешь не верить, братец, но мне многое ведомо. И трех седьмиц не минует, как окружат князя Юрия на Сити татары войском несметным и всех истребят. И ты там же в сыру землю ляжешь, если к князю отправишься. Я же этого позволить никак не могу: родная кровь – не водица. А потом, ты мне для другого надобен.

– Надобен, говоришь?! – озлился Родион. – Потому и брешешь, ровно кобель бездомный?! Не можешь ты ничего такого знать про князя – не в силах это человеческих!

– Могу, – твердо возразил Вышата, – Мне это явлено было третьего дня.

– Кем явлено?

– Перуном Вседержителем, вестимо!

Родион с раздражением махнул рукой.

– Совсем ты со своим идолопоклонством ума лишился! Сам от истинной веры отрекся и меня туда же тянешь?! Христос – единый Бог на небе и на земле, а идолы твои все – от лукавого!

Вышата нахмурился. Видно было, что слова брата сильно его задели.

– Не собирался я с тобой, Родион, о богах спорить, но коли так разговор пошел, вот что тебе скажу. Это вы от корней своих отреклись, кумиров богов древних жгли и топорами рубили. Какой бог такое поругание стерпит? Вот и поразил он землю русскую раздором великим. Где одна страна была могучая, много княжеств стало, правители коих токмо и думают, как бы себе побольше власти и богатства отхватить. И воюют друг с другом порой безжалостно. Где это видано, чтобы сын шел на отца, а брат на брата?! С того только Чернобогу окаянному радость великая. Дождался он, когда Русь в усобицах ослабела и ударил. Думаешь, орда нынче зимой просто так на Русь пришла? Это Чернобог отпрыска своего нечестивого Бату-хана прислал с полчищами его, чтобы народ русский извести. Это вам кара за глупость вашу, да за предательство! А за Бату-ханом следуют незримо Чернобог да Морана-смерть и радуются, на его дела глядя. А я, верный жрец Перуна Вседержителя, Силу от него получил немалую и древние знания сохранил. Не остановить вам рати Чернобоговы, потому как нет в вас могуты богатырской, что только Мать – Сыра Земля дает. Теперь Бату-хана один лишь Перун повергнуть может. Я видел грядущее – тяжко Руси придется. Коли не сгинем все, так два с половиной века стонать будем под игом нечестивым! Нет у нас иного пути, кроме как к Вседержителю обратиться!

– Да не помогут твои молитвы, Вышата!

– Не о молитвах речь. Я к Перуну сам отправлюсь и уговорю его спасти Русь. Только мне помощь твоя понадобится.

Родион сокрушенно покачал головой:

– Совсем тебя одиночество подкосило, брат, и разум твой помутился! Слыханное ли дело – с богом разговаривать?!

Вышата снова помрачнел.

– Прощаю я тебе, Родион, речи твои обидные, ибо многое сокрыто от тебя, ровно от слепца, али глухого. А я нашел способ, как попасть в чертоги небесные, где Перун Вседержитель живет. Знаю я, где и как врата открыть, да только одному мне сил на то не хватит. Врата ведь держать надобно, чтобы я вернуться смог и не остался навсегда в мире богов. Для этого мне помощник требуется, да не абы какой, а тот, кто со мной узами кровными связан. Стало быть, кроме тебя некому. – Увидев, что Родион собирается что-то сказать, Вышата поднял руку. – Подожди, брат, дай закончить! Если не веришь ты мне, Перун тебе судья. Но прошу я немногого: три часа да немного крови. А коли ты и после этого упорствовать станешь в своем неверии и в желании в княжье войско отправляться, силой тебя держать не стану, хоть и жаль мне до слез жизни твоей молодой! Ну как, согласен?

Колебался Родион недолго. Просьба брата и правда задержит его ненадолго, а потому, хоть и не верилось ему, что из затеи Вышаты что-то путное выйдет, решил помочь: родная кровь, все-таки.

– Согласен! – решительно тряхнул он головой.

– Ну вот и ладно! – обрадовался Вышата. – Ты идти-то сможешь?

Родион осторожно сел. Голова была еще тяжелая и болела, но ломота в теле почти ушла, как и тошнота с головокружением. Дружинник поднялся на ноги. Покачнулся, было, но устоял.

– Думаю, смогу, – ответил он.

– Хорошо. Тогда поешь вот, чего боги послали, да пойдем. Нам время тянуть не резон: до Ключ-камня путь неблизкий, а добраться туда надо засветло.

* * *

Дорога заняла чуть больше часа, и вымотался Родион изрядно. Ноги его подрагивали и все подкоситься норовили. Как добрались, он кинул рогожу тройную на ствол березы поваленной и чуть ли не упал на нее. Нечего сказать, хороший из него вояка получится! Оставалось только надеяться, что пока он до княжьего лагеря доберется, силы вернутся.

Ключ-камень оказался здоровенным торчащим вертикально из земли островерхим валуном, без каких-либо знаков на нем.

– Мы точно в то место пришли? – спросил брата Родион.

– Не сомневайся! – отозвался тот. – Это для тебя он обыкновенным выглядит, но я-то чую, какая в этом месте Сила. Здесь надо врата открывать, и нигде больше: Ключ-камень недаром так назван! Ты посиди, отдохни пока, а я подготовлюсь.

Вышата достал нож и начал вырезать им на плоском боку ключ-камня символ коловрата. Как ни странно, выходило довольно легко, будто и не камень это вовсе, а колода деревянная. Закончив вырезать, жрец Перуна достал из котомки еще один нож и маленькую глиняную миску. Сперва он полоснул по руке себя и выцедил довольно приличное количество крови. Затем пришла очередь Родиона, но с него Вышата взял намного меньше. Когда кровь братьев смешалась в миске, жрец взял нож и, макая его острие в кровь, стал обводить нарисованную на камне фигуру. К тому времени, как он закончил, стало уже смеркаться, но коловрат вдруг начал светиться голубоватым светом. Родион, никогда не видевший ничего подобного, смотрел на это диво, широко открыв глаза.

И тогда жрец начал нараспев произносить какие-то слова. Звуки, срывающиеся с его губ, были непонятны, но странная речь лилась плавно и как-то очень гармонично. Причем, каждое слово было наполнено такой удивительной силой, что Родиона даже дрожь пробирала. Глянув на лицо брата, он поразился: осунувшееся от усталости, оно было покрыто испариной, а глаза глубоко запали, словно их обладатель не спал, как минимум, неделю.

Наконец, голос брата умолк. Синее свечение коловрата сделалось более ярким. Похоже, все было завершено, и оставалось только ждать. И тут тишину нарушил громкий возглас Вышаты, полный злости и даже отчаяния.

– Вот ведь дубина я стоеросовая!

– Что такое? – вздрогнул Родион.

– Ошибся я, брат!

– Не получится теперь, что ли?

– Получится, да только… Как бы тебе сказать…

– Говори уж, как есть… – проворчал Родион, снедаемый недобрым предчувствием.

– К Перуну вместо меня отправишься ты.

– Что?! Как так?!

– Я же эти врата не каждый день открываю! Устал, переволновался. Вот и ошибся.

– И что делать?

– Не знаю! Они уже открываются, и это теперь не остановить, а на новый ритуал у меня не хватит сил. Выхода нет – пойдешь ты, а я подержу врата.

– Ты ведь отправляешь меня неведомо куда, брат! Тебе кажется, что там живет Перун, а ну как нет? Ну если и да, как я там найду его и что скажу?!

– Что сказать? Перво-наперво, извинись за то, что вы с кумирами старых богов сотворили. А опосля расскажи, что внизу деется. Он и сам, наверное, знает, но ты от себя расскажи, с чувством. Чтобы понял он – гибнет Русь, как есть гибнет! Что спасать ее надобно. Уговори его помочь – на тебя вся надежа! А насчет найти… мнится мне, что врата эти прямо к нему вести должны.

Родион не ответил: все никак в себя прийти не мог. Подобного поворота событий дружинник ну никак не ожидал. Ведь он, крещеный, не верил в Перуна, бога древнего, языческого, коего и богом-то величать грех – идол он, дух коварный, лжепророк, людей от истинной веры отвращающий… А теперь доведется с ним самим встретиться? А бог он там или не бог – силушки у него должно быть преизрядно. А ну как сразу прахом развеет отступника?! Да и как ему, простому дружиннику, говорить с богом?! Вот брат, тот да – жрец, как-никак. Или князь, скажем. А он, Родион, кто? На коне ездить, копьем орудовать, да мечом махать он горазд, а тут иное потребно…

Между тем, коловрат запылал уже ярким огнем, а потом Ключ-камень просто исчез! На его месте возникла повторяющая его форму черная дыра, которую снизу вверх стала заволакивать сетка молний. Вот они заполнили треть дыры, половину, три четверти…

– Приготовься! – вернул Родиона к действительности окрик брата. – Как только посинеют все врата, ты шагнешь туда. Неизвестно, насколько мне хватит сил, чтобы удерживать их открытыми, так что не мешкай! И не бойся: молнии не причинят тебе вреда. Слушай свое чутье. Кровь наша смешалась, и теперь ты больше чувствуешь, чем раньше.

Родион молча кивнул и повернулся к вратам, которые уже целиком заполнились синими искрами.

Быстро, боясь, что промедление убьет и те жалкие крохи решимости, что еще оставались в его душе, Родион подошел к вратам, на мгновение замер перед ними, а потом, собравшись с духом, нырнул в молниевую круговерть.

– Удачи, брат! – эхом долетели до него слова Вышаты.

* * *

Сначала искры и молнии принялись щипать его кожу, затем стало очень холодно, совсем отказало зрение и возникло сильное головокружительное чувство падения куда-то в бездну. Впрочем, не успел он толком испугаться, как вновь очутился на твердой земле. Первым делом дружинник резко обернулся и с отчаянием увидел, что врата за его спиной исчезли. На их месте была глухая стена. Но, протянув к ней руку, он вновь почувствовал покалывание искр и холод. Видимо, когда понадобится вернуться, нужно будет просто подойти к стене вплотную в этом месте, и врата примут его. Успокоившись на этот счет, Родион вновь развернулся: пришло время выяснить, где же он, все-таки, оказался.

Оглядевшись, дружинник здорово удивился: картина перед ним открылась, мягко говоря, неожиданная. Вместо громадных чертогов – небольшая и довольно уютная комната, обставленная какой-то необычной мебелью. Вместо величественной фигуры мечущей молнии из очей, за столом сидел невысокий и полноватый человек, выглядевший приблизительно ровесником Родиона. Его глаза закрывали два неправильной формы стекла, которые странным приспособлением крепились к ушам. На столе перед богом стояло нечто квадратное, плоское и вертикальное, а горизонтально лежал белый прямоугольный предмет с рядом маленьких выступов, на которых были написаны непонятные знаки.

Когда Родион шагнул в комнату, этот странный бог смотрел на вертикальный предмет, а пальцы его щелкали по выступам горизонтального, которые от его прикосновений уходили немного вниз и вновь возвращались обратно. Затем что-то заставило Перуна повернуться. Или, все же, не Перуна?

При виде незваного гостя, бог даже чуть подскочил на стуле, его глаза изумленно округлились, после чего он заговорил.

– Черт! – произнес «Перун» с полудосадливой, полуиспуганной гримасой на лице. – Так и знал, что последняя рюмка коньяка была лишней. Правда, галлюцинаций у меня пока не было, но в жизни все когда-то бывает в первый раз. Это должен быть занимательный опыт. Как ваше имя, уважаемое видение?

– Родион, – ошеломленно выдавил дружинник. – Только я не видение.

– Ну да, – кивнул бог. – Как же. Я мог бы и сам догадаться. Примерно таким вы мне и представлялись. Это называется чересчур глубоким погружением в работу. Стоит иногда делать перерывы. Стоп! Подождите немного: я должен проверить еще одну гипотезу.

С этими словами он сильно ущипнул себя за руку, поморщился от боли и уставился на незваного гостя, словно ожидая, что тот немедленно исчезнет. Когда этого не произошло, Вседержитель поморщился еще раз.

– Надо же – не сработало! Я, признаться, надеялся, что это сон. Что ж, придется завязывать с выпивкой. А пока сыграем по вашим правилам.

– Сыграем?! – Родион понемногу начинал закипать. – При чем здесь игра?

– Не обижайтесь, это я выражаюсь фигурально. Данная фраза означает, что если не можешь изменить обстоятельства, действуй в соответствии с ними.

– Не можешь изменить?!

– К сожалению, закидоны собственного мозга мне неподвластны. Если он упорно желает видеть вас здесь, так тому и быть. Значит, я буду с вами общаться.

– Ничего не понимаю, – ошарашенно проговорил дружинник.

– Могу вас заверить, уважаемый, в этом вы не одиноки. Надеюсь, впрочем, что к концу разговора наше общее недоумение, так или иначе, разрешится. И чем обязан вашему визиту?

– Русь гибнет! – выпалил Родион, напрочь позабыв, что сперва надо было извиниться за поругание кумиров.

– Пожалуй, – кивнул Вседержитель, – в настоящий момент все выглядит именно так.

– Ты так спокойно об этом говоришь, – возмутился Родион, – словно тебе все равно!

– Поверьте, это не так. Книги с плохим концом не пользуются спросом у читателей.

– Что?!

– Не обращайте внимания, это мои заморочки. Видите ли, на определенном этапе данная история практически полностью вышла из-под моего контроля, хоть она и основана на реальных исторических фактах с некоторым добавлением элементов фэнтези. В этой книге завязалась чертова уйма узлов, и я, откровенно говоря, абсолютно не представляю, как их развязывать. У меня творческий кризис, если вы понимаете, о чем я.

Дружинник отрицательно помотал головой.

– Ладно, объясню по-другому. Вам я, вероятно, представляюсь чем-то вроде всемогущего божества?

– Да.

– Но это не совсем так. Мои действия ограничены рядом непреложных законов, из которых один из важнейших – необходимость угодить читателю.

– Читателю? Это еще кто?

– Верно, в ваше время существуют только летописи да былины, причем последние передаются из уст в уста, а не записываются. Не доросли вы еще… Я имею в виду вымышленные истории, написанные, в том числе, для развлечения. Те, для кого они предназначены, и называются читателями.

– Читатели – тоже боги?

– Нет, просто люди, живущие в нашем мире.

– Тогда почему ты, бог, служишь простым людям?

– Моя божественность – вопрос спорный и весьма субъективный. В своем мире – я вовсе даже не бог, а обычный человек. Нас тут таких свыше шести миллиардов.

От этих слов у Родиона голова пошла кругом, правда, числа, названного богом, он не понял, но догадался, что это очень много.

– И все они – читатели?

– Часть из них – да.

– И они могут творить миры?

– Далеко не все.

– А ты можешь?

– Ну, в большинстве своих книг я, так или иначе, это делаю.

– Тогда ты – бог.

– Не буду спорить, так как тут мы переходим уже в область философии. Для вас я – действительно бог, так как версия земной реальности, в которой живете вы, порождена моим воображением и зависит от моих действий.

– Тогда почему ты подчиняешься каким-то читателям, которые даже миры творить не умеют?

– Да не подчиняюсь я им! Черт! Как же вам объяснить? Тот, кто творит лишь для самого себя – не творец, а графоман и нарцисс. Творение имеет смысл лишь тогда, когда его могут оценить другие люди. Вот, скажем, у вас на Руси есть иконописцы, чьи творения стоят в церквях. А представьте, что они создавали бы их только для себя, прятали в темный чулан и никому не показывали! Вот то-то! Так и я: мой труд и мои книги имеют смысл лишь до тех пор, пока люди могут их прочитать. Они – те, ради которых я живу и работаю. То, что я создаю, носит далеко не только развлекательный смысл, но и он немаловажен.

– Почему?

– Пока читателям интересно то, что мною написано, я могу творить. В противном случае это было бы… затруднительно.

– И ты зависишь от них?

– Не только я, но и вы.

– Но как?

– Через меня. На Руси в ваши темные века много проблем, которые, отчасти повторяют реально имевшие место в истории, а отчасти созданы для поддержания читательского интереса.

Родион был ошеломлен:

– Значит, нашествие орды Бату-хана – твоих рук дело?!

– В какой-то степени, да. Хотя я его не придумал, а просто скопировал реальный исторический персонаж.

– А как же Чернобог? Он ни при чем?

Вседержитель прищурился:

– Вы же, вроде, крещеный, Родион?

– Да, но мой брат Вышата верит в старых богов. Он открыл мне путь сюда. Выходит, вера его – не пустая.

– Ну, я, честно говоря, пока не решил, вводить ли в вашу историю Чернобога. Но раз уж это какая-никакая фэнтези, пускай будет.

– Так ты и его создал?! – дружинник не верил своим ушам.

– В общем, я тут мало кого придумал сам, только напихал в вашу реальность всех этих персонажей.

– Безумие какое-то! Зачем ты так сделал?! Неужели нельзя было создать светлый и счастливый мир?

– Можно, но такой мир никому не интересен. Ни читателям, ни мне, ни даже тем, кто в нем живет. Подумайте еще вот о чем. Враги и беды полезны, так как в борьбе с ними люди становятся сильнее, умнее, хитрее. А в лубочном, счастливом мире нет развития. Это – сахарный сироп, в котором плавает все население. Им незачем прикладывать какие-то усилия, бороться. У них нет проблем, им все достается легко. Отсюда – застой и деградация.

– Значит, лучше всеобщая погибель?! – яростно воскликнул Родион. Он уже почти ненавидел это безжалостное высшее существо. – Ты бы видел, что ордынцы на Руси творят!

– Признаюсь, с натурализмом я слегка переусердствовал.

– И ты собираешься это как-то исправлять?

– Собираюсь. Но тут есть одна проблема.

– Что еще за проблема?! Опять читатели?

– Нет, для них как раз важно, чтобы ваш мир выжил. Проблема в моем творческом кризисе. Я не знаю, как справиться с вашими бедами.

– Что?! Да ты же можешь всю орду вместе с Бату-ханом испепелить одним взмахом руки! Ведь можешь?

– Могу. Но нельзя.

– Почему?!

– Потому что это будет выглядеть роялем в кустах. Читатели мне этого не простят.

– Чем-чем это будет выглядеть?!

– Чудом, не обоснованным ничем, кроме желания автора, то есть, творца.

– И что в этом плохого?

– Неправдоподобие, искусственность. Они могут убить любую, даже самую лучшую книгу, если туда проберутся. А следом, погибнет и автор. Погибнет, как творец. Если я допущу подобное у вас, то больше не смогу создать ни одного мира.

– И ты собираешься принести нас в жертву? За то, что мы идолов твоих низвергли? Так я прощения прошу за всю Русь нашу! Хочешь, на колени встану! Только спаси нас!

– Да вы с ума сошли! – казалось, даже испугался этот непонятный бог. – Какие колени?! Да и не мои это идолы! И не Перун я вовсе, а… Впрочем, кто я, объяснять слишком долго, да и не нужно. Поверьте, я сделаю все, чтобы спасти Русь, но не за счет еще не созданных миров. Надо искать способ изящно выкрутиться из создавшегося положения. Пока я не вижу, как, но буду думать. И вы тоже думайте.

– У нас мало времени, – вспомнил Родион. – Вышата видел будущее. Через две седьмицы ханские полчища окружат княжеское войско на реке Сити и полностью перебьют.

– Пока я этого не напишу, битва не начнется, – отмахнулся Вседержитель. – Предполагаю, пока вы здесь, а я не подхожу к компьютеру, время в вашей реальности стоит на месте. Но рассусоливать мы не станем. За дело!

Думал Родион недолго. Показавшаяся дельной мысль пришла почти сразу, и он не замедлил ее озвучить:

– А ты можешь управлять временем?

– Могу.

– Отправь меня в прошлое – в тот момент, когда Бату-хан еще не привел войско на Русь. Я мог бы попытаться убить его.

– Банально, – скривился Творец. – Не обижайтесь, но истории о путешествиях во времени давно уже навязли у всех на зубах…

Однако, видя, что Родион опять готов взорваться, он поспешно продолжил:

– Дело, впрочем, не только в ненавистных вам читателях. Подумайте еще вот о чем. Допустим, вы убили Бату-хана. Остановит ли это нашествие? Сомневаюсь. Его место займет другой, и орда все равно двинется в поход.

Некоторое время оба молчали. Первым нарушил тишину Родион, которого посетила очередная идея.

– А если навьи полки поднять? Из тех, кто пал за Русь в прошлые годы. Их же много! Пусть постоят за родную землю! Ты же это можешь?

– Я все могу. Только…

– Опять тебе «рояль в кустах»?! – вспылил Родион.

– Если не рояль, то на пианино или синтезатор точно потянет.

Смысл странной фразы Творца был непонятен Родиону, но общий смысл он уловил: помогать тот, похоже, не хотел. Пальцы дружинника побелели от напряжения, сжавшись на рукояти меча, висевшего в ножнах на его поясе. От бога этот момент не укрылся.

– Злитесь, да? – спросил он чуть устало. – Небось, думаете: «А возьмет этого гада мой клинок или нет?»?

– Вовсе не думаю! – Родион поспешно убрал руку от меча.

– Думаете, не врите! – махнул рукой Творец. – И в чем-то я вас понимаю. Кстати, можете не сомневаться: меч «этого гада» возьмет. Но с моей смертью и без того неважнецкие шансы Руси на спасение вовсе исчезнут. Так что мечом тут ничего не решить. Дайте мне лучше подумать. Да вы присаживайтесь! – Он указал на стул, притулившийся рядом с небольшим столиком.

Родион послушно сел и попытался думать. Получалось плохо, возможно, из-за того, что он никак не мог успокоиться: при одном взгляде на Творца в нем поднималась волна злости. «Читатели» у него, видите ли, «рояли в кустах»! Прикрывается словечками непонятными, лишь бы не делать ничего. Лень ему или боится – так бы и сказал! Хотя бы, честно будет. Он, Родион, уж точно не станет на него с мечом бросаться – не для того сюда явился. Просто плюнет и уйдет. Жаль только, брат зря старался…

– Ты, похоже, думаешь только о себе и своих читателях, – с горечью произнес Родион, – а на нас тебе плевать! Ты говорил, что твой труд имеет смысл, только если его могут оценить другие люди. А как же мы? Мы не люди? Не живые? Мы для тебя – не смысл?

Творца, казалось, проняло – он даже в лице изменился.

– Видите ли, Родион, я просто не знал.

– Чего?

– Что созданные мною миры действительно существуют. Я полагал, что они живут лишь на страницах моих книг и в воображении читателей. То, что вы, придуманный мною персонаж, вдруг запросто явились ко мне в квартиру – это либо чудо, либо безумие. Мое безумие. И я пока не совсем уверен, какая из двух гипотез верна.

– Мы все порождены тобой, но то, что я здесь – никакое не безумие. Брат открыл врата, и я оказался здесь. Почему же тебе, сотворившему много миров, так сложно в это поверить?

– Мне всегда казалось, что магия и другие миры могут существовать лишь в воображении таких, как я. Все законы природы моего мира говорят о том, что это невозможно.

– Так ты сам не веришь в то, что создаешь?!

– Теперь уже не знаю. Я – человек, и у меня тоже есть чувства. Вот представьте сами, что от росчерка вашего пера зависят многие жизни и судьбы. Смогли бы вы хоть что-нибудь написать?

– Мне это не дано.

– А если бы было дано?

Родион задумался и через некоторое время тяжело уронил:

– Кажется, я начинаю тебя понимать.

– Вот видите! Неверие в реальность магии и созданных миров защищает меня от безумия и позволяет творить все новое и новое. А если я окончательно поверю во все, придуманное мной, то не смогу больше написать ни одной книги. Просто НЕ СМОГУ, понимаете?

Дружинник с усилием кивнул. Похоже, действительно понял. В нем даже зашевелилась жалость к этому запутавшемуся в собственных мыслях и чувствах божеству. Но свой мир было жальче. Намного жальче.

Внезапно лежащий на столе маленький прямоугольный предмет обтекаемой формы стал издавать громкие звуки. Родион вздрогнул и уставился на него. Звуки отдаленно напоминали музыку, которую на Руси играли бродячие артисты: рапсоды и скоморохи, только эта звучала как-то странно и непривычно. Дружиннику еще никогда не приходилось слышать ничего подобного.

Творец же взял предмет в руки, прикоснулся к нему пальцем и прижал к уху. Музыка сразу стихла, а на губах бога появилась улыбка.

– Алло? Привет, Таня! Очень рад тебя слышать… Как ты там? … Ага, здорово! Я? Пашу, как проклятый! Кстати, прости, долго говорить не могу – очень срочная работа. Да, представь себе, у меня тоже бывает такая… Ну что ты – когда я тебе врал? Ты же знаешь, что люблю, но… – тут он скосил глаза на Родиона, – не могу я. Правда! Потому что это важно не только для меня. Мне очень жаль, милая… Я позвоню тебе завтра. Пока.

Снова прикоснувшись пальцем к загадочному предмету, Вседержитель положил его на стол. А Родион, словно завороженный, все смотрел на темную коробочку.

– Что это? – наконец произнес он.

– Это? – Творец проследил за его взглядом. – Средство связи. Через подобные вещи мы можем переговариваться с теми, кто находится даже очень далеко от нас.

– Колдовство?

– Нет. Хотя, для вас, пожалуй что, колдовство. Объяснять долго.

– И с кем ты разговаривал?

– С женой. Она на выходные к подруге на дачу уехала.

Творец немного помолчал, с какой-то тоской во взгляде посмотрел на шкаф, в котором за прозрачными дверцами стоял сосуд с узким горлышком, наполненный темно-коричневой жидкостью, вздохнул, отвернулся и сел в кресло.

– Итак, вернемся к нашей проблеме, – произнес он задумчиво. – Да где же этот черновик, черт возьми?! А, вот он…

Какое-то время Творец молча смотрел на светящийся квадрат. Дружиннику очень хотелось взглянуть туда же, чтобы хоть отчасти понять все эти странные действия Вседержителя, но какой-то благоговейный страх удерживал его. Нет уж, от игрушек богов смертным лучше держаться подальше. Наконец, Творец отвел взгляд от квадрата и произнес: