Текст книги "Царь Борис Годунов"

Смерть царевича Ивана открывала перед Борисом Годуновым новые горизонты. Царевич Фёдор, женатый на его сестре, был теперь наиболее вероятным претендентом на царский венец. Умом и энергией тихий и набожный наследник Ивана Грозного не блистал (сам Иван Васильевич в глаза называл сына звонарем и пономарем). Управлять страной Фёдор Иванович был неспособен, и это давало состоявшему с ним в родстве Годунову основания надеяться на одно из самых высоких мест в окружении будущего царя. Правда, в октябре 1582 г. у Ивана Грозного в его последнем браке появился еще один ребенок, царевич Дмитрий, а сам самодержец стал подумывать о женитьбе на одной из родственниц английской королевы Елизаветы… Эти обстоятельства могли со временем кардинально изменить династическую ситуацию при московском дворе.

Но именно времени Ивану Грозному отпущено и не было: он тяжело болел, хвори стремительно подтачивали силы его организма (сам же царь подозревал, что его отравили). Злая ирония была в том, что больной государь собственноручно и ежедневно травил себя подносимыми ему лекарствами, многие из которых в числе прочих компонентов содержали в себе ртуть и мышьяк. Впоследствии, в XX в., когда следы этих ядовитых веществ будут обнаружены в останках Ивана Грозного, это вызовет серию сенсационных публикаций о том, что первого русского царя отравили. Современники-иностранцы пересказывали слухи о том, что Иван IV был задушен собственными приближенными, причем одним из убийц якобы был Борис Годунов. Этой версии противоречит известный факт принятия Иваном Грозным перед смертью, 18 марта 1584 г., монашеской схимы (трудно представить, чтобы царя одновременно душили и постригали в монахи). Однако современники указывают на то, что Борис Годунов был одним из последних, с кем общался перед смертью Иван Грозный. Говорили даже, будто бы царь собирался сыграть с Годуновым в шахматы, да так и не успел.

А Бориса Фёдоровича ждала новая, совершенно другая шахматная партия, в которой он не располагал пока самыми сильными фигурами. Но зато у него был достойный учитель, место которого за шахматной доской Борису Годунову предстояло теперь занять.

«Лорд-протектор»

Если принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли найдется господ, способных быть слугами?

Пьер Огюстен де Карон Бомарше. Севильский цирюльник

Ушла в прошлое эпоха Ивана IV, оставив по себе грозную славу беспощадных казней и покорения соседних царств, оставив престол слабому наследнику, неспособному продолжить начатое отцом с таким напряжением и жестокостью дело возвышения Московской державы. Как распорядиться отцовским наследием – добрым и дурным, как не потерять достигнутого, залечить полученные раны и продолжить завещанное предками, князьями Московскими, дело собирания земель русских? Эти вопросы были не под силу новому государю, Фёдору Ивановичу, которому суждено было стать последним представителем своего некогда могучего рода на российском престоле.

Скульптурный портрет (реконструкция по черепу) царя Фёдора Ивановича. Скульптор-антрополог М. М. Герасимов

Современники характеризовали царя Фёдора Ивановича как полную противоположность его грозного отца: тихий, богобоязненный, лишенный всякого интереса к власти и политике: «ростом был мал, был постник, смирен, о духовных делах больше заботился и проводил время в молитвах и нищим просимое раздавал. О мирских делах совсем не заботился – только думал о душевном спасении. С младенческих лет и до конца жизни таким пребывал, за эти благочестивые дела Бог его царство миром оградил, и врагов его смирил, и время спокойное ниспослал». Не стесненные вынужденной корректностью россиян, современники-иностранцы напрямую называли последнего Рюриковича слабоумным, а то и вовсе дураком. Между тем после смерти Фёдора Ивановича русские люди неизменно вспоминали годы царствования как некий «золотой век», благословенное затишье между потрясениями эпохи Ивана Грозного и кровавой вакханалией Смутного времени. Может, и впрямь, по слову Нагорной проповеди, «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное»?

Парсуна царя Фёдора Ивановича (конец XVI в.)

Однако не благочестием царя Фёдора объясняются «врагов смирение» и «мирных дней ниспослание». Стоял за плечом царя-постника политик, которому пришлось взвалить на свои плечи груз ответственности за судьбу страны и тяжесть непопулярных решений. Большой удачей для царя Фёдора Ивановича было, что такой человек был рядом с ним. И не только «был», но и сам с готовностью и даже с алчностью взялся за кормило Московского государства.

После смерти Ивана Грозного вокруг его сына, царя Фёдора Ивановича, сложился правительственный круг, включивший в себя самых близких к нему людей. Их обыкновенно называют «регентским советом», хотя нет никаких свидетельств о том, чтобы умиравший Иван Грозный назначал кого-либо в опекуны своему сыну. В состав этого правительства вошли: боярин князь Иван Фёдорович Мстиславский (глава Боярской думы и троюродный брат царя Фёдора); боярин князь Иван Петрович Шуйский (глава боярского клана Шуйских, смелый воевода, герой недавней обороны Пскова от войск Стефана Батория); боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев (родной дядя царя Фёдора по материнской линии); боярин Борис Фёдорович Годунов (царский шурин, брат царицы Ирины Фёдоровны). За исключением последнего, все это были люди в годах, имеющие право претендовать на место в правительстве не только по своим немалым заслугам и опыту, но и в силу родовитости. На их фоне 32-летний Борис Годунов был человеком молодым, не по годам и не по знатности поднявшимся выше своей меры.

Патриарх Иова. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

Однако был еще один человек, мечтавший вершить судьбы царства – племянник Малюты Скуратова, оружничий Ивана Грозного Богдан Яковлевич Бельский. В конце царствования Ивана Грозного он был в фаворе и терять власти и положения совсем не хотел. В окружении царя Фёдора удержаться наверху шансов он не имел и потому сделал ставку на возведение на престол младшего из царевичей, Дмитрия Ивановича. В апреле 1584 г. он попытался осуществить свой замысел, рассчитывая на поддержку Бориса Годунова, товарища по опричнине и мужа двоюродной сестры. Годунов, поддержав на первых порах Бельского в его конфликте с боярами, в последний момент сменил союзников. Благодаря этому Бельский был отослан на воеводство в Нижний Новгород, царевич Дмитрий с родственниками, Нагими, в Углич, а сам Борис Годунов по случаю венчания на царство Фёдора Ивановича получил высокий придворный чин конюшего.

Таким образом, положение Бориса Годунова в окружении царя Фёдора с самого начала было весьма высоким, ведь считалось, что чин конюшего жалуют тому из бояр, кто из них «первой чином и честию». Преимуществом Бориса Фёдоровича был и его возраст – престарелые конкуренты из состава регентского совета рано или поздно должны были освободить дорогу сопернику, который еще только вступал в солидный возраст. Так и произошло: в течение двух первых лет царствования Фёдора Ивановича по старости отошли от дел и приняли перед смертью постриг бояре князь Иван Мстиславский и Никита Захарьин. К 1586 г. за влияние на слабовольного царя боролись лишь Борис Годунов и князь Иван Шуйский.

И в этой борьбе Шуйские допустили оплошность, которой им не простили. Резонно полагая, что сила и мощь Бориса Годунова держатся на браке его сестры с царем Фёдором, они решили организовать развод государя с Ириной Годуновой. Предлог был более чем «благовидным»: царская чета состояла в браке уже более 10 лет, но детей у них по-прежнему не было. По наущению Шуйских в 1586 г. московские купцы подали царю челобитную с просьбой развестись с «неплодной» супругой, дабы не пресекся царский корень. Подобные прецеденты в семье московских государей уже бывали: с первой супругой развелся дед Фёдора, великий князь Василий III, да и отец, Иван Грозный, двух жен, четвертую и пятую, отправил доживать век в монастыри. В новые царицы, по некоторым данным, прочили дочь боярина князя Мстиславского. Просьбу купцов поддержал и сам митрополит Дионисий, глава Русской православной церкви. Шуйские не учли лишь одного – слабовольный царь Фёдор был очень привязан к жене, и гены свирепого отца в нем тоже присутствовали: вздернутые на дыбу челобитчики быстро указали на зачинщиков интриги. Князья Шуйские были разосланы в ссылку в отдаленные города, а их признанный лидер, князь Иван Петрович Шуйский, был насильно пострижен в монахи и вскоре при подозрительных обстоятельствах умер, отравившись угарным газом. В 1586 г. был сведен с митрополичьей кафедры митрополит Дионисий, скончавшийся в монастыре в следующем году.

Сигизмунд III, король Речи Посполитой

Место низложенного предстоятеля церкви в декабре 1586 г. занял ставленник Бориса Годунова, митрополит Иов, ранее меньше года бывший архиепископом Ростовским, а до того – епископом Коломенским. Свою духовную карьеру он начинал в опричной Старице, где уже тогда пользовался благосклонностью Ивана Грозного, который сделал его настоятелем сначала московского Симонова, а потом Новоспасского монастыря. Вероятно, с того же времени он был близко знаком с Борисом Годуновым, которому, впрочем, по возрасту годился в отцы. Став во главе церкви, Иов был верным проводником политики, угодной Борису Фёдоровичу. И Годунов вознаградил митрополита более высоким саном.

В 1588 г. в Москву приехал Константинопольский Патриарх Иеремия. Цель визита была стандартной: представители зарубежной православной церковной иерархии регулярно посещали «Третий Рим» с целью получения «милостыни» – крупных денежных пожалований. Турецкие султаны позволяли подданным-христианам исповедовать свою религию, но за это требовали платить дополнительную подать. И русские государи если не из благочестия, то из соображений престижа ежегодно одаривали приезжих митрополитов, игуменов и прочих представителей восточного духовенства. Но на этот раз Борис Годунов повел совершенно новую игру.

Вступив в переговоры с Патриархом Иеремией, Годунов поинтересовался: нельзя ли учредить патриаршество и в Москве? И сразу получил категорический отказ, поскольку это было против церковной старины. Тогда Борис намекнул, что в случае положительного решения вопроса место Московского Патриарха мог бы занять и сам Иеремия… Константинопольский Патриарх попался в подготовленную Годуновым западню: стать Патриархом в Москве было куда заманчивее, чем жить под властью султана-иноверца. И когда Иеремия выразил согласие на подобный вариант, он был пойман на слове. В итоге, одарив Константинопольского Патриарха богатыми подношениями, Борис Годунов добился от него согласия на учреждение в Москве патриаршества, а первым Патриархом Московским и всея Руси стал митрополит Иов. Его интронизация произошла 26 января 1589 г.

Между тем внимание Бориса Годунова было уже привлечено к делам международным. В Речи Посполитой после смерти старого недруга России, короля Стефана Батория, на протяжении трех лет продолжалась борьба за престол, и к началу 1589 г. победителем из этой борьбы вышел племянник польского короля Сигизмунда II Августа и сын шведского короля Юхана III Сигизмунд III Ваза, для которого нелюбовь к Московскому государству была почти генетической. Его матушку, Екатерину Ягеллонку, неудавшуюся невесту русского царя, Иван Грозный двадцатью годами ранее требовал выдать в Москву, несмотря на ее замужество с Юханом Финляндским и наличие у них трехлетнего ребенка, каковым как раз являлся будущий Сигизмунд III. Для Москвы вырисовывалась неприятная перспектива возобновления союза между Швецией и Речью Посполитой, которыми правили теперь отец (Юхан III Шведский) и сын (Сигизмунд III Польский).

Крепость Ивангород, отвоеванная русскими войсками в 1590 г. у Швеции

Пока этот союз не стал еще реальностью, Борис Годунов принял решение взять реванш за проигранную Ливонскую войну и отвоевать назад русские территории, отошедшие под власть шведской короны. В январе 1590 г. русское войско, во главе которого стоял сам царь Фёдор, выступило в поход. Борис Годунов также участвовал в походе в чине дворового воеводы государева полка, но лавров военачальника не снискал. Город Ям сдался русским войскам без боя, а под стенами Ивангорода воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин, талантливый полководец, уже успевший проявить себя в последние годы Ливонской войны, 30 января 1590 г. обратил в бегство шведскую армию генерала Густава Банера. Осада крепости Нарва успехом не увенчалась, но уже к концу февраля шведская сторона запросила перемирия, согласившись уступить русским крепости Копорье и Ивангород. В дальнейшем боевые действия неоднократно возобновлялись, но существенного перевеса ни одна из сторон добиться не смогла. После долгих переговоров 18 мая 1595 г. в деревне Тявзино был подписан мирный договор, по которому в состав России были возвращены города Ивангород, Ям, Копорье и Корела; торговлю с европейскими купцами Московское государство должно было вести через ливонские города Ревель и Ригу (Нарва была открыта только для шведских торговцев). Таким образом, правительству Бориса Годунова удалось вернуть в состав России земли, утраченные в неудачном финале Ливонской войны. Впрочем, русская сторона отказывалась ратифицировать Тявзинский договор вплоть до 1609 г., рассчитывая добиться для себя более выгодных условий.

Донской монастырь в Москве. Современный вид

В самый разгар войны со Швецией, летом 1591 г., на русские земли совершил набег крымский хан Гази-Гирей II, носивший прозвище Буря. Поводом для нападения стала смерть крымского царевича Мурад-Гирея, жившего под покровительством русского царя в Астрахани (в Крыму подозревали, что чингизид был отравлен). 3 июля 1591 г. войско крымского хана (численностью до 150 тысяч человек) переправилось через Оку между Серпуховом и Каширой и стремительным броском на следующий день вышло к Москве. Русская рать, которой командовали бояре Борис Фёдорович Годунов и князь Фёдор Иванович Мстиславский, встретили неприятеля, укрепившись в передвижной крепости – гуляй-городе. Несколько атак крымчаков были отбиты русскими войсками, а в ночь на 6 июля Гази-Гирей неожиданно отступил от Москвы, поверив показаниям русского военнопленного, который объяснил ночной шум и стрельбу в русском лагере прибытием сильной рати – подкрепления из Новгорода Великого. Отступавшие татарские отряды преследовались русскими войсками до самой Тулы; потеряв две трети своей орды, раненый крымский хан возвратился к началу августа в Крым.

Елизавета Английская

На месте победы над крымским ханом был воздвигнут Донской монастырь, поскольку заступничеством иконы Богоматери Донской объяснялась победа русского воинства над «безбожными агарянами». Икона эта, согласно преданию, помогла Дмитрию Донскому победить в Куликовской битве, ее возил с собой в победоносный казанский поход Иван Грозный. Ею же спустя семь лет после отражения нападения Гази-Гирея благословят на царство Бориса Годунова. Но Борис Фёдорович в то время в своих честолюбивых мечтах вряд ли заглядывал так далеко. Пока же Годунов получил от царя Фёдора высшую награду, на которую только мог рассчитывать: сняв со своей шеи золотую цепь, государь повесил ее на Бориса и тут же, при всем дворе, позволил ему именоваться не холопом, как звали себя в обращениях к государю даже самые знатные из бояр, а слугой. Произошло это 25 августа 1591 г.: «а боярину Борису Фёдоровичу Годунову сказывал служне имя и шубу и кубок боярин Фёдор Микитич Романов. Да государь же пожаловал шурина своего, Бориса Фёдоровича Годунова, с себя гривну золотую». Теперь Борис Годунов никому из бояр был «не в версту», и даже знатнейший из бояр, князь Мстиславский, вздумавший было местничать с «государевым слугой», был в своих претензиях поставлен на место.

Астраханский кремль. Современный вид

Царь Фёдор Иванович позволил Борису Годунову лично, от своего собственного имени, вести дипломатическую переписку с иностранными государями. С его точки зрения, это прибавляло чести царскому имени – вступая в переписку с «государевым слугой», европейские короли и королевы ставили себя на одну доску с ним и оказывались по достоинству ниже русского царя. Борис Годунов, ведя личную переписку с иностранными дворами, постепенно приучал королей к мысли о том, кто же в реальности является подлинным правителем Московского государства. И те довольно быстро поняли, от кого более всего зависит принятие политических решений в Москве. И кто, судя по всему, унаследует царский венец, в случае если царь Фёдор умрет бездетным. Не случайно в своих грамотах английская королева Елизавета именовала Бориса Годунова «лордом-протектором». В этом титуловании обыкновенно усматривают аналогии с самым известным лордом-протектором Англии, Шотландии и Ирландии – Оливером Кромвелем. Однако в годы, когда Елизавета Английская звала Бориса Годунова «лордом-протектором», Кромвель еще не родился. А самым известным и памятным для англичан елизаветинского века лордом-протектором был герцог Ричард Глостер, правивший в 1483 г. страной за своего племянника, 12-летнего короля Эдуарда V, а затем присвоивший королевскую власть и, как верили многие англичане, уморивший в Тауэре бывшего короля с его десятилетним братом. Интересно, что как раз около 1591 г. Шекспир написал свою известную трагедию об этом лорде-протекторе, которого все помнят как короля Ричарда III. Аналогии с Борисом Годуновым и несчастным угличским царевичем Дмитрием (о гибели которого мы будем говорить отдельно) были при английском дворе вполне очевидны.

Соловецкий монастырь

Борис Годунов тем временем правил страной, и, отдадим ему должное, правил не без успеха. Время его правления ознаменовалось окончательным покорением земель Сибирского ханства и включением их в состав России. Атаман Ермак Тимофеевич, начавший войну против сибирского хана Кучума еще при Иване Грозном, в 1585 г. погиб. Однако сибирская эпопея этим не кончилась – Московское государство продолжало теснить последнего сибирского хана. В 1586 г. в его бывших владениях была построена русская крепость Тюмень, в 1587 г. – город Тобольск, ставший административным центром Западной Сибири, своего рода новой столицей Сибирского царства. Все новые и новые города появлялись за Уралом, становясь опорными пунктами русской колонизации Сибири: в 1591 г. был возведен Пелымский острог (почти полностью населенный ссыльными из Углича), в 1593 г. – Берёзов, в 1594 г. – Сургут и Тара. Продолжавший оказывать сопротивление российскому наступлению, ослепший к тому времени хан Кучум был окончательно разгромлен русским отрядом в 1598 г., уже после воцарения Бориса Годунова, что и позволило ему в 1599 г. прибавить к своему официальному титулу слова «и царь Сибирский». В 1600 г. русские основали свой первый город за Полярным кругом – «златокипящую Мангазею»; в том же году в Сибири основали Туринский острог, а в 1604 г. Томск. Вслед за царскими стрельцами потянулись в Сибирь русские поселенцы – кого-то отправляли в ссылку, а кто-то и сам отправлялся «за Камень» в надежде найти там вольную жизнь, избывая крепостной зависимости, которая все глубже пускала корни в русском обществе. Все дальше и дальше на восток в поисках угодий уходили русские первопроходцы, охотники за «мягким золотом» – мехом соболя, песца и черно-бурой лисицы. На рубеже XVI–XVII вв. русские промышленники добрались уже до берегов Енисея. Отношения с коренным населением переселенцы старались поддерживать мирные, чего от них требовали и распоряжения царя. Борис Фёдорович настаивал на том, чтобы никакого насилия по отношению к сибирским аборигенам воеводы и их люди не допускали; приводить их под государеву руку следовало «не жесточью», а лаской. И эта политика приносила свои плоды: за полвека владения Московского государства продвинутся до берегов Тихого океана, а Сибирь станет одним из важных источников казенных доходов, получаемых от продажи добытой за Уралом пушнины.

Укреплялись южные рубежи Московского царства. В Дикой степи, на пути разорительных набегов крымских татар, строились новые города-крепости, а порой восстанавливались старые, запустевшие после монголо-татарского нашествия. В 1585 г. на Дону вырос город Воронеж, год спустя на пути татарских нападений стали заслоном крепости Курск и Ливны. После татарского набега 1591 г. продвижение русских опорных пунктов в степь продолжилось: в 1592 г. был возобновлен древнерусский город Елец, в 1593 г. – Оскол и Валуйки. В 1596 г. на Северском Донце выстроили Белгород, ставший одной из главных опорных баз российского влияния в этом регионе. В 1599 г., уже после воцарения, Борис Годунов распорядился срубить на южных рубежах крепость Царёв-Борисов. Города-крепости существенно затрудняли крымчакам путь в центральные, наиболее густонаселенные уезды Московского царства. После 1591 г. татарские отряды уже ни разу не доходили до Москвы.

Борис Годунов озаботился также вопросом окончательного закрепления за Россией присоединенного Иваном Грозным Среднего и Нижнего Поволжья (дипломатия Крымского ханства и Османской империи все еще продолжала регулярно поднимать вопрос о возвращении независимости Казанскому и Астраханскому ханствам). На берегах Волги выросли города Самара (1586 г.), Царицын (1589 г.) и Саратов (1590 г.). В Астрахани в 1589 г. завершилось строительство каменного кремля, начатое еще по распоряжению Ивана IV. Центр города опоясался полуторакилометровой крепостной стеной с восемью башнями; высота стен достигала 8 метров, а толщина местами – 12 метров. Построенные русскими воеводами в Поволжье города стояли у наиболее удобных переправ через Волгу. И это заставляло ногайцев, кочующих по двум сторонам реки (Крымской и Ногайской), держаться политической ориентации на Москву. В 1600 г. ногайский князь (бий) Иштерек был возведен в княжеское достоинство астраханскими воеводами, что стало «началом конца» Большой Ногайской орды. Ногайский правитель всецело зависел от поддержки Бориса Годунова и в дальнейшем заявлял: «Только бы де царь Борис ему, Иштереку князю, не дал света видеть, и ево бы де, Иштерека, давно не было».

В период правления Бориса Годунова было завершено строительство пограничного форпоста Московского царства, защищавшего его северные рубежи, – Соловецкой крепости. Возведение оборонительных сооружений на Большом Соловецком острове в Белом море началось еще в конце царствования Ивана Грозного, в 1582 г. К 1594 г. строительство было завершено, и монастырь обзавелся первоклассной крепостью, которую лишь однажды – в 1611 г. – решился атаковать наиболее вероятный в тех водах противник – шведский флот. Окружность достигавших семиметровой толщины стен Соловецкой крепости превышала версту, высота стен доходила до 11 метров; пять крепостных башен давали отличный обзор подступов к обители. Монастырь оказался настолько хорошо укрепленным, что во второй половине XVII в., во время церковного раскола, отряд царских стрельцов семь с половиной лет безуспешно осаждал крепость и сумел овладеть ею лишь благодаря измене одного из монахов. И даже в 1854 г., во время Крымской войны, английская эскадра не смогла овладеть этой твердыней, возведенной двумя с половиной веками ранее, при Иване Грозном и Борисе Годунове.

Стучали плотницкие топоры и в самой Москве, где в 1591–1594 гг. под присмотром зодчего Фёдора Коня развернулось строительство укреплений Белого города и деревянного Скородома. Затягивались старые раны, полученные страной в прежние годы. Но некоторые болезни, оставаясь неисцеленными, прогрессировали. Еще в конце правления Ивана IV указом о «заповедных летах» было ограничено право крестьянского перехода в Юрьев день. Сначала эта мера позиционировалась как временная, вызванная разорением помещиков в условиях Ливонской войны. Однако, как известно, «нет ничего более постоянного, чем временное». Заповедные годы, в которые переход запрещался даже в Юрьев день, следовали один за другим, не оставляя крестьянину, постепенно утрачивающему остатки свободы, иного пути на волю, кроме бегства. И правительство Бориса Годунова было вынуждено принимать ответные меры. В 1597 г. был издан указ об «урочных летах», по которому был установлен единый пятилетний срок сыска беглых крестьян. Те из них, кто бежал от помещика ранее 1592 г., возвращению прежним владельцам не подлежали, прочие же в случае поимки должны были быть переданы старым хозяевам. Оставались две дороги – «противусолонь», навстречу солнцу, в Сибирь, либо на неспокойные южные рубежи, в казаки, поскольку всякий знал – «с Дону выдачи нет».