Текст книги "О вере предков"

Дмитрий Логинов
О вере предков

(свидетельства Прокопия Кесарийского, Иоанна Златоуста и Велесовой Книги)

Какой была вера предков? Об этом есть четыре различных мнения.

Первое. До князя Владимира Святого было на Руси дремучее темное (или же бодрючее светлое – это кому как нравится) язычество. Владимир же волюнтаристски (или не очень) обратил подданных во христианскую веру.

Второе мнение. Все именно так и было, но не тогда. Почти на полтора века раньше веру поменял предкам нашим князь киевский Аскольд. И тоже, кстати, святой.

Третье. Русь обратил в христианство еще князь-волхв Бус Белояр в пятом веке. Аскольд и Владимир Святой только придали потом христианской религии, существовавшей уже века до них на Руси, статус государственной.

Мнение четвертое. Все так, но великий Белояр был не зачинателем христианства на Руси, а продолжателем дела святого апостола Андрея. Последний, проходя Русь от Корсуни (Херсонес) через «горы киевские» и Славянск Великий (Новгород), а также и Смоленск, покрестил волхвов. И высших из них, в том числе, то есть валаамских первосвященников. Андреево исповедание Христа так легло на сердце русским людям, которые почитали испокон Даждьбога, Сына Сварога Небесного, что тут же они основали на Руси христианскую церковь. Крещенные Андреем волхвы передавали и далее благовествование и Русь, благодаря этому, предстала как некий «сейф», где сохранялось во всей чистоте Андреево – то есть исконное апостольское – учение. (Кораблик[1]1
  На раннехристианских и средневековых аллегорических изображениях Церковь нередко предстает в виде корабля.


[Закрыть] же палестинского христианства сначала прошел сквозь бурю римских гонений, а потом сквозь мертвую зыбь византийских ересей. То и другое не могло не оставить повреждений и, официализировавшись, учение уже отличалось от изначального благовествования Христа.)

Какое из мнений правильное? Возможно, доля истины присутствует в каждом. И с нашей точки зрения она тем больше, чем более порядковый номер мнения, присвоенный ему выше. Впрочем, судите сами. В конечном счете ведь все решают свидетельства современников, если таковые сохранились.

Имеются ли надежные сведения о религии наших предков, какой она была за века до Владимира и Аскольда? Подавляющее большинство историков признают в этом качестве текст из «Войн» Прокопия Кесарийского (VI в.).

Этот автор, православный христианин и разносторонне образованный человек, пожалуй, более кого либо в свою эпоху прославился точностью описаний. Будучи бессменным секретарем знаменитого византийского полководца Велизария, он имел регулярный доступ к ценнейшей информации. По долгу службы Прокопий неоднократно встречался как на войне, так и в мирной жизни со «скифами». (Символично, что имя этого свидетеля о верованиях наших предков совпадает полностью с именем христианского святого, жившего на три века раньше. [2]2
  Память св. Прокопия Кесарийского совершается 8 июля.


[Закрыть])

Итак, Прокопий написал в своих «Войнах»: «Они (славяне) считают, что один только Бог (а не множество богов)… является владыкой над всеми, и Ему приносят жертвы… и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание: если спасутся, тотчас же принести Богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали… Они почитают реки и нимф, и всякие другие божества».

Об этом фрагменте из Прокопия Кесарийского известный историк М.Ю. Брайчевский замечает в книге «Утверждение христианства на Руси» (Киев: Наукова Думка, 1989): «в нем подчеркивается отличие славянских верований не от христианского учения, а от классического язычества».

С этим невозможно поспорить. И даже странно, как этого не замечали другие исследователи текстов Прокопия до Брайчевского. Последний же констатирует ряд очевидных вполне моментов. «Идея судьбы [понимаемой, как слепой фатум] несовместима с главной христианской доктриной… индетерминизма и свободы воли (концепция Логоса, то есть свободы)… Таким образом, и сам Прокопий не знал судьбы и не признавал, что она имеет по отношению к людям какую-либо силу». И далее по поводу принесения жертв: «идея о возможности человека как-либо повлиять на позицию Высшего Божества не чужда христианству». Ну и, наконец, о русалках (нимфах) и прочем: «вера в этих… персонажей просуществовала до нашего столетия, ничуть не отрицая христианской догматики и прекрасно уживаясь с нею». Итак, Прокопий подчеркивал, вне всякого сомнения, сходство славянских верований с христианским учением и их отличие от язычества.

Дальнейшие рассуждения Брайчевского о свидетельстве Прокопия еще более интересны. Он призывает обратить внимание на слова «один только Бог… является владыкой над всеми». И делает очевидное заключение на основе их: «значит, речь идет о какой-то форме монотеизма». И задается естественным вопросом, далее: какой же именно монотеизм исповедовали славяне? И обнаруживает единственный разумный ответ на него методом исключения: «Ислама в то время еще не существовало. Иудаизм утвердился в Хазарии через два столетия после смерти Прокопия. Манихейство, возникшее в III в., представляло собой не монотеизм, а бинарную систему. Вряд ли Прокопий не упомянул бы рядом с богом света и добра манихейского бога зла. И уже совсем странно было бы искать у древних славян VI в. буддизм или какую-то другую восточную религию типа конфуцианства или даосизма. Следовательно, единственной альтернативой остается предположение о какой-то особенной системе, созданной самими славянами».

Как видим, рассуждение безупречное, и вывод, делаемый Брайчевским, едва ли может быть опровергнут. Его возможно разве что уточнить. А именно: «какая-то особенная система монотеизма, созданная самими славянами», была, конкретно, христианской его системой. Очам Прокопия Кесарийского предстоял славянский самоосновный христианский монотеизм. Имеются ли конкретные «вещественные доказательства» правомерности этого уточнения? Пожалуй, о наиболее впечатляющем из таких рассказано в труде «О древних иконах с кириллическими надписями, находящихся в Риме». Он был написан в 1860 году священником Антонием Петрушевичем. В работе речь идет об иконах, созданных не раньше V века, то есть еще до времени, когда жил Прокопий. На них имеются следующие надписи (за более чем четыре века до святого Кирилла, кстати): «Образ Гъспъдн на убрусе» и «Сты Петр и сты Павль»[3]3
  Иконы находились на всеобщем обозрении в римской церкви Санта Мария Маджори, но полтора тысячелетия назад были спрятаны в спецхран Ватикана. Подробнее см. в книге Сергея Лесного «Русь, откуда ты?», вышедшей в 1966 г. в Виннипеге и переизданной «Алгоритмом» в 2007.


[Закрыть].

Тогда является следующий вопрос. Коль скоро славяне времен Прокопия Кесарийского были не только монотеисты, но и, конкретно, христиане – даже писали иконы Спаса Нерукотворного (это распространенное теперь название образа Господня на убрусе, то есть платке) и первоверховных апостолов, – почему Прокопий так прямо и не написал: соперники Велизария на поле брани были такие же православные, как и он?

А потому и не написал, что византийцы времен Прокопия не такие уже были православные, как православные «скифы»! Об этом хорошо говорит Владислав Бачинин[4]4
  Профессор Санкт-Петербургского университета, руководитель научно-исследовательского центра Ассоциации христианских церквей «Союз христиан».


[Закрыть] в работе «Византия и византизм» (2003): «Это было не христианство вообще, а христианство в его византийской версии. Воспринятый христианский дух оказался утяжелен множеством человеческих, слишком человеческих бремен. За несколько столетий византийское православие успело уснастить христианскую веру многим из того, что не приближало человека к Христу, а напротив, как бы удерживало в некотором отдалении».

Чем именно удерживал византизм «в некотором отдалении» от Христа? Бачинин дает ответ: государственным контролем над церковью. (На Русь подобный контроль придет, слава Богу, только через двенадцать веков – то есть при Петре I). Нет спора, цезарепапизм Юстиниана I близости ко Христу точно уж не способствовал. Но стоило бы расшифровать подробнее, на наш взгляд, чем же конкретно отдалила византийцев от изначальной чистоты христианского учения диктаторская религиозная самодеятельность.

Попробуем это сделать. Во-первых, Юстиниан разогнал Академию Платона, которая просуществовала до него целое тысячелетие. А ведь, как засвидетельствовал святой Августин Блаженный, именно «в книгах платоников написано то же самое, что в Евангелиях» (см. выше). Во-вторых, Юстиниан I вынудил шестой Вселенский собор отвергнуть учение о перерождении души, которое христиане первых веков унаследовали от самих апостолов и Христа, о чем я говорю подробно в статье «Жизнь ДО и ПОСЛЕ, или: отвергает ли христианство идею перерождения?»[5]5
  Журнал «Наука и религия», № 10, 2007.


[Закрыть]. А вне контекста учения о перерождении в его северной (а не восточной) версии смысл ряда основных догматов христианства становится неудобопонятен, формализуется, выхолащивается. (Мудры были владыки Руси, что тысячелетие без малого «тянули» с утверждением христианства в качестве ее официальной государственной религии!)

Словом, византийское христианство времен Юстиниана I было уже не тем, что при Константине Великом, основателе империи. Последний, деятельно ратуя за распространение учения Христа, не скрывал, что руководствуется при этом ведической мудростью своих предков, которой пребывал верен. И даже святое крещение основатель великой христианской империи принял лишь на смертном одре. И крест, принесший победу, Константин увидел на фоне Солнца, то есть он узрел в Иисусе «скифского» Яра (Даждьбога).

Поэтому и знаменитый лабарум Константина Великого напоминает солярный знак древних руссов. (Что интересно, на мраморном саркофаге великого князя Ярослава Мудрого изображен даже и не лабарум, а, именно, древнерусский солярный символ. Причем не трудно заметить: он занимает главенствующее положение надо всеми прочими, то есть двумя христианскими крестами и одним ведическим, равносторонним. Такое расположение на саркофаге христианского властителя говорит, что солярный символ почитался на Руси не меньше знаком Христа, чем крест.) Уместно будет упомянуть и про белый клобук, что был изготовлен по личным указаниям Константина для христианских патриархов. Он был отвергнут латинянами как облачение языческое и потому папа носит раздвоенную тиару. А, между тем, по преданию вид патриаршего оглавия явил Константину Великому сам ангел небесный[6]6
  Подробнее об этом говорит старинная рукопись «Повесть о новгородском белом клобуке», появившаяся, как полагают, во времена борца с ересью жидовствующих архиепископа Геннадия.


[Закрыть]. Благо, что Константинов клобук и до сего времени венчает главу русского православного патриарха.

Но времена Константина Великого прошли. В эпоху Юстиниана I Византия пребывала в духовном смысле как бы на полдороге к ереси иконоборчества времен Льва III Исавра. А что такое иконоборчество? Измышление, что будто бы христианину нельзя почитать изображения Бога Всевышнего и святых. Такое напоминает иудаизм и предельно далеко от апостольского учения. Евангелист Лука сам написал образ Пресвятой Девы. Апостолы же не запрещали почитать даже изображения богов, ибо они суть творящие энергии Всевышнего. На этом основании проповедь апостольская и была принята, а не отвергнута, в Ефесе («какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета?» – Деян 19:35), как и в Афинах. Апостолы только показывали разницу между изображениями богов и самими богами, а также между богами и Всевышним Богом.

Апостольскую трезвенность восприятия руссы сохранили с времен посещения их Андреем Первозванным. Ведь этому способствовал весь строй древней ведической православной (Правь славили) веры, которая никогда у нас не вырождалась в язычество. А православный дух византийцев ослаблен был нововведениями Юстиниана, о которых сказано выше. Зоркий и образованный солдат, каким был Прокопий, сумел отметить близость «скифской» веры христианству и далекость ее от язычества. Возможно, будь Прокопий Кесарийский искушен в тонкостях богословия, он заметил бы и еще большее. А именно: христианство руссов – это и есть реликтовое апостольское, исконное христианство. Тогда как византийское представляет собой уже, в некоторой степени, вырождение.

Церковь Христа, пошедшая от волхвов, которые первыми поклонились Младенцу[7]7
  Подробнее в моей статье «Велесова Книга свидетельствует: евангельские волхвы с востока суть руссы» – альманах «Исконный Триглав», М.: Альва-Первая, 2005 г.


[Закрыть], естественно, почитала себя первоосновной. И не стремилась, поэтому, выражать идеи духовного плана в нерусских терминах. Даже самое греческое имя «Христос» нечасто до времен Аскольдовых употреблялось поклонниками Его на Руси. Сына Сварога Небесного, пророчества о Котором гиперборейской веры руссов исполнились, продолжали именовать Даждьбог, Ису (Стрела)[8]8
  Подробнее об этом исконно русском имени Сына Бога в моей работе «Стрела и крест».


[Закрыть], а также, впрочем, называли Христ или Хорст. Идея единобожия также выражалась в терминах, непривычных византийскому слуху. Она формулировалась примерно таким же образом, как это можно видеть в самом начале Велесовой Книги. «И вот начните… главу перед Триглавом склоните… ибо тайна та велика есть: как Сварог и Перун[9]9
  Строго говоря, здесь вместо Перуна должен быть назван Даждьбог. Впрочем, Он именовался иносказательно «Небесная Стрела», а это, сказанное одним словом, и будет звучать «Перун».


[Закрыть] есть в то же время и Свентовит». Заметим, что здесь присутствует не одна лишь манифестация единобожия. Здесь перед нами исповедание тайны Пресвятой Троицы, нераздельной и неслиянной. Той тайны, что и до сего времени представляет основной догмат христианского богословия. Ведущие христианские конфессии различаются между собой, прежде прочего, особенностями формулирования его.

Какой напрашивается вывод на основе всего выше сказанного? Примерно тот же, что делается Валерием Чудиновым в книге «Тайнопись на русских иконах». То есть: «Получается, что христианство… не упало с неба в готовом виде, а было подготовлено многими тысячелетиями господства русского ведизма»[10]10
  Чудинов В.А., Тайнопись на русских иконах, М., Альва-Первая, 2008. С. 60.


[Закрыть].

Такое заключение Чудинова представляет интерес тем больший, что выведено другими методами, нежели разбор славянского богословия и сторонних свидетельств о нем современников. Когда различающиеся подходы приводят к одному итогу, более чем высока вероятность, что выводы исследователей правильны. Валерий Алексеевич изучал тайнопись на культовых изображениях первых веков христианства и современных им таковых ведических. И что же он обнаружил?

«Сюжеты… непременно подписывались, независимо от того, ведические они или христианские. Эти надписи по сравнению с размером изображения очень мелкие… так что здесь в полной мере можно было опереться только на микроэпиграфику… И она показала, что языком изображений, всех без исключения (даже если оно касалось латинян), был русский… Более того, сами христианские святыни (изображения, кресты) изготавливались в мастерских славянских ведических культов (изображения – в мастерских Макоши, кресты – в мастерских Рода). Из этого можно сделать только один вывод: культ Иисуса Христа зародился и развивался в недрах славянского ведизма»[11]11
  Там же. С. 361–362.


[Закрыть].

Из текста Чудинова понятно, почему написанные не позднее V века иконы Спаса Нерукотворного и первоверховных апостолов, о которых упоминалось выше, подписаны на русском языке. И, следовательно, текст Чудинова можно дополнить: иногда также и макроэпиграфика (а не только микро) раннехристианских изображений указывает подлинные корни нашей религии. Да, христианские священные предметы создавались в русских ведических мастерских и расходились оттуда по всему миру.

Но раннехристианские культовые предметы, несущие на себе такие маркеры атрибуции, которые очевидны каждому и потому просто вопиют, – упрятаны с глаз подальше. В закрытые хранилища Ватикана, да и не его только. И сколько же таковых там пылиться, наверное…

Подобное положение дел очень выгодно, разумеется, тем кругам, которые заинтересованы, чтобы христианству и дальше продолжали приписывать корни, на самом деле ему совершенно чуждые. Об этом и других методах проплаченного саботирования исторических исследований обстоятельно рассказывается, например, в историческом романе А. Весты «Хазарская охота».

Ну и, наконец, последний нюанс. Мы говорили выше, что, если бы Прокопий Кесарийский сведущ был в богословских тонкостях, он бы разглядел, вероятно, в славянских верованиях реликтовое христианство. Так вот, его соотечественник, живший за два века до него, был сведущ. И разглядел.

Иоанна Златоуста (IV в.) называют вселенским святителем. Он широко известен как создатель трактата «Против иудеев», показывающего, откуда НЕ произошло христианство, и начинающегося словами: «Тяжкая болезнь вызывает язык наш к ее врачеванию – болезнь, поразившая тело Церкви». (Ересь евионитов пускала тогда еще лишь только робкие корешки, но прозорливый святой немедленно ощутил, какую представляет она опасность для будущего христианской церкви.) Гораздо меньше обращают внимания, что Иоанном же Златоустом отмечено вскользь и то, с какой духовной традицией христианство сродно воистину[12]12
  Впрочем, роль Иоанна Златоуста в отстаивании подлинных корней христианства не ограничивается одной фразой. Вселенский святитель был деятельным последователем Оригена, который сохранил воспринятое от самих апостолов чисто ведическое учение о перерождении (реинкарнации).


[Закрыть]. Это всего лишь фраза из бесед на Евангелие от Матфея: «Скифы и сарматы, переводя Святое Писание каждый на свой язык, философствуют о сих словесах».

Краткая, но какая емкая фраза. Она содержит ответы на два вопроса, по поводу которых сегодня столько ломают копий. Причем отмечены оба походя, как само собой разумеющееся. «Переводя Святое Писание каждый на свой язык» – вот вам и «не было» у славян письменности до Кирилла и Мефодия! «Философствуют о сих словесах» – совсем не похоже, что речь идет о каких-то новообращенных варварах. Напротив, перед нами прямая констатация наличия у «скифов» уже в IV веке развитого христианского богословия.

Кстати, если бы у славян уже в первые века не существовало развитого христианского богословия, как объяснить нижеследующие факты?

На первом же Вселенском соборе, который состоялся в Никее в 325 году, присутствовали, как отмечает историк христианской церкви А. В. Карташев, епископы с Питиунта (Пицунды), из «Боспорского царства» (Керчь) и «Великой Скифии» (Русь). Из Скифополя же, который представлял собой древнейший культурный центр скифов в Палестине, прибыла делегация во главе с епископом Патрофилем. (Для сравнения: Рим делегировал на собор только двух пресвитеров.) Некоторые утверждают, что даже обсуждали на этом первом соборе, как именовать веру: христианство или же астианство (астинианство)? Поскольку многие христиане приветствовали друг друга идущим от апостолов «радуйтесь!», которое звучит на санскрите как «свасти аста!» (благо всем!). Именно поэтому свастика – древнейший индоарийский знак солнечного света и блага – присутствует на раннехристианских мраморных надгробиях катакомб Рима.

Так продолжалось и в последующие века, потому что и «на VI Вселенском Константинопольском соборе (680 год) заседали и подписали этот собор славянские епископы» – свидетельствует Егор Классен в книге «Древнейшая история Славян и Славяно-Руссов» (1854). И в этой же книге сказано, что в 765 году «был Константинопольским патриархом Никита – славянин родом».

28 декабря 2008 г.