Текст книги "Танкист на «иномарке»"

«Охота с борзыми»

Не знаю, кто первый назвал этим охотничьим термином выработанный «эмчистами» способ борьбы с тяжелыми немецкими танками, но не от хорошей жизни нам пришлось прибегнуть к нему. Дело в том, что в огневом противоборстве возможности танков сторон были неравными. На «Тигре» стояло 88-мм орудие, на «Пантере» – длинноствольная 75-мм пушка. На «Шерманах» стояло 75-мм орудие с относительно низкой начальной скоростью снаряда, что делало 85-100-миллиметровую лобовую и башенную броню танков противника практически неуязвимой для наших «болванок».

26 января сорок четвертого года началась Корсунь-Шевченковская операция двух Украинских фронтов. Недавно созданная 6-я танковая армия, в которую входил и 5-й механизированный корпус, из района севернее Тыновки наносила удар в юго-восточном направлении на Звенигородку. Ей навстречу наступала 5-я гвардейская танковая армия соседнего фронта. Во взаимодействии со стрелковыми соединениями этим танковым армиям предстояло окружить значительные силы неприятеля в Корсунь-Шевченковском выступе.

С утра 27 января 233-я танковая бригада – костяк передового отряда корпуса – получила задачу: не ввязываясь в затяжные бои за отдельные опорные пункты противника, прорваться в Звенигородку, где и замкнуть кольцо окружения. К этому времени я занимал должность начальника артиллерийского обеспечения первого батальона.

В середине дня первый танковый батальон бригады с десантом на броне вышел на подступы к крупному и важному в оперативно-тактическом отношении населенному пункту Лысянка. Противник, понимая ключевое значение этого опорного пункта, сосредоточил для его удержания батальон пехоты, усиленный пятью танками «Тигр».

Районный центр Лысянка расположен в низине, обрамленной холмами. Именно на них укрепились немцы, прикрыв многослойным огнем дорогу и примыкающие к ней возвышенности. Балкам и оврагам обороняющийся внимания почти не уделил, считая, что раскисшее от ненастья дно и склоны непригодны для действий танков.

Для того чтобы овладеть Лысянкой, прежде всего надо было выбить танки противника, а с пехотой разделаться будет значительно легче. Выполнение этой задачи пришлось вести практически под проливным дождем.

Командир батальона капитан Николай Маслюков принял решение создать отвлекающую группу из двух танковых взводов, которые должны были атаковать противника вдоль шоссе, а ударной группе, взводу младшего лейтенанта Михаила Приходько, приказал, двигаясь по склону одной из обширных балок, выйти во фланг «Тигров». В этот замысел вложена модель «охоты с борзыми»: с фронта собаки дразнят волка, а с боков заходят несколько псов, чтобы напасть…

Для достижения внезапности в этой атаке командир приказал соблюдать радиомолчание. Работали радиостанции только командира батальона и двух взводов, наступающих вдоль дороги.

Внимательно всматриваясь в окружающую местность, Приходько не замечал ничего, кроме мокрого кустарника да изредка мелькавших невысоких деревьев. «Эмча» его взвода «крались» на низких оборотах двигателей, избегая движения по одной колее, чтобы не засесть в раскисшем черноземе. Встречный ветер швырял в лицо крупные капли дождя, относя шум работающих моторов за корму, что, конечно, способствовало скрытности действий. Сегодня погода была явно на нашей стороне. Позади остались сотни метров трудного пути, когда командир взвода заметил впереди бугорок – над землей возвышалась натянутая небольшая плащ-палатка. Она шевельнулась. Из-под брезента вылез немецкий солдат и уставился на головной танк, явно не понимая, чей он: свой или чужой. Механик-водитель, не мешкая, бросил «Шерман» на вражескую позицию и вмял солдата и его накрытый брезентом пулемет в землю, бесшумно уничтожив боевое охранение противника. Повезло!.. Однако за пеленой дождя основные силы противника были невидны. Приходько доложил комбату о встрече с охранением неприятеля. И получил команду: «Остановиться!» Отвлекающая группа вдоль дороги начала энергичную «дразнящую» атаку, стараясь полностью приковать внимание обороняющегося к себе и тем самым облегчить выполнение задачи экипажами Приходько. В это время где-то в вышине сильный порыв ветра разметал тяжелую пелену облаков, дождь на какое-то время прекратился. В прицел Приходько увидел перед собой в семистах метрах две немецкие машины, орудия которых «сторожили» дорогу, готовые в любую секунду встретить убийственным огнем наши атакующие с фронта танки. Два «Шермана» его взвода стояли уступом и могли, не мешая друг другу, без промедления открыть огонь. Пушки уже давно заряжены бронебойными снарядами. «Твой „Тигр“ – правый, мой – левый. Огонь!» – скомандовал Михаил.

Правый «Тигр» загорелся, а левый «Тигр» только вздрогнул от попадания болванки. Приходько крикнул командиру орудия: «Добивай!» Второй бронебойный снаряд сделал свое дело – танк окутался черным дымом. Немецкие танкисты стали выпрыгивать из машин под пулеметные очереди «Шерманов». Попав под удар с двух сторон, противник, отстреливаясь, стал отходить к югу. Спустя десять минут передовые танки батальона Маслюкова во взаимодействии с десантниками ворвались на вражеские позиции. Внизу раскинулась Лысянка…

Участвуя в отражении попыток противника вырваться из Корсунь-Шевченковского «котла», «эмчисты» применяли и другой способ борьбы с тяжелыми вражескими танками. В каждом взводе на одного атакующего «Тигра» выделялось два «Шермана». Один из них, подпуская немецкий танк на 400–500 метров, бил бронебойным снарядом по гусенице, другой – ловил момент, когда целая гусеница разворачивала «крестатого» бортом, и посылал ему в топливные баки болванку.

«Психическая» атака

У каждого офицера на фронте был свой «звездный» час. Для капитана Николая Маслюкова это был бой за Лысянку, ставший пиком его командирского таланта. Несомненно, и в других боях ярко блеснуло бы дарование комбата, но до смерти ему «оставалось четыре шага». Погибнет Маслюков в 13 часов 28 января сорок четвертого года в Звенигородке. Куда мы так настойчиво пробивались.

…Буйство непогоды продолжалось. Небольшого ее просветления хватило только для овладения важными высотами на подступах к Лысянке. Затем полил еще более сильный дождь, а с наступлением сумерек повалил обильный мокрый снег. Хочешь не хочешь – этот опорный пункт противника придется брать ночью…

В то время как экипажи пополняли «Эмча» боеприпасами, Николай Маслюков собрал командиров рот и командиров танков. Обрисовал сложившуюся ситуацию, предстоящий ночной бой в населенном пункте, выслушал мнения подчиненных. Все склонялись к одному: атаковать Лысянку незамедлительно, ведя огонь с ходу. Капитан, согласившись с мнением офицеров, предложил включить фары и на полную мощность сирены («Эмча» имели небольшие, но довольно мощные фары и сирену, при включении которой даже у знающих ее «голос» танкистов начинали мурашки бегать по спине).

Прошли годы и годы, а картина той необычной атаки со всеми ее подробностями стоит перед глазами… Яркий свет фар выхватывал из темноты дорогу, прилегающие к ней поля, дома, деревья, ослеплял вражескую пехоту и артиллерийскую прислугу. Плыл в ночи мощный рев сирен, бьющий по барабанным перепонкам, тяжелым грузом давящий на мозг… Огонь противника, вначале довольно плотный, начал ослабевать. «Психическая» атака приносила плоды.

Экипажи «Шерманов» с первых минут атаки открыли интенсивный пушечно-пулеметный огонь, а когда упорство противника заметно ослабло, Маслюков строго приказал: «Беречь боеприпасы! Давить гусеницами!»

Каждый командир взвода и танка, немного высунувшись со своего люка, хорошо видел освещенное расположение неприятеля. И по внутреннему переговорному устройству подавал команды механику-водителю, направляя «Эмча» на обнаруженную цель. Автоматчики-десантники перебегали рядом, оберегая «своего» «Шермана» от фаустпатронников… Трещали станины противотанковых пушек. Многотонная масса «американца» легко подминала под себя минометы и пулеметы обороняющегося противника, а влажная мягкая земля без особого сопротивления принимала их обломки в холодные объятия…

Без потерь наш батальон и подоспевший резерв командира бригады – рота автоматчиков – овладели Лысянкой. До города Звенигородки осталось два десятка километров.

Огонь по… своим

Весной сорок четвертого года в труднейших условиях распутицы, когда толщина вязкого слоя черноземного грунта достигала на всех дорогах почти полуметра, шла Уманьско-Батошанская наступательная операция. Части 5-го механизированного корпуса после девятидневного наступления по этой непролазной грязи 15 марта освободили Вапнярку, открыв тем самым возможность стремительного продвижения на юг – к Днестру. Поскольку колесные машины увязли, то в полной мере воспользоваться этой возможностью могли только танки… Во всех бригадах корпуса на «Шермана» и самоходные артиллерийские установки был посажен десант в составе 4–5 автоматчиков во главе с сержантом, а кое-где и с офицером, погружены 2–3 ящика боеприпасов и 1–2 бочки горючего. Такая немалая нагрузка резко снижала маневренность танков и самоходок, но в сложившейся ситуации иного выхода не было, поскольку весь автотранспорт пришлось бросить в районе Вапнярки до подсыхания дорог…

Семнадцать «Шерманов» 45-й механизированной бригады под командованием майора Трошина получили приказ скрытно подойти к городу Могилев-Подольский и отрезать неприятелю пути отхода за реку Днестр.

Танки лейтенанта Евгения Шапкина и младшего лейтенанта Юрия Орехова, находясь в боковом охранении, подходили к городу по длинному оврагу с отлогими склонами, с трудом передвигаясь по раскисшему вязкому грунту. На одном из поворотов лога танк Шапкина застрял. Десантники сразу же спешились и бегом стали выдвигаться, чтобы занять позиции и прикрыть танки с обоих краев оврага. Машина Орехова подошла к попавшему в беду «Шерману» Шапкина, помощники механиков-водителей быстро накинули на крюки буксирные тросы. Юрий, стоя впереди своей «Эмча», руками подавал команды механику-водителю. Буксировка началась. Вдруг десантники, поднявшиеся на левый гребень оврага, закричали: «Немцы!» И тут же открыли автоматный огонь, отходя к своим танкам.

Экипажи мгновенно заняли боевые места. Успели впрыгнуть в башни «Эмча» и прибежавшие танкодесантники левой группы охранения. А вскоре около ста пятидесяти немецких солдат и офицеров подошли к «связанным» танкам на бросок гранаты. Стрелять по ним было уже поздно… Спустя секунды фашисты, словно муравьи, облепили «Шермана». Замазали грязью смотровые щели, залепили черноземом прицельные отверстия в башне, полностью ослепив экипаж. Стучали по люкам, пытались их открыть штыками винтовок. И все горланили: «Рус, капут! Сдавайтися!»

Правая группа охранения, отстреливаясь, стала отходить к шоссейной дороге. Потеряв двух человек убитыми и трех ранеными, с огромным трудом ей все же удалось достичь магистрали. К счастью, здесь солдаты увидели две приближающиеся боевые машины «Катюш». Их командир, гвардии младший лейтенант Иван Кривцов, выслушав рассказ автоматчиков, не стал мешкать, приняв решение дать залп по противнику, облепившему танки. Ничего другого предпринять было невозможно. Подавляющее превосходство было на стороне неприятеля, а промедление грозило гибелью танкистов. «Катюши» передними колесами быстро спустились в кювет и дали залп прямой наводкой. Яркие огненные стрелы с шипением и свистом устремились в лощину. Через мгновение ослепительное пламя заплясало вокруг «Эмча». Когда дым от взрывов ракет рассеялся, танки стояли, на первый взгляд, невредимыми, только корпуса и башни были покрыты густой копотью. По уцелевшим фашистам, разбегавшимся в разные стороны, открыли огонь танкисты. В это время подошли тыловые подразделения 233-й танковой бригады. Солдаты-обеспеченцы в короткой атаке разогнали немцев, захватив около сорока пленных.

…В открывшихся люках освобожденных танков показались «эмчисты». К ним подбежали бойцы. «Как себя чувствуете после такой огненной „купели“?» – спрашивали они наперебой. Шапкин только развел руками, потом показал на уши и, помолчав, сказал: «Сто колоколов звонит в голове. Не советую никому из вас попадать под такую обработку. Даже укрывшись броней танка».

Подошел Иван Кривцов. Извинился за… удар по своим. В сложившейся опаснейшей ситуации другого выхода не было. Евгений Шапкин обнял и расцеловал офицера-артиллериста. «Спасибо, дружище, за выручку! Немного не по себе от вашей работы, но что поделаешь. На войне всякое бывает».

Исправив повреждения гусениц, выкинув обгоревшие брезенты, «Эмча» ушли на Могилев-Подольский.

Но бывали и другие, трагические, эпизоды, связанные с открытием огня по своим.

Спас-Демьянская операция проводилась с 7 по 20 августа 1943 года с целью уничтожения противника и создания условий для дальнейшего наступления на Рославль. Эта операция являлась частью Смоленской наступательной операции.

7 августа 1943 года силы 10-й гвардейской и 33-й армий перешли в наступление. Однако не смогли с ходу прорвать основную линию обороны немцев. 10 августа силы 10-й армии перешли в наступление в районе города Киров и на второй день продвинулись на десять километров в глубь обороны противника, охватывая немецкую группировку с юга, что заставило немецкое командование 12 августа отвести войска из Спас-Демьянского выступа. На следующий день наши войска освободили Спас-Демьянск.

В этой операции командование предполагало использовать 5-й механизированный корпус в полосе наступления 10-й гвардейской армии, однако 11 августа командующий Западным фронтом генерал-полковник В.Д. Соколовский направил корпус на поддержку 10-й армии с целью развития ее успеха. 12 августа подразделения корпуса, совершив 90-километровый марш, сосредоточились северо-западнее Кирова.

Два события заставляют меня отчетливо помнить день 13 августа 1943 года: крещение огнем (моя первая встреча с противником) и трагедия, развернувшаяся на моих глазах, когда наша противотанковая артиллерия расстреляла свои танки. Второй раз быть свидетелем гибельного дружественного огня мне пришлось в январе 1944 года в селе Звенигородка, когда встретились танки 1-го и 2-го Украинских фронтов, замкнувших кольцо окружения вокруг Корсунь-Шевченковской группировки немцев.

Эти трагические эпизоды произошли в силу незнания многими солдатами и офицерами того, что на вооружении наших частей стояли танки иностранного производства (в первом случае английские «Матильды», а во втором – американские «Шермана»). Как в первом, так и во втором случае они были приняты за немецкие, что привело к гибели экипажей.

Раннее утро. Наша 233-я танковая бригада сосредоточилась в смешанном лесу с вечера 12 августа. Первый батальон бригады растянулся по его западной опушке. Моя первая рота находилась на его левом фланге в 200 метрах от проселочной дороги, за которой простиралось гречишное поле.

Линия фронта проходила примерно в двух километрах от нас по реке Болва. Оттуда слышался все нарастающий гул развернувшегося сражения. К сожалению, мы не имели информации о событиях на передовой, однако примерно через час звуки боя стали быстро приближаться. Стали слышны пулеметные и автоматные очереди. По дороге проскочила батарея противотанковых 76-мм пушек и с ходу развернулась, заняв позиции на гречишном поле, левее леса, занятого танками бригады, таким образом перекрыв открытое пространство между двух выступов леса. Артиллеристы быстро замаскировали орудия гречихой, подготовив их к отражению возможной танковой атаки.

Я, молодой зеленый лейтенант, нервничал. Неизвестность всегда вызывает тревогу. Мы продолжали сидеть в наших «Матильдах», вслушиваясь в звуки проходящего боя и постоянно поглядывая в сторону передовой. Над ней появились немецкие пикировщики и, сделав круг, пошли в атаку. Серия взрывов бомб разорвала воздух. Зенитки открыли огонь, и один из бомбардировщиков, получив прямое попадание снаряда, рухнул на землю.

Через час я и мои подчиненные увидели примерно в 900 метрах впереди бегущих солдат, которые явно намеревались укрыться в лесу. Некоторые из них были вооружены, большинство же было без оружия. Не надо быть военным гением, чтобы понять, что пехотное соединение, не выдержав немецкой атаки, в панике оставило свои позиции. Впервые я видел подобное зрелище и совершенно не представлял, что делать в такой ситуации. Буквально через несколько минут я получил категорический приказ стрелять по отступающим войскам. Я не мог поверить своим ушам. Как я могу стрелять по своим? Командир батальона подбежал к моему танку и, обматерив меня, еще раз приказал открыть огонь из пулеметов по отступающей пехоте. Ломающимся голосом я приказал: «Первый взвод, открыть огонь поверх голов пехотинцев. Второй взвод, поставить заградительный огонь перед отступающими!»

Принятое решение пришло ко мне неожиданно, хотя, возможно, я и читал о том, что можно создать ситуацию, которая заставит бегущих солдат залечь. Это даст им время прийти в себя, осмотреться и в конце концов понять, что происходит. Несомненно, что после этого командирам не составит труда вернуть их на позиции.

Шесть установленных коаксиально пулеметов «Брен» одновременно открыли огонь. Поток трассирующих пуль просвистел над охваченными паникой солдатами. Он прошел высоко над их головами, постепенно снижаясь, прижимая их к земле. Перед отступающими выросла завеса заградительного огня, хорошо видная по срезанным побегам гречихи и облачкам пыли, поднимаемым пулеметными очередями. Попадание в эту зону означало быструю и неизбежную смерть. Пулеметы продолжали стрелять, и свинцовый поток их пуль не оставлял солдатам другого выбора, как залечь.

Не прошло и нескольких секунд, как солдаты, как и требовалось, залегли. Я приказал прекратить огонь. Наступила тишина, но через пару минут несколько солдат вскочили и опять попытались бежать в нашу сторону. Пулеметы первого взвода несколькими короткими очередями уложили их на землю. Похоже, до пехотинцев дошло, что еще один шаг в сторону тыла будет означать для них смерть, и больше попыток встать и побежать они не делали. Вскоре появились пехотные командиры, которые несколькими короткими командами подняли лежащих на поле солдат и повели их обратно к реке, на занимаемые позиции. Как мы выяснили позднее, на поле остались лежать семь солдат, принявших позорную смерть от нашего пулеметного огня.

Я находился на грани нервного срыва, а моя голова раскалывалась от боли. Врагу не пожелаешь того, что пережил я, волею судьбы и по приказу Сталина выполнив роль заградительного отряда. Прошло уже более шестидесяти лет, а память об этом эпизоде до сих пор болью отзывается в моем сердце.

Пополняя боеприпасами свои танки во второй половине того же дня, мы работали в полной тишине. Слова застряли в горле, не было слышно обычных шуток и смеха.

А вскоре новый удар. Второе потрясение. Что за день выдался? Пришла, с таким опозданием, информация об обстановке на рубеже реки Болва. Оказывается, противник значительными силами нанес контрудар, сбросив наши стрелковые части, недавно форсировавшие водную преграду в реку. Контратакующий не только ликвидировал наш небольшой плацдарм, но и сумел захватить участок на его восточном берегу. Поэтому и побежали наши пехотинцы.

Наше командование привлекло 2-ю механизированную бригаду 5-го мехкорпуса для ликвидации прорыва. К 17 часам бой вспыхнул с новой силой. Штурмовики нанесли по гитлеровцам бомбово-штурмовой удар, артиллерия произвела огневой налет. Мотопехота и танки 2-й мехбригады атаковали вражескую оборону, наступая вдоль реки с севера на юг.

Внезапное появление на этом участке фронта советских танков, стремительность их действий не замедлила сказаться. Противник, поняв нависшую угрозу отсечения его подразделений, находившихся на восточном берегу, от основных сил, начал отвод живой силы и огневых средств на западный берег, но времени неприятелю не хватило. Только незначительному количеству обороняющихся войск удалось уйти, а основные силы гитлеровцев были разгромлены и пленены…

2-я бригада получила приказ на возвращение в ранее занимаемый район. Ее командир приказал подразделениям следовать самостоятельно в пункты прежней дислокации, не выстраиваясь в общую походную колонну. Вполне целесообразное распоряжение, позволяющее значительно сэкономить время. Тем более что данный маневр совершался на расстояние всего 2–3 километра. Рота старшего лейтенанта Князева при нанесении контратаки находилась на левом фланге боевого порядка танкового полка. Для нее самым коротким являлся путь через гречишное поле, то есть мимо позиции артиллеристов и нашего расположения. Именно этим ближайшим путем и повел комроты своих подчиненных. Три головные «Матильды» показались из-за небольшого бугорка и пошли прямо по полю. Через несколько секунд две машины загорелись, встреченные залпами нашей противотанковой батареи. Три человека из моей роты кинулись к пушкарям. Пока они до них добежали, последние успели произвести второй залп. Третья «Матильда» остановилась с развороченной ходовой частью. Экипажи роты Князева не остались в долгу. Открыв ответный огонь, они уничтожили два орудия вместе с их расчетами. Мы начали пускать зеленые ракеты, служившие сигналом «свои войска». Противотанкисты прекратили стрельбу. Смолкли и танковые пушки. Взаимный огневой обмен дорого обошелся сторонам: 10 погибших, три танка вышли из строя, уничтожены два орудия.

Английский танк «Матильда». Юго-Западный фронт. Апрель 1942 г.

Командир артиллерийской батареи не находил себе места. Какой позор для его подразделения: приняв «Матильды» за вражеские танки, расстреляли своих! То, что расчеты не имели силуэтов появившихся здесь иномарок, явилось огромным упущением вышестоящих штабов.

…28 января сорок четвертого года. В 13 часов в центре Звенигородки состоялась встреча танкистов 1-го и 2-го Украинских фронтов. Цель операции была достигнута – окружение крупной группировки противника в Корсунь-Шевченковском выступе завершилось.

Для нас – «шерманистов» первого батальона 233-й танковой бригады – радость этого большого успеха оказалась омраченной. Погиб комбат капитан Николай Маслюков. Прекрасный опытный офицер, обаятельный человек. А было это так: с северо-запада к городу, пробившись через оборонительные позиции неприятеля, преодолев восьмидесятикилометровое расстояние по размокшим черноземным полям и дорогам, подошли шесть «Шерманов» – остатки первого батальона. Небольшое пехотно-артиллерийское прикрытие большака, ведущего в Звенигородку, было сметено шквальным пушечным огнем. Снарядов не жалели. Обстановка требовала быстрейшего выхода на конечный рубеж наступления.

Ворвавшись в город, Маслюков направил свои танки вместе с автоматчиками по двум параллельным улицам, чтобы атаковать гитлеровцев на более широком фронте, а не на одном направлении.

Его танк и две машины взвода младшего лейтенанта Петра Алимова выскочили на центральную городскую площадь. С противоположной стороны сюда же мчались два «Т-34» 155-й бригады 20-го танкового корпуса 2-го Украинского фронта. Маслюков обрадовался: соединение передовых подразделений войск, идущих друг другу навстречу, состоялось. Их разделяло расстояние не более 800 метров. Комбат-1 начал докладывать обстановку на этот час командиру бригады. И на полуслове связь оборвалась…

Бронебойный 76-миллиметровый снаряд, выпущенный одной из «Т-34», прошил борт «Шермана». Танк загорелся. Погиб капитан, два члена экипажа были ранены. Разыгравшаяся драма – прямой результат неосведомленности «тридцатьчетверочников»: они не знали, что на вооружении частей соседнего фронта имеются танки-«иномарки». Посчитали их за немецкие – и начали расстреливать. А ведь требовалось совсем немногое – сообщить танкистам 2-го Украинского фронта о том, что им на встречу движутся «иномарки», и дать им фотографии или рисунки М4А2. И не было бы той беды, которая стряслась.

В происшедшей трагедии повинны и сами «шерманисты». Им следовало бы, увидев «Т-34», немедленно, не после случившегося, дать опознавательный сигнал – две красные ракеты… Говорят: «Если бывалый фронтовик (а таким был Маслюков) допускает промашку, то уж, во всяком случае, немалую». Она стоила ему жизни…