Текст книги "Танкист на «иномарке»"

«Коктейль» для «Шерманов»

С 20 по 29 августа сорок четвертого года части 5-го механизированного корпуса 6-й танковой армии в составе войск 2-го Украинского фронта участвовали в Яссо-Кишиневской наступательной операции. За это время танкисты преодолели расстояние в 350 километров, покрывая от 35 до 75 километров в сутки. Отрыв танковых частей от общевойсковых соединений нередко достигал 60–80 километров…

В столь стремительных и напряженных боях танки «Шерман» подверглись таким тяжелым испытаниям, которые сложно смоделировать на самом строгом испытательном полигоне. Вдвойне тяжелее было их экипажам, но они не согнулись, выдюжили!

233-я танковая бригада совместно с другими частями корпуса была введена в бой во второй половине дня 20 августа. К исходу дня мы вышли к третьей полосе обороны противника, проходившей по хребту Маре, бой за который продолжался всю ночь. С утра следующего дня подразделения бригады начали продвижение в направлении Васлуй и далее на Бырлад, а в это время в тылу наступающих соединений складывалась довольно непростая ситуация. Часть немецко-фашистской группировки, окруженной северо-восточнее Куши, вырвалась из «котла» и, продвигаясь в юго-западном направлении, перерезала дороги, ведущие к линии фронта, уничтожив несколько наших тыловых учреждений и штабов.

До нас дошли тревожные вести – на скорое поступление горючего и боеприпасов не рассчитывать! А приказ командования требовал увеличить темп продвижения на помощь восставшим в Бухаресте. Патронов к стрелковому оружию – мало, снарядов к танковым орудиям – половина положенной нормы, дизтопливо – на исходе. Картина, одним словом, не из радостных…

На подступах к Бырладу 233-я бригада с ходу разгромила два пехотных батальона, имевших задачу занять оборону на выгодном рубеже, прикрыв город с севера. Были взяты богатые трофеи: оружие, продовольствие. Старший лейтенант Иван Якушкин приказал каждого танкодесантника дополнительно к штатному ППШ вооружить немецкими автоматами. Взять к ним не менее 300 патронов на ствол, а свои боеприпасы беречь! Так же поступили и другие подразделения бригады.

Решив вопрос с вооружением десантников, оставалось решить не менее важную проблему – где взять горючее. Дизельного топлива в Бырладе не было. Нашли только бензин и керосин. Иван Якушкин предложил командиру батальона майору Григорию Городилову подготовить для танков «коктейль» в пропорции – на ведро бензина два ведра керосина и попробовать на одной машине…

Заправили такой смесью танк младшего лейтенанта Константина Степанова, «Шерман» прошел по кругу около двух миль – результат обнадеживающий. Только мотор быстрее перегревался, а раз так, то в ходе движения потребуются более частые остановки для охлаждения дизелей.

Вскоре все танки были заправлены этим «коктейлем» и пошли вперед, на Бухарест.

Боезапас – брать про запас!

Вынесенный в заголовок каламбур – не игра слов. Это кредо танкистов, железный закон, которым руководствовались перед глубокой наступательной операцией. А таковыми были все, проведенные на зарубежных территориях юго-востока и центра Европы (Яссо-Кишиневская, Будапештская, Венская и Пражская). Мы были уверены, что, прорвавшись глубоко в расположение противника, найдем там и продукты, и горючее (хотя бы суррогатное, как в приведенном выше примере), а вот боеприпасы – нет. А без них танк не грозная сила, а так – металлолом. Боекомплект «Шермана» состоял из 71 снаряда, и еще штук 30–40 брали дополнительно. Хотелось бы захватить побольше, но нельзя. Не следует забывать, что М4А2 «нес» на себе не только снаряды, но и дополнительные топливные бачки и около 10 танкодесантников, которым требовалось создать нормальные условия для размещения, чтобы не потерять по дороге. Самое же главное требовалось обеспечить башне круговой поворот для стрельбы…

В боях на Правобережной Украине в конце сорок третьего – начале сорок четвертого года мы еще только привыкали к недавно полученным «Шерманам». Изучали их положительные и отрицательные качества. Что касается снарядов, то они «проявили» себя с самой лучшей стороны, будучи прекрасно упакованными в картонные пеналы и связанные по три штуки. Главное, что в отличие от снарядов «Т-34-76» при возгорании танка они не детонировали.

Выяснилась эта особенность снарядов «Эмча» вот при каких трагических обстоятельствах. Февраль сорок четвертого года. В конце прошедшего месяца завершилась операция по окружению Корсунь-Шевченковской группировки противника. Вторые сутки шли непрерывные ожесточенные бои на направлении Ризино – Лысянка. Мощным танковым ударом враг стремился сокрушить обороняющиеся войска 6-й танковой армии и 47-го стрелкового корпуса и прорваться к попавшим в «котел» своим соединениям.

Как я уже говорил, в этот период я занимал должность начальника артиллерийского снабжения первого батальона 233-й танковой бригады. К обязанностям моей службы относился ремонт вооружения танков и обеспечение их всеми видами боеприпасов. Делать последнее было нелегко, учитывая состояние дорог, превратившихся в болота. Подвоз боеприпасов (2–3 рейса в сутки) выполняла «полуторка», которую приходилось многие километры толкать, десятки раз вызволяя из «объятий» раскисшего грунта.

Раннее утро 13 февраля. Наконец, притолкали, притащили, можно сказать, принесли на себе автомашину с боеприпасами. «Шерманисты» очень обрадовались, поскольку в танках осталось по 7-10 снарядов и по сотне патронов, а грядущий день наверняка будет еще напряженней минувшего. Гитлеровцы, не считаясь с потерями, рвались на север к своим окруженным войскам, при неудаче на одном направлении немедля перенося усилия на другое. В их атакующем эшелоне находились только «Тигры» и пехота на бронетранспортерах. Одним словом, высокоманевренные подразделения и части…

От «Шермана» к «Шерману» колесила полуторка. Экипажи быстро перебрасывали снаряды и ящики с патронами из кузова автомашины на жалюзи моторного отделения. Потом они раскупорят артвыстрелы, откроют «цинки» и погрузят в башню на их штатные места. Мы спешим к последнему танку младшего лейтенанта Алексея Васина. Пополним его – и, не задерживаясь, в обратный трудный рейс. В это время совершенно неожиданно из-за длинной возвышенности выползли четыре «Тигра». Их никто сначала и не заметил, будучи занятыми разгрузкой боеприпасов. И только сверлящий звук выпущенной противником «болванки» заставил всех встрепенуться. В этот момент последовал сильный удар в корму «Шермана». Огонь моментально объял мотор.

Танкисты и артснабженцы с М4А2 посыпались на землю. Второй вражеский снаряд превратил «полуторку» в костер. Погиб ее шофер младший сержант Юрий Удовченко, пытавшийся увести машину из-под огня. Экипаж танка кинулся тушить пожар. Мы бросились помогать «шерманистам», и тут серия разрывов неприятельских мин легла недалеко от танка. Осколком был тяжело ранен механик-водитель… Через мгновение может последовать второй, более точный минометный залп. Ведь все мы, восемь человек, как на ладони. Кругом чистое поле – рядом ни кустика, ни овражка, куда можно было бы спрятаться. Одно укрытие – под горящим танком. Подаю команду: «Под машину!» Вовремя забились под его носовую часть. Разрыв за разрывом подняли черные султаны земли в одном-полутора метрах от «Шермана». Будь мы с ним рядом, наверняка погибли бы.

Итак, целая группа офицеров и сержантов была загнана в тупик: если мы побежим, то нас убьют минометчики, если останемся – огонь доберется до башни и взрыв боеукладки разметет танк и нас вместе с ним. И в том и в другом случае исход один – смерть. В этом я был на сто процентов уверен, насмотревшись на «тридцатьчетверки», боеукладка в которых сдетонировала от пожара.

В летних боях сорок второго года машина моего друга по танковому училищу командира роты лейтенанта Петра Тунина была подожжена. Два члена экипажа погибли, два были ранены. Тунин, истекая кровью, пытался подальше отползти от пылающей «тридцатьчетверки»… Их разделяло 15–20 метров, когда произошел взрыв снарядов в башне. Куски брони полетели в разные стороны. Один из них настиг Тунина… Позже уже холодное тело офицера подобрали в борозде на гречневом поле. Выяснилось, что увесистый осколок металла раскроил ему череп… Я уже сказал, что мы еще только осваивали недавно полученные американские танки и поэтому новую для нас технику мерили своим аршином по опыту службы на отечественных машинах.

Мы, плотно прижавшись друг к другу, лежали под все более раскаляющимся днищем танка и ждали взрыва боеукладки в башне и снарядов на моторном отделении. Пройдет немного времени, и на нашей земле появится еще одна братская могила…

Огонь давал о себе знать. У тех, кто был ближе к моторной части, начали дымиться комбинезоны. Мы вертелись под танком, терлись о землю, пытаясь покрыть одежду слоем грязи как дополнительной защитой. Один из танкистов, не выдержав испытание огнем, выскочил «на волю». Два разрыва мин – и он распластался на пашне. Шансов убежать нет. Начали срабатывать боеприпасы на автомашине: глухой выстрел и шлепок снаряда о землю. Меня удивило, что за этим не последовало взрыва. Подумалось, что это произошло по той причине, что вышибленный снаряд на своей траектории не встретил препятствия и его взрыватель, следовательно, не сработал. Таких благоприятных условий в танке не будет. Наоборот, в боевом отделении для летящего снаряда кругом преграды.

Кульминационный момент приближался. Шипя, огонь ворвался в боевое отделение танка. Люки башни были открыты, что усилило тягу. Температура под днищем М4А2 сразу поднялась на несколько градусов…

Мы прислушивались, стараясь определить, на каком расстоянии от нас идет бой, но он шел на прежнем рубеже, и, следовательно, наш танк все еще находился под прицелом немецких минометчиков. Нестерпимо жарко и страшно под танком, но покидать укрытие нельзя, если не хочешь погибнуть от минометного огня.

Выстрел в башне. Вылетевший из гильзы снаряд прогрохотал по броне, описав несколько кругов, и упал на пол. Тишина… Пока повезло – сработал бронебойный унитар. То ли будет, когда подойдет очередь «стрельбы» осколочным снарядом! Он взорвется сам и непременно вызовет детонацию себе подобных. Вот тут нам всем и каюк!

Прошло еще немного времени. Патронная трескотня в башне усиливалась. Мы на нее уже не обращали внимания… Ждали других звуков. И вот, наконец, громыхнула целая серия артиллерийских выстрелов. Звон, металлический скрежет, но взрывов нет. Тишина! Затем еще и еще залпы. Лязг и снова тишина!

Такое ожидание рокового мига длилось что-то около часа. Огонь продолжал хозяйничать внутри броневого корпуса, артвыстрелы прекратились, детонации так и не последовало. Грохочущая пальбой линия соприкосновения сторон откатывалась все дальше и дальше на юг.

Группа грязных, очумевших от высокой температуры, отравленных угарным газом и потрясенных постоянным ожиданием смерти танкистов выползла из-под дымящего, дышащего жаром закопченного «Шермана». Ноги не держали. Присели… Сеял мелкий дождь. Мы с удовольствием подставили чумазые лица под его охлаждающие брызги и глубоко вдыхали влажный чистый воздух.

До конца войны на западе и в сражении с японской Квантунской армией не было ни одного случая, чтобы у горящего «Шермана» взорвался боезапас. Работая в Военной академии имени М.В. Фрунзе, я через соответствующих специалистов выяснил, что американские пороха были очень высокой очистки и не взрывались при пожаре, как делали наши снаряды. Это качество позволяло экипажам не бояться брать снаряды сверх нормы, загружая их на пол боевого отделения так, что по ним можно было ходить. Кроме того, их укладывали на броню, обертывая в куски брезента, крепко привязывали бечевками к жалюзи и надгусеничными крыльями…

При действиях соединений 6-й (6-й гвардейской) танковой армии в качестве подвижных групп фронтов (Яссо-Кишеневская и Маньчжурская операции) тыловые подразделения передовых бригад всегда двигались со своими танками. Если бригадные подразделения обеспечения находились на удалении 10–15 км от линии боевого соприкосновения, то батальонные – не далее 3–5 км, то есть совсем рядом. В транспортном отделении взвода обеспечения батальона числилось девять «Студебеккеров», три из которых были постоянно загружены снарядами и патронами к обычным и зенитным пулеметам, к личному оружию членов экипажа-автоматам «Томпсон». В сумме на них находилось примерно четверть боекомплекта для оружия «Шерманов» батальона. Это был, образно говоря, «второй эшелон» танкового боекомплекта…

Радиофикация взвода обеспечения КВ-радиостанцией, снятой с подбитой машины, позволяла ему по команде подавать боеприпасы к «Шерманам» в любой нужный момент. При высокоманевренных и скоротечных боевых действиях регламентация по времени или рубежам этого, да и других видов тылового снабжения исключалась и боезапас подразделений пополнялся «по вызову». Как только батальонный запас снарядов и патронов пустел, машины немедленно отправлялись в автотранспортный взвод бригады, в котором было два отделения подвоза боеприпасов по 12 человек и 8 автомашин в каждом, перевозивших 1/4 боекомплекта бригады. Там машины батальона загружались снарядами и патронами и возвращались к себе. Нередко это бригадное подразделение обеспечения само подавало боекомплект на передовую, особенно во время ожесточенных боев. Тогда тыл части как бы «подстраховывал» нижестоящую службу.

По мере уменьшения нормативного запаса в автотранспортном взводе бригады его «Студебеккеры» отправлялись на обменный пункт корпуса и на складе боеприпасов загружались нужным их количеством…

В марте сорок четвертого года при наступлении на город Бельцы боеприпасы передовым батальонам 233-й бригады сбросили на парашютах. Это был единственный случай на нашем 2-м Украинском фронте. Но в условиях распутицы быструю их доставку обеспечить другим способом не представлялось возможным.

И еще несколько аспектов затронутой темы следует подчеркнуть. Службе обеспечения подразделений боеприпасами было вменено в обязанность изымать из подбитых, но не сгоревших танков оставшиеся в них снаряды и патроны и обращать их на пополнение боеспособных танков. Тем самым экономились дорогостоящие материалы и время, уменьшался, пусть и незначительно, пробег автотранспорта. Кроме того, в действующей армии существовали строжайшие указания все снарядные гильзы собирать и сдавать на склады, с которых получали боеприпасы. Конечно, в танках, даже таких просторных внутри, как «Шерман», долго хранить стреляные гильзы экипаж не мог. Как только пушечный гильзоулавливатель наполнялся примерно наполовину, его сразу очищали, выбрасывая гильзы, но не расшвыривали по полю, а складывали в одном месте. По возможности, это делалось организованно в масштабе подразделений – взводов и рот. Служащие транспортного отделения батальона подбирали их и сдавали в автотранспортный взвод бригады. А оттуда – перебрасывались на корпусной склад. И так, по цепочке, в глубь страны. Перед началом Маньчжурской операции нами был также взят сверхнормативный запас патронов и снарядов. Последние тщательно завертывали в брезент и закрепляли на наружной части корпуса «Шермана». При наступлении в пустыне Гоби проблем с дополнительным боезапасом не возникало, поскольку обильная пыль, оседавшая на их обертке, не причиняла вреда. А вот когда подразделения втянулись в южные отроги хребта Большой Хинган и начались ливневые дожди, командиры забеспокоились. Брезентовое покрытие дополнительного боезапаса, конечно, не обеспечивало герметичность. Картонные пеналы стали размокать, и возникла опасность окисления гильз унитаров. Такими снарядами стрелять нельзя, поскольку может не сработать экстрактор, не произойдет выброса стреляной гильзы. Она «запечется» в патроннике. Танкисты вынуждены были принять дополнительные меры защиты – часть снарядов в неразмокшей упаковке перекинули в боевое отделение; оставшиеся – дополнительно укрыли танковым брезентом, сложенным в несколько слоев. После преодоления гор из-за отсутствия горючего части 9-го мехкорпуса задержались в районе города Лубэй. Боеприпасы были почищены и высушены. Танкисты тщательно готовились к возможным боям с японцами в ходе дальнейшего продвижения на юго-восток. Опасения не оправдались, и огонь вести не понадобилось… Немалое количество боеприпасов мы просто перевезли на полторы тысячи километров без надобности.

В кулак собрав…

После Бырлада танки 233-й бригады устремились на юг – к так называемым «фокшанским воротам», образованным горами и рекой. Их необходимо было во что бы то ни стало проскочить с ходу. Гитлеровцы, прекрасно понимая наши намерения, навалились на подразделения бригады с воздуха. А отражать налеты самолетов нечем – перед Яссо-Кишиневской операцией к нам в бригаду пришла партия «Шерманов» без зенитных крупнокалиберных пулеметов.

С утра 25 августа – уже третий налет. В роте Ивана Якушкина повреждено две машины, подожжен автомобиль. Иван Игнатьевич был очень огорчен. Он собрал командиров взводов и танков, пригласил командира танкодесантников. Произвел тщательный анализ действий подчиненных во время атаки вражеской авиации. Подчеркнул, что некоторые экипажи останавливают машины при угрозе непосредственного удара с воздуха, что являлось большой ошибкой, поскольку подвижную цель противнику поразить труднее. Поставил перед всеми вопрос: «Как уклониться от бомб, сброшенных вражеским пикировщиком?» Офицеры молчали, не находя ответа. Иван Якушкин предложил, на первый взгляд, сложный способ действий экипажей в такой ситуации. Подробно разъяснил и даже практически показал, как это делать: «Давайте попробуем. Думаю, получится. Другого выхода я не вижу», – сказал ротный.

Ротная колонна на максимальной скорости движется по шоссе. На броне автоматчики ощетинились вправо и влево стволами трофейных автоматов, готовые в любую секунду открыть шквальный огонь. По обеим сторонам дороги высокая кукуруза. Смотри в оба! Командиры танков, почти по пояс высунувшись из своих башенок, следят за воздухом. Позади осталось еще несколько миль пути. В наушниках зычное: «Воздух!» Все, кто находился на броне, юркнули в башню, а «Шермана», набирая скорость, увеличивают дистанцию между машинами до ста метров. В боевых отделениях танков становится очень тесно, зато автоматчики укрыты от пулеметного огня и осколков авиабомб. Командиры танков держат люк башенки полуоткрытым, чтобы следить за маневрами налетевших самолетов. Внутреннее переговорное устройство работает только на связь между командиром танка и механиком-водителем.

Немецкие бомбардировщики сделали круг и зашли в пикирование. Командир танка видит, как от пикирующего на его машину «Ю-87» отрывается бомба. Она с каждой секундой все ближе, становится крупнее. Офицер, с учетом траектории ее полета, корректирует дальнейшее движение «Шермана», который делает рывок вперед, и бомба ложится за кормовой частью танка; либо сбрасывает скорость и султан взрыва вырастает перед танком. Это, безусловно, опаснейшая «игра со смертью», которая тем не менее в большинстве случаев позволяла сохранить танки и экипажи. Правда, гимнастерки и даже комбинезоны на спине были мокры от пота. «Метод Якушкина», как его окрестили в бригаде, с таким названием он стал известен в других частях корпуса, успешно применялся до конца Великой Отечественной войны. Были тщательно отшлифованы все «этапы» этой схватки, благодаря которой десятки «Шерманов» остались в боевом строю.

«Босоногие»

В годы войны каждая часть действующей армии имела свой несложный «кодовый словарь». К примеру, в 233-й танковой бригаде «семечками» назывались патроны к стрелковому оружию; «огурцами» – снаряды (мины); «заморскими огурцами» – снаряды к пушкам «Шерманов» и т. п.

В конце августа сорок четвертого года этот «словарь» пополнился новым, необычным понятием – «босоногие». Немало волнений оно вызывало у командующего нашей армией и в штабе 2-го Украинского фронта. Пронесшись аж до Москвы, оно, как поговаривали, стало известно самому Верховному Главнокомандующему. Что ж, не исключено, событие произошло архинеобычное, ведь почти 75 % танков-«иномарок» 5-го механизированного корпуса, можно сказать, в одночасье стати небоеспособными. И это в период успешного развития Яссо-Кишиневской операции, когда наступающими войсками с ходу была преодолена река Сирет, а после кратковременного напряженного боя 27 августа прорван и последний серьезный оборонительный рубеж противника – Фокшанский укрепленный район! Танки мехкорпуса вышли на оперативный простор, а тылы, наконец, догнав передовые части, обеспечили их всем необходимым. Август на румынской земле выдался очень жарким. Ни капли дождя не упало на раскаленное, как сковородка, шоссе, покрытую трещинами землю, пыльные полевые дороги.

Танковая бригада вторую неделю в стремительном наступлении. Особенно трудно механикам-водителям и их помощникам. Им командиры старались дать хотя бы 2–3 часа тревожного сна на полу боевого отделения. Другим членам экипажей и такой отдых не позволялся, и они, если удавалось, подремывали на своих штатных местах.

28 августа стал днем рождения большой тревоги. Именно в этот день кем-то было сказано: «Скоро станем „босоногими“. Причиной серьезного беспокойства стала ходовая часть „Шерманов“. По сравнению с „Т-34“ она имела более сложную конструкцию. На каждой стороне „Эмча“ было смонтировано три подвески с двойными опорными обрезиненными массивными катками. На седьмые сутки марш-броска на резиновых шинах в результате постоянного сильного перегрева появились трещины. Экипажи при первой возможности поливали их водой. Ни одной капли „малой нужды“ не проливалось на сторону, только на катки. Однако принимаемые меры предохранения не помогли, и на следующий день лоскуты шин стали покрывать проезжую часть дороги. С каждой пройденной милей „Эмча“ становились все более „босоногими“, а через сутки опорные катки оголились полностью. Металл гусениц скользил по металлу катков. Получились своего рода „со страшным скрипом башмаки“. Эта невероятная „какофония“ была слышна на километры окрест, поставив крест на скрытности действий бригады. Вскоре стало известно, такая же беда пришла и в другие части корпуса. Главная его ударная сила – танки – оказалась основательно „хромой“.

Еще почти сутки мы пытались вести наступление. Перегревались моторы, на некоторых «Шерманах» заклинило катки, и вот 30 августа на подступах к Бухаресту нам была дана команда: «Стой!» К вечеру подвезли катки. Их, как говорили, самолетами доставили из Москвы… Три дня экипажи совместно с бригадными, корпусными и армейскими работниками переобували «Эмча», а затем пошли маршем на север – в Трансильванию…