Электронная библиотека » Дмитрий Мамин-Сибиряк » » онлайн чтение - страница 34

Текст книги "Хлеб"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 15:46


Автор книги: Дмитрий Мамин-Сибиряк


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Шрифт:
- 100% +
IX

Стоял уже конец весны. Выпадали совсем жаркие дни, какие бывают только летом. По дороге из Заполья к Городищу шли три путника, которых издали можно было принять за богомолов. Впереди шла в коротком ситцевом платье Харитина, повязанная по-крестьянски простым бумажным платком. За ней шагали Полуянов и Михей Зотыч. Старик шел бодро, помахивая длинною черемуховою палкой, с какою гонят стада пастухи.

– Слава богу, тепло стоит, – повторял Полуянов, просматривая по сторонам зеленевшие посевы. – И травка и хлебушко растут. Скотина по крайней мере отдохнет.

– Много ли ее осталось, этой скотины? – спрашивал Михей Зотыч. – Которую прикололи и сами съели, а другую пораспродали.

Странники внимательно осматривали каждое поле и оценивали его. Редко где попадалась хорошая пахота, и зерно посеяно кое-какое и кое-как. Не хватало лошадей на настоящую пахоту, да и пахали голодные руки. В большинстве случаев всходы были неровные, островами и плешинами, точно волосы на голове у человека, только что перенесшего жестокий тиф. И трава росла так же, точно не могла собраться с силами. Впрочем, ближе к реке Ключевой, где разлеглись заливные луга, травы были совсем хорошие. Любо было смотреть на эту зеленую силу; река катилась, точно в зеленой шелковой раме. Дорога была пыльная, и Харитина уже давно устала, но шла через силу, чтобы не задерживать других. Она даже сама не знала, куда они идут. Просто Илья Фирсыч велел идти, и она повиновалась с какою-то ожесточенною покорностью. Ей доставляло теперь какое-то мучительное наслаждение презирать самое себя. Одно слово «муж» чего стоит… И она шла, как овца, которую тащили на бойню. Полуянов изредка презрительно смотрел на нее и сразу подтягивался, точно припоминая что-то. Он ненавидел даже тень, которая колеблющимся и расплывающимся пятном двигалась по дорожной пыли за Харитиной.

– Скоро уж Горохов мыс, – проговорил Михей Зотыч, когда они сделали полпути и Харитина чуть не падала от усталости. – Надо передохнуть малость.

– Важные господа всегда отдыхают, – сурово ответил Полуянов.

Горохов мыс выдавался в Ключевую зеленым языком. Приятно было свернуть с пыльной дороги и брести прямо по зеленой сочной траве, так и обдававшей застоявшимся тяжелым ароматом. Вышли на самый берег и сделали привал. Напротив, через реку, высились обсыпавшиеся красные отвесы крутого берега, под которым проходила старица, то есть главное русло реки.

Харитина упала в траву и лежала без движения, наслаждаясь блаженным покоем. Ей хотелось вечно так лежать, чтобы ничего не знать, не видеть и не слышать. Тяжело было даже думать, – мысли точно сверлили мозг.

– Уж лучше нашей Ключевой, кажется, на всем свете другой реки не сыщешь, – восторгался Михей Зотыч, просматривая плесо из-под руки. – Божья дорожка – сама везет…

Полуянов ничего не ответил, продолжая хмуриться. Видимо, он был не в духе, и присутствие Харитины его раздражало, хотя он сам же потащил ее. Он точно сердился даже на реку, на которую смотрел из-под руки с каким-то озлоблением. Под солнечными лучами гладкое плесо точно горело в огне.

Харитина думала, что старики отдохнут, закусят и двинутся дальше, но они, повидимому, и не думали уходить. Очевидно, они сошлись здесь по уговору и чего-то ждали. Скоро она поняла все, когда Полуянов сказал всего одно слово, глядя вниз по реке:

– Идет…

Лежавший на траве Михей Зотыч встрепенулся. Харитина взглянула вниз по реке и увидела поднимавшийся кудрявый дымок, который таял в воздухе длинным султаном. Это был пароход… Значит, старики ждали Галактиона. Первым движением Харитины было убежать и куда-нибудь скрыться, но потом она передумала и осталась. Не все ли равно?

Пароход двигался вверх по реке очень медленно, потому что тащил за собой на буксире несколько барок с хлебом. Полуянов сидел неподвижно в прежней позе, скрестив руки на согнутых коленях, а Михей Зотыч нетерпеливо ходил по берегу, размахивал палкой и что-то разговаривал с самим собой.

Пароход приближался. Можно уже было рассмотреть и черную трубу, выкидывавшую черную струю дыма, и разгребавшие воду красные колеса, и три барки, тащившиеся на буксире. Сибирский хлеб на громадных баржах доходил только до Городища, а здесь его перегружали на небольшие барки. Михея Зотыча беспокоила мысль о том, едет ли на пароходе сам Галактион, что было всего важнее. Он снял даже сапоги, засучил штаны и забрел по колена в воду.

Пароход подходил уже совсем близко. Пароходная прислуга столпилась у борга и глазела на стоявшего в воде старика.

– Эй, стой! – крикнул Михей Зотыч.

– Мы не бере-ем пассажиров! – ответил в рупор кто-то с капитанской рубки.

– Лодку подавай!

У колеса показался сам Галактион, посмотрел в бинокль, узнал отца и застопорил машину. Колеса перестали буравить воду, из трубы вылетел клуб белого пара, от парохода быстро отделилась лодка с матросами.

– Давно бы так-то, – заметил Михей Зотыч, когда лодка ткнулась носом в берег. – Илья Фирсыч, садись…

Матросы узнали Харитину и не знали, что делать, – брать ее или не брать.

– Забирай всех, – приказывал Михей Зотыч. – Слава богу, не чужие люди.

Садясь в лодку, Полуянов оглянулся на берег, где оставалась и зеленая трава и вольная волюшка. Он тряхнул головой, перекрестился и больше ни на что не обращал внимания.

– Вот мы, слава богу, и домой приехали, – говорил Михей Зотыч, карабкаясь по лесенке на пароход. – Хороший домок: сегодня здесь, завтра там.

Галактион протянул руку, чтобы помочь отцу подняться, но старик оттолкнул ее.

– Оставь… Уж я как-нибудь сам взберусь.

Старик, наконец, взобрался и помог подняться Полуянову и Харитине, а потом уже обратился к Галактиону:

– Ну, теперь здравствуй, сынок… Принимай дорогих гостей.

Галактион уже предчувствовал недоброе, но сдержал себя и спокойно проговорил:

– Пожалуйте, папаша, в мою каюту. Там будет прохладнее.

– Нет, уж мы здесь, – протестовал Полуянов, выдвигаясь вперед.

– Ну, говори, – подталкивал его Михей Зотыч.

– Уж так и быть скажу.

– А я вас не желаю здесь слушать, – заявил Галактион.

Все гурьбой пошли в капитанскую каюту, помещавшуюся у правого колеса. Матросы переглядывались. И Михей Зотыч, и Полуянов, и Харитина были известные люди. Каюта была крошечная, так что гости едва разместились.

– Судить тебя пришли, сынок, – заявил Михей Зотыч. – Ну, Илья Фирсыч, ты попервоначалу.

Галактион стоял у двери бледный, как полотно, и старался не смотреть на Харитину.

– И окажу… – громко начал Полуянов, делая жест рукой. – Когда я жил в ссылке, вы, Галактион Михеич, увели к себе мою жену… Потом я вернулся из ссылки, а она продолжала жить. Потом вы ее прогнали… Куда ей деваться? Она и пришла ко мне… Как вы полагаете, приятно это мне было все переносить? Бедный я человек, но месть я затаил-с… Сколько лет питался одною злобой и, можно сказать, жил ею одной. И бедный человек желает мстить.

Полуянов тяжело перевел дух. Галактион продолжал молчать. У него даже губы побелели.

– Но ведь бедному человеку трудно мстить, – продолжал Полуянов. – Это могут позволить себе только люди со средствами… И опять, бедному человеку трудно разбогатеть. И я все думал и даже просил бога… Помните вы, Галактион Михеич, старика Нагибина? Что же я говорю, – вместе тогда на свадьбе у Симона были… да-с… Так вот тогда мне на этой свадьбе и пришла мысль-с… да-с… И я оную мысль воспитал и взлелеял… вот как детей воспитывают: все одно думаю, все одно думаю. Помните, что тогда старик отказал Наталье Осиповне в приданом?.. Она тоже затаила злобу на родителя. Хорошо-с… А старик живучий… Одним словом, мы и отравили его по взаимному соглашению с Натальей Осиповной, то есть отравил-то я, а деньги забрала она и мне вручила за чистую работу некоторую часть. И ловко я все устроил, так ловко, что, кажется, никакие бы следователи в мире не нашли концов. Сам производил дознания и знаю порядок, что и к чему. Тут еще Лиодор много помог, потому что вконец запутал следователя. Впрочем, что же я вам рассказываю, – ведь вы это и без меня отлично знаете.

– Ничего я не знаю! – резко ответил Галактион. – А вы с ума сошли!

– Нет, не сошел и имею документ, что вы знали все и знали, какие деньги брали от Натальи Осиповны, чтобы сделать закупку дешевого сибирского хлеба. Ведь знали… У меня есть ваше письмо к Наталье Осиповне. И теперь, представьте себе, являюсь я, например, к прокурору, и все как на ладони. Вместе и в остроге будем сидеть, а Харитина будет по два калачика приносить, – один мужу, другой любовнику.

– Ну что, сынок, доволен? – спрашивал Михей Зотыч.

Галактион посмотрел на него и ответил с улыбкой:

– Никогда этого не будет, папаша…

Старик вскочил, посмотрел на сына безумными глазами и, подняв руку с раскольничьим крестом, хрипло крикнул:

– Если ты не боишься суда земного, так есть суд божий… Ты кровь христианскую пьешь… Люди мрут голодом, а ты с ихнего голода миллионы хочешь наживать… Для того я тебя зародил, вспоил и вскормил?.. Будь же ты от меня навсегда проклят!

Харитина тихо вскрикнула и закрыла лицо руками. Галактион вздрогнул именно от этого слабого женского крика и сделал движение выйти, а потом повернулся и сказал:

– Харитина Харитоновна, мне нужно сказать вам два слова… Выйдите на минутку.

Когда Харитина подошла к нему, он наклонился к ее уху и прошептал:

– Кланяйся той… Устеньке…

Когда Полуянов выходил из каюты, он видел, как Галактион шел по палубе, а Харитина о чем-то умоляла его и крепко держала за руку. Потом Галактион рванулся от нее и бросился в воду. Отчаянный женский крик покрыл все.

Через час на Гороховом мысу лежал холодный труп Галактиона.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые роман был напечатан в журнале «Русская мысль», 1895, ЭЭ 1–8, за подписью: «Д.Мамин-Сибиряк».

«Хлеб» – последний роман Мамина-Сибиряка в ряду крупных его произведений («Приваловские миллионы», «Горное гнездо», «Дикое счастье», «Три конца», «Золото»), отображающих в жизни Урала эпоху «шествия капитала, хищного, алчного, не знавшего удержу ни в чем» («Дооктябрьская „Правда“ об искусстве и литературе». 1937, стр. 166). В нем с большой художественной силой нарисована правдивая картина пореформенного обнищания и разорения трудящихся одного из сельскохозяйственных районов Зауралья вследствие развития капитализма, с его крупной хлебной торговлей, винокурением и банковскими операциями.

Материал для романа писатель начал собирать примерно с 1879 года (см. письмо к А.Н.Пыпину от 21 октября 1891 года, хранится в Государственной публичной библиотеке им. M.E.Салтыкова-Щедрина). Еще во время работы над «Приваловскими миллионами» (1872–1883) писателя интересовала проблема «рациональной организации» хлебной торговли (этот вопрос составляет существенную часть «положительной» программы Сергея Привалова).

С целью глубокого изучения жизни населения сельскохозяйственных районов Урала и Зауралья Мамин-Сибиряк совершил в эти места ряд длительных поездок в 1884, 1886, 1887, 1888 и в 1890 годах. Он посетил, в частности, один из самых крупных по тому времени центров хлебной торговли на Среднем Урале – Шадринск, который затем изобразил в романе «Хлеб» под названием – Заполье.

Кроме того, писатель тщательно изучал литературу о состоянии сельского хозяйства на Урале и в Зауралье в пореформенный период; в его бумагах сохранились многочисленные выписки из книг и газет: Красноперов, «25-летие Пермского края со времени отмены крепостного права», изд. 1887 г., Смышляев, «Источники и пособия для изучения Пермского края», изд. 1876 г., Ремизов, «Очерки из жизни дикой Башкирии», изд. 1887 г., корреспонденции из газеты «Екатеринбургская неделя» и др.

По мере накопления материала Мамин-Сибиряк использует его в отдельных своих произведениях, создававшихся еще до написания романа «Хлеб». Так, в очерках «С Урала» (1884), как и в романе «Хлеб», описывается голод в Зауралье, как «совершенно органическое явление, развивавшееся неуклонным поступательным движением в течение последних пятнадцати лет», ввиду проникновения в этот край крупного капитала, развития хлебной торговли, появления банков и купцов новой, капиталистической формации. В рассказе «Дешевка» (1885) изображается ожесточенная конкуренция виноторговцев в голодающем крестьянском районе, продающих водку по «бросовым» ценам, подобно тому как это делают герои романа «Хлеб» Май-Стабровский и Прохоров.

Мамин-Сибиряк понимал, что капитализм несет голод и разорение крестьянству. Ленин писал, что «только усиливающийся гнет капитала в связи с грабительской политикой правительства и помещиков довел его (русского крестьянина. – Ред.) до такого разорения» (В.И.Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 252).

В рассказе «Попросту» («Саратовский дневник», 1887, Э 230 и след.) Мамин-Сибиряк рисует картину обнищания и разорения населения уездного города Пропадинска (крупного центра хлебной торговли), вследствие проникновения туда миллионных капиталов, организации банков, развития ростовщичества. Писатель выводит в рассказе ряд персонажей, которые впоследствии под теми же именами, но с значительно расширенными характеристиками войдут в «Хлеб» (Кочетов, Кацман, Бубнов, Голяшкин и др.).

В 1891 году во многих районах России, в том числе и на Урале, разразился голод. Страшное народное бедствие глубоко взволновало писателя. Узнав, что губернатор не включил Пермскую губернию в число голодающих губерний, он с возмущением писал матери: «Мерзавец губернатор о своей шкуре заботится больше всего, чтобы в его губернии было все благополучно» (письмо от 22 сентября 1891 г. – ЛБ).

Тема будущего романа представлялась писателю в это время настолько актуальной, что он 25 мая 1891 года вступает в переговоры с редакцией журнала «Наблюдатель», обязуясь доставить первые части романа к концу октября. Редактору-издателю этого журнала А.П.Пятковскому он пишет:

«…Я хотел предложить вам роман на 1892 год. Роман будет о хлебе, действующие лица – крестьянин и купец-хлебник. Хлеб – все, а в России у нас в особенности. Цена „строит цены“ на все остальное, и от нее зависит вся промышленность и торговля. Собственно, в России тот процесс, каким хлеб доходит от производителя до потребителя, трудно проследить, потому что он совершается на громадном расстоянии и давно утратил типичные переходные формы от первобытного хозяйства к капиталистическим операциям. Я беру темой Зауралье, где на расстоянии 10–15 лет все эти процессы проходят воочию. Собственно, главным действующим лицом является река Исеть, перерезывающая благословенное Зауралье. Это единственная в России река по своей населенности и работе; на протяжении трехсот верст своего течения она заселена почти сплошь, на ней восемьдесят больших мельниц, два города, несколько фабрик, винокуренных заводов и разных сибирских „заимок“. Бассейн Исети снабжал своей пшеницей весь Урал и слыл золотым дном. Центр хлебной торговли – уездный город Шадринск – процветал, мужики благоденствовали. Все это существовало до того момента, когда открылось громадное винокуренное дело, а затем Уральская железная дорога увезла зауральскую пшеницу в Россию. На сцене появились громадные капиталы – мелкое хлебное купечество сразу захудало. Хлебные запасы крестьян были скуплены, а деньги ушли на ситцы, самовары и кабаки. Теперь это недавнее золотое хлебное дно является ареной периодических голодовок, и главными виновниками их являются винокурение и вторжение крупных капиталов» («Русская старина», 1916, декабрь).

Сохранилась записная книжка Мамина-Сибиряка (собрание Б.Д.Удинцева), относящаяся к началу 1891 года. В ней имеются записи, содержащие перечень действующих лиц, название упоминаемых в романе населенных пунктов, заводов, мельниц. Намечены также некоторые эпизоды и определены взаимоотношения действующих лиц. Здесь же начерчен план окрестностей города Шадринска. Стремясь полнее отобразить быт, нравы, язык зауральского населения, писатель заносил в записную книжку пословицы, поговорки, присказки, отдельные меткие народные словечки и выражения, которые использует затем в романе.

23 июня 1891 года Мамин-Сибиряк сообщил матери, что он пишет роман о хлебе для «Наблюдателя» (ЛБ). Но, видимо, достигнуть договоренности с А.П.Пятковским ему не удалось, так как писатель 20 октября того же года обратился с предложением о публикации романа к одному из редакторов журнала «Вестник Европы» А.Н.Пыпину, который 23 октября 1891 года ответил, что редакция «Вестника Европы» может судить о романе только после прочтения рукописи (ЛБ). Мамин-Сибиряк предлагал свой роман и журналу «Русская мысль», что видно из его письма к M.H.Ремизову от 7 сентября 1892 года (ЦГАЛИ). Острая социальная направленность романа, видимо, пугала либеральных редакторов.

Мамин-Сибиряк продолжал упорно работать над романом, одновременно заканчивая другие произведения («Золото», «Охонины брови»). Наиболее интенсивно работа протекала с осени 1894 до середины 1895 года, когда роман был закончен (письма к матери от 4 декабря 1894 и от 25 июня 1895 годов. – ЛБ).

Мамин-Сибиряк работал над романом в общей сложности около шестнадцати лет. Сложность темы и замысла потребовала от писателя большого труда. В основу важнейших событий романа легли подлинные факты. Так один из важнейших эпизодов романа – конкурентная борьба между Прохоровым и Май-Стабровским – основан на действительно имевших место мошеннических проделках известного в то время на Урале монополиста-виноторговца Альфонса Фомича Козелло-Поклевского, который организовал своеобразный «синдикат» винокуренных заводчиков. Образ Михея Зотыча Колобова также создавался на основе тщательно изученной автором биографии талантливого самородка Климента Ушкова.

Роман был опубликован в период идейной борьбы В.И.Ленина с либеральным народничеством и имел большое общественное значение. Мамин-Сибиряк показывал в своем романе, что со времени реформы 1861 года капитализм глубоко проник в деревенскую жизнь и что он беспощадно ломает ее патриархальные устои.

С подлинным художественным мастерством он изобразил моральное уродство людей, вступивших на путь капиталистического стяжательства. Май-Стабровского, Ечкина, Штоффа, Мышникова, Драке и других, людей, различных по характеру, происхождению и положению, объединяет одна общая черта – беспощадное хищничество, хотя на словах они и ратуют за цивилизацию и культурное развитие страны. Выходцы из народа – Михей Колобов и его сын Галактион, по мере вовлечения в буржуазное предпринимательство, тоже превращаются, каждый по-своему, в бесчестных дельцов. Бывший волостной писарь Замараев, открыв «банкирскую контору», становится ростовщиком, разоряющим голодных крестьян.

Отношение Мамина-Сибиряка к представителям либеральной интеллигенции (Кочетов, Харченко) выражено словами Устеньки: «Хороших людей много, но все они такие бессильные. Все только на языке, в теории, в области никогда не осуществимых хороших чувств».

Выдающиеся художественные достоинства романа, его острая социальная направленность привлекли к себе внимание читателей сразу же, как только роман начал печататься в журнале. Так, обмениваясь с А.С.Сувориным последними литературными новостями, А.П.Чехов писал 23 марта 1895 года: «Мамин-Сибиряк… прекрасный писатель. Хвалят его последний роман „Хлеб“ (в „Русской мысли“); особенно в восторге был Лесков. У него есть положительно прекрасные вещи, а народ в его наиболее удачных рассказах изображается нисколько не хуже, чем в „Хозяине и работнике“» (А.П.Чехов, Полное собрание сочинений, т. 16, стр. 229).

Н.С.Лесков сообщал корреспонденту газеты «Новости и биржевая газета»: «Вот я сейчас читаю в „Русской мысли“ роман Мамина-Сибиряка под заглавием „Хлеб“. Что это за прелесть!» («Русские писатели о литературе», т. II, 1939, стр. 305–306).

В письме от 27 мая 1895 года редактор журнала «Русская мысль» В.А.Гольцев писал Мамину-Сибиряку: «Я объедаюсь твоим „Хлебом“. Умно и талантливо выпечен!.. Беседовал о „Хлебе“ с Скабичевским… Мои почти восторженные рассуждения возражений не встретили» (ЛБ).

В печати о романе появилось также много положительных отзывов («Русские ведомости», 1895, ЭЭ 30, 88, 153, 246, «Литературное обозрение», 1895, ЭЭ 16, 20, 37, 38, «Мир божий», 1895, декабрь и др.). Рецензенты реакционных газет и журналов, в большинстве своем не отрицавшие отдельных достоинств романа, подвергали критике именно те сцены, в которых автор раскрывал эксплуататорскую сущность капитализма. Так, П.А.Ачкасов в статье «Письма о литературе» («Русский вестник», 1896, январь) утверждал, что у Мамина-Сибиряка «шаткие понятия о природе и душе человека».

Из более поздних выступлений о романе следует отметить критический разбор его в статье В.Альбова «Капиталистический процесс в изображении Мамина-Сибиряка» («Мир божий», 1900, ЭЭ 1–2). Критик правильно писал, что в «Хлебе» автор показывает, как «на развалинах двух ветхозаветных миров» – крестьянства и купечества периода крепостного права, – «так тесно связанных друг с другом, выросла крупная и мелкая буржуазия и ее необходимое дополнение – земледельческий пролетариат». Особенно удачным критик признавал образ Галактиона Колобова, в котором, по его мнению, писатель талантливо изобразил, как «мучительно умирал простой русский купец с его несложной психологией и складывался новый человек», тип крупного капиталиста, окончательно терявший «сознание разницы между промышленным добром и промышленным злом», считавший, что «мир создан специально для них, а также для их же пользы существуют и другие людишки».

Первое отдельное издание романа, с незначительными стилистическими исправлениями, вышло в 1896 году в издании «Русской мысли». В 1901 году роман, с новыми поправками, был переиздан М.В.Клюкиным.

В настоящем собрание сочинений текст романа печатается по изданию 1901 года, с исправлением опечаток по предшествующим публикациям.


А.В.Романов


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации