Текст книги "Ты – птица. Стихи и песни"

Ты – птица
Стихи и песни
Ольга Александровна Соколова

Составвитель Галина Александровна Щекина

Фотограф Сергей Владимирович Соколов

© Ольга Александровна Соколова, 2023

© Сергей Владимирович Соколов, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4496-6819-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Ольга Соколова, родилась 5 апреля 1973 года в Вологде, с детства проживает в посёлке Шексна Вологодской обл. Пишет с юных лет. Поэт и автор-исполнитель, лауреат бардовских фестивалей. Все её стихи – это песни, которые исполняются ею же под гитару. Около тридцати широко известны. Также положила на музыку пятнадцать стихов своих земляков. Есть публикации в местной прессе, также в альманахе «Над Шекснинскою волной» (выпускает лито «Содружество»), в альманахе «Брусника» (выпускает ЛИНТО «Брусника») и в сборнике «Линии» (НМЦ).

Занимается журналистикой, работает в районной газете «Звезда». Любимое увлечение – театр, много лет выступала в народном Шекснинском театре под руководством С.К.Быстровой. Мать четверых детей. «Ты – птица» – избранные стихотворения и песни за пследние десять лет.

К читателю

Стихи Ольги Соколовой очень музыкальны, певучи. Автор иногда даже начинает новую строфу одним и тем же предложением, что создает впечатление начала нового куплета песни (стихотворение «Ах если б ты меня любил…», «Мы жили около любви…»). Поэтический язык понятен, близок и эмоционален – все прожито в этих стихотворениях. Потому кажется, что лирическая героиня – твоя хорошая подруга, за которую переживаешь всей душой. Автор использует как средство выражения чувств – природу, ее состояния. Вместе с лирической героиней скорбят березки, и «…с кленов вереницей пестрой, летят неправильные звезды, не возвращаясь никогда…». В целом, почти во всех произведениях преобладает тема взаимоотношений лирической героини с ее возлюбленным, родными и близкими. Она открыто говорит о своих чувствах и переживаниях, что делает стихотворения очень искренними, что, безусловно, ценно и важно для читателя. Желаю Ольге Соколовой дальнейших творческих успехов, вдохновения и жизненных сил!

Анна Политова, Вологда

Ольга Соколова. Стихи и песни

 
Ах, если бы ты меня любил,
Была б светла дорога к дому,
И клён алел бы по-другому,
И о спасеньи не молил.
 
 
Ах, если б ты меня любил,
Взлетала б утром, не вставала,
А днём не шла бы – танцевала,
И мне б на всё хватало сил.
 
 
Но дни теряются в годах.
Так с клёнов вереницей пёстрой
Летят неправильные звёзды,
Не возвращаясь никогда.
 
 
И всё неправильно в судьбе:
Нам звёзды под ноги относит.
Смотри, вокруг такая осень,
А я всё плачу о тебе.
 

«Не могу к тебе явиться…»

 
Не могу к тебе явиться
Без звонка.
Как ты, милая сестрица,
Далека.
Помнишь, как в сугробы,
Будто в облака,
Мы летали, жгли румянцы
На щеках.
 
 
Помнишь наволочку в сонных васильках?
Наша сказка не мала-не велика,
Нас баюкала и кутала слегка
Серым крылышком пуховым
Бабушкиного платка.
 
 
Ты светла, голубоглаза,
Так мила.
Я тобою любовалась,
Ты спала.
И как будто песню
Тикали часы
Про принцессу
Удивительной красы.
 
 
Крылья серые давно на небесах
И кружить устали стрелки на часах…
Позвонить могу, но как найти твой дом
В этом мире незнакомом, в этом городе чужом?
 

«Есть рыцарь, с ним рядом можно…»

 
Есть рыцарь, с ним рядом можно
Поверить в реальность чудес,
Но так на душе тревожно,
Когда он уходит в лес.
 
 
Ознобом по телу – ревность,
Хранитель, нас береги.
Там нежно дрожат деревья,
Заслышав его шаги.
 
 
Там томно вздыхает чаща,
Его следы хороня,
Он только там настоящий,
Всего лишь гость – у меня.
 
 
От радости плачут выпи.
Мне кажется, знаю я:
В младенчестве рыцарь выпил
Водицы лесного ручья.
 
 
А дома от акварелей
Нельзя отвести очей:
Малыш наш рисует ельник
Да тёмный лесной ручей.
 

«Ты птица, ты птица» …»

 
«Ты птица, ты птица» —
Слышится голос тополей,
Продлится, продлится
Твоё одиночество на земле.
 
 
Не спится, не спится,
Ночь приоткрыла свой тайник.
Томится, томится
Горлом пленённый, птичий крик…
 
 
Только кто читает тополиный шорох?
Кто крылатых в мире отыскать стремится?
И кому понятен и безмерно дорог
Человек и птица, человек и птица?..
 
 
Строги циферблаты,
И стрелок широкие шаги
Для тех, что крылаты,
Замкнут одиночества круги.
А небо всё манит,
И шепчут деревья до утра:
«Настанет, настанет
Пора улетать – твоя пора».
 
 
Только кто ж читает тополиный шорох?
Кто крылатых в мире отыскать стремится?
И кому понятен и безмерно дорог
Человек и птица, человек и птица?..
 

«Мы жили около любви…»

 
Мы жили около любви,
Не дорожа её соседством,
И чувства пряча за кокетством,
Сердца как будто берегли.
 
 
Мы жили около любви,
Нас с ней никто не познакомил,
Замкнулись мы в уюте комнат
И споры глупые вели.
 
 
Так, рос наш сын, долги росли,
И мы, слепые и глухие,
Поддавшись суетной стихии,
Всё жили около любви.
 
 
Больны друг другом, день за днём
Искали порознь исцеленья,
Терпенью предпочтя леченье,
Мы совершенствовались в нём.
 
 
Мы жили около любви,
Напоминая отдалённо
Друг в друга по уши влюблённых
На разных краешках Земли.
 

«Поговорили бодро и фальшиво…»

 
Поговорили бодро и фальшиво,
А души молча плакали, обнявшись…
Мы на работу оба заспешили,
Скорее спрятать лица полинявшие.
 
 
Ты на машине, я – на снежной улице,
Вот поднялось стекло наполовину,
А души закрывались и сутулились,
Как нищие, когда толкают в спину.
 
 
Большим и чистым тюлем снегопада
Был занавешен мир с утра до вечера,
А души сникли – ничего не надо…
И в утешение сказать нам нечего.
 

«Уснувший парк перечеркнула…»

 
Уснувший парк перечеркнула
Прямая тонкая лыжня,
И вновь тревогою кольнуло:
Ты ускользаешь от меня.
 
 
Неуловимо, неизбежно!
Легко прокладываешь ты
В краю, где сказочно и снежно
Непоправимые черты.
 
 
И перечёркнут, перечёркнут
Весь дом как добрый старый парк,
В твоей излюбленной каморке
Всё кое-как, всё кое-как…
 
 
Подъёмы, спуски с поворотом…
Не согревая, не любя,
Перечеркнёшь ты ненароком
Однажды самого себя.
 

«Мне хочется пожить одной…»

 
Мне хочется пожить одной
В забытом домике с крылечком,
Где лес дремучий за стеной
И домовой – за старой печкой,
 
 
Где солнце медленно ползёт
На самую большую ёлку,
И на ветру «журавль» поёт,
Качая ветхое ведёрко.
 
 
Я в том ведёрке остужу
Всю боль ладоней утомлённых…
Вдруг зачерпну и удержу
Свой взгляд, по-детски удивлённый?
 

«Остывали покосы…»

 
Остывали покосы
На Успение Девы,
Августовские росы
Пили «львиные зевы».
 
 
И витал увяданья
Аромат горьковатый,
Георгиновой данью
Богатели закаты.
 
 
И жила я так просто,
Не ворча, не грустя,
Были по сердцу осень
И под сердцем – дитя.
 

«Помню в радости и в горе…»

 
Помню в радости и в горе,
Друг мой милый, друг мой строгий,
Как ромашковое море
Тёрлось ласково о ноги,
 
 
Как берёзовые страны
Мы с тобою навещали,
Знали все цветы и травы,
Всех любили и прощали.
 
 
И с тех пор в цветах ромашек
И в берёзах, сердцу милых,
Вижу свет скитаний наших,
Он всегда даёт мне силы.
 

Всё просто

 
Пушистой чёлкой на глазах
Простая тайна занавешена,
И просто сердце бьётся бешено,
Полслова даже не сказать,
Как брежу узкими ладонями,
Висками с лёгкой сединой.
Конец спасительной иронии,
Когда случайно Вы со мной.
 
 
Всё просто, тысячу раз пройдено,
В дамских романах продано
Сто гениальных фраз,
Но так сложно! Видите сами, милый друг,
Разве сказать возможно вдруг:
«Мне не хватает Вас»?!
Всё так сложно! Опыт столетий призови,
Но поражает мир любви
В тысяча первый раз.
 
 
И ничего банальней нет
Чем придираться к отражению,
Сопротивляться притяжению,
Уныло глядя Вам вослед.
Мечты на редкость тривиальные:
Полшага с Вашей стороны,
И эти фразы гениальные
Нам будут вовсе не нужны.
 

Разветвление

 
В день воскресный первый шаг —
Воскресать без промедленья
В тень берёзовой аллеи
Или в свет аллеи той,
Где с берёзами душа
Начинает разветвленье:
От земли своё стремленье
За небесной чистотой.
 
 
Разветвляется душа,
Беспокоясь и болея,
О далёких сожалея,
О потерянных скорбя.
Каждой веточкой дыша,
Здесь, в обители осенней,
Я прошу у всех прощенья,
Каждой веточкой любя.
 
 
Мой земной и трудный дом
Ждёт в привычном нетерпеньи.
Поднимаясь по ступеням,
Я объятья распахну.
Может быть, родным потом
Расскажу про разветвленье,
А пока листок осенний
С чёлки весело смахну.
 

«В твоём имени не буквы…»

 
В твоём имени не буквы,
В нём – всего две нежных ноты,
Что восьмою и девятой
В нотной азбуке стоят.
Их никто не слышит будто,
В них никто не верит, но ты
От меня не смог их спрятать
И они звучат, звучат.
Как прощальным птичьим эхом,
Так отчётливо и чисто,
Высоко и отчуждённо,
Не посмею их пропеть…
Я проплачу ноты эти
Так, что отзвук серебристый
Будет нощно, будет денно
В сердце любящем звенеть.
 

«Как мой несовершенен компас…»

 
Как мой несовершенен компас:
В одном мы разминулись веке,
Друг друга обходя случайно,
С другими споря ни о чём.
Соприкасались наши тени,
Всем примелькались наши лица,
Ах, если б кто-нибудь нам крикнул,
Как в детских играх: «Горячо!»
 
 
Мы были близко до смешного,
Одной мы поклонялись музе
То восхищённо, то сурово,
То сонно – ночью у костра.
За тонкой стенкою палатки,
Что в двух шагах, ты спал, быть может.
И как же я тогда сумела
Проспать спокойно до утра?
 
 
Зачем же стрелки встрепенулись,
Из строя вышли юг и север,
Когда, опять же, лишь случайно
Наш завязался разговор?
Но только поезд был сильнее.
Чертя прямую в бесконечность,
Он захватил тебя с собою.
А стрелки бьются до сих пор.
 

«Ты плачешь? Почему?..»

 
Ты плачешь? Почему?
– Что есть любимый друг,
Есть нелюбимый сон,
И есть дождливый месяц,
На блюдце есть арбуз,
Не нужный никому
И кто-то календарь
Над столиком повесил.
Что в панике бежит
Озябшая листва,
А маленький фонарь
Устал бороться с ветром,
Что оказались мы
На разных островах,
А между нами дни,
Дожди и километры.
 

Повидло

 
Год был яблочный, и ветви с радостью
Сотни яблок бросали оземь,
А ты бросил меня за ненадобностью,
Так, по-яблочному просто бросил.
 
 
Онемевшей, не вылось мне от тоски
И от участи незавидной.
Собирала я битые яблоки
И варила из них повидло.
 
 
Собирала, варила – и день долой,
Битый час, битый век варила.
А потом, кто ко мне заходил домой,
Всем по банке повидла дарила.
 
 
«Варишь яблоки? Умница. Не грусти»…
Долго-долго в садах плутая
Этот яблочный запах моей тоски
Уходил. Лишь к зиме растаял.
 

Молитва Дульсинеи

 
О Господи, Ты знаешь Дон Кихота:
Ты сам зажёг огонь в его груди.
Жить, странствуя, – вот вся его забота,
А я стыжусь шепнуть: «Не уходи».
 
 
Он с именем моим в пути и в битве,
А я одна, Господь, но не ропщу,
О нём прошу на утренней молитве,
А вечером обнять его хочу.
 
 
Какой же он худой, он бестелесный,
И едет, головою в облаках!
Не раскрывай пред ним чертог небесный,
Позволь нам на земле побыть пока.
 
 
А если Дон Кихот, устав, поникнет,
Ты ниспошли ему надёжный кров,
Пусть дама у ворот его окликнет,
И ужин будет для него готов.
 
 
Очаг пусть разожгут и стол накроют,
Вина и мяса щедрою рукой
Подай, Господь, уставшему герою.
Но пусть сеньора будет пожилой.
 
 
А если же в пути ему сразиться
Придётся даже с дьяволом самим,
Пускай же этот дьявол превратится…
Твоею волей в мельницу! Аминь.
 

«Акварель моей мечты…»

 
Акварель моей мечты
В старом ящике забыта,
Очертания размыты:
Домик, речка, я и ты.
 
 
Этот домик у реки
Мы придумывали вместе,
Наше славное поместье
Рисовали от руки.
 
 
Заполняли чистый лист:
– Сад, конечно, без забора!
И закрашивала ссоры
Наша радужная кисть.
 
 
Здесь счастливым был любой
Вне времён и философий,
Здесь резвилась дочка Софья —
Продолженье нас с тобой.
 
 
Вот она бежит, легка, —
Брось на платьице горошин!..
В воду камушек заброшен,
Сохрани его, река.
 
 
Где же мы с тобой сейчас?
Хвост столетия растаял,
Почему же, засыпая,
Я так часто вижу вас:
 
 
Вы с дочуркою в венках
Из сияющих ромашек,
Мне она с крылечка машет…
Где ж тот домик и река?
 
 
Так близки и далеки,
Кто же мы на самом деле? —
Лишь наброски акварели
Юной трепетной руки.
 

Постой!

 
По краешку прохладного песка
Бежала я, и мама тоже – следом,
И знала я тогда два языка:
Реки`и птиц, людской мне был неведом.
 
 
Река моя – дыхание и плеск,
И голоса невидимых крылатых,
Всецело вашей я была когда-то,
Песчинкою, частицей здешних мест.
 
 
«Постой! Постой!» – и мамина рука
Меня держала бережно и крепко,
С пропавшего шедевра ценным слепком,
Последней каплей счастья – на века.
 
 
Считая. А сокровищем была
Она сама: светилась добротою.
Сердечница. Когда она ушла,
«Постой!» – взметнулось эхо над рекою.
 
 
Во мне осталось детство простотой,
Речную речь я так же понимаю
И птицам, словно Господу, внимаю,
И так же дочке вслед кричу: «Постой!».
 

«Ещё ребёнком, в школе музыкальной…»

 
Ещё ребёнком, в школе музыкальной
Сижу я в коридоре, жду и вот
Мелодия так вкрадчиво, печально
По клавишам души моей идёт,
 
 
И слышу я течение речное,
Таинственную музыку небес,
Зовущую, берущую с собою
В ночь, полную волнений и чудес.
 
 
Я замираю и за ней куда-то
Иду, иду, дыханье затая,
Я знаю, эта музыка – моя,
Я с нею вдохновенна и крылата…
 
 
Но музыкант запнулся виновато,
Вернув меня в обычные края.
– Что это было? – прошептала я.
Сказала мама: «Лунная соната».
 

Жар-птица

 
Чувство детское свежо вины:
Чуда не уберегла.
В две зелёные крыжовины
Я глядеть всю жизнь могла.
Ту девчонку звали Танею.
По законам волшебства
С ней дружили, нет, летали мы,
Взявшись за руки едва.
 
 
Наши первые проталины —
Царство благости лесной,
Сказки лишь мои и Танины
Просыпались в чаще той.
С их живою вереницею
Нитью связана одной,
Таня для меня Жар-птицею
Стала дивной, неземной.
 
 
Но однажды чудо кончилось:
Замело леса пургой,
И Жар-птица, – знала точно я,
Дружит с девочкой другой.
Мы не ссорились (как можно-то?),
Сказки спрятав до поры,
Наугад, неосторожно так,
Шли во взрослые миры.
 
 
И теперь кивком приветствую
В магазинчике райпо
Лучшую подружку детства я
И тоскую до сих пор.
Чуть печальные крыжовины
Так же дивно зелены…
Но Жар-птицы заколдованы
И не каждому видны.
 

«Я не любила жёлтые цветы…»

 
Я не любила жёлтые цветы.
А муж любил, дарил их фатовато,
Мы иногда гуляли по Арбату.
Шли под руку… Но знала я: есть ты.
 
 
Писатель неизвестный. Грустный, хмурый,
На грани бытия – небытия
Ты был со мной, но жил литературой.
Неважно. Ведь жила тобою я.
 
 
Так обрастал страницами роман,
И было счастьем щёлканье машинки
И солнца треугольник, и пылинки —
Танцующий серебряный туман.
 
 
И тем туманом жизнь окружена:
Арбат, подвал и аромат сирени,
Ступени, дверь и снова – дверь, ступени,
Кому любовница, кому жена?
 
 
Но стало невозможно больше жить
В предательской безумной круговерти:
Повеяло разлукой, значит – смертью,
Но даже смерти нас не разделить,
 
 
Вот наш приют – оконце, виноград,
Я следую по небу грозовому
С единственным. К единственному дому.
Пусть нас забудут, Мастер. И простят.
 

«Связи не было мобильной…»

 
Связи не было мобильной
В юности у наших мам,
И если парни их любили,
По сугробам шли к домам.
Потихонечку стучали,
В стёкла мёрзлые дыша,
А девчонки, хоть скучали,
Но выходили не спеша.
 
 
Чтобы в отношениях
Было всё отлично,
Приглашайте девушек
На свиданья лично.
Не сумеет передать
Телефон мобильный
Неземную благодать
Глаз твоей любимой.
 
 
И кричали «С новым счастьем!»
Будто школьники, они,
А глаза блестели ярче,
Чем бенгальские огни.
Пополам делили пряник,
Заедали всласть снежком,
И от поцелуев пьяны,
Шли домой пять вёрст пешком.
 
 
Чтобы в отношениях
Было всё отлично,
Поздравляйте девушек
С новым годом лично.
Пусть сидят в компе твоём
Сто красоток мнимых,
Лучше пряник съешь вдвоём
Со своей любимой!
 

«Мы с получки дарим игрушки…»

 
Мы с получки дарим игрушки,
Покупаем сладости детям,
Забывая шепнуть на ушко
То, что слаще любой конфеты.
Забывая, что под подушкой
Дремлют сказки о самом важном,
Что без нас пропадёт лягушка,
Василисой не став однажды.
 
 
А и нужно ракушке сердца
Лишь песчинку любви и света,
Чтоб на время захлопнуть дверцы,
Затаив жемчужину где-то.
Это дар, а совсем не слабость —
Погрустить, что Снегурка тает,
Испытать неземную радость
От того, что твой змей летает.
 
 
Это вовсе не змей бумажный,
Это житель страны манящей,
Путешествующий отважно
Между прошлым и настоящим.
 
 
Ах, сумели бы сын и дочка,
Глядя вслед облакам летящим,
Им всерьёз помахать платочком
Как вагончикам уходящим.
 

Инопланетянин

 
Как сказать вам «до свиданья»,
Нежный инопланетянин,
Где сыскать мне оправданье,
Чтобы вас не огорчить?
Я должна закончить стирку,
На носке заштопать дырку,
Привести из сада чадо,
Макароны отварить.
 
 
Вы сказали, во Вселенной
Все считают совершенной
Нашу женщину земную,
Свой хранящую очаг.
Видно, надо быть конкретным
Существом инопланетным,
Чтоб, не проходя вслепую,
Нас ценить и замечать.
 
 
С вами, добрый пилигрим мой,
Никуда не воспарим мы,
Лучше б вы летели мимо
В те миры, где так светло.
Лучше вам в своей тарелке
Быть, а мне в заботах мелких
Мыть посуду, жарить гренки
И не верить в НЛО.
 

«Наши дома дремлют в первой строке…»

 
Наши дома дремлют в первой строке
Снежной страницы безбрежной.
Речка заснула и лес вдалеке,
И пробуждается нежность!
 
 
Зимняя ночь словно чёрная тушь
Льётся на лист белоснежный,
Спит наше гнёздышко родственных душ,
И пробуждается нежность!
 
 
На паутинках холодных лучей
Месяц спустился, прилежно
Став запятой в сказке зимних ночей,
И пробуждается нежность!
 
 
Есть друг у друга как лес и река
Мы в этом сне безмятежном,
Наша страница в надёжных руках,
И пробуждается нежность!
 

Песня ливня

 
Постигаю мир прикосновеньями,
Грянув осязающим потоком,
Обласкаю улицы с деревьями,
Обниму и близких, и далёких.
 
 
Я расправлю все листы и веточки,
Детские ладошки расцелую,
Существом огромным и доверчивым
По ручьям бурлящим пробегу я.
 
 
Раздарю восторг и вдохновение,
Развяжу запутанные нити,
Только без усмешки и сомнения
Мне навстречу руки протяните!
 

«Мой муж механик – во всём механик…»

 
Мой муж механик – во всём механик,
Он вечно Мыслью обеспокоен,
И даже если кусает пряник,
Невольно смотрит, как он устроен.
 
 
А если муж подзывает сына
Вопросом «Кто инструменты трогал!?»,
Весь дом сжимается как пружина
И уповает на милость Бога.
 
 
Он курит бдительно у окошка,
Весь двор на атомы разбирая,
И этот взгляд остановит кошку
И хитрость женскую покарает.
 
 
Зато когда поломалось что-то,
Сижу спокойно, ногой болтая:
Во всеоружии на охоту
Выходит муж, мастерством блистая.
 
 
Насколько ж сложного человека
Я приручила, завоевала…
Смотрю, как сын собирает «лего»
И понимаю, что я попала.
 

«Соседний дом тенист…»

 
Соседний дом тенист,
Квадрат последний гаснет,
И сон уже глубок:
«Полтретьего, пора!» —
Неведомый горнист,
Играть тревогу мастер,
Трубит: «Живёшь не так,
Отсюда и хандра!
 
 
Ты быть должна не тут,
Тебе же снятся горы,
Срывается на плачь
В твоих руках струна.
Ты вспомни свой маршрут,
Оставь уютный город,
Отряд уже в пути,
А ты всю ночь без сна».
 
 
Скажу ему: «Отбой!
Тебе-то что не спится?»
И тихо обниму
Двухлетнего сынка.
Сон дразнит высотой:
Мы – две счастливых птицы —
Парим над цепью гор
И озером Байкал.
 

«Помню в радости и в горе…»

 
Помню в радости и в горе,
Друг мой милый, друг мой строгий,
Как ромашковое море
Тёрлось ласково о ноги,
 
 
Как берёзовые страны
Мы с тобою навещали,
Знали все цветы и травы,
Всех любили и прощали.
 
 
И с тех пор в цветах ромашек
И в берёзах, сердцу милых,
Вижу свет скитаний наших,
Он всегда даёт мне силы.
 

«Мы с получки дарим игрушки…»

 
Мы с получки дарим игрушки,
Покупаем сладости детям,
Забывая шепнуть на ушко
То, что слаще любой конфеты.
Забывая, что под подушкой
Дремлют сказки о самом важном,
Что без нас пропадёт лягушка,
Василисой не став однажды.
 
 
А и нужно ракушке сердца
Лишь песчинку любви и света,
Чтоб на время захлопнуть дверцы,
Затаив жемчужину где-то.
Это дар, а совсем не слабость —
Погрустить, что Снегурка тает,
Испытать неземную радость
От того, что твой змей летает.
 
 
Это вовсе не змей бумажный,
Это житель страны манящей,
Путешествующий отважно
Между прошлым и настоящим.
 
 
Ах, сумели бы сын и дочка,
Глядя вслед облакам летящим,
Им всерьёз помахать платочком
Как вагончикам уходящим.
 

«Вдруг появилось окошечко света…»

 
Вдруг появилось окошечко света
Ночью напротив окна:
Нарисовала бережно это
Чудо-оконце луна.
В комнате нашей такая же рама
И занавеска точь-в-точь,
Может, за нею лунная мама
Тоже баюкает дочь?
 
 
Может быть, льётся к ним из окошка
Свет от далёкой Земли,
Может, клубочком лунная кошка
Тоже свернулась вдали.
Песенка мамы этой порою
Тоже тиха и нежна.
– Спи, моя крошка, мама с тобою, —
Так напевает она.
 
 
Жёлтый кружочек – над нашею крышей,
Там – голубой, как туман,
Кажется, я колыбельную слышу,
И напеваю сама.
Светятся сотни любящих взглядов,
Вечных, как песенки мам.
– Спи, мой малыш, я всегда буду рядом, —
Мамы поют малышам.
 

Евдокиюшка

 
Тёмной речкой ночь бежала,
Деревеньку залила,
Лишь одно окно сияло —
Евдокиюшка ткала.
Долго плакала по сыну
Да смахнула с кросен пыль,
Лоскутки сплелись в картину,
То ли в сказку, то ли в быль.
– Всё, и радость, и беду,
И земную красоту,
Я вплету, вплету, вплету,
Вейся-вейся, ниточка.
Где слеза падёт горька,
Вспыхнет церкви маковка
Из такого лоскутка,
Что светлее солнышка.
Смело выткала церквушки,
Величавы и стройны,
Удался ей даже Пушкин
И портрет его жены,
И народное гулянье,
Где частушки под баян,
И страданье, и стенанье
Раскулаченных крестьян.
– Всё, и радость, и беду,
И земную красоту,
Я вплету, вплету, вплету,
Вейся-вейся, ниточка.
Где слеза падёт горька,
Вспыхнет церкви маковка
Из такого лоскутка,
Что светлее солнышка.
Если рано или поздно
Тучи чёрные придут,
Дрогнут пальцы, скрипнут кросна —
И не пустят к нам беду.
Слишком выстрадано много,
Слишком сильная любовь,
Слишком долгая дорога
Из чудесных лоскутов.
– Всё, и радость, и беду,
И земную красоту,
Я вплету, вплету, вплету,
Вейся-вейся, ниточка.
Где слеза падёт горька,
Вспыхнет церкви маковка
Из такого лоскутка,