Текст книги "Матрица Макиавелли"

Дмитрий Евгеньевич Наумов
Матрица Макиавелли
Роман

Все нижеизложенное является вымыслом автора. Любое совпадение с реальными событиями и личностями носит случайный характер.

Часть первая

Пролог

654 г. Хиджры,

Месяц зи-л-ка̕дэ (ноябрь 1256 г. от Р. Х.),

Мазандеран, Персия, Иранское нагорье

Декабрьский холодный ветер раздувал полы черных мантий, трепещущих за крупами коней, как флаги джихада. На фоне вечернего неба, окрашенного красками заходящего солнца, отряд всадников, одетых в черные одежды, должен был вызывать у свидетелей, если бы они были, ужас. Но кругом не было ни души… Не было даже феллахов, которые обычно в это время года добирали в этом Богом забытом месте остатки верблюжьих колючек, чтобы как-то обогреть свои глинобитные мазанки. Скорее, мистический ужас гнал сам этот небольшой отряд всадников от крепости на высокой горе, бывшей для них когда-то цитаделью.

В середине конного отряда на белом арабском скакуне, плотно закутанный с головы до ног в иссиня-черные одежды, с прицепленными к широкому поясу краями такого же черного плаща, скакал Рук-ад-Дин Хуршах, последний из правителей исмаилитского государства, носящий таинственное звание Шейх аль-Джабаль, известный у латинян как Старец Горы. Уже столько лет он носил это гордое звание главы исмаилитского государства, что стал забывать свое имя, данное ему от рождения. Да и в ближайшем окружении никто и не помнил его настоящее имя, поскольку звание правителя позволяло ему быть выше устоявшихся веками традиций помнить имя своего рода, имя отца, да и в хвалебных дополнениях к любому званию восточного правителя – «всемилостивейший», «наимудрейший», «наисветлейший» – не было никакой надобности. Жители и последователи великого учения низаритов знали, что он мудрейший, светлейший и всемилостивейший.

Сопровождали Старца Горы его ближайшие соратники и несколько человек личной охраны – лучшие из лучших хашашинов, кому удалось пробиться из окруженного со всех сторон Аламута. Всего числом их было двенадцать, и в этом была злая ирония. Как человек религиозно и философски образованный он не мог не провести параллели с учением своих кровных врагов, этих варваров-христиан, чей Пророк тоже в свои трудные дни остался с двенадцатью своими учениками и последователями. Неужели и здесь Промысел Божий? Но за что такая напасть? Неужели это месть Создателя за те подлые соглашения, которые были заключены его предшественниками с латинянами-крестоносцами, по заказу которых верные хашашины убивали визиров-единоверцев в Сирии и Палестине? И откуда взялись эти орды монголов, которые вначале захватили форпост исмаилитов – Хорасан, затем, разбив армию верного Джалал ад-Дина, опустошили Нишапур, Дамган и Меликпур и, взяв себе в проводники христиан-несторианцев, направились в исконные исмаилитские владения в Кухистане? Может быть, монголы под влиянием несторианцев тоже приняли христианство и это новый Крестовый поход против мусульман, только уже не с Запада, а с Востока? За что ему такая Божья кара?

Старец Горы был растерян и не находил ответа на все вопросы, которые постоянно возникали в его голове. Все крепости исмаилитов пали. В Кухистане осталась только одна крепость – Гирдекух, но сколько она выдержит под натиском такой несметной орды? Откуда вообще эта «желтая саранча» на головы правоверных мусульман? И куда от них бежать? В Палестину? Там исмаилитский форпост в Нимруде. Или в Сирию? А может быть, ещё дальше – туда, куда убежал в свое время Джалал ад-Дин, – в Дели? В Индии много последователей исмаилитов-низаритов… Его там примут достойно. Он не какой-то там выбранный на правление халиф, а Шейх аль-Джабаль – Аллахом посланный своим верным ученикам верховный «Даи».

Они скакали уже достаточно долго, чтобы быть уверенными, что от возможной погони они оторвались, но Старец Горы периодически оглядывался, бросая взгляд на восток, где навсегда остался некогда цветущий Аламут. Убедившись в очередной раз, что преследования нет, он дал приказ остановиться и дать отдохнуть коням. Недалеко от этого места была небольшая караванная стоянка, где из неглубокого кяриза можно было достать воды. Пока кони пили из неглубоких, местами потрескавшихся деревянных корыт, всадники проверили подпруги и небольшой груз, привязанный к крупу коня, скакавшего без всадника, но всегда рядом с конем Старца Горы. Этот небольшой груз – все, что удалось захватить из библиотеки Аламута. Старец Горы не взял с собой ни драгоценности, ни мистические обереги, ни брикеты опиумного мака, поставляемого в Аламут из далекой Ошской долины от братьев-исмаилитов. Он отобрал из библиотеки семь томов, сшитых из хорошо обработанной воловьей кожи. Он бы взял больше, но обстоятельства были таковы, что и эти семь томов могли помешать стремительному прорыву через монгольскую охрану, так что книги, где описывались «чудеса» всех Старцев Горы, начиная от Хасана ибн Саббаха, а также рецепты их повторного явления при необходимости, используя спецэффекты и систему зеркал, а также философско-религиозные рассуждения правильности выбранного исмаилитами-низаритами пути следования учению Пророка, он оставил на милость победителям, заранее зная, что монголы все сожгут. Но эти книги он оставить не мог. Это были книги, которые послужат охранной грамотой для всех будущих Старцев Горы и их верных фидаинов, которых латиняне называли ассасинами.

В библиотеке, собирать которую начал еще сам Хасан ибн Саббах, были уникальные манускрипты по математике, астрономии, ирригации, военному делу, медицине. Была даже уникальная «Книга об управлении государством» самого Низама аль-Мулька, руководившего финансами и экономикой сельджуков, за которую он и поплатился жизнью. В секретном разделе своей книги он раскрыл тайны ведения вербовочной работы соглядатаев, подготовки дворцовых переворотов и методы противодействия им. То есть раскрыл то, на чем должна была держаться власть его школьного друга, будущего владыки исмаилитов Хасана ибн Саббаха. Саббах этого своему другу простить не смог, и верные ассасины закололи его, когда он шел с караваном из Исфахана в Багдад. «Многие знания несут многие печали» – так говорили ещё древние.

Среди книг были и такие, которые содержали секреты самого Хасана ибн Саббаха. Они, конечно, лежали в библиотеке в отдельном помещении, и читать их могли только следующие за Хасаном ибн Саббахом правители Аламута. Там, в частности, Хасан рассказывал о своей системе подготовки двойников из числа верных федаинов, с помощью которых он устраивал религиозные мистерии с «самосожжением». То есть на глазах верных фидаинов он сгорал в огне огромного костра, а на следующее утро как ни в чем не бывало выходил к правоверным в добром здравии с улыбкой на челе. Сгорал, конечно, его двойник, но об этом знали лишь единицы, да и те очень недолго.

Идея с двойником очень нравилась Рук-ад-Дину Хуршаху, он ее неоднократно использовал, пока позволяла спокойная размеренная жизнь в Кухистане и Мазендеране. Но с приходом на земли исмаилитов полчищ этих неверных монголов невинные игры в мистические появления правителя Аламута одновременно в разных местах пришлось прекратить. Монгольский хан Хулагу, внук Чингисхана, руководивший войсками, особо не церемонился и дал всего несколько дней на то, чтобы Хуршах лично прибыл в его Ставку и сдал крепость, которую монголы осаждали уже несколько месяцев. Старец Горы мог еще продержаться в Аламуте некоторое время, но у него не было никакой надежды на то, что прибудет подмога из далекой Сирии или Ливана от единоверцев-мусульман.

Он давно уже рассорился со всеми суннитскими халифами и шиитскими шейхами и помощи от них не ждал. Да еще эти два перса в его ближайшем окружении – Насир-ад-Дин и Муаффин-ад-Доуле – так настроили уставших и голодных офицеров его дворцовой гвардии, что все склонялись сдаться на милость победителю. Какая милость у этих безбожных монголов? Конечно, этим двум персам жизнь они сохранят: один из них – хорошо известный в подлунном мире врач, а второй – ученый. Но зачем сохранять жизнь бывшему правителю захваченной страны? Такого никогда не было и не будет… Примут от него почетную сдачу крепости, под страхом пыток получат от него все интересующие сведения и под благовидным предлогом (а может быть, и без предлога – зачем победителю предлог?) отрубят голову. И это в лучшем случае. А скорее всего, посадят на бамбуковый кол и оставят умирать у дороги, по которой будут двигаться дальше на запад на своих коротконогих лошадях орды узкоглазых завоевателей.

Хуршах решил на милость победителю не сдаваться. В конце концов, сколько раз его выручал этот фокус с двойником – и все верили. Поверит и хан Хулагу. Тем более поверят, когда они прибудут в его Ставку в сопровождении этих двух персов. Они-то про двойника ничего не знают и будут полностью уверены в подлинности происходящего. А его верный Хашим по его приказу сделает попытку убить Хулагу при первой же встрече. И будет тут же убит сам… Но он, Рук-ад-Дин Хуршах, будет уже далеко. Надо только правильно рассчитать время, когда делегация из крепости Аламута выедет в Ставку Хулагу. Осада крепости будет ослаблена, и тогда можно вырваться из окружения.

Хуршах в библиотеке выбрал семь книг, в которых велись записи еще со времен первого правителя исмаилитского государства и куда подробнейшим образом записывались все заказы на политические убийства, поступавшие от крестоносцев, в том числе и на территории Европы. Кто заказал убийства, сколько за это заплатили и когда заказ выполнен. Также в одной из книг подробнейшим образом были описаны места в карстовых пещерах Иордании, в которых по заказам тех же крестоносцев верные фидаины Старцев Горы прятали награбленное крестоносцами в своих походах «за Гробом Господним» на землях правоверных мусульман. Конечно, все записи были строго зашифрованы и шифры передавались от правителя правителю, но Аллах велик и он даст время подготовить себе замену и передать эти книги и тайны их правильного прочтения своему преемнику. Все в руках Аллаха, все в его воле. А новых, бесконечно преданных ему ассасинов он еще подготовит. Дело, конечно, не быстрое, уйдут годы, но Хуршах всю методику подготовки знал досконально – от первого до последнего шага – и был уверен, что через несколько лет боевой отряд верных федаинов вырастет из этих двенадцати в несколько сотен.

Шейх аль-Джабаль Рук-ад-Дин Хуршах последний раз посмотрел в быстро темнеющую даль Мазендеранской степи, вскочил в седло, и отряд, с ходу перейдя на галоп, поскакал догонять уходящее за горизонт солнце.

Глава первая

Апрель 2015 г. от Р. Х.,

Москва, ул. Большая Лубянка, д. 1/3

Боже, как бежит время! Не успеешь оглянуться, вся жизнь в легкой дымке маячит последним вагоном уходящего поезда. И с поездом убегают вдаль страсти и ожидания, сомнения и восторги, планы и разочарования. И только в голове постукивает в висках от повышенного кровяного давления, словно колеса на стыках убегающих лет.

Черняев «досиживал» в сером доме до своей полной отставки. Ему уже несколько раз продлевали контракт, учитывая прошлые заслуги на поприще борьбы с иностранными разведками. Но всему есть предел, тем более что сверху была установка на омоложение руководящего состава оперативных подразделений. Из руководящего состава его перевели в группу советников, и его это вполне устраивало – ответственности практически никакой, а поучить молодежь «скалить зубы» и «делать стойку» при ловле лис, как он привычно называл сотрудников иностранных разведок, ему еще было под силу. Тем более что в последние годы работы у контрразведки прибавилось. С годами прошла либеральная любовь «взасос» с разведками «лучших друзей» России – ЦРУ, МИ-5, БНД и ДСТЭ – и прибавилась еще куча маленьких «лисят» из числа новых членов НАТО. Так что работы хватало, в том числе и Черняеву.

Окна кабинета, где сидел Черняев, выходили на площадь. Раньше, давно уже, там стоял памятник Железному Феликсу, но вот уже четверть века как «рыцаря революции» убрали подальше с глаз демократически возбужденной публики, поместив в компанию таких же ненавистных ей монстров совкового монументального искусства. Не снесли, правда, памятники основоположникам исторического материализма. И русофобы Энгельс и Маркс, как и прежде, украшают площади древней столицы. Оно и понятно: немцы, Европа. Но ведь и Феликс тоже вроде как Европа – поляк все же… Под такие грустные мысли Черняев кемарил иногда в своем кресле, разомлев под солнышком, пригревавшим его через большое строго квадратное окно.

Неприятный звук телефона правительственной связи разбудил его в момент сладостного погружения в нирвану недосмотренного ночью сна. В своем ночном сне он плавал в теплой морской воде, рассматривая на далеком дне дивные ракушки. Вот и сейчас он медленно плыл, лениво перебирая руками в сторону острова, заросшего тропической флорой, и неожиданный звук звонящего телефона оборвал сон в тот момент, когда он уже почти достиг берега. Прогнав остатки сновидения, Евгений Владимирович неторопливо потянулся, поднял трубку и представился по форме. Звонил начальник Департамента контрразведывательных операций, в ведении которого и находилась группа советников – зубров российской контрразведки. Несмотря на большую разницу в званиях, Черняев позволял себе некоторую фамильярность в разговоре с Сергеем Афанасьевичем, поскольку по молодости в операх бегали где-то рядом, правда в разных отделах. Да и начальник департамента особо не любил официально-канцелярский стиль общения с подчиненными, особенно со сверстниками. Тем более что их осталось в департаменте столько, что можно было и не считать – пальцев одной руки вполне бы хватило.

– Владимирович, чем сейчас занят? – Голос начальника департамента был легко узнаваем и всегда нес в себе нотки доброжелательности.

– Да вот, обдумываю тезисы аналитического документа за квартал, – с лёгким сердцем соврал Черняев.

– Помнишь, как говаривал Костыря: «Брось всё и займись чем-нибудь». Ладно-ладно, я пошутил. Зайди ко мне сейчас. Тут по твою душу из разведки пришли.

Идти было недалеко – начальник департамента сидел на том же этаже, что и группа советников, только на другом конце коридора. Пока Черняев преодолевал это небольшое расстояние, в голове у него, как в хорошем компьютерном центре, пронеслись все ранее проведенные совместные с разведкой операции за то время, как жизнь вынудила его перейти из разведки в контрразведку. Дел было немного, да и те давно уже были в архиве. Еще пару десятков лет, и гриф секретности с них можно было снимать. А возобновлять дело «по вновь открывшимся обстоятельствам» в разведке было не принято. Они все же спецслужба, а не надзорный орган и не сыск. Так и не найдя причину интереса к собственной персоне, Черняев, кивнув дежурному офицеру приемной, открыл без стука дверь и вошел к Сергею Афанасьевичу.

За длинным столом, за которым обычно проходили оперативные совещания и который иногда накрывался для отмечания заметных событий, сидели трое. Двое в строгих костюмах «Хьюго Босс» и напротив в мундире генерал-полковника хозяин кабинета. Черняев видел своего непосредственного начальника в военной форме второй раз в жизни – первый раз это было, когда они вот за этим столом обмывали это высокое звание, – и был несколько удивлен. Сергей Афанасьевич относился к своему высокому генеральскому званию как неотъемлемому атрибуту высокой должности и никогда особо не слепил своих подчиненных блеском золотых погон. И как человек проницательный, он правильно понял удивление на лице полковника Черняева и, прежде чем пригласить его к столу, негромко, но так, чтобы было слышно всем, сказал:

– Мне через час выступать на совете ветеранов, так что времени у нас немного. Давайте сразу к делу.

Евгений Владимирович сел на стул, любезно отодвинутый от стола рукой начальника департамента, и теперь сидел рядом со своим начальником как раз напротив людей в штатском. Прежде чем их представили друг другу, Черняев узнал одного из гостей и даже вспомнил, что его зовут Владимиром, и вспомнил даже его псевдоним в разведывательном институте, когда они вместе там учились. Конечно, за эти тридцать лет он сильно изменился – полысел и прибавил солидности, – но глаза и улыбка, с которой он смотрел на Черняева, остались прежними. Евгений Владимирович понял, что его визави тоже вспомнил своего однокашника, и улыбнулся ему в ответ. Это не прошло незамеченным у начальника департамента, и тот, хмыкнув, спросил:

– Ну что, мне вас представить или узнали друг друга?

– Лучше представить. Володю я помню, а вас, простите, – обратился Черняев ко второму гостю, – не помню, хотя такое чувство, что где-то пересекались.

– Пересекались. Один раз. В Бейруте. Я вам передавал венгерские паспорта перед вашим экстренным отъездом из Ливана. Мимолетная встреча по паролю.

– Точно! – Черняев всплеснул руками. – Тогда вы носили бородку. И на плечах у вас был платок-арафатка.

– У вас хорошая память, Евгений Владимирович. Прошло уже больше двадцати пяти лет. И если не ошибаюсь, были тогда уже густые сумерки… Ну вот, спустя четверть века и познакомимся – Сергей Николаевич. – Он протянул руку, и Евгений Владимирович ее крепко, от души, пожал.

– Владимир Александрович. Для тебя, Женя, просто Володя. – Второй гость тоже протянул руку, привстав со стула. Евгений Владимирович тоже встал, обошел стол, и они крепко обнялись. Генерал-полковник смотрел на все с ироничной улыбкой, однако разыграться эмоциям не дал, напомнив, что у него мало времени.

– Сейчас обсудим суть вашего вопроса, а детали проработаете без меня в удобном для вас формате.

– Суть вопроса вот в чем, – взял на себя инициативу Сергей Николаевич, очевидно старший в этой маленькой группе. – В середине февраля в порт Ходейда в Йемене зашел с разгрузкой турецкий сухогруз. Пришел он из Одессы с грузом легкого стрелкового вооружения и ракет для танков и бэтээров. Сами понимаете, без американского контроля груз из Одессы при нынешнем киевском правительстве из порта выйти не мог. Однако получателем груза оказались вовсе не сторонники прежнего президента Йемена, которого поддерживают саудиты, а шиитские группировки, которые как раз и воюют против войск Саудовской Аравии. Но это не самое интересное. Дело в том, что через свои возможности в одну из укупорок еще на складе под Одессой нам удалось поставить метку, и в ходе контроля прохождения груза выяснилось, что часть груза была морем отправлена в Карачи, а оттуда, под видом гуманитарной помощи, доставлена в северо-восточную часть Пакистана, в Читрал.

– Очень похожую схему американцы использовали при перемещении военных грузов по громкому когда-то делу «Иран-контрас». – Черняев хмыкнул то ли от возмущения действиями американских спецслужб, то ли от удовольствия, что ничего в мире спецслужб особо не меняется. Все происходит так же, как и четверть века назад.

– Мы читали ваши отчеты того периода, Евгений Владимирович. Вы же тогда по линии внешней разведки разрабатывали один из возможных каналов доставки американского оружия в южные районы Ирана. Если помните, вы тогда активно занимались изучением молодого бойца шиитской группировки «Хезболла» в Ливане, некоего Абдул-Вали.

– Да, занимался. Но не Абдул-Вали нас тогда интересовал, а его двоюродный брат, занимавший в то время небольшую должность в таможенной службе. И там все было не так просто…

– Мы уже поняли, что все было совсем не просто. Материалы, собранные в отношении его двоюродного брата, из литерного дела исчезли. Вместо них подшит листок-заместитель. По нему выяснилось, что материалы были изъяты по разрешению заместителя начальника управления и по просьбе ученого совета Академии ФСБ для подготовки закрытой диссертации на тему…

– Я смотрю, уже пошло серьезное обсуждение деталей. А где детали, там и секреты. – Генерал-полковник встал. – А мне ваши секреты не нужны. Мне и своих по горло хватает. Так что у меня просьба: либо оставляю вас у себя в комнате отдыха и прошу помощника обеспечить вас чаем, либо идите в кабинет к полковнику Черняеву и там сидите хоть до утра. Чай и плюшки вам принесут из буфета. Я распоряжусь. А мне, извините, пора к ветеранам…

* * *

Расположившись в небольшом, но уютном кабинете Евгения Владимировича, и подождав, пока официантка из буфета, все разложив на журнальном столике, вышла, продолжили разговор.

– Я знаю тему диссертации и знаю диссертанта. Это Дима Марченко. Он учился курсом позже нашего. После окончания Высшей школы КГБ был в командировке в Афганистане. У него был хороший язык пушту и прекрасный дари. После Афгана его взяли на кафедру в высшую школу… То есть, извините, тогда уже в академию, и он решил защищаться по теме «Философские основы учения исмаилитов, их различия в трактовке различных течений и учет их в оперативной работе». Кандидатскую он защитил, я был одним из оппонентов, но голосовал за. Он получил тогда два черных шара. Первоначально тему ему утвердили в середине девяностых. Тогда никому дела не было до таких тонкостей нашей профессии, как философские основы исламских учений, и, думаю, ему только поэтому удалось из архивов разведки запросить материалы по шиитским и исмаилитским группировкам. Не знаю, как там было в разведке, я вынужден был покинуть вашу уважаемую организацию в девяностом… Обстоятельства, я надеюсь, вам известны… Но в контрразведке в начале девяностых такое творилось, хоть святых выноси… Что, собственно говоря, и происходило – выносили все святое, наплевав на секретность, конспирацию, ум, честь и совесть.

Помолчали. Черняеву стало неловко за свой излишний эмоциональный срыв, и он достал из сейфа бутылку хорошего коньяка и три пузатых фужера.

– Это к чаю… Так вас интересует, куда девался материал из литерного дела? Так его можно найти через секретариат академии. Наверняка подшит где-то за ненадобностью. А вернуть, как это часто бывает, забыли.

– Нет. – Сергей Николаевич взял из рук Черняева бутылку, посмотрел на этикетку, одобрительно покачав головой. – Материалы из архивного дела нас особо не интересовали, хотя мы их все-таки нашли. Как вы правильно сказали – их подшили и забыли. И хранились они, кстати, не с должной степенью секретности. И хотя там отсутствуют настоящие имена всех фигурантов, а только «кавычки», поступать так с материалами разведки крайне небрежно.

– Согласен, но я вам уже объяснил, какая тогда была обстановка. – Черняев почему-то чувствовал себя виноватым, хотя не имел к этому инциденту никакого отношения.

– Вы, кстати, знаете дальнейшую судьбу Марченко?

– Знаю, он погиб пять лет назад в Таджикистане.

– Да, правильно. – Сергей Николаевич всем разлил коньяк на донышки фужеров. – И, прочитав вашу справку из того литерного дела, думаю, что не просто так.

– Я тоже об этом думал. Изучая Абдул-Вали и его двоюродного брата, я получил информацию о том, что они оба входили в братство фатимидов исмаилитского направления. Информация была первичной и больше ничем не подтверждалась, поэтому я в справке и написал об этом как о своем предположении. Там же, если вы читали, я предположил, что они оба являются сотрудниками возрожденного исмаилитского ордена Хасасинов. Этот орден столь секретен, что любой человек, получивший хоть какую-то информацию о его существовании, а тем более о его конкретных сотрудниках, по условиям жесткой конспирации ордена должен быть уничтожен. Возможно, Марченко там, в Таджикистане, и ляпнул что-то в кругу своих новых таджикских друзей… Исмаилитов в Таджикистане хватает, особенно в Горном Бадахшане на Памире.

– А что его в Таджикистан-то понесло?

– Что и всех – желание заработать. Он дослужился до подполковника. Квартиру от академии так и не получил. Зарплаты тогда были не такие хорошие, как сейчас. Кто-то из знакомых предложил место начальника службы охраны в российском банке в Душанбе. Деньги обещали большие, вот он и уволился, благо выслуга позволяла. Проработал он там два года, иногда звонил по старой памяти, а потом пропал. Тело нашли в Варзобском ущелье – это место, куда душанбинцы выезжают по весне на шашлыки. Сказали, что был нетрезв и сорвался с узкой тропинки.

– Да, выглядит правдоподобно. – Владимир Александрович молча выпил коньяк. Остальные последовали его примеру.

– Так в чем суть вашей просьбы? Ради чего приехали-то? – Евгений Владимирович никак не мог поймать суть проблемы.

– Начну я издалека, – Сергей Николаевич разлил еще немного в фужеры. – А Владимир Александрович расскажет детали. Итак, часть оружия была переброшена из Карачи в Читрал. Там рядом киргизский Ош, таджикский Бадахшан. Там же маковые поля… Нет, не с того я начал. По нашим оперативным данным, в ближайшие год-два на всей прилегающей к бывшей границе Советского Союза территории начнутся активные военные действия. Желающих взорвать этот регион больше чем достаточно. Это и Турция, и Кувейт, которые хотят свести на нет все попытки поставок туркменского газа в Китай через Афганистан и Пакистан. Это и Штаты, которые все делают, чтобы лишить китайцев спокойной жизни в Синьцзян-Уйгурском автономном округе. И Пакистан, который хочет отвлечь талибов от своих центральных районов на север. Короче, у всех свои интересы в этом регионе. Как вы знаете, в настоящее время в рамках Шанхайской организации сотрудничества разрабатываются обширные экономические программы по развитию этого региона – начиная от воссоздания так называемого Шелкового пути до разработки редкоземельных металлов и создания единой энергосистемы. Так что наш интерес – поддержание стабильной обстановки в этом регионе без вмешательства туда деструктивных элементов.

– Это все понятно… «Поддержание стабильной обстановки» в вашем контексте звучит как общестратегическая задача далекого будущего, поскольку прежде, чем что-либо поддерживать, надо вначале стабилизировать. Вы не столь наивны, чтобы не понимать, для чего американцы оставили в Афганистане такое количество своих советников и военных баз. Так что про стабилизацию забудьте. Давайте спустимся со стратегических высот на нашу грешную землю и поговорим о реальных задачах и планах на сегодняшний день. Итак, Сергей Николаевич, давайте не будем ходить вокруг да около… Что конкретно вы хотите получить от Департамента контрразведывательных операций и от меня лично?

– Что касается Департамента контрразведывательных мероприятий, то об этом еще рано говорить. Если все пойдет так, как мы планируем, то, конечно, с ДКРО мы отработаем совместный план действий. Причем весьма детальный… А от вас нам надо одно – чтобы вы восстановили контакт с Абдул-Вали.

– С Абдул-Вали? – Евгений Владимирович давно уже отвык чему-либо удивляться за годы своей более чем интересной работы, но сдержать свое удивление не смог.

– Да, с Абдул-Вали. Дело в том, что он руководил разгрузкой танкера в порту Хадейда и по его указанию часть груза направлялась в Читрал. По нашим данным, сейчас он является руководителем направления по поддержке исламского движения в Среднеазиатских республиках бывшего Союза. То есть мальчик вырос до уровня регионального руководителя исламского фронта на границах Таджикистана, Узбекистана и Киргизии.

– Почему я? У вас что, люди с опытом перевелись? Прошло уже четверть века, он меня уже забыл. – Черняев развел руки в стороны, не находя ответов на вопросы, которые он задавал как бы Сергею Николаевичу, но на самом деле он спрашивал самого себя, просто высказал все это вслух.

– Не забыл. Люди нашей профессии имеют долгую память. А он человек нашей профессии. Тем более что легенда, по которой вы выходили на него, была более чем оригинальная и он должен был запомнить «таджика» из Горного Бадахшана, разыскивающего родственника, пропавшего в Иране по пути в Кербелу.

– На тот период эта легенда была актуальна. Тогда редко кому из советского Таджикистана удавалось совершить хадж к святому для шиитов месту через территорию Афганистана, где шла война, и Ирана, который относился к нам крайне враждебно. Тем более что человек, которого я разыскивал по легенде, существовал реально и реально направлялся нами в Кербелу по этому маршруту. – Евгений Владимирович помнил все детали той операции и мог рассказать ее развитие шаг за шагом. Конечно, Черняев помнил всю операцию в деталях, ведь это была его первая и, к сожалению, последняя операция в разведке. После окончания разведывательного института он попал в Управление нелегальной разведки и какое-то время в Институте востоковедения Академии наук работал младшим научным сотрудником, готовя статьи по истории распространения ислама в регионы Средней Азии. Конечно, работал он под чужим именем и даже почту получал на адрес Института от таджикских «родственников». Дорабатывать легенду он поехал в Таджикистан, где объездил все кишлаки, якобы собирая материалы по истории распространения ислама в условиях труднодоступной местности Горного Бадахшана. Там, в горном кишлаке, он познакомился с Абдул Мумином, молодым, но уже авторитетным улемом местной уммы, то есть богословом местной мусульманской общины.

Встретили его в горном кишлаке весьма настороженно, поскольку имя отца (естественно, подобранное по легенде) уже ничего не говорило местным жителям, но кто-то из местных белобородых стариков вспомнил, что дед был из этих мест, но очень давно покинул аул в поисках лучшей доли и уехал в Ташкент. То есть отработка легенды прошла в целом неплохо и его приняли как блудного сына, тем более что теперь он в далекой Москве занимался святым делом – проповедовал ислам через статьи в научных журналах. Более того, его приобщили к местной умме (мусульманской общине), поскольку саляты (молитвы) он знал на арабском языке, а хитан (обрезание) ему сделали в военном госпитале на Пехотном, когда стало известно его основное направление службы в нелегальной разведке. Более того, он сразу завоевал авторитет, когда правильно принял тяжелую книжку Корана из рук того самого улема, приложив ее вначале ко лбу, затем поцеловав корешок книги и только затем приложив ее к сердцу. В те уже далекие времена мало кто правильно соблюдал все тонкости религиозного обряда. Единственное, что портило картину его правоверности, было то, что он допустил оплошность, приняв местную умму за последователей одного из основных направлений в исламе – шиитов, но ему простили это, поскольку в далекой Москве, как полагали местные мусульмане, все они на одно лицо. Хотя и объяснили, чтобы он впредь четко уяснил, что они – низариты, то есть исмаилиты, а это не совсем то, о чем ему рассказывали в далекой Москве о шиитах и суннитах.