Текст книги "Небо в огне. Штурмовик из будущего"

Сержанты остались одни. Рыжков полез было к Григорию с разговорами, но экспат тут же цыкнул на него.

– Умолкни! Слышал, что капитан велел? Вот и учи карту!

Для самого экспата в полученном задании ничего сложного не было. Хорошо натренированная память позволяла ему запоминать еще и не такие массивы информации, поэтому район предстоящих боевых действий он изучил достаточно быстро. А потом только сидел и прикидывал про себя, как половчее проложить тот или иной маршрут от их аэродрома.

Летчики их эскадрильи вернулись часа через полтора. Погода оказалась нелетной, на улице зарядил противный дождь, небо заволокло серыми облаками, и полетов сегодня не предвиделось. Малахов появился чуть позже других. Представил сержантов, а потом устало присел рядом с ними на лавку.

– За что орден, Дивин?

– Колонну немецкую раздолбал, вовремя помог нашей пехоте, – не вдаваясь в подробности, ответил экспат.

– А физиономию тебе где так разукрасили?

– Там же.

– Понятно, – Малахов задумчиво побарабанил по столешнице. – Ну что, хвастайтесь полученными знаниями. Кто первый?

– Разрешите? – Григорий решил не тянуть кота за хвост. Быстро начертил по памяти район боевых действий, подробно рассказал, что к чему.

– Силен! – восхищенно присвистнул комэск. – Завтра можешь выходить на полеты. Слетаешь на полигон, покажешь, как стреляешь и бомбишь. Если так же хорошо, как с картой управляешься, то через пару-тройку деньков на боевые с нами пойдешь. Ну а ты чем порадуешь? – повернулся он к побледневшему Рыжкову. – Э, братец, да я погляжу, ты не так хорош, как твой приятель? Что ж, давай тщательно с тобой разбираться, двигайся поближе!

Экспат не стал наблюдать за предстоящей экзекуцией, накинул шинель и вышел на крыльцо. Там дымили папиросами трое летчиков. Григорий сунулся было к ним с расспросами, пытаясь узнать, как обстоят дела на этом участке фронта, но коллеги отмалчивались. Дивин не стал надоедать и вернулся в избу. Как он и предполагал, капитан уже приступил к показательной порке съежившегося Рыжкова. Злорадствовать не хотелось. Сержант налил себе стакан чая и сел на кровать, грея озябшие пальцы о кружку. Ну что, вот он и стал на еще один шаг ближе к войне.

* * *

На следующий день их разбудили затемно. По-быстрому умылись и направились в столовую на завтрак. Идти было недалеко. Рыжков, зябко кутаясь в шинельку, догнал товарища, пристроился сбоку и тихо спросил у экспата:

– Гриш, а ты сегодня в тренировочный полет пойдешь, да?

– Вроде комэск вчера обещал, – отозвался Дивин. – А ты что, не летишь, что ли?

– Какое там! – уныло откликнулся Рыжков. – Капитан вчера меня по карте гонял, как зверь. В итоге обругал на чем свет стоит и велел сегодня опять все зубрить до посинения. Представляешь, грозился уши оборвать, если опять не сдам! – пожаловался сержант. – Как думаешь, действительно может?

– А ты не учи! – засмеялся Дивин. – Сам все и узнаешь.

– Да ну тебя, – обиделся товарищ. – С ним как с человеком разговариваешь, а он хрень какую-то несет!

Экспат чуть не поперхнулся. Надо же, «как с человеком»! Эх, знал бы ты, Григорий Рыжков, кто сейчас на самом деле рядом с тобой грязь месит. Но сержант лишь длинно сплюнул и промолчал.

Завтрак оказался просто царским. По крайней мере для новичков. После весьма скудного питания запасного полка оба сержанта накинулись на еду так, что другие летчики начали посмеиваться. Картошка, котлеты, чай с сахаром, хлеб с маслом – настоящая пища богов! А уж когда Рыжков узнал, что можно и добавку попросить, то радости его вообще не было границ.

Дивин наелся гораздо быстрее. В силу несколько отличной от человеческой пищеварительной системы ему требовалось не так уж и много продуктов, чтобы погасить чувство голода. Поэтому, сноровисто расправившись с завтраком, он довольно откинулся на широкой лавке со стаканом какао в руке и принялся рассматривать окружающих.

Судя по всему, каждая из эскадрилий располагалась за собственным столом. В полку их было две. В каждой, насколько помнил сержант из информации, полученной во время обучения, по штатному расписанию, утвержденному в августе сорок первого, полагалось иметь девять самолетов. Плюс командование и звено управления. Всего – двадцать машин. Но в столовой никого из верхушки экспат не заметил, видимо, они питались отдельно.

Но пилотов было явно меньше. И это неудивительно, ведь полк честно воевал, а значит, постоянно нес потери. Так, в их второй эскадрилье на данную минуту осталось в строю всего пять летчиков. Плюс они – двое новичков. Утром капитан Малахов обмолвился, что как раз вчера они потеряли одного из пилотов во время штурмовки немецкой колонны. Григорий мгновенно сообразил, почему встретил столь холодный прием – всем было тяжко и не до знакомства с вновь прибывшими. Да и потом, комэск сказал вполне откровенно, люди гибли так часто, что порой новичков никто и не успевал толком запомнить. Два-три вылета, и все, понеслась домой похоронка.

После завтрака пилоты разошлись по КП своих эскадрилий, а Дивин отправился искать на аэродроме инспектора по технике пилотирования, который и должен был принять у него зачет, чтобы дать разрешение на полеты.

Но на летном поле царил форменный кавардак. Пора стояла жаркая: советские войска сумели окружить под Демянском шесть вражеских дивизий и теперь изо всех сил старались их уничтожить. Немцы, естественно, сопротивлялись как могли. Им удалось наладить «воздушный мост» для снабжения своих частей и пробить узкий, всего в шесть-семь километров, коридор к окруженным.

Бои шли тяжелые. Обе стороны напрягали все свои силы, чтобы добиться перевеса. И штурмовики играли не последнюю роль в развернувшемся сражении. Поэтому тратить лишнее время на обучение экспата было просто некому. Майор со шрамом через левую щеку, к которому сержант в конце концов сумел пробиться, пообщался с ним, что называется, на бегу и быстренько выдал свое заключение:

– Можешь приступать к тренировочным полетам на боевом самолете.

Капитан Малахов, услышав об этом, недовольно поморщился, но промолчал.

– Учебного «Ила»-спарки у нас в полку нет, – сообщил он Дивину с тяжелым вздохом. – Вон стоит «четверка», – он показал на один из штурмовиков, – можешь попробовать на нем. Справишься?

– Приложу все усилия!

– Ну так дерзай.

– А когда лететь-то? – слегка растерялся сержант.

– Да вот прямо сейчас и валяй, – скучным голосом ответил комэск. – Чего тянуть-то? Мы все равно пока команду на взлет ждем, вот и понаблюдаем за тобой. Смотри, самолет не разбей. Примешь машину у механика и рули к старту.

Григорий понесся к капониру, не чуя под собой ног. Добежав, остановился и принялся осматривать штурмовик. Да уж, самолет явно знавал и лучшие деньки! Был он весь изрешечен, а потому густо усеян всевозможными латками-заплатками. На стабилизаторе виднелась намалеванная белой краской цифра четыре.

Механик обнаружился мирно спящим в кабине. Сержант бесцеремонно растолкал его и передал приказание капитана.

– Лады, – сказал механик, зевая. – Сейчас все подготовим. Ты покури пока в сторонке.

– Не курю, – сухо ответил экспат. – Я лучше пока внешний осмотр проведу.

– Ну валяй, – равнодушно согласился механик. – Только под ногами не путайся.

Пока наземный экипаж возился с самолетом, Дивин обошел машину. Проверил, сняты ли струбцинки на элеронах, подкачаны ли колеса. В голове занозой засела мысль: почему его отправляют в небо без проверки? В чем подвох? Или… это и есть некая проверка?

В это время его окликнул механик, который уже ждал пилота с парашютом в руках. Надев его на себя, Григорий расписался в специальном журнале за прием самолета, ухватился за специальную ручку и подтянулся на крыло. А уже с него влез в кабину. Поставил ноги на педали, пристегнулся поясными и плечевыми ремнями. Воткнул вилку шлемофона в гнездо радиоприемника и барашками зажал ее. Затем произвел осмотр кабины. Как учили: слева направо. Вроде бы все в порядке.

– От винта!

Мотор взревел. Работал он чисто, и экспат мимоходом подумал, что механик-то, оказывается, не только спать умеет – старается содержать машину в надлежащем состоянии.

Порулил осторожно на старт.

– Давай один полет по кругу, – скомандовал там Малахов. – Не забывай оглядываться, нас хоть истребители и прикрывают, но фрицы запросто из облаков вывалиться могут. Так что, лучше шею в кровь сотри, чем они ее из тебя выцедят. Понял? Вперед!

Сержант кивнул в знак согласия. Аккуратно взлетел, набрал высоту. Бдительно поглядывая по сторонам, прошел вокруг аэродрома. Прикинув, что нужно сделать, решил идти на посадку. И вдруг во время разворота что-то громко щелкнуло. Григорий в первый момент не сообразил, что произошло. Подумал, что атакован вражескими истребителями, судорожно заозирался, но никого чужого, кроме пары «ЛаГГов», барражирующих над ним, не увидел.

Кинул взгляд на приборную доску. Е-мое, давление масла падает прямо на глазах! Значит, сейчас начнет расти температура, потом вообще все будет очень и очень хреново. Так, нужно срочно садиться, а то скоро на моторе можно будет яичницу жарить. Дивин развернул штурмовик, начал снижаться, выпустил шасси, и в этот момент самолет словно провалился. Экспат потянул ручку, пытаясь выровнять машину, но мотор вдруг остановился окончательно. Григорий похолодел. Самолет планировал, впереди виднелась какая-то канава, а возможности изменить хоть что-то уже не было. Касание… удар! Штурмовик подбросило вверх, а летчика, наоборот, бросило вперед. Он больно ударился лбом о приборную доску. Глаза мгновенно заволокло багровым. Экспат ужаснулся, решив, что перекидывается в боевую форму, но спустя мгновение сообразил, что это просто кровь заливает лицо. Самолет несло куда-то вперед, а Григорий даже толком не видел куда.

Наконец «Ил» замер. Дивин сидел в кресле, не в силах пошевелиться. В голове отчаянной птицей билась мысль, что нужно срочно выбираться из покрытой масляной пленкой кабины, что в любую секунду может начаться пожар. Но странное равнодушие овладело экспатом. Он просто сидел.

Момент, когда кто-то сорвал фонарь, расстегнул на нем ремни и потащил наружу, сержант упустил. Прохладные руки санитарки осторожно смыли кровь с его глаз, и только тогда, увидев обступивших его летчиков и механиков, Григорий снова стал слышать. Так, словно звук включили поворотом тумблера.

– Жив? Ранен? Что случилось? Да не молчи, сержант?! – Комэск Малахов требовательно дергал его за плечо.

Дивин выдохнул. А потом собрался и коротко доложил. Капитан нахмурился. Оглянулся, выискивая взглядом кого-то в толпе, а потом снова повернулся к экспату и сухо приказал:

– Иди от масла отмойся, а потом дуй на наш КП. А мы пока разберемся, что к чему. Санитар, да перевяжите его!

В просторной землянке, где находился командный пункт второй эскадрильи, в центре стоял стол, две лавки и двухэтажные нары по бокам. Григорий, не раздеваясь, плюхнулся на свободное место и закрыл глаза. В голове еще немного шумело. Напряжение постепенно спадало, а на смену ему приходил откат. Сержанта затрясло. Чувствуя, как стучат зубы, Дивин осторожно повернулся на бок и замер в позе эмбриона. Только сейчас экспат отчетливо понял, что находился всего в одном малюсеньком шажочке от смерти.

– Эй, сержант, ты здесь?

Григорий промолчал. Отвечать не хотелось. Он страстно мечтал в эту секунду лишь об одном – чтобы все оставили его в покое.

– А, вот ты где! – кто-то бесцеремонно потянул его за ногу. Экспат попробовал лягнуться, но безуспешно. Малахов, а это был именно он, ловко увернулся и больно ткнул его кулаком в бедро. – Ты мне подерись еще! Встал живо!

Дивин тяжело вздохнул, но все-таки пересилил себя и поднялся с нар. Комэск стоял напротив него, внимательно разглядывая сержанта.

– Что, боишься под трибуналом оказаться? – Капитан блеснул белозубой улыбкой. – Не бзди, твоей вины нет. Шатун оборвался, на «Илах» это беда известная. А ты молодец – и машину спас и сам в живых остался. Держи пять!

Экспат на мгновение замешкался, а потом крепко пожал командиру руку.

– Вот и правильно. А теперь пойдем, брат, к столу, я тебе сто грамм налью. И не спорь со мной, заслужил! Да и легче тебе станет, поверь.

* * *

Малахов обманул. Точнее, несколько поспешил со своим обещанием насчет боевых вылетов. После того памятного тренировочного полета, когда Григорий едва не разбился, они вместе с Рыжковым потратили еще немало времени на обучение. И если товарищ экспата, очень быстро заработавший прозвище Прорва за неуемную страсть к съестному, корпел над картами, пытаясь сдать зачет на знание местности штурману полка, то Дивин день за днем проводил на полигоне. Он располагался неподалеку, на лужайке. Бойцы БАО притащили туда кое-какую разбитую немецкую технику, замаскировали, и новички летали, пытаясь поразить ее.

В принципе, довольно знакомое упражнение. Правда, в имперском училище не требовалось столь тщательно целиться – ракеты сами успешно захватывали мишень. А на «Иле» стоял прицел ПБП-1б – закрепленное на кронштейне на уровне глаз летчика оптическое устройство. Для пользования им пилот должен был, глядя через небольшой прозрачный экран, искать цель и производить прицеливание. И попутно еще управлять машиной! Мало того, что все это было сложно и неудобно, так еще и обзор из кабины резко ограничивался.

Но лиха беда начало – сержант не роптал, а просто раз за разом отрабатывал приемы воздушного боя.

По утрам, правда, было несколько неудобно перед товарищами. Они-то вылетали на штурмовку окруженных немцев, сражались, а он… впрочем, уже через несколько дней Григория стали тренировать на слетанность в составе пары и, чуть позже, звена. И скидок на то, что он раньше уже летал, награжден, ему никто не делал.

Но все рано или поздно заканчивается. Вот и экспат услышал наконец от командира полка слова:

– Ну что ж, теперь ты вполне готов к выполнению боевой задачи, сержант. Завтра полетишь с остальными, иди готовься.

– Гриш, ну расскажи, как там, а?

– Да отстань ты, что прицепился, как репей! Не боись, скоро сам полетишь, вот все собственными глазами и увидишь. Рассмотришь, так сказать, в деталях.

– Ну ладно, что тебе, жалко, что ли?

Сержант устало улыбнулся. А что, собственно, рассказывать? В ночь перед боевым вылетом спал как убитый, никаких тебе терзаний, несомкнутых глаз и прочей чепухи, присущей новичкам. Малахов с утра даже удивлялся, мол, сам переживал до смерти. Ну так не будешь рассказывать, что этот бой у него, Дивина, далеко не первый. Хорошо, догадался вовремя сослаться на то, что уже воевал летом и осенью сорок первого. И пусть не все в памяти осталось, но, видать, натуру не обманешь.

Задание получили такое: вылететь девяткой на штурмовку переднего края противника. Григория поставили ведомым в звено к лейтенанту Петрухину, коренастому белобрысому парню с новенькой медалью «За боевые заслуги» на гимнастерке.

– Самое главное для тебя, – инструктировал он экспата, – держать строй. Запомни, летишь позади меня, с правой стороны и чуть выше. Повторяй все мои маневры. Сам можешь не пытаться искать фрицев – увидел, что я начинаю пикировать, делай то же самое. Я бросаю бомбы – и ты сбрасывай. Я пускаю эрэсы…

– Делаю, как вы, – кивнул Дивин. – Понятно, товарищ лейтенант.

– Андрей, – улыбнулся Петрухин. – Зови по имени. Молодец, что понял. В общем, держись за меня. Отстанешь, фрицы тебя мгновенно сожрут. А теперь садись, пока есть время, давай повторим ЛБС [4]4
  ЛБС – Линия боевого соприкосновения.


[Закрыть], а то, не дай бог, отработаем по своим, мигом под трибуналом окажемся.

Взлетали по ракете. Собрались над аэродромом на высоте примерно в тысячу метров и пошли колонной. Григорий отметил в планшете время вылета, чтобы лучше ориентироваться при подходе к цели. День был ясный, прохладный, но в кабине от работающего двигателя даже жарко. Сержант крутил головой, стараясь ничего не пропустить. Тем более, что по рассказам более опытных товарищей он знал – немцы страсть как любят подкарауливать зазевавшихся пилотов и бить их сзади. Один удар, и все, а вражеские истребители уже тю-тю.

Через семь минут после взлета встретились с истребителями прикрытия. Шестерка «ЛаГГ-3» пристроилась к штурмовикам, а их ведущий приветственно покачал крыльями. Экспат в очередной раз грустно вздохнул: бедственное положение со связью в советских ВВС угнетало. О нормальных радиостанциях можно было только мечтать. Да что там радиостанции – передатчик стоял только на «Иле» Малахова, у всех остальных лишь приемники. Да, те оставляли желать лучшего, в наушниках трещало и шипело, разобрать что-либо удавалось с большим трудом.

Подошли к линии фронта. Комэск скомандовал приготовиться к атаке. В этот момент чуть левее и ниже штурмовиков в небе расцвели черные шары разрывов. Это заработала немецкая зенитная артиллерия. Но Григорий старался не обращать на это внимания – все его усилия сейчас были направлены на то, чтобы как можно более точно повторить за ведущим все его маневры.

Петрухин ввел свой «Ил» в пикирование. Экспат тотчас двинул ручку от себя. Штурмовик клюнул носом и плавно устремился к земле, ускоряясь с каждой секундой. Очередной разрыв полыхнул совсем близко, и машину тряхнуло. Сержант досадливо скривился. Он, не отрываясь, смотрел за растущей перед ним землей. Вот в прицеле появились позиции артиллерии, маленькие паучки орудий, а возле них черные точки людей.

Пальцы жмут на гашетку. Пулеметные очереди хлестнули по немцам, а экспат, мгновенно сориентировавшись по трассерам, выпустил следом все восемь эрэсов. Возле фашистских орудий полыхнуло, а Дивин уже потянул ручку на себя, выводя штурмовик из пикирования, и одновременно нажал кнопку бомбосбрасывания. Машина подпрыгнула вверх, избавившись от лишнего веса, и перешла в горизонтальный полет.

Сержант крутанулся влево, догоняя ведущего. Пристроился к лейтенанту и увидел, как тот довольно улыбается и показывает ему, что, мол, все в порядке, молодец. Обычный человек вряд ли рассмотрел на таком расстоянии лицо другого пилота, но для экспата такой проблемы не существовало – он видел Петрухина очень хорошо. Григорий засмеялся. Что ж, вроде все в порядке и он нигде не напортачил.

– «Горбатые», фрицы! – пробился вдруг через треск в наушниках чей-то незнакомый голос. – «Мессеры» от солнца! Уходите, мы их задержим.

Экспат оглянулся. Сверху на них падали вражеские истребители. «ЛаГГи» кинулись им наперерез, но уже было понятно, что они не успевают. Дивин закусил губу и, как учили, скольжением, с креном в двадцать градусов, стал уходить от атаки «мессершмиттов», стараясь при этом не отстать от ведущего. Дымные жгуты густо исполосовали небо прямо перед носом его «Ила», но не задели. Григорий не успел порадоваться, как следующая очередь хлестнула машину. Штурмовик вздрогнул, а в левой плоскости появилось несколько дыр. Попали!

Сержант бросал машину из стороны в сторону, сбивая прицел немцу. Черт, как же медленно! «Ил» реагировал на команды неохотно, с какой-то задержкой. Но все-таки реагировал, а значит, ничего важного фриц не задел. Григорий бросил короткий взгляд назад. «Мессеры», ударив сверху, проскочили через строй штурмовиков и, не ввязываясь в бой с «ЛаГГами», стремительно уходили. Наши истребители рванули было за ними, но, судя по всему, не имели шансов их догнать.

Дивин завертел головой, считая самолеты товарищей. Уф, вроде все на месте. Домой возвращалась полная девятка «Ил-2». Правда, за машиной под номером четырнадцать тянулась слабая полоса дыма, но пилот уверенно вел ее, и экспат решил, что там ничего серьезного нет. Что ж, надо признать, все прошло неплохо. Григорий замурлыкал себе под нос какой-то мотивчик, но тут же увидел, как Петрухин яростно грозит ему кулаком. Сержант вжался в сиденье, ругая себя на чем свет стоит. Это ж надо, только что повезло уйти от атаки фашистских истребителей – и он уже расслабился, забыл обо всем, потерял строй и потянул в сторону. А если сейчас еще пара «мессеров» нарисуется? Вот им радости-то будет, очередного желторотика спалят!

До аэродрома дошли спокойно. Григорий зарулил на свое место, выключил мотор. Механик уже лез на крыло, чтобы помочь ему выбраться из кабины. Освободился от ремней, отстегнул парашют и выскочил на землю. И только сейчас почувствовал, что ноги не держат! Не удержался и ухватился за крыло, чтобы не упасть.

– Ты что, ранен?

Надо же, Петрухин откуда-то появился. Экспат отрицательно помотал головой и слабо улыбнулся.

– Я в порядке.

– Тогда ответь, какого черта ты вытворял в воздухе?! Кто за обстановкой должен, по-твоему, следить? Почему из строя вышел? Носом в землю ткнуться не терпится? Так не переживай, за фрицем не заржавеет, враз тебя определят корешки ромашек нюхать!

– Чего ругаешься, Андрей? – Малахов подошел к бушующему лейтенанту и устало расстегивал шлемофон.

Петрухин коротко доложил ему о поведении Григория. Комэск нахмурился.

– Плохо, товарищ Дивин, очень плохо. Чувствую, что придется вам сделать еще несколько тренировочных полетов. Делаю вам на первый раз замечание! – Капитан дождался дивинского «есть» и неожиданно широко улыбнулся: – Не сильно устали? Нет? Вот и хорошо. Тогда позвольте поздравить с первым успешным боевым вылетом! Отдыхайте.

– Смотри у меня, поговорим еще потом! – Петрухин погрозил экспату кулаком и быстрым шагом направился вслед за командиром. А Григорий медленно стянул с головы шлемофон, запрокинул лицо к небу и зажмурился. Он жив, и как, черт побери, это здорово!

* * *

В начале мая полк перебазировался на новое место неподалеку от поселка Крестцы. В отличие от прежнего полевого аэродрома, этот строили еще до войны. Раньше здесь шумел густой лес, который подходил сплошной стеной к самым окраинам поселка, но потом люди вырубили деревья, осушили болото и выстроили все необходимые сооружения.

Вместе со штурмовиками на аэродроме разместился полк истребителей.

– Прикрывать нас будут, – объяснил Малахов, придя с совещания. – Так что радуйтесь, братцы, без поддержки теперь не останемся. Кстати, Дивин, начальство заинтересовалось твоей придумкой.

– Она не моя, – автоматически поправил комэска Григорий. – Я ведь говорил: один из инструкторов в ЗАПе был в декабре на Военно-технической конференции в Куйбышеве, вот там и подхватил идейку.

– Ладно, ладно, – капитан досадливо отмахнулся, – помню. В любом случае, у нас ты об этом заикнулся, значит, и спрос с тебя.

Не было печали! Вот, спрашивается, кто за язык-то тянул? Летал себе и летал, как все, так нет же, черт дернул рассказать о «круге». А комэск возьми да заинтересуйся. Пришлось рассказывать, что запомнил, дополняя полученную когда-то информацию собственными выкладками и расчетами.

Да, не нравилась экспату нынешняя тактика штурмовиков. А кому она понравится? Обычно к цели шли на бреющем, а потом делали горку и атаковали. Вываливали на противника весь боезапас, что успевали, и мгновенно давали деру. С недавнего времени, правда, стали подниматься на высоту от километра до полутора и затем бомбить с пикирования, а если поблизости не оказывалось истребителей противника, делали еще пару-тройку заходов. При этом строй часто разрушался, колонна сильно растягивалась и штурмовики несли большие потери при очень низкой эффективности. В полку Хромова в эскадрильях осталось по шесть-семь машин.

Поэтому и всплыла в голове сержанта услышанная лекция о новом варианте боевого построения. Идея заключалась в том, что штурмовики выстраивались один за другим на расстоянии в пятьсот – восемьсот метров и замыкали над целью круг, атакуя врага посамолетно. Таким образом они получали возможность не только свободы маневра для прицельного бомбометания и стрельбы из ракетного и пулеметно-пушечного вооружения, но прикрытия впереди идущего товарища при атаке того сзади немецкими истребителями.

С одной стороны, вроде бы все красиво, но с другой – нужно было проверить, как это будет выглядеть на практике. Наверняка найдется масса мелочей, которые потребуют решения. Но, что радовало, Малахов загорелся этой идеей, но брать на себя ответственность не стал и вышел с предложением на командование полка. Хромов, говорили, сомневается. Ладно, пусть начальство теперь думает.

Шли тяжелые бои. Немцы старались вырваться из котла. Дивин теперь летал регулярно. Не так, как другие пилоты, которые делали два-три вылета в день, но постоянно. С каждым разом сержант все лучше и лучше «видел землю» и учился понимать товарищей.

При этом редко когда удавалось вернуться домой без пробоин в машине. Мало того, что «Илам» досаждали фрицевские зенитки, так еще и вражеские истребители господствовали в воздухе. Выматывались все страшно. Вечером, после отбоя полетов, достаточно было за ужином хлобыстнуть законные наркомовские сто грамм, и все, падали замертво. Григорий-то больше делал вид, что устает так же, как и его товарищи, но искренне удивлялся, что Рыжков находит в себе силы и еще регулярно шляется на свиданки к какой-то поварихе.

– Он к ней не за любовью, а за добавкой бегает. Вот ведь прорва ненасытная! – смеялись летчики. А долговязый сержант лишь посмеивался и загадочно улыбался.

Однажды эскадрилья Малахова получила приказ вылететь на штурмовку деревни, превращенной немцами в мощный узел сопротивления. На первый взгляд задание выглядело несложным: атаковать немецкие позиции и правым разворотом выйти на территорию, занятую нашими войсками.

Взлетели, построились и на бреющем пошли по курсу. Земля стремительно проносилась под крылом так близко, что казалось, вот-вот заденешь и врежешься. Экспат оглянулся. Рыжков шел следом, во втором звене левым ведомым. Сегодня они летели шестеркой, а лейтенант Петрухин вел группу. Нервировало отсутствие истребителей сопровождения, но Малахов при постановке задачи сделал упор на том, что их атака должна стать для немцев неожиданностью.

– Разведка сообщает, что немцы накапливают за деревней танки и пехоту для атаки. Пойдете с ампулами и сожжете это осиное гнездо к чертовой матери.

Сержант тогда поежился. Адская штука – одной ампулы АЖ-2 практически гарантированно хватает для уничтожения вражеского танка или бронетранспортера. Опять же, пехоту из блиндажей выкуривать помогает. Но вообще та еще радость лететь на задание, когда в бомбоотсеках ждут своего часа полторы сотни шаров с зажигательной смесью. Представишь, что с тобой будет, если в них попадет шальной осколок или снаряд, так самому застрелиться хочется. Причем заранее, чтобы не мучиться! А ведь идти приказано на бреющем, и это значит, что палить в них будут из всего, что есть на вооружении у немчуры, вплоть до пистолетов. Одна надежда на то, что их прозевают.

При подготовке к выполнению задания сознательно решили соблюдать режим радиомолчания. Все прекрасно знали, что немцы слушают эфир, а наши летчики нет-нет, да и начинали переговариваться открытым текстом, невольно помогая врагу.

Но, как это часто бывает на войне, все заранее намеченные планы пошли прахом. При подлете к деревне Петрухину сообщили по радио, что над целью крутится восемь «мессеров». Что делать? Развернуться и уйти назад? Не вариант. Значит, нужно продолжать выполнять приказ, невзирая ни на что.

Григорий даже не успел испугаться. Их звено сделало горку, поднимаясь на высоту в семьдесят-восемьдесят метров, как того требовала инструкция по применению ампул АЖ-2, чтобы самим не загореться, почти одновременно вывалило на головы фрицам кассеты, начало уходить в разворот, и… левого ведомого лейтенанта смахнули в один миг. «Мессершмитты» парой камнем упали сверху и расстреляли штурмовик. А следом уже заходила новая пара «худых».

Петрухин выполнил какой-то хитрый маневр и, петляя по перелескам, ушел. Дивин замешкался всего на несколько секунд, но этого вполне хватило, чтобы он вдруг остался один. Сержант закончил разворот и, прижимаясь почти к самой земле, потянул домой.

В этот момент перед ним пронеслась пулеметная трасса. Экспат оглянулся: его атаковал истребитель. «Мессер» вел себя предельно нагло, видимо, прекрасно понимал, что отбиваться «Илу» в таком положении нечем. Поэтому он совершенно не заботился о собственной защите и заходил то справа, то слева. Пока без особого результата, но сержант прекрасно понимал, что это всего лишь вопрос времени. Дивин пошел в виражи.

Выход подсказал, как ни странно, немец. Он выпустил шасси, чтобы уменьшить скорость и, таким образом, сравняться со штурмовиком. Григорий заметил это, и его вдруг осенило: «А почему бы, собственно, не воспользоваться этим приемом?»

Дивин последовал примеру немца, чуть отвернул машину влево, и тот, не ожидая такой подлянки, проскочил вперед штурмовика и оказался чуть впереди и правее от него. Экспат мгновенно довернул машину и нажал на гашетки. Залп разнес «мессершмитт» буквально в клочья, и на землю дождем посыпались лишь какие-то мелкие обломки.

Но сержант не успел толком порадоваться своей победе, потому что уже в следующий момент по корпусу стегнула злая очередь. Григорий вжался в сиденье, пытаясь укрыться за бронеспинкой. Сильный удар заставил тяжелую машину вздрогнуть, но – о, чудо! – получивший несколько прямых попаданий «Ил» держался в воздухе и пусть с некоторой заминкой, но все-таки слушался рулей. При этом из-за потери скорости штурмовик едва не свалился в штопор, и Дивину пришлось приложить неимоверные усилия для того, чтобы выровнять самолет. Правда, в какой-то момент даже пришлось немного сбавить напор, а то ненароком вырвал бы ручку управления. Стрелка на указателе скорости, казалось, застыла на месте.

– Ну же! – заорал экспат. – Давай!

Кое-как выправив положение, сержант почувствовал, что силы иссякли. Не физические, разумеется, их-то как раз хоть отбавляй. Навалилась какая-то душевная слабость и апатия. Все тело покрыло противным липким потом. Григорий даже позабыл, что на хвосте у него висит вражеский истребитель, который в любую секунду может добить его. Он глянул вниз, пытаясь понять, где сейчас находится. Надо же, под крылом «Ила» тянулись наши траншеи. А он и не заметил, как проскочил линию фронта. Пехотинцы вылезли на бруствер и потрясали винтовками, приветствуя успех сержанта.

Только сейчас Дивин решил оглядеться. Пусто. Рядом ни немцев, ни наших. Что ж, придется идти на аэродром самостоятельно. Григорий наконец-то определился со своим местоположением. «Ильюшин» летел тяжело. Да и вел себя явно ненормально: судя по всему, поврежден руль поворота и глубины[5]5
  Руль глубины или высоты – (Elevator) – руль, устанавливаемый на самолетах в хвостовой части. Служит для изменения высоты полета. Самойлов К.И. Морской словарь. М.Л.: Государственное Военно-Морское Издательство НКВМФ Союза ССР, 1941.


[Закрыть].

До аэродрома дотянул с трудом. Сел с ходу, понимая, что на второй круг зайти уже не получится. Штурмовик вдруг потянуло влево. Экспат торопливо выключил мотор. Удар, скрежет, комья земли летят вверх из-под крыла, и, наконец, машина остановилась. Григорий рукавом вытер лицо. Пальцы мелко дрожали. К нему уже неслась пожарная машина, бежали техники и летчики.