Текст книги "Семь пятниц"

Глава третья
НОЧЬ – ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

п. Судострой – о. Чернец, Олег Наговицын

Баркас натужно взревел и, выпустив облако удушливого сизого дыма, неторопливо отвалил от дощатого пирса. Судостро-евцы на берегу, а проводить игроков, несмотря на поздний час, собралось чуть ли не полпоселка, дружно замахали руками,

– Мишаня, возьми-ка провожающих, – негромко скомандовал оператору Олег, – а потом – панорамой – игроков…

Толпа на причале, заметив направленную на них камеру, замахала с утроенной энергией. А Охримчук даже сорвал со своей лысой головы фуражку и семафорил ею вовсю, что-то возбужденно при этом выкрикивая.

Оператор перевел камеру на притихших Робинзонов. Они сидели в рядок на лавке вдоль борта смирные, разом посерьезневшие. Похоже, что только сейчас до них стало доходить, в какую жесткую игру предстоит им сыграть. Никто никому уже не улыбался – наоборот, косились друг на друга настороженно, как бы оценивая силу соперников.

– Господа! Минутку внимания! – обратился к ним Олег. – Сейчас вы получите карты острова, на них будут отмечены места высадки каждого из вас. Вы сойдете на берег на расстоянии трех-четырех километров друг от друга, и с этого момента начнется наша игра. Вы, конечно, можете начать свою охоту сразу, но мы намеренно решили высадить вас на остров в сумерках, чтобы максимально осложнить поиски и дать тем самым время для адаптации в новых для вас условиях.

Леха Баукин раздал игрокам карты, и все они дружно углубились в их изучение.

Видавший виды баркас, монотонно стуча дизелем, ленивым увальнем покачивался на невысокой волне. Наговицын специально выбрал для съемок именно эту древнюю посудину – для пущего эффекта. Старое рыбацкое суденышко выглядело настолько колоритно, что Олег отказался ради него даже от новехонького навороченного милицейского катера, великодушно предложенного Охримчуком.

Баркас, волоча за собой крохотную шлюпчонку, неторопливо переваливался с волны на волну, а время между тем мчалось полным ходом. Солнце неумолимо клонилось к закату, и Наговицын уже пожалел о своем выборе – на милицейском катере они бы давно были на месте. Высадку игроков надо было снять непременно, а для этого нужно было добраться до острова засветло. Олег начал всерьез беспокоиться.

Он подошел к стоявшему у штурвала суденышка пожилому помору, одетому в жуткую линялую робу, сплошь облепленную засохшей рыбьей чешуей.

– Послушайте, кэп, – обратился к нему Наговицын, – а ваш глиссер не может плыть побыстрей? Может, вы забыли – нам обязательно надо высадить людей до захода солнца…

– Не боись, паря, – успеем… Тут идти-то осталось… – невозмутимо пробормотал старик.

– Да как же успеем, уважаемый? Как же мы успеем, если плетемся, как… – раздражаясь все сильней, недовольно развел руками Наговицын.

– Ладно, паря, счас я посудине нашей форсаж дам… – помор, повернувшись к суетливому столичному киношнику, вдруг озорно ему подмигнул, потянул на себя какой-то ржавый, надсадно заскрипевший рычаг и, звонко чмокнув обветренными губами, прогудел нараспев: – Н-н-но, пошла, родимая!! Иль заснула, кляча старая?! У-у-у, лишенка!! Н-н-н-но!!!

Наговицын рассмеялся и мгновенно перестал волноваться – то ли ему передалось спокойствие веселого рыбака, то ли баркас в самом деле прибавил ходу. У него в один момент поднялось настроение, а следом возникли кое-какие мыслишки, и, пригласив оператора, Олег записал довольно лихой комментарий к морскому путешествию своих Пятниц.

А вскоре, как и обещал старик-помор, на горизонте показался Чернец. Издали он казался совсем крошечным – маленькое темно-зеленое пятнышко среди однообразно серой бескрайности холодного северного моря. Но по мере приближения к острову стало ясно: Чернец не так уж и мал, а для компании из семи человек – и вовсе даже велик.

Западная оконечность острова была сплошь покрыта лесом, который с баркаса выглядел совершенно непроходимым. Восточней начиналась каменистая гряда, лишь местами поросшая тощим подлеском. Она разделяла остров на две неравные части: меньшую, западную – равнинную, густолесистую и большую, восточную – возвышенную, скалистую. Лес там был заметно реже, чем внизу, но и в нем отыскать скрывающегося соперника было, без сомнения, совсем непросто.

Высадку начали с юго-восточной части острова. Понедельник, подхватив свой рюкзак, спрыгнул в шлюпку, и молодой белобрысый парень (то ли помощник старого рыбака, то ли какой-то его родственник), ритмично и мощно работая веслами, мигом доставил его на берег.

Понедельник, махнув на прощание оставшимся на судне, не стал задерживаться на берегу и, мелькая среди деревьев, начал споро подниматься в гору. Разумеется, с баркаса все это фиксировал оператор.

Паренек на шлюпке вернулся, и баркас отправился дальше на запад. Он обходил остров по часовой стрелке, делая короткие остановки. Олег был доволен – высадку снимали, как он и планировал, на закате. С одной стороны, у игроков оставалось достаточно времени, чтобы устроиться на ночлег, с другой – в косых лучах заходящего солнца эта сцена выглядела особенно эффектно.

Спустя час с небольшим на баркасе не осталось ни одного игрока.

– Ну, вот и все… Давай домой, батя, – скомандовал Олег старику-помору.

Баркас обогнул юго-восточную оконечность Чернеца и неторопливо заковылял назад, в поселок. Наговицын уселся на лавку и, повернувшись спиной к легкому ветерку, стал перелистывать свои записи.

Его мысли были уже на берегу, в читальном зале клубной библиотеки, переоборудованном под монтажную. Там были установлены полтора десятка мониторов, на которые передавался телесигнал с камер, работающих на острове. На ближайшую неделю этой читалке предстояло стать для Олега и кабинетом, и столовой, и спальней.

– Эй, Кутузов, глянь-ка сюда!.. – окликнул его куривший на корме Баукин. – Глянь, тебе говорят!

– Ну чего тебе? – обернулся Олег.

– Оцени картинку, а?.. – Леха кивнул в сторону удаляющегося острова.

Олег взглянул и тут же закричал:

– Мишаня, камеру сюда! Мухой, Мишаня!!!

Завьялов вышел из рубки и вразвалочку направился к корме, на ходу пристраивая камеру на плечо.

– Что, мужики, тонем? – невозмутимо поинтересовался он.

– Мишаня, возьми-ка закат. Только не спеша и с чувством, понял? Ну давай же скорей, не копайся, – поторапливал его Наговицын.

– Облака обязательно, – подсказал Баукин. – И еще сосны вон там, на мысу…

В половину северного неба полыхал закат потрясающей, необузданной, дикой красоты. Над Чернецом комьями окровавленной ваты нависли низкие облака. Усталое светило медленно и торжественно погружалось в них, окрашивая все вокруг в багровые, пунцовые, кумачовые тона. Эти невероятные облака, пурпурное зарево над ними, розоватая неподвижная поверхность засыпающего моря, ало-оранжевые, как сигнальные жилеты дорожных рабочих, стволы сосен на западе острова – все это было так необычайно ярко и прекрасно, что казалось фантастическим, ирреальным и даже немного жутковатым,

Наговицын, не отрываясь, как завороженный любовался закатом. Но вот парадокс – чем дольше он смотрел на эту красоту, тем тягостней становилось у него на душе. Закопошились какие-то смутные и недобрые предчувствия, неясная тревога холодной жабой заползла на сердце. Ему стало неспокойно, маетно.

Олег курил очень редко, только под настроение, а тут вдруг захотелось – остро, почти нестерпимо.

– Лех, дай закурить, – попросил он.

Баукин взглянул на него удивленно, но ничего не сказал, протянул сигарету.

Наговицын жадно затянулся, следом – еще и еще. Тревога не отпускала, и внезапно непонятно откуда всплыла невнятная, но абсолютно крамольная мысль.

«И зачем только мне все это надо?.. Что за ерунду я затеял?.. Кому она нужна, эта глупая программа?.. Для кого это все?.. Чушь ведь полная, игрушки для великовозрастных детишек…» – вяло, словно в ступоре, думал он.

И вдруг Олег разом словно очнулся. Что с ним? И о чем это он? О своей программе?!! О главном деле своей жизни?

– Тьфу, черт!!! – сплюнув за борт, выругался он.

– Ты чего, фельдмаршал?.. – покосился на него Баукин.

– Так… Ересь какая-то в башку лезет! – отвернувшись, сердито ответил Олег.

Затянувшись последний раз, он щелчком отшвырнул окурок далеко в море, развернулся и быстро ушел в рубку.

* * *

о. Чернец, некто

Летняя ночь на Беломорье коротка, как забег на стометровку. Не успеет солнце скрыться за горизонтом, как снова норовит вскарабкаться на небосклон. Нормальной темноты – кот наплакал, ни тебе выспаться толком, ни…

Мужчина хорошо знал это, поэтому, высадившись на остров, не мешкал. Он быстро нашел место для ночлега, нарубил лапника, расстелил на нем спальный мешок и, не снимая с головы шлема, улегся. Причем лег не внутрь, а прямо поверх спальника. Поворочался немного, устраиваясь поудобней, потом опустил на своем шлеме противокомариную сетку, повернулся на бок и затих, терпеливо ожидая наступления темноты.

«Нечего тянуть. Дельце надо обтяпать сегодня же, пока он здесь толком не освоился. И подобраться к нему будет проще и вообще… Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня!» – усмехнулся про себя мужчина.

Чтобы как-то скоротать время и, не дай бог, не задремать, он принялся неторопливо и обстоятельно прокручивать в памяти все, что довелось предпринять, чтобы попасть на этот остров. А хлопот, между прочим, было выше крыши, и ему пришлось изрядно постараться, чтобы в точности исполнилось все, что задумывалось. Но ведь и цель, ради которой он так старался, того стоила! Да, сделано было немало. Оставалось всего-навсего одно, последнее, но самое важное дело. То самое, которое ему и предстояло совершить нынешней ночью…

Сумерки сгущались. Вот-вот должна была наступить темнота – не кромешный мрак, конечно, но… Что уж тут – темнее все равно не будет.

«Пора, – решил мужчина. – Пока еще найду его… Уж лучше иметь запасец…»

Он прижал рукой шлем к спальнику и стал осторожно, чтоб не сбить положение своего оборудованного камерой головного убора, выбираться из него. Беззвучно и быстро освободившись от шлема (тот даже не шелохнулся), встал и потянулся, разминая затекшие от неподвижности мышцы.

Он взглянул под ноги, на неподвижный шлем, и презрительно усмехнулся.

Жалкие, разжиревшие свиньи! В их сытой и скучной жизни у полной лоханки так мало приключений – вот им и придумали эту дурацкую игру. А они и рады – жалкие свиньи, корчащие из себя крутых парней!

Что ж, он готов играть по их правилам и, будьте уверены, покажет им первоклассную охоту! Он станет самым активным игроком, будет добросовестно выслеживать резвящихся жирных кабанчиков, устраивать на них засады и отстреливать их этим идиотским игрушечным пистолетиком. Но вся эта лабуда начнется только завтра, с солнышком. А сегодня ночью, уж извините, ему не до игрушек.

Воздух звенел от гнуса. Мужчина надел заранее приготовленный накомарник – идеальный вариант для предстоящего дела. И комары не достают, и лица не видно. Сунул в карман фонарик, нож – так, на всякий случай – и, неслышно ступая, пошел прочь.

Ориентироваться в ночном лесу он умел хорошо, поэтому шел быстро, но очень аккуратно, не создавая лишнего шума. Пройдя в хорошем темпе полчаса, сбавил скорость и дальше продвигался с величайшей осторожностью. К этому времени стало почти совсем темно, и он больше полагался на слух, чутко прислушиваясь к каждому шороху.

* * *

о. Чернец, Саша Покровская

Саша самым добросовестным образом старалась заснуть, но у нее ничего не получалось.

Она уже испробовала все известные ей способы – от банального подсчета воображаемых баранов до релаксации по системе тибетских монахов – все впустую. Нервная система, перегруженная впечатлениями от бурных событий минувшего дня, бунтовала, не желая успокаиваться.

Мама, несмотря на все уговоры, все-таки увязалась провожать ее в аэропорт. И там, конечно, опять не сдержалась и расплакалась на виду у всей публики. Господи, до чего же глупое положение – сотни совершенно чужих людей, и ты в качестве бесплатного развлечения для них!

Потом – Архангельск. Жуткий хам Баукин, его наглые ухмылочки и абсолютно дебильные шуточки. «Мадемуазель, скажите честно, как парашютист парашютисту, – вам во время прыжков лямки нигде не трут?..» Ур-р-род!!!

И, наконец, – приехали!.. Забытый богом крохотный поселок на краю земли, убогий клуб, насквозь провонявший рыбой, тучи мошкары и, в довершение всего этого, – господин Наговицын со своим неприкрытым женоненавистничеством!

Пусть он и не выражал его устно, да и вообще не сказав ей ни слова, но презрительно-брезгливые взгляды, которыми руководитель программы время от времени одаривал Сашу, говорили о его отношении к ней красноречивее любых слов. И, надо признать, задевали ее весьма и весьма ощутимо!

Можно подумать, что Саша так уж рвалась в его программу! Да триста лет не нужны были ей эти дурацкие «Семь Пятниц»!! Папа был прав: черт знает что – взрослые дядьки затеяли от скуки детскую игру в войнушку!

А что касается Саши, то идея направить на съемки мужской передачи женщину принадлежала совсем не ей, а ее главному редактору. Это было вполне в его духе – довести ситуацию до абсурда и проследить потом, что из всего этого получится.

Сама-то Саша с куда большим удовольствием отправилась бы в долгожданный и вполне заслуженный отпуск. Махнула бы куда-нибудь в Италию или, на худой конец, в Испанию… Да боже мой, – куда угодно, хоть в Турцию! Все лучше, чем кормить комаров в этой кошмарной дыре!

Саша заерзала в своем спальном мешке. Она была настолько уязвлена отношением к себе останкинских теледеятелей, что против воли стала подумывать, как бы ей так изловчиться, чтобы умыть их всех – взять, например, да и выиграть в этой сугубо мужской игре главный приз!

В редакции никто, разумеется, не ставил перед Сашей такой задачи – непременно победить, да и сама она до сих пор не строила на этот счет никаких планов. Но теперь, после обид, вольно или невольно нанесенных ей телевизионщиками, ее самолюбие взыграло.

А что, в самом деле, чем черт не шутит?!.. Подумаешь, великое дело – подстеречь где-нибудь в кустиках раззяву-мужика и залепить ему инфракрасным лучом по безмозглому кумполу! Конечно, придется попотеть, поскакать по лесу, но ведь, с другой стороны, есть ради чего – денежки-то обломятся совсем неслабые! Можно будет, наконец, купить себе нормальное жилье и вырваться из-под порядком уже поднадоевшей матушкиной опеки!

Саша расстегнула спальник и порывисто села. Внезапно созревшее решение – всерьез побороться за победу – разом меняло все! Она критически оглядела свое укромное гнездышко, свитое под густыми лапами вековой ели.

Нет, раз уж она решила участвовать в игре, то сейчас не время спать! Надо действовать! Действовать немедленно, пока ее соперники не успели привыкнуть к новым условиям, пока их бдительность притуплена усталостью, пока, наконец, все эти здоровенные лбы мирно посапывают в своих спальниках – тут-то их и надо брать, голубчиков!

Ужом выскользнув из-под еловых лап, Саша отряхнулась от налипшей хвои, поправила свою амуницию и надела очки. В первую боевую вылазку она решила отправиться налегке – с одним пистолетом, весь ее остальной скарб оставался под елкой. Саше понравилось это место – тихое и, как ей казалось, вполне безопасное, – и она намеревалась вернуться сюда после охоты, чтоб отдохнуть и выспаться.

Она покрутила головой по сторонам, раздумывая, в каком направлении удобней начать поиск. К кому лучше нагрянуть ночным непрошеным гостем – к соседу слева, Четвергу, или справа – к Субботе? После некоторого колебания Саша подумала, что из двух зайцев надо выбирать того, что покрупнее и пожирнее, и повернула направо – на восток.

* * *

п. Судострой, Олег Наговицын

Простившись со стариком-помором, телевизионщики поспешили в поселковый клуб. Там, в читальном зале библиотеки, их ждала не только гора телеаппаратуры, но и импровизированный стол, на скорую руку накрытый женской частью съемочной группы во главе с Леной Стрельниковой.

– О-о-о!!! – сладострастно простонал, увидев стол, Леха Баукин. – Не верю!.. Глазам своим не верю! Настоящий пир богов! Господь милосердный, хвала тебе, ты услышал мои молитвы!.. Неужели мы наконец разговеемся, а, фельдмаршал?

– Разговеемся, разговеемся… – рассмеялся Наговицын. – Теперь можно – программа запущена, игроки на острове… Отчего ж не разговеться?..

– Ур-р-р-ра!!! – задрав голову, проревел в полный голос Баукин и тут же следом совершенно другим – деловым и озабоченным – тоном поинтересовался:

– Только, сдается мне, господа, водки маловато. Ленка, то, что на столе, – это что, все?

– Но-но, полегче, поручик! – нахмурился Олег. – Не забывай, что работы еще – выше крыши! К тому же отметить в кругу друзей начало игры – вовсе не значит надираться до зеленых соплей!

– А кто тут говорит о соплях, ваше сиятельство?! – искренне возмутился Леха. – Меня беспокоит всего лишь э-э-э… адекватность значимости отмечаемого события уровню его, так сказать, празднования! Ну не пошлой же четвертинкой отмечать старт такого грандиозного проекта! И потом – мы же все-таки творческие личности, понимать должен, Кутузов! – ни к селу ни к городу закончил он с некоторой обидой.

– Ребята, кончайте базарить! Сколько можно вас ждать, ну-ка садитесь за стол! – прикрикнула на них Стрельникова и подала всем пример, заняв место возле огромного блюда со сверхаппетитными солеными рыжиками.

За ней потянулись к столу и остальные, галдя, посмеиваясь и вожделенно потирая ладони. Только один Олег направился в другую сторону – к мониторам. Ему хотелось убедиться, что камеры работают исправно, сигнал с острова поступает и запись идет нормально.

Он окинул быстрым взглядом включенные мониторы – вся аппаратура работала четко, как часики. Судя по замершим картинкам, двое игроков уже улеглись, остальные еще копошились, устраиваясь на ночлег.

– Какого черта, предводитель?! – прогремел сзади раздраженный голос Баукина. – Сколько тебя можно ждать?!

– В самом деле, Олег, что за свинство?! – поддержала его Стрельникова.

– Иду, иду… – торопливо откликнулся Наговицын и, бросив на мониторы последний быстрый взгляд, повернулся к столу.

* * *

о. Чернец, некто

Все его предосторожности оказались излишними. Тот, кого он искал, и не думал таиться. Готовя себе ночлег, этот тип шарил по кустам с шумом и треском – как настоящий кабан. Слышно его было издалека, метров за полтораста, и это позволило без суеты и спешки подобраться к нему почти вплотную.

Один мужчина, сидя на корточках в зарослях можжевельника, пристально и недобро следил за другим, сооружавшим на краю небольшой полянки некое подобие шалаша. Тот, второй, торопился и немного нервничал – ему бы давно уже следовало спать, а он провозился сначала с выбором места, потом с этим несчастным шалашом… Первый был, наоборот, предельно собран и спокоен. Он терпеливо и хладнокровно ждал, когда второй пойдет в его сторону, приблизится, повернется спиной – словом, подставится.

Вдруг совсем рядом пронзительно и жалобно прокричала какая-то ночная птаха. Первый не шелохнулся. Второй вздрогнул и пробормотал вполголоса: «Фу, черт бы тебя побрал!.. Напугала, дура…»

Он оглядел поляну и направился, наконец, к можжевеловым зарослям. С каждым его шагом расстояние между мужчинами уменьшалось. Четыре метра… три… два…

Первый перестал дышать. Объект его охоты остановился в каких-то полутора метрах от него, он отчетливо слышал его чуть посвистывающее от усталости дыхание, чуял аромат дорогой туалетной воды, смешанный с терпким запахом свежего пота…

Второй шумно вздохнул – он в самом деле притомился, опять лезть в кусты за лапником ему совсем не хотелось, хотелось просто забраться в спальник и как следует выспаться. «Да пропади он пропадом, этот шалаш! – с раздражением подумал он. – На первую ночь и так сойдет, а завтра…»

Он повернулся к своему недостроенному жилищу и сделал пару шагов. В этот момент из зарослей можжевельника стремительной и бесшумной тенью выскользнул первый мужчина и мгновенно оказался за спиной второго. Левой рукой он схватил того за подбородок, правой – за затылок и резко, мощно вывернул голову своей жертвы влево и вверх. В ночной тишине хруст ломаемых позвонков прозвучал отчетливо и громко.

Тело жертвы в момент обмякло, но убийца не дал ему сразу упасть. Подхватив его правой рукой под мышки, левой он вцепился в закрепленную на шлеме камеру и рывком, «с мясом» выдрал ее из гнезда. Только после этого он отпустил безжизненное тело, и оно мешком рухнуло к его ногам.

«Ну вот и все… Делов-то…» – несколько отстраненно подумал он. Присел на корточки и пощупал сонную артерию на шее лежавшего на земле. Пульса не было, человек был мертв.

Убийца удовлетворенно кивнул и, слегка похлопав свою жертву по плечу, усмехнулся про себя: «Ну что, дружок, вот ты и допрыгался…»

Он поднялся на ноги, прислушался и огляделся. Все было сделано чисто, как по нотам, оставались сущие пустяки – замести следы, обставить несчастный случай так, чтобы облегчить работу следакам. В самом деле, к чему ребятам ломать головы, выдумывать всякие версии, за их-то зарплату.

Нет, тут все будет яснее ясного: бедолага просто-напросто в темноте навернулся с обрыва, благо тот рядышком, в десяти шагах. Как по заказу: и крутой, и высокий – метров, наверное, семь-восемь – вполне достаточно, чтобы свернуть себе шею.

Но сперва для пущей наглядности картины нужно было организовать соответствующие повреждения. Убийца направился к обрыву и вскоре вернулся с увесистым, пуда на полтора, обломком скалы. Бросив камень рядом с убитым, он уложил тело своей жертвы на спину, поправил шлем, приладил на него вырванную камеру.

Потом выпрямился, отдышался, придирчиво оглядел свою работу, опять наклонился и с усилием поднял камень над головой…

* * *

о. Чернец, Саша Покровская

Очень скоро Саша пожалела о своей затее – искать кого бы то ни было в ночном лесу оказалось делом не из легких. Она постоянно попадала в какие-то жуткие дебри, временами приходилось буквально ощупью продираться сквозь невообразимые заросли. Выбираясь из очередного завала, Саша напоролась на острый сук, порвала штанину и сильно оцарапала ногу.

Проклиная все на свете, прежде всего почему-то Наговицына, и стараясь не обращать внимания на саднящую голень, девушка упрямо двигалась дальше. Отступать – это было не в ее характере, унаследованном от твердокаменного отца и закаленном долгими занятиями спортом.

Вскоре идти стало легче. Во-первых, Саша постепенно приноровилась, а во-вторых, лес по мере ее продвижения на восток становился все реже и реже. Почти освоившись, теперь она продвигалась вперед куда осторожнее, внимательно и чутко вглядываясь в темноту и вслушиваясь в тишину.

Пару раз ей казалось, что из мрака доносится то ли мужской храп, то ли какое-то невнятное бормотание. Девушка шла на эти звуки, кралась тихо-тихо, аки тать в нощи, но, увы, никого там не находила.

Впрочем, Саша не отчаивалась, шла дальше и дальше на восток, пока, наконец, не услыхала очень тихий, но отчетливый шум, словно от падения на землю чего-то тяжелого. Она замерла на секунду и, выверяя каждое свое движение, направилась на этот звук.

Впереди, за кустами, замаячила небольшая полянка. Подкравшись поближе, Саша разглядела на ней нечто, напоминающее фигуру лежавшего человека. От радости у нее перехватило дыхание – вот она, ее первая добыча! Беспечный богатырь Суббота дрыхнет, как она и предполагала, без задних ног!

Девушка с величайшей осторожностью достала из кобуры громоздкий пистолет и, скрываясь за густым кустарником, стала медленно подбираться к полянке.

Вдруг послышалось тяжелое дыхание, и с противоположной стороны на поляну вышел еще один человек. Саша замерла, окаменела, не спуская горящих азартом глаз со своего соперника. Надо же, какая удача – ей удалось обнаружить сразу двоих! Вот здорово!! Пусть сперва один укокошит другого, а она выждет момент и аккуратненько «сделает» победителя. Не сейчас – чуть попозже, когда тот, не замечая ничего вокруг, будет разбираться со своей жертвой…

Человек тащил что-то тяжелое, похоже, – здоровенный камень. Подойдя к спящему, небрежно бросил свою ношу рядом с ним. Камень гулко ударил о землю, но спящий даже не шелохнулся.

«Вот лох! – удивилась про себя девушка. – Его сейчас грохнут прямо во сне, а он и ухом не ведет… Только вот зачем второму понадобилась эта глыба?..»

А дальше началось что-то и вовсе необъяснимое. Мужик, притащивший камень, принялся ворочать спящего, укладывать его на спину, поправлять шлем… Тот, на земле, никак при этом не сопротивлялся, не шевелился и не издавал ни единого звука. Вообще – не подавал ни малейших признаков жизни…

«Да что же это?.. – оторопело думала Саша. – Он что – связан?.. Пли его опоили чем?.. А может… Гос-по-ди…»

Жуткая догадка полыхнула в ее мозгу, от мгновенно нахлынувшего ужаса Сашу словно парализовало. И в этот миг она увидала, как мужчина на поляне поднял над собой каменную глыбу и с каким-то утробным, животным полувыдохом-полувскриком со всей силы обрушил ее на голову лежавшего на земле!

– М-м-мэх-х-х!..

– А!.. – из сдавленного страхом горла девушки вырвался чуть слышный писк, она дернулась, и под ее рукой оглушительно громко треснула ветка.

Саша сразу же зажала рот рукой, но тот, на поляне, похоже, все-таки что-то услышал. Вскинул голову, медленно повел взглядом по кустам…

Саша замерла – ни жива ни мертва от охватившего ее ужаса. Сердце колотилось как очумелое, в голове гудело, и все внутри мелко тряслось, как от озноба.

Мужчина отряхнул ладони, сунул руку в карман куртки и неторопливо двинулся в ее сторону…

И тут выдержка и здравый смысл оставили Сашу. Уже ничего не соображая от страха, она вскочила на ноги и что было мочи бросилась бежать!

Она мчалась, не раздумывая, не оглядываясь и не разбирая дороги. Кошмар увиденного гнал и гнал ее вперед – не важно куда, лишь бы подальше от этого страшного человека!

В горле клокотал, рвался наружу неистовый крик ужаса, но Саша, до судорог стиснув зубы, молчала. Ветки хлестали ее по лицу. Она падала и, мгновенно вскочив, продолжала свой бег. Она с треском вламывалась в попадавшиеся на пути заросли и пушечным ядром пробивала их насквозь, в клочья раздирая свою одежду. Давно был брошен пистолет, где-то остался и слетевший в безумной гонке шлем. Саша летела по ночному лесу – в лохмотьях, в грязи и крови, с развевающимися волосами – жуткая, как привидение…

Наконец, изнемогая от усталости и страха, она ничком рухнула на землю. Сил осталось только на то, чтоб перевернуться на спину и, приподнявшись, оглянуться назад – ее никто не преследовал.

Саша уронила голову и почувствовала, как по щекам – от облегчения или от беспомощности – покатились горячие слезы…

* * *

п. Судострой, Олег Наговицын

Пьянка достигла своей кульминации. Наговицын понял это по изменившимся темам застольного трепа. С машин, нарядов, политики, жен-мужей и останкинских сплетен общий разговор круто и решительно свернул в производственное русло. Начинался угар. Кто был потрезвее – полегоньку потянулись к выходу. Остальные пылко и страстно говорили о наболевшем.

– Что – талант?.. Талантов у нас завались! Куда ни плюнь – в талантище попадешь!.. Не в том проблема-то, мужики! – вытаращив красные, как у кролика-альбиноса, глазки, жаловался режиссер Витя Ратьковский. – Вот я, например, я кто? Я, блин, художник, на хрен!! Сечете?.. Творец, едренть!! А на чем мне творить, мать вашу?!! На этом?! – он презрительно ткнул огрызком огурца в сторону своего пульта. – Да разве можно на такой рухляди сделать хоть что-нибудь достойное! Блин горелый, мужики, на этом монтажном столе, наверное, еще «От всей души» с тетей Валей лепили!..

– Витек! Слышь, Витек! Я им говорил – нужны камеры с инфар… фар… фракрас-ной… Короче, камеры ночного видения нужны! – размахивал вилкой с соленым рыжиком Мишаня Завьялов. – Все же самое интересное – ночью! Возьми хоть эту «За стеклом»… Может, и у нас сейчас там на острове эту журналисточку… А? А мы тут сидим, как пеньки, и не видим ни хрена! – он взглянул мутными глазами на мониторы и обиженно прищурился. – На всем, жлобы, экономят, а рейтинг им подава-а-ай!..

– Во, мужики! Давайте за рейтинг! – поднял стакан неугомонный Баукин, облапив свободной рукой сомлевшую молоденькую гримершу. – Чтоб он у нас всегда – как у допризывника! Чтоб – двумя руками не согнуть! Чтоб, значит, радость на всех одна! И чтоб непременно деньги были!

Его пассия наморщила лобик, поднатужилась и тоже уныло пожаловалась в тему:

– А нас Игнатова за перерасход грима ругает… А что мы его… ик! едим, что ли?..

– Вот за это и выпьем, Жанночка! – явно не слушая свою подружку, радостно проорал Баукин и опрокинул очередную дозу спиртного в свою ненасытную луженую глотку.

– Я – Анжела… – в который уже раз безнадежно-устало поправила его девчушка и попыталась подняться – ее, кажется, мутило.

– Вот именно! – Леха, смачно хрустнув малосольным огурцом, немедленно усадил ее на место. – Вот именно, Жанночка!..

Осветители и техники на дальнем конце стола нестройно затянули песню. «Нас извлекут из-под обломков…» – с угрюмой решимостью идти до конца вразнобой мычали они.

«Все, пора разгонять, – глядя в мутные глаза Баукина, подумал Наговицын. – А то как бы до мордобоя не дошло…»

Олег оставался почти трезвым – и потому что вообще был человеком малопьющим, и, главным образом, потому что давно уже понял: сегодняшней ночью у мониторов придется дежурить ему самому. Мишаня Завьялов, чья очередь нести ночную вахту в монтажной значилась в фафике дежурств первой, был уже настолько хорош, что доверить ему такое ответственное дело Олег, разумеется, не мог.

Наговицын терпеливо ждал окончания пьянки, чтобы сесть к экранам и спокойно разобраться, кто чем занят сейчас на Чернеце. Время от времени он оборачивался и видел, что три или четыре нашлемные камеры еще показывали движение. Это означало, что кто-то из ифоков не спал и, возможно, начал охоту в первую же ночь. Но кто именно оказался настолько нетерпелив и как там у них все развивалось – это хотелось узнать немедленно.

Олег встал и подал знак Стрельниковой – давай, мол, помогай. Та кивнула в ответ.

– Так, ребята, хорошего понемножку, давайте-ка баиньки! – перекрывая пьяную разноголосицу, прокричал Наговицын. – Завтра всем работать, так что – все, заканчиваем!..

– В самом деле, мальчики, пора уже, – поддержала его с другого конца стола Стрельникова. – Давайте-давайте, ребята, подъем… подъем…

Они двинулись навстречу друг другу, поднимая и поторапливая не слишком довольных таким поворотом событий коллег. Кого-то пришлось уговаривать, а на кого-то – и прикрикнуть. Так или иначе, но спустя несколько минут читалка опустела.