Текст книги "Востребованность непрерывного профессионального образования российскими предприятиями"

Дмитрий Михайлович Рогозин
Востребованность непрерывного профессионального образования российскими предприятиями

РАНХиГС

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Представление о том, что образование – прерогатива молодости, некоторый начальный этап для дальнейшей карьеры, ушло в прошлое вместе с индустриальным мировоззрением [Illeris, 2011b, р. 33], в котором жизнь человека укладывалась в жесткие периоды, время делилось на рабочее и нерабочее, и одними из важнейших функций обучения считались воспитание и социализация. Сегодняшний работодатель и работник уверены, что успешная карьера невозможна без непрерывного образования, которое для многих стало если не стержнем, то стилем жизни, характеризующим активность и успех. В такой логике непрерывное образование приравнивается к жизни [Aspin, Chapman, 2000, р. 7–8; Fuller, Unwin, 2011, р.48] и, соответственно, профессиональной карьере, в которой трудно представить рост без постоянного накопления опыта, критического разбора ошибок и поиска возможностей, приобретения компетенций [Illeris, 2008, р.2; 2011а, р.4].

Теперь необходимо такое обучение, которое бы позволяло людям изменяться и производить новое, нежели повторять усвоенное, быть сетевым и социальным, нежели индивидуальным, отвечать этическим и ценностным представлениям, нежели отгораживаться «свободным от ценностей и объективным» знанием [Tynjala, 2013, р. 12].

Развитие бизнеса, инновационный потенциал предприятия напрямую связаны с образовательными стратегиями, способностью персонала получать новые навыки, отвечающие изменениям и вызовам конкурентной среды [Клячко, 2009]. Этого требует не только развитие образовательных программ в бизнесе, но и согласование интересов работодателя, работника и государства в формировании и поддержке непрерывного обучения [Trampusch, Eichenberger, 2012, р.645; Souto-Otero, 2013, р.21]. Профессиональная карьера в такой перспективе напрямую связана с личной жизнью, духовными исканиями, политическими представлениями, что позволяет не фрагментировать жизнь человека на отдельные сегменты (семья, церковь, политическая партия, место работы и т. д.), а рассматривать целостную позицию, в которой естественное место занимает непрерывное образование [Wain, 1993, р. 68]. Именно в этой парадигме развивается философия устойчивого развития как непротиворечивое и неконкурирующее с миром состояние бизнеса.

Способность организации учиться, использовать коллективный интеллект и быстро преобразовывать знания в действия в ответ на вызовы внешней среды есть основное конкурентное преимущество в непрерывно изменяющемся мире, насыщенном информацией. Востребованность образования – это индикатор организационной эластичности и адаптивности к неопределенности и изменениям внешней среды [Crick et al., 2013, р.2256].

Непрерывное профессиональное образование (НеПО) приобрело разнообразные формы и форматы, зависящие как от объективных (отраслевой специфики, экономического положения, конъюнктуры рынка и т. д.), так и субъективных причин (представлений руководства и предрасположенности персонала). Обучение может проходить с отрывом и без отрыва от производства, в собственном учебном центре и в университете или институте, быть узкоспециализированным или относиться к весьма широким темам, задающим общие рамки компетенций. С точки зрения бизнеса НеПО рассматривается как средство для увеличения отдачи от инвестиций, повышения капитализации бизнеса, роста эффективности производства и продаж. Поэтому непрерывное образование непосредственно связано с понятием человеческого капитала[1]1
  Теория человеческого капитала разработана еще в конце 1950-х гг. (см., например: [Mincer, 1958; Becker, 1964]). Под последним понимался набор знаний и навыков, которые человек приобрел в ходе обучения, работы и другого опыта (например, частных поездок или семейных отношений). Экономическая метафора «капитала» выбрана не случайно, поскольку обучение рассматривается как инвестиции человека в свою карьеру, а приобретенные навыки – как основные активы, имеющие свой жизненны цикл и амортизационные отчисления. Широкое применение теория человеческого капитала получила лишь с 1990-х гг., когда были предприняты эмпирические исследования, связывающие человеческий капитал с эффективностью бизнеса и предпринимательства [Chandler, Hanks, 1998; Davidsson, Honig, 2003; Rauch et al., 2005; Binks, Starkey, Mahon, 2006; Ganotakis, 2012] или личными карьерными успехами наемного работника [Baruch, 2009; Chen, 2011]. В качестве операндов концепта человеческого капитала, как правило, берутся переменные связанные с непрерывным образованием: первоначальное и дополнительное профессиональное образование (наличие дипломов); регулярность участия в тренингах, семинарах, конференциях; количество лет, потраченных на обучение; стаж работы в интеллектуальных профессиях; набор приобретенных навыков и умений; компетенции, измеряемые в тестовом режиме, и т. д.


[Закрыть] и переходом к постиндустриальному, основанному на компетенциях, типу производства [Диденко, 2008а, с. 45–46; May, 2006, с. 11; 2012, с. 115; May, Сеферян, 2007, с.39; Unger, Rauch, Frese, Rosenbusch, 2011, p. 342–343; Paradiso, Kumar, Rao, 2013, p.3843], диктующему «постоянный режим переобучения»:

Если во времена господства промышленного капитализма от работника требовалось выучить определенный набор приемов на всю оставшуюся жизнь, то в новейшее время работник должен быть готов к постоянному овладению новыми навыками по мере внедрения новых информационных технологий. Он должен обладать способностью видеть организацию не через призму узкой специализации, а находить место отдельной проблемы в общей системе производственной деятельности. Разнообразие навыков предполагает постоянный режим переобучения [Авраамова, Верпаховская, 2006, с. 38].

Сара Холл и Линдсей Эпплярд подчеркивают, что в мире образование все в большей степени формируется политическими деятелями, фирмами и организациями как индустрия услуг, способствующая экономическому росту посредством воспроизводства подготовленных (highly skilled) индивидуумов, которые составляют основу экономики, построенной на знании [Hall, Appleyard, 2011, р. 10]. Несмотря на центральную роль, которую занимают в непрерывном образовании сами обучающиеся, формируют заказ на образовательные услуги институциональные игроки: политические партии, общественные движения и коммерческие компании. В контексте затруднений с экономическим ростом и необходимости формировать макроэкономические прогнозы основной интерес, безусловно, представляют последние.

Цель работы – выработка подходов к анализу текущей российской ситуации в области непрерывного профессионального образования, обнаружение реального спроса на образовательные услуги со стороны бизнеса. Кто заинтересован в НеПО? Каковы причины такого интереса? Насколько они связаны с инвестиционной деятельностью предприятия? Рассматривается ли НеПО в качестве инструмента для решения текущих вызовов и проблем бизнеса? На какие институции – собственные учебные заведения, бизнес-центры по организации тренингов или классические образовательные учреждения (институты, университеты) – в основном рассчитывают предприятия в выборе образовательных стратегий? Кто обращается к непрерывному профессиональному образованию – лидеры рынка для развития новых технологий или аутсайдеры для поддержания текущей позиции? Речь, прежде всего, идет о востребованности НеПО, осмысленности обучения персонала для предприятия. Если на уровне идеологических и мировоззренческих конструкций давно признана необходимость образования, то в реалиях контрактных отношений и бизнес-процессов могут возникать иные конфигурации. Другими словами, можно отдавать должное в необходимости учиться и не предпринимать никаких усилий для этого.

Предмет исследования

Традиционно выделяются две принципиальные области бытования дополнительного профессионального образования (workspace education): интегрированное в и связанное с производством обучение [Weber, 2013, р.1]. Акцент на первой области отражает типичные представления о том, что обучение возможно лишь на практике [Piercy, 2013], через непосредственную передачу навыков и умений, или обучение через действие (learning-by-doing) [Vonhippel, Tyre, 1995; Koussis, Martzoukos, Trigeorgis, 2007; Hoz i Casas de la, Bias del Hoyo de, 2009]. Вторая область связана с усилиями по корректировке и дополнению основного образования представлениями и умениями, необходимыми в связи с изменяющейся ситуацией [Baruch, 2011; Kochan, 2012] (рис. 1).

Настоящая работа посвящена анализу актуализации, или востребованности, второй области – дополнительного образования, связанного с производством, – со стороны российского бизнеса. Дополнительное профессиональное образование среди российских авторов, как правило, рассматривается как составная часть непрерывного образования, включенного в единую систему: от дошкольного учреждения к высшему учебному заведению – на первой стадии подготовки и дальнейшее обращение к образовательным услугам – на второй [Корытов, 2008; Телегина, 2008; Тюнников, 2009; Беляков, Вахштайн, Галичин и др., 2007, с.44].

Рис. 1. Классификация непрерывного профессионального образования по отношению к производству

Другими словами, первое высшее образование принимается за базовый уровень, к которому на протяжении всей трудовой жизни добавляются необходимые новые знания и умения. За такой моделью скрыт прежний, связанный с жестким делением жизни на этапы, индустриальный подход. Пытаясь преодолеть данное ограничение, Д.Константиновский, В. Вахштайн и Д. Куракин конструируют различение между дополнительным и непрерывным профессиональным образованием. Первое в обязательном порядке соотносится с основным образованием, второе делает акцент на непрерывности процесса обучения и не создает иерархии между разными видами образования [Константиновский, Вахштайн, Куракин, 2010, с. 57–58]. У зарубежных авторов мы находим еще более радикальный отказ от привычного поэтапного конструирования профессиональной карьеры «от образования к выходу на пенсию». Даже начальный уровень высшего образования – бакалавриат – уже не мыслится вне бизнес-решений [Colby, Ehrlich, Sullivan et al, 2011]. Работодатель становится не заказчиком некоторого готового продукта, выпускника, после четырех или пяти лет обучения, а равноправным участником самого процесса обучения. Со своей стороны студент актуализирует статус работника, свободно выбирающего специализацию, еще не начиная трудовую деятельность. Для этого бакалавриат трансформируется в еще более гибкую образовательную структуру, в которой набор дисциплин для традиционного, следующего логике разделения труда, сознания представляется набором несвязанных компетенций (см. подробнее: [Schulman, 1997; Selingo, 2013]). Таким образом, через радикальную либерализацию учебного процесса непрерывное профессиональное образование расширяет свои границы и разрушает привычные институциональные рамки образовательного процесса.

Возвращаясь к российским реалиям, если первое высшее образование является системообразующим, значит и в последующем оно должно играть главенствующую роль в образовательных стратегиях, задавать стандарты качества образовательных услуг. Такое предположение можно сформулировать исходя из странного дуализма, уже несколько десятилетий наблюдаемого в публикациях российских исследователей. С одной стороны, разговор о дополнительном и непрерывном образовании не мыслится без соотнесения с высшей школой. Все значимые инновации связываются с реформами в регулируемой государством сфере образовательных учреждений. Многочисленные программы переподготовки и повышения квалификации соседствуют с обширной, хотя и за постсоветское время значительно поредевшей, сетью институтов повышения квалификации. Тем самым создается устойчивое впечатление о системности и последовательности профессиональных образовательных услуг. С другой стороны, практически невозможно обнаружить публикации об инновационной деятельности предприятий, модернизации производства или развитии новых технологий, в которых бы связывались возможные успехи с образовательной практикой. Если и встречаются отдельные публикации, то они в большей мере посвящены нормативным, идеологическим или дидактическим вопросам [Диденко, 2008а, 2008b; Ключарев, 2008, 2010]. В статьях редко затрагивается обсуждение реальных образовательных практик. Они либо напоминают фрагменты отчетной документации, либо состоят из формализованных и предельно отвлеченных нормативных суждений, нежели содержат анализ проведенных исследований (см., например: [Иванов, Шагеева, 2002; Нассибулин, 2012]). Образование, как «социальная сфера» [Телегина, 2008, с. 19], и бизнес находятся в разных информационных и публичных пространствах. Но в логике непрерывного профессионального образования они должны не просто соседствовать, но дополнять друг друга. Отсутствующим звеном, не позволяющим связать бизнес и образование, становятся потребители образовательных услуг – предприятия, которые заказывают обучение либо для разрешения текущих проблем, либо для формирования новых конкурентных преимуществ.

В отечественной литературе экономика ДПО рассматривается преимущественно с позиции производителя образовательных услуг (то есть учебных заведений) или с точки зрения госрегулятора. В меньшей степени учитывается мнение и интерес потребителя (обучаемого населения) и совсем недостаточно – с точки зрения работодателей, которые в конечном счете и оценивают его качество и эффективность [Диденко, 2008b, с. 86].

Научные сотрудники, вышедшие из сферы образования, имеющие опыт в образовательных учреждениях и ангажированные их интересами, зачастую демонстрируют доминирование образовательного дискурса как социального, идеологического феномена над риторикой рентабельности капитала и оборачиваемости активов, близкой бизнесу. Так, Г.В.Телегина, с одной стороны, говорит о необходимости тесной связи образования с бизнесом и производством, об осмысленности развития кооперации и партнерства, с другой – основным условием этого видит «усиление роли знания в производстве» [Телегина, 2008, с.21]. В логической конструкции «от разных сфер бизнеса и образования к общей кооперации» даже не актуализируется возможность наличия необходимого и достаточного знания на производстве и не подвергается сомнению способность современного государственного университета его производить. Напротив, инструментальный подход, сформированный в бизнес-сообществе, подвергается жесткой критике, а рыночная идеология своеобразному переопределению со стороны гуманитарной позиции:

Взгляд на образование как на индустрию для повышения государственной конкурентоспособности и как на прибыльный вид услуги, успешно продаваемой на мировом рынке, существенно сужает и ограничивает общественные и культурные задачи образования, связанные с пониманием его как «общественного блага». На смену преобладающему пока инструменталистскому подходу должен прийти целостный гуманистический взгляд на образование, которое оказалось бы способным подготовить людей к критическому, рефлексивному отношению к самим себе и окружающей их действительности [Телегина, 2008, с. 37].

За гуманистическими расширенными трактовками образовательной политики скрывается позиция интеллектуала, не принимающего и не рассматривающего взгляды и убеждения потребителя профессиональных образовательных услуг – бизнеса. Конструируется дискурс, отрицающий рыночную логику и присущую ей функцию оптимизации ресурсов для получения необходимого результата. В. A. May подчеркивает, что акцент исключительно на социальной компоненте образования (просвещение и воспитание) был присущ индустриальным обществам [May, 2012, с. 116]. В современном мире социальная составляющая образования тесно связана с политическими, экономическими (фискальными и инвестиционными) и технологическими компонентами и не может рассматриваться в качестве доминирующего фактора. Отсюда предмет исследования – образовательные стратегии, вырабатываемые в бизнесе, выбор и оценка образовательных услуг со стороны предприятий реального сектора. Насколько базовым остается первое высшее образование для бизнеса и как оно влияет на формирование последующих образовательных стратегий, можно судить по обращению реальных предприятий к услугам учебных заведений. На материалах проведенного опроса руководителей отделов по персоналу предприятий будут предложены подходы к оценке востребованности и адекватности задачам бизнеса разных форм образовательных услуг.

Объект исследования

Исследование спроектировано и проведено Центром экономики непрерывного образования и Центром методологии федеративных исследований РАНХиГС в мае 2013 г. Опрошено 600 российских промышленных предприятий из всех федеральных округов. Выборка строилась на основе базы предприятий «Руслана» – продукте «Бюро ван Дейка»[2]2
  Голладская компания «Бюро ван Дейка» основана в 1991 г. в результате реструктуризации «Бюро Марселя и ван Дейка». На сайте организации отсутствует информация о структуре собственности, управляющем персонале и процедурах получения и обновления данных о российских компаниях. Остается лишь гадать, почему крупнейшим оператором данных по российским компаниям выступает зарубежное агентство. Получить подробную информацию о базе данных и зарегистрироваться на пробный доступ можно по адресу: <http://www.bvdinfo.com/Products/Company-Information/National/Ruslana>


[Закрыть]. База данных содержит информацию о компаниях России, Украины и Казахстана. На июнь 2013 г. в базе имеется информация о более чем 7,7 млн российских компаний, по которым имеется информация с 2001 г. В базе хранятся данные о видах деятельности компаний, контакты, информация из финансовой отчетности по российским и международным стандартам, биржевые данные по публичным компаниям, а также информация о менеджменте, акционерах и дочерних компаниях.

На первом этапе отбора мы ограничились шестью отраслевыми типами предприятий, закодированных в базе данных, на наш взгляд, объединенных максимальным для российского сегмента инновационным потенциалом. По основному виду деятельности (коды NACE) отобраны следующие производства: 20 —производство продуктов химической промышленности; 21 – производство основных фармацевтических продуктов; 26 – производство компьютеров, электронной и оптической продукции; 27 – производство электрического оборудования; 29 – производство автотранспортных средств, трейлеров и полуприцепов; 62 – компьютерное программирование, консультации и другие сопутствующие услуги. Для уменьшения пустых полей в выборке (недействующие предприятия) рассматривались лишь записи, в которых имелась финансовая информация о годовом обороте компании за последние три года: 2009, 2010 и 2011 гг.

По всем отобранным компаниям из базы выгружена следующая информация: контактная информация (адрес, телефон, факс, имя и должность руководителя); годовой оборот компании, или операционный доход (тыс. руб.); операционная прибыль (тыс. руб.); численность персонала (чел.) за 2009, 2010 и 2011 гг.; коды видов деятельности (ОКВЭД, NACE); форма собственности и информация, является ли компания на данный момент активной, прекратила деятельность или находится в процессе ликвидации.

После первого этапа выборка составила 37028 компаний (апрель 2013 г.). На втором – из полученного списка были отобраны компании с числом сотрудников более 20 человек; с указанным годовым оборотом более 1 млн рублей.

После применения всех фильтров в базе осталось 4759 компаний в 8 федеральных округах Российской Федерации. Деятельность 32,1 % компаний связана с компьютерным программированием, 29,5 % компаний занимаются производством электрического оборудования, 18,9 % – компьютеров, электронной и оптической продукции, 12,7 % – автотранспортных средств, трейлеров и полуприцепов. Реализованная выборка, с учетом всех видом неответов, почти полностью воспроизвела спроектированную по типам производства. Максимальное расхождение получено по производствам автотранспортных средств, трейлеров и полуприцепов. Большее число таких предприятий в основном компенсировалось недостижимостью компаний, оказывающих высокотехнологичные услуги (табл. 1).

Таблица 1. Деятельность компаний, представленных в выборке[3]3
  * Коэффициент отклонений рассчитывается как разность долей по каждому типу производства в реализованной выборке и проектируемой, отнесенная к доли проектируемой.


[Закрыть]

В табл. 2 представлено распределение спроектированной и реализованной выборок по федеральным округам. Наибольшее отклонение в двух стадиях выборки получено по Сибирскому и Уральскому федеральным округам, в которых завышены пропорции предприятий на 0,93 и 1,01 соответственно. В остальных округах реализованная выборка меньше спроектированной. Хотя полученные различия значительно меньше (предприятия почти равномерно распределились по остальной территории РФ), выделяется два федеральных округа, в которых отмечены большие расхождения: Северо-Кавказский и Центральный. Коэффициент отклонений, или разность долей федерального округа в реализованной выборке и проектируемой, отнесенная к доли проектируемой, у них, соответственно-0,38 и-0,29 (табл. 2).

Таблица 2. Распределение выбранных компаний по федеральным округам РФ[4]4
  * Коэффициент отклонений рассчитывается как разность долей федерального округа в реализованной выборке и проектируемой, отнесенная к доли проектируемой.


[Закрыть]

На проекте работало два колл-центра, территориально расположенных в Воронеже (Институт общественного мнения «Квалитас») и Томске (Маркетинговый центр «Контекст»), Общая база была разделена на 4 сегмента по регионам: Дальневосточный ФО (время доступа с 4.00 до 12.00 по московскому времени), Сибирский ФО (время доступа с 6.00 до 14.00 по московскому времени), Уральский ФО (время доступа с 8.00 до 16.00 по московскому времени) и Центральный ФО (время доступа с 10.00 до 18.00 по московскому времени). База для колл-центров была общей. Телефоны всех федеральных округов поступали операторам двух колл-центров случайным образом в пределах указанного времени для каждого округа. Всего сделано 4583 звонка на рабочие телефоны, или охвачено 96,3 % компаний из выборки. Опрашивались сотрудники и руководители кадровых служб, а также руководители подразделений и предприятий, компетентные (по самооценкам) отвечать на вопросы об экономическом положении предприятия и организации обучения персонала. Коммуникация состоялась в 45,3 % случаях, то есть на другом конце взяли трубку. Не существующими номерами оказались 14,9 % прозвоненных контактов – неверный номер, ошибка при звонке (табл.3).

Таблица 3. Результаты соединения

Одним из опасений было наличие в базе большого числа неверных и несуществующих номеров из-за отсутствия актуализации базы. В спроектированной выборке таких номеров оказалось около 20 % (коды: неверный номер, ошибка при звонке и неверная компания), что не угрожает общей надежности и валидности получаемых результатов (табл. 4).

Таблица 4. Уровень кооперации в телефонном разговоре

Для данной выборки в соответствии со стандартами качества ААР OR можно рассчитать коэффициенты, показывающие ее результативность [Стандартные определения, 2005; AAPOR, 2011]. Коэффициент ответов (RR3), или отношение полностью взятых интервью ко всем номерам, включенным в выборку, составил 13 %. Коэффициент кооперации (СООР1), или доля опрошенных, в общем числе единиц наблюдения, удовлетворяющих условиям отбора, с которыми удалось связаться по телефону, составляет 40 %. Коэффициент отказов (REF3), или отношение отказавшихся от участия в опросе ко всем потенциально удовлетворяющим условиям выборки единицам наблюдения, равен 40 %. Коэффициент контактов (CON2), или доля телефонных номеров, по которым удалось дозвониться, в общем числе работающих номеров, включенных в выборку, составил 53 %.

В строгом смысле построенная выборка репрезентирует лишь представленные в базе данных предприятия, на что указывают незначительные смещения по ряду признаков (см., например, табл.1, 2). Предположив, что по значимым переменным предприятия тех же отраслей, не вошедшие в базу данных, не отличаются от опрошенных предприятий, можно говорить о репрезентативности выводов для отобранных отраслей: (1) продуктов химической промышленности; (2) основных фармацевтических продуктов; (3) изготовления компьютеров, электронной и оптической продукции; (4) изготовления электрического оборудования; (5) автотранспортных средств, трейлеров и полуприцепов; (6) услуг в области компьютерного программирования и консультации. Однако мы идем дальше в своих допущениях и ведем речь в целом о промышленных предприятиях, предполагая отсутствие значимых различий в исследуемых признаках. Столь волюнтаристское с точки зрения теории статистики решение оправдано поиском зависимостей и формулировок смелых гипотез, на которые и нацелено наше авантюрное предприятие. Все высказанные ниже суждения подлежат тщательной проверке на строгих (случайных) выборках. Поэтому мы надеемся, что такое решение не снижает эвристичность проведенного исследования и может подтолкнуть коллег к формированию более надежных и валидных выборочных обследований.