Текст книги "Донбасс / «Бездна бездну призывает…»"

На недостроенной низкой стене из мешков с песком сидели четыре усталых человека и курили по очереди одну на всех сигарету, передавая её друг другу негнущимися пальцами. Змей наконец куда-то ушёл, пресытившись, должно быть, своей властью, и теперь им можно было вдоволь отдохнуть. За себя он, правда, оставил того самого паренька в бушлате и трениках, громко распорядившись сторожить «роботов» и стрелять в случае чего без предупреждения, но тот интереса к ним не проявлял и сидел в сторонке, уткнувшись в телефон, а автомат мирно лежал у него на коленях, словно диковинное домашнее животное.

– От такой работы и сдохнуть недолго, – сказал Петя, чтоб завязать разговор. Когда-то он не курил, а теперь с жадностью затягивался их единственной сигаретой с отломанным наполовину – для крепости – фильтром.

– Э-э, жизни ты не видал! – протянул его худой напарник. – Знаешь, как бывало с кентами на зоне? И не такое бывало!

– А что бывало-то?

– Да всякое бывало… А ты, значит, хорошо жил до войны?

– Да не жалуюсь…

Разговор всё ещё не получался, когда из одноэтажного здания бывшего сельского клуба, используемого теперь как расположение, показалась невысокая коренастая фигура с карабином за спиной.

– А-а, дядя Женя идёт! – прокомментировал Худой. – Смотри, Саня, – зашептал он заговорщически пареньку с телефоном, – возьми автомат в руки, а то опять скажут, что спишь на посту.

– Да я и не спал! – резко ответил вдруг Саня, гневно взглянув на Худого, а затем и на Петю.

– Не спал-то, не спал, – по-отечески поддержал его подошедший дядя Женя, – а всё же нарушителя прошляпил… А ты что на наших бойцов кидаешься? – неожиданно обратился он к Пете. – Может, ты за укропов? Диверсант?

– Как же я за укропов?! – опешил Петя. – Да я их крошить буду, только автомат дайте!

– Да много ты их с автомата накрошишь…

– У него, дядь Жень, – вступился неожиданно Худой, – до войны знаешь какая жизнь была! А всё из-за укропов развалилось. Он их теперь зубами рвать готов, не то что автоматом!

– Ну а чего ж тогда, – дядя Женя теперь пристально смотрел на Петю, – чего ж в ополчение не пошёл?

– Да я готов хоть сейчас, вы не берёте!

– Сейчас-то ты готов, а война уже полгода как идёт.

– Я раньше это… – замялся Петя, – я сейчас зато готов! Кровью смыть!

– А кровью, Петь, не надо, и так много её очень… Ладно, поработаешь пока, а там, может, командир тебя и правда примет. Мы вот с Саней, может, его даже потом попросим, да, Саш? – Да запросто! – подтвердил Саня. – Такой здоровый нам нужен, – взглянул он на Петю, – «покемона» ему дадим!

– Что?! – не понял Петя.

– Пэ-ка-эм, – засмеялся Саня, – пулемёт, короче.

Среди непривычной ей пока военной ритуалистики центральное место занимал продолжительный обряд, совершавшийся каждое утро, – построение. И этот обряд ей нравился исключительно, потому что благодаря этому ритуалу она каждое утро могла видеть его, своего командира. Он, как она сразу поняла, был в их батальоне одним из самых главных, потому что часто именно он организовывал утреннее построение батальона и церемонно докладывал перед строем прибывшему комбату: «Батальон для проведения развода построен», – и что-то там ещё, что положено. В такие моменты она могла любоваться им не таясь: он был перед строем, и сотни глаз были устремлены на него и на комбата, но последнего она видела реже, и он её мало интересовал. Её вообще теперь никто особенно не интересовал: всех затмил новый герой её сердца.

Ей и среди дня нередко удавалось полюбоваться им: он всегда был в гуще дел и кипучей деятельности. Более того, казалось, он и организовывает любое дело. Вот прибыл гружёный «Урал» с продуктами для столовой, или материалами, запчастями, боеприпасами, или ещё каким-нибудь добром. Её герой организовывает разгрузку. Быстро, чётко отдаёт приказы как из-под земли появившимся рядом с ним солдатам, собранным так же молниеносно из разных рот и отдельных взводов… Огромный грузовик оказывается такой малостью! Кузов его пустел, казалось, моментально, и военные уже принимались за следующее дело.

Он стремился, чтобы всё было идеально: как боевая и строевая подготовка личного состава, так и внешний вид и обустройство расположения их батальона. И всё у него получалось идеально, так же как идеально сидела на нём военная форма, подчёркивающая статную фигуру. Она вскоре узнала, что он – один из немногих в их подразделении профессиональных офицеров, выпускник какого-то особенно престижного военного училища, в которых она, конечно, не разбиралась, но само название того училища навевало неясную, но восторженную память об офицерах и почему-то поэтах прежних дней, о героях и победах давних дней, «когда был мир ещё пышней».

Встретившись с ним случайно где-нибудь в коридоре или столовой, она не могла подавить волнения и не знала, как себя вести, хотя сразу решила не скрывать своих чувств – для этого вроде бы не было оснований, – однако служебная пропасть между ними казалась слишком великой, а законы военной субординации были для неё строгими и непонятыми. И однажды утром он заговорил с ней сам:

– Свет! – сказал он неофициально, без «товарищ такая-то». И откуда только он знал её имя? – Поедешь сегодня с нами в поле, нужно будет помочь.

Она радостно закивала и хотела ответить «по форме», как её успели научить товарки: «Так точно, товарищ…», – но замялась, а он заулыбался. Внимательно глядя на неё светлыми глазами, сказал:

– Можно просто Андрей.

Не очень понимая, куда это – «в поле», и не поинтересовавшись, что ей нужно будет там делать, она была просто счастлива. С ним – хоть на край света! Теперь она уже позволяла себе помечтать о том, что для её дочек не найти лучшего отца взамен того, за которого она когда-то так рано вышла замуж…

На дороге перед частью выстроилась, ревя моторами, колонна тех самых уродливых военных машин, напоминающих лодки, возглавлял которую «Урал» с КУНГом, называвшийся, как она уже знала, «ка-ша-эм». В нём с относительным комфортом расположились трое: она, её герой и ещё один офицер в летах, отвечавший, как она знала, за связь. Дорóгой офицеры беседовали, в основном между собой, всё больше о войне и политике, иногда спрашивая и её мнение, наверное, больше из вежливости… «В поле» начались учения: машины, двигаясь сначала колоннами, разбивались потом на группы по три, перестраивались, обстреливали мишени, из машин высаживалась пехота, двигаясь за машинами и тоже стреляя куда-то. Он же, её герой, вооружившись радиостанцией и надев гарнитуру, организовывал все эти слаженные действия гусеничных бронемашин, бороздивших поля и по команде проламывающихся сквозь лесопосадки, словно исполняя в зимнем поле какой-то замысловатый мрачный танец больших машин и маленьких на их фоне людей в форме.

После этой «танцевальной программы» был перерыв: машины, вернувшись, выстроились в колонны, словно отдыхая, с ними бок о бок отдыхали люди. Из части приехал ещё один «Урал», привёз зелёные военные термосы с обедом, распределил их по колоннам. И тогда пожилой офицер ушёл из КУНГа к машинам налаживать кому-то связь.

Их недолгий, в общем-то, разговор с глазу на глаз она помнила потом всю жизнь. Теперь она была полна надежды на новое счастье, хотя ничего определённого сказано вроде бы не было… – Давай дружить, – ласково заключил он.

– Пэ-ка-эм – машина серьёзная, это тебе не с автоматом бегать, – поучал дядя Женя нового бойца, уже не «робота». – Вот тут сверху открываешь крышку, закладываешь ленту. Вот коробá для лент, бывают на сто и на двести пятьдесят. В ленты будешь заряжать каждый четвёртый трассёр – вот они, с зелёными мысками, – чтобы ночью видеть, куда летит.

– Да и вовсе он не тяжёлый, – довольно сказал Петя, перехватывая пулемёт в одну руку и лихо закидывая его на плечо, – всего-то килограммов десять!

– Ну, это пока не тяжёлый, полазаешь с ним сутки к ряду, побегаешь… Плюс запасной ствол, плюс бэ-ка.

– Что?

– Что «что»? Боекомплект.

– А-а.

Пете предстояло заступать в караул, а на другой пост заступал Худой, тоже попросившийся в ополчение. Петя с удовольствием отметил, что командир принял его охотно, без колебаний, в отличие от Худого, доверил пулемёт и поставил на самый видный пост – на дороге, Худого же поместил позади здания бывшего клуба на пост, наблюдающий за полем.

– Мы на тебя ещё и броник наденем, – улыбался Саня.

– Давай, конечно! И гранат побольше!

– Да нет, с гранатами пока подождём, – остановил его дядя Женя, – подорвёшься ещё чего доброго…

– Подорваться готов только вместе с укропами, – парировал Петя.

– Ладно, ладно, герой!.. Заступление в караул – дело само по себе серьёзное. Это тебе впервой. В армии, я как понял, ты не служил, так что слушай лучше внимательно. Ставим тебя пока днём на дороге, это наш самый приятный пост, потому что днём тут нескучно: тормозишь проезжающих гражданских и досматриваешь машины. Ничего особенного не требуется: просто заглядываешь в салон, просишь открыть багажник, чтобы там оружия не было. Если грузовая – в кузов, обязательно. Там целый миномёт можно провезти, причём собранный. Вообще все относятся с пониманием, то есть нормальные гражданские, так что, если кто упирается, можешь считать, что диверсант. Ну, впрочем, так, в открытую, они, понятно, не поедут, потому что знают, что мы смотрим, поэтому надо смотреть. Понял?

Петя призадумался, понял ли он эту аргументацию.

– Военная логика, привыкай, – заулыбался дядя Женя. – Самое смешное, что это работает!

Первый караул проходил для Пети бодро и весело. Он наслаждался своим новым статусом военного.

– Ага, в салоне ничего. Теперь багажник открывайте!

Гражданские вели себя по-разному. Некоторые не говорили ни слова, робко поглядывали на пулемёт, спешили выполнить всё, что скажет Петя. Причём Петя не мог понять, чего они так боятся. Неужели думают, что он начнёт в них стрелять? А может, это и есть диверсанты? Им есть что скрывать, вот и боятся? И Петя досматривал тщательнее.

Другие были разговорчивые и приветливые. Говорили в основном про политику и, особенно женщины, хвалили: «Молодцы, ребята, что вы нас защищаете!» Это было очень приятно слышать. Предлагали сигареты, приносили даже домашнюю снедь, хотя Петя давно заметил, что на блокпосте и так ни в чём нет недостатка.

Третьи были угрюмы и искали сочувствия: «Когда же всё это кончится?», «Вы-то, ребят, хоть знаете, скоро ли войне конец?» Откуда же Петя мог это знать? Но ему хотелось, чтобы не очень скоро: надо ещё успеть отличиться… Чтобы явиться потом к Светке и дочерям при параде, в орденах.

– Броник затяни на поясе, легче будет, – сказал появившийся вдруг у него за спиной Саня.

– Да для меня он и так пушинка, – весело отозвался Петя, хотя поясницу действительно уже поламывало.

– Да ты в нём и с «покемоном» просто Шварценеггером выглядишь! Дай сигаретку, небось, надавали уже?

– Да-да, конечно, держи пачку. Тебе какие?

– Давай эти.

– О, братан, а ты опять стал богатый, я ж говорил! – появился тут же и Худой. – И погремуха теперь Шварц будет, тебе идёт! Во! Только меня, брат, не забывай. Мне любые, лишь бы дым пускали!

– Держи-держи. А ты что не на посту?

– Да не гони, нормально всё. Мне ж тоже волыну дали, – Худой похлопал по автомату. – Значит, я тоже теперь свой, ополченец!

Его логики Петя даже не пытался понять.

Отдельный разведвзвод собирался на боевые. Бойцы, выстроившись на плацу и выслушав боевую задачу, повязывали теперь полоски бинтов или ветоши на руки и ноги – для опознания друг друга, – подтягивали поудобнее ремешки разгрузок, вкручивали запалы в гранаты. Выдвигаться предполагалось в кузове газельки – для неприметности. Дальше, на передовой, предстояло спешиться, скрытно приблизиться к позициям противника, выяснить приблизительную численность живой силы и количество бронетехники, особенно танков. Подобные задания они выполняли нередко, однако теперь было неожиданное новшество: с ними на задание пойдёт один из старших офицеров – Андрей. Не вполне понимая, зачем такому большому чину, в звании майора, лазить с ними по полям, бойцы, однако, одобрительно поглядывали, как он готовится разделить их работу: подтянул ремешки разгрузки, плотно обхватившей его мощную фигуру, разложил по многочисленным карманам магазины и гранаты, повесил на грудь бинокль, затем автомат с двумя смотанными скотчем магазинами и подствольником и, наконец, закинул за плечи внушительный тубус реактивного огнемёта. Кто-то хотел пошутить между своих – мол, может, ему ещё пулемёт дать? – но не решился. Всё-таки желание быть непременно на передке вызывало уважение. Только один военнослужащий был недоволен – командир разведвзвода, – но сказать, конечно, ничего не мог.

А из окон штаба за ними наблюдала пара глаз, полных восхищения и затаённой тревоги. Свете вдруг стало жаль, что она не умеет читать молитвы. Она бы прочитала сейчас какую-нибудь молитву за воина, отправляющегося в поход. Есть же наверняка такая молитва! Она даже хотела поискать в интернете, но её отвлекла работа. «Всё будет хорошо! – подумала Света. – Вон он какой богатырь!»

Бойцы тем временем залезли в низкий кузов и закрыли над собой тент. Газелька заворчала старым мотором и затряслась по разбитой дороге, а Света углубилась в работу, чтобы быстрее пролетело тревожное время ожидания.

Водитель машины сидел в кабине один и в гражданской одежде – опять же для маскировки их выдвижения. Прибыв в нужное место, он загнал машину в лесополосу, заскрипел ручником и вылез из кабины. Бойцы молча спешились и пошли сначала гуськом вглубь посадки вслед за рослой фигурой с зелёным тубусом за спиной, на ходу распределяясь попарно. Водитель закрыл кузов, накинул тент и, задумчиво проводив их взглядом, уехал.

Шли затем довольно долго парами, огибая открытые пространства и слишком густые заросли. Первой парой шли, конечно, двое офицеров, когда младший по званию заговорил:

– Товарищ майор, мы тут на передке, разрешите без формальностей.

– Да, конечно, валяй, – ответил Андрей подчёркнуто дружелюбно. – Вы нас так прям к укропам заведёте!

– По нашим картам, до них тут не менее двух-трёх километров.

– Но карты, сами понимаете…

– Так мы здесь как раз для того, чтобы уточнить карты!

– Всё равно, дальше посадки кончаются, мы можем уже оказаться у них в прямой видимости. Вы же знаете, у них там полно снайперов из западных ЧВК с крупнокалиберными винтовками, уверенно работают на два километра и даже больше. Кроме того, посадки на передке, как правило, минированы обеими сторонами, тут какие хочешь мины, растяжки, «лепестки», – и он подал жестом команду взводу остановиться и занять круговую оборону. Бойцы послушно расходились парами в разные стороны, а Андрей смотрел на него внимательно и удивлённо.

– Почему вы взяли командование на себя, товарищ лейтенант? И почему отказываетесь выполнять боевую задачу?

– Товарищ майор, не отказываюсь! Просто глупо лезть туда всем взводом. Как прикажете, сходить мне или послать одного из бойцов?

Андрей окинул взглядом бойцов, расположившихся вокруг на местности: видно было всех до одного. Затем взглянул на лейтенанта: тот потупил взгляд и теребил пальцами предохранитель автомата.

– Я сам схожу, – ответил Андрей.

Майор двигался теперь вперёд по реденькой лесополосе в одиночестве, оставив за спиною залёгших бойцов и их лейтенанта. Всё же Андрей остался собой доволен: бойцы не знали, что это на самом деле его первый боевой выход; но он не только не позволит запятнать честь мундира, но и возьмёт на себя основной риск. Лейтенант по-своему прав, опасаясь за бойцов: их тут никто ничему толком не учил… А всё же как громко слышен здесь каждый шаг! Невозможно идти по лесополосе бесшумно!.. Но вот растительность редеет, теперь можно будет рассмотреть что-то в бинокль. Но нет, там, оказывается, ещё небольшое поле, за ним опять посадка. Может быть, из неё будет видно? Огибая поле по-над посадкой, попробовал углубиться в неё, но нет, густой бурелом, опять в обход, далее сквозь неё, опять поле, и опять ничего толком не видно! Снова обходить, пробираться, стараясь не шуметь, хотя куда там…

Так он продвигался всё дальше, петляя по незнакомым посадкам, между деревьев без листвы, реденьких кустарников и густых буреломов, оставленных попаданием снарядов, а кое-где – проходом техники, ломившейся здесь некогда сквозь лесополосу. Вот здесь, похоже, раньше танк прошёл, тут БМП, там, понятно, несколько снарядов легло.

Ноги в новеньких берцах ступали по палой листве, хрустели мелкими ветками, и вот одна вдруг потащила за собой тонкую проволоку. Зло хлопнул запал гранаты, Андрей быстро залёг, прижавшись к земле всем телом и головой и озираясь одними глазами. Три секунды падали в вечность бесконечно долго. Если она, граната, может быть, где-то на земле, за каким-нибудь бугорком, может, и пронесёт? Но нет, вот он видит её в ветвях у себя над головой.

– Господи, помилуй меня грешного!

Петя отдыхал после очередного караула, удобно расположившись в плетёном кресле на крыльце здания бывшего клуба. У ног его, словно верный пёс, стоял, опираясь на разложенные сошки, полюбившейся уже ему ПКМ. Петя наблюдал за работой «роботов», копавших теперь окоп: двоих только что привезли из села, они были пойманы за какое-то мелкое хулиганство. Дядя Женя с двумя бойцами специально ездил за ними на уазике, откликнувшись на жалобы гражданских, регулярно обращавшихся к ним за решением проблем с мелкой преступностью, поскольку обращаться было больше некуда: с началом войны бывшая милиция по большей части разбежалась или вступила в ряды ополчения. Третьим «роботом» был старый знакомый – Худой, вернувшийся в этот статус после самовольного оставления поста. Под глазом у него красовался огромный синяк – результат воспитательной беседы с ним командира. Тот сначала пытался объяснять Худому что-то про «преступление против воинской службы», вспоминал свою срочную службу ещё в Советской армии. Худой, однако, не хотел признавать себя виновным, пытался по обыкновению юлить, что ещё больше возбуждало командирский гнев. Гнев прорвался наружу после совсем уж неудачной фразы Худого: «Командир, ну чего ты чудишь?»

– Видишь, братан, – подошёл Худой к Пете, – вот и волыну отняли, пока спал после караула. Понимаешь?

Петя молча протянул ему сигарету, зная, что он её сейчас попросит. Пете не хотелось ругать его, хотя он и не находил поступок командира несправедливым.

– Ты только, Шварц, старого кента не забываешь! – говорил Худой, присаживаясь рядом на корточки. – Как думаешь, возьмут меня обратно? Волыну вернут?

– Откуда ж я знаю? Посмотрим.

– Ну ты за меня замолви словечко! Мы ж кенты, да?

– Да что от моего словечка изменится? Это же армия, здесь командир всё решает. Он человек бывалый, советской закалки, а ты так… нарушаешь…

– Да кто ж знал, что нельзя?..

Другие два «робота» недовольно поглядывали на привилегированного собрата, который вместо работы курил вместе с одним из ополченцев. Но тут из дверей здания появился Змей, и Худой поспешил вернуться к работе. Змей встал рядом с Петей в полоборота, опёршись на перила крыльца, и посмотрел на Петю с выразительным укором:

– Пойми, панибратству тут не место!

– Ты про что?

– Я про то, что ты теперь не «робот», ты – военнослужащий! Тебе завтра, может быть, кровь проливать, как и мне, как и любому из нас… А эти типы – он бросил пренебрежительный взгляд на притихших и усердно копающих «роботов», – они будут тем временем бухать и курить где-нибудь под забором! А потом нас ещё гражданские спрашивают, когда, мол, война кончится. Я на это говорю, что тогда кончится, когда все эти бухарики из-под заборов вылезут и возьмутся за оружие, пойдут в ополчение. А не пойдут – мы их сами приведём, только в качестве «роботов»! Тут ведь каждому своё! Кто на что сгодится, понимаешь? Нормальным пацанам – воевать, всяким алкалоидам – окопы для нас рыть, убираться, мешки таскать… Командир их ещё жалеет, скоро отпускает; я б не отпускал, только набирал! Набрал бы из них отдельную трудовую роту, человек сто за раз чтоб работали, вот настроили бы нам укреплений!

– Надсмотрщиков не напасёшься, – засмеялся Петя. – А ты не куришь и не пьёшь?

– Курю, начал во время войны, потому что тут нельзя не начать… Стольких пацанов уже потеряли… Выпить могу, помянуть. Я же с лета воюю. Со Славянска. Такого повидал… – тонкие черты его лица в этот момент дёрнулись, как от внезапной боли, а глаза смотрели куда-то в сторону. Пете захотелось сказать ему что-то доброе или обнять его. – Такие пацаны, Петь, погибали, а эти отбросы за нашими спинами отсиживались! Так что теперь пусть работают и… боятся! – с этими словами он рывком скинул с плеча автомат, щёлкнул вниз флажком предохранителя…

– Ты что делаешь, Змей?!

…И пустил длинную очередь над головами копающих «роботов». Те действительно не на шутку испугались, выронили лопаты. Худой упал ничком, закрыв голову руками.

– Работайте, работайте! – услышал Петя сквозь звон в ушах весёлый голос Змея. – Копайте глубже, в следующий раз очередь ниже пройдёт!

Ещё через секунду из двери на крыльцо выскочил дядя Женя, бросил беглый взгляд на «роботов», ткнул пальцем в Змея:

– К командиру!

Змей поспешно пошёл за ним, заметно побледнев. «Роботы», перекурив, опять взялись за дело.