Текст книги "Снайпер: Закон Зоны. Закон стрелка. Закон шрама"

Времени узнавать не было. Вряд ли Всадники пощадят похитителей «фотошопа». Скорее всего, тут же на месте и скормят уставшим после гонки фенакодусам.

Это понимал и Циклоп. Слегка сбросивший скорость танк медленно перевалил через гребень котлована… и рванулся вперед.

Стволы гранатометов на экранах озарились белыми вспышками…

И тогда я врубил все шесть тумблеров одновременно…

Понятия не имею, какие комбинации артефактов напихали ученые в наш танк, только внезапно все экраны засветились мягким бледно-фиолетовым светом. Я видел, как машину словно приподняло на полметра над землей и она, повинуясь инерции разгона, понеслась вперед, сама, наверное, со стороны напоминая ракету, заключенную в полупрозрачный шар.

Ракеты ударили в аномальный экран, но не причинили ни ему, ни танку ни малейшего вреда. Более того, Т-010 продолжал нестись вперед, гоня перед собой огненную волну незатухающего пламени сработавших реактивных зарядов. Этой волне было достаточно секунды, чтобы смести и размазать по земле в кровавую пленку не успевших разбежаться в стороны Всадников вместе с их мутировавшими лошадьми.

– Вот так! – заорал Циклоп. – Потрясу я небо и землю, и ниспровергну престолы царств, и истреблю силу царств языческих, опрокину колесницы и сидящих на них, и низринуты будут кони и всадники их!

– И вот, конь бледный, – прошептал Метла. – И на нем всадник, которому имя Смерть. И ад следовал за ним…

– Это ты обо мне, что ли? – осведомился Циклоп. Но Метла не ответил. Его голова свесилась на плечо, и лишь подлокотники не давали обмякшему телу сползти на пол.

Фиолетовое свечение на экранах погасло так же неожиданно, как и возникло. Аномальная защита оказалась средством эффективным, но кратковременным. Впрочем, нам этого хватило за глаза.

Вновь приземлившийся на гусеницы, танк летел к железобетонному ДОТу, а тот нарастал, увеличивался в размерах по мере нашего приближения. Только сейчас я осознал всю грандиозность постройки, возведенной кем-то в самом центре Зоны.

– Видал, во что научники свой лагерь превратили? – сказал Циклоп. – У них бабла просто немерено. Эх, жаль, аномальную защиту израсходовали, теперь…

Циклоп осекся, и я продолжил его мысль:

– Теперь ученые меньше бабла за танк дадут, чем раньше вы с ними договаривались. Так, Циклоп?

Но Циклоп не удостоил меня ответом. Вместо этого в динамике зашуршало, и тусклый голос смертельно уставшего человека произнес:

– Экипаж танка, назовите код. В противном случае будет открыт огонь на поражение.

Где-то я уже это слышал…

Судя по тому, как одновременно повернулись в нашу сторону бронеколпаки на крыше, ученые не шутили.

– Скажи ему один-два-ноль-четыре-ноль-два, – сказал Циклоп.

Я повторил.

– Экипаж танка, последнее предупреждение. Назовите код…

– Внешнюю связь включи, Снайпер, – посоветовал Циклоп. – Обидно как-то сдохнуть за триста метров от больших денег. Панель справа сверху, второй тумблер.

Да, ничего не скажешь, Циклоп основательно подготовился к операции. На эту тему мы с ним попозже поговорим. Отдельно.

Я щелкнул тумблером и повторил названную комбинацию цифр.

Толстенные металлические створки, прикрывающие вход в цитадель ученых, начали медленно расползаться в стороны.

И вовремя.

На экране, отображающем заднюю панораму, я увидел выплескивающуюся из-за кромки котлована лавину Всадников. А чуть правее через ту же кромку переваливали тяжелые танки Т-90, без сомнения принадлежащие группировке «Борг». Однако сегодня была наша ночь. Вернее, наше утро.

Ворота базы ученых сошлись за кормой нашего танка, отделяя нас от Зоны. Т-010 остановился, лязгнул люк водительского отсека, и я услышал, как Циклоп говорит кому-то:

– Ну, здравствуйте, профессор.

– С удачной операцией вас, Циклоп, – отозвался тот, кого назвали профессором.

Глава четвертая
Закон Монумента

Поскольку фанатики Монумента агрессивно настроены ко всем кланам Зоны, то, по единогласному решению Большой Сходки, ликвидация фанатика приравнивается к убийству мутанта и не влечет за собой уголовного преследования.

«Энциклопедия Зоны»

Я сидел на полу, привалившись спиной к холодной стене, и смотрел, как жирный паук деловито закатывает в паутину недостаточно шустрого таракана.

Я был счастлив.

Все, что я мог, – это двигать глазными яблоками. Остальное тело было сковано действием парализатора. Сейчас я мог наблюдать за пауком, и это давало мне шанс хоть какое-то время не глядеть на экран, висящий прямо передо мной. Скосив глаза, долго смотреть на голую стену невозможно – начинает ломить виски и появляется боль в глазных яблоках. Наблюдать за такими же, как я, неподвижными полутрупами, сидящими напротив, не было никакого интереса. А так хоть какое-то движение.

Экран мерцал, заполняя мозг белыми вспышками света. Он мерцал всегда. Вне зависимости от того, спишь ты, бодрствуешь, или пытаешься изобразить, что спишь. Если долго имитировать сон, то через электроды, прикрепленные к телу, подавался предупредительный разряд. Слабый, но чувствительный. Те, кто не понимал с первого раза, со второго начинали дрыгаться и биться головой об стену, словно кукольные паяцы. Обычно этого хватало. Те, кто пытался сопротивляться дальше, умирали. Это случалось нечасто. На моей памяти такое произошло лишь один раз.

Тогда пришли Служители и всем повернули головы в одну сторону. Так я понял, что не один.

Нас было много в этом длинном помещении, похожем на сегмент гигантской канализации. Человек сто, а может, и больше. И перед каждым висел экран, крепежная стойка которого вместе с проводами терялась где-то в темноте потолка.

Но в тот день можно было не смотреть на экран. И мы наблюдали, как вдруг задергался молодой парень, сидящий неподалеку от меня у противоположной стены. Дергался он настолько сильно, что его левая рука, неестественным образом изогнувшись в локтевом суставе, вдруг треснула и вывернулась наружу, прорвав рукав обломком кости. Потом из прорех в его робе повалил дым, и я увидел, как почернела кисть его руки в том месте, где к ней был прикреплен электрод.

А потом он перестал дергаться, и два Служителя, отсоединив от трупа провода, взяли его за ноги и потащили по коридору между нами. Медленно так проволокли, чтобы все видели, что бывает с теми, кто не хочет смотреть на экран.

И мы смотрели. Хотя понять то, что показывали на нем, не смог бы никто на свете. В основном это было чередование картинок и надписей, прочитать которые не представлялось возможным – слишком быстро они исчезали. Картинки также были подобраны абсолютно бессмысленно. Вспышка-какая-то башня-вспышка-просто серый квадрат-вспышка-вспышка-текст-вспышка-лицо ребенка, изуродованное страшной болезнью-вспышка…

Сначала было больно смотреть. Потом невозможно. Потом я привык и уже почти разучился моргать. Даже когда между зубов резко втыкался резиновый загубник, через который в желудок лилась безвкусная жидкость. Или когда Служитель из шланга направлял под меня струю слегка теплой воды, вымывая накопившееся дерьмо.

Мыслей не было. Экран забирал все мысли. Но иногда появлялся паук, которого я фиксировал краем глаза. И тогда я переводил глаза. И был счастлив. До тех пор, пока не начинал чувствовать слабое покалывание от электродов, во множестве закрепленных на моем теле…

Но счастье не бывает вечным.

Я заметил тень на полу и поспешно отвел глаза. Но было поздно. Служитель остановился рядом со мной, потом наклонился, так, что я почувствовал его дыхание на своей щеке. Я понял – он пытается понять, куда это я все время смотрю. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы рассмотреть на темной стене тончайшее серебро паутины.

– Неплохое зрение, – хмыкнул Служитель. – Прям снайпер, да и только. И мозги покрепче, чем у остальных. Но это дело времени.

В следующее мгновение в стену ударила струя воды, смывая мое единственное счастье. А потом та же струя хлестнула по моим широко открытым глазам, отвыкшим от рефлекса опускания век в случае опасности…

– Очень странный случай. Хотя, если помните, коллега, мы уже сталкивались с похожими.

– Но не настолько. В данном случае эмоциональный аспект мозговой деятельности отсутствует практически полностью. Такого не бывает даже у животных!

Голоса звучали прямо над моей головой. А я все не мог понять – то ли мои глазные яблоки полопались под напором водяной струи, то ли я просто лежу на полу с закрытыми глазами. Проанализировав ощущения, я пришел к выводу, что если глазные впадины не болят, то второй вариант более вероятен. Заряд тока повышенной мощности за имитацию беспомощности получать не хотелось, и я открыл глаза.

– Проснулись? Вот и чудненько.

Я был готов к чему угодно, но только не к этому.

– Слишком реальный сон, не правда ли? Готов поклясться, что вы надеялись увидеть совсем другую картину.

И вправду, я был не готов обнаружить себя в уютной комнате с белыми стенами, лежащим на вполне удобной подставке, застеленной чем-то мягким. Из недр памяти выплыло слово «кровать», и я точно знал, что так называется подставка, на которой я лежу. Хотя до этого ничего подобного не видел.

На противоположной стене было окно. В окне шевелили кронами зеленые деревья. А над ними расстилалось синее– синее небо, без малейшего намека на свинцовые тучи.

Рядом с окном стояло кресло. В кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек в оранжевом костюме радиационной защиты. Матовое стекло его шлема не позволяло разглядеть лица, но лицо незнакомца сейчас мало меня интересовало.

Я смотрел на окно и пытался вспомнить, где еще я мог видеть настолько чистое небо.

Голова незнакомца слегка повернулась, отслеживая мой взгляд.

– Простите, что не предупредил вас сразу, – сказал незнакомец. – Это голограмма. Иллюзия для лучшего восстановления душевного равновесия после сеансов интенсивной психокоррекции.

– Вы копались в моих мозгах? – медленно спросил я, преодолевая сухость во рту.

– Да, – просто сказал кто-то у меня над головой. – Но это было необходимо. Для вашей же пользы.

Я резко повернул голову, чуть не вывихнув шею.

Так и есть.

За подголовником моей кровати стоял тип в таком же оранжевом СПП-99, направив на меня ствол короткого автомата.

Я откинулся на подушку и улыбнулся.

– А это для нашей безопасности, – пояснил тип, сидящий в кресле. – В автомате специальные заряды с парализатором. Просто после психооррекции пациенты бывают излишне агрессивны. Но, думаю, вы достаточно благоразумный… хммм… человек, чтобы не превращать мирную беседу в боевик со стрельбой и смирительными рубашками.

– Я достаточно благоразумный хм-мутант, – кивнул я. – Называйте вещи своими именами, господин ученый.

– В лучшие времена меня чаще называли академиком, – хмыкнул человек в кресле. – Хотя сейчас и здесь можете называть как угодно. Зона – единственное место на земле, где имена и звания ничего не значат.

Он с видимым трудом закинул ногу на ногу. Для молодого и здорового человека это было простое движение, несмотря на освинцованный ботинок. Судя по тому, как нелегко далось оно человеку в кресле, я сделал вывод, что либо он болен, либо очень стар.

– Профессор, оставьте нас, – попросил академик.

– Вы уверены, что…

– Уверен, – шевельнул рукой человек в кресле.

Даже через сложную систему фильтров было слышно, как недовольно засопел профессор с автоматом, проходя мимо меня. Однако все ограничилось сопением. Пререкаться с академиком на базе ученых, по-видимому, было не принято.

– Для начала разрешите представиться, – произнес академик, когда мы остались одни. – Моя фамилия Захаров. Надеюсь, слышали?

– Не слышал, – сказал я. – Я Снайпер. Слышали?

– Не имел чести, – покачал головой академик. – Но, тем не менее, рад знакомству. Так вот, – продолжал Захаров, поудобнее устраиваясь в кресле, насколько это позволил костюм, – для начала еще раз прошу прощения за водворение вас в этот бокс и сеанс психокоррекции, проведенный без вашего согласия. Вы хватанули опасную для жизни дозу радиации, поэтому вы здесь. Надеюсь, ненадолго – у вас потрясающая способность организма к восстановлению. А провести сеанс меня попросил ваш друг. Он сказал, что вы хотели встретиться со мной именно с этой целью. И поскольку после прибытия к нам вы практически сразу потеряли сознание, я решил, не откладывая дела в долгий ящик, выполнить ваше желание.

– Спасибо, – сказал я. – И вам, и Циклопу.

– Не за что, – произнес академик, не уловив в моем голосе сарказма. – Мы попытались разблокировать ваше сознание, но, вынужден признать, что достигли мы немногого. Похоже, ваш ментальный блок неслучаен, и ставили его мастера своего дела. Правда, мы выяснили кое-что. Вы не мутант. Хотя обладаете повышенной выносливостью и аномальными способностями к регенерации тканей. Я встречал такое у некоторых сталкеров, подвергшихся целенаправленному воздействию определенного набора редких артефактов. Правда, у них на руке имелась наколка STALKER, выполненная заглавными буквами, которую я не наблюдаю у вас. У вас я нашел другое. Надеюсь, вы в курсе насчет того, что в вашем мозгу заблокированы некоторые функции?

Я кивнул.

– Так вот, – продолжил Захаров. – Ваш случай выборочной амнезии уникален. Такое впечатление, что кто-то нашел способ блокировать долговременную память, посредством интерференции высвобождая значительные участки мозга для более продуктивной работы.

Перехватив мой непонимающий взгляд, Захаров пояснил:

– Вас не отвлекают мысли о прошлом, а значит, эмоции и переживания, приобретенные в этой так называемой «прошлой жизни». Понимаете? Подавление рефлексов страха посредством блокировки воспоминаний о том, чего следует бояться. Этакий универсальный солдат без страха и упрека. При этом приобретенные ранее навыки не только остаются, но и получают мощный толчок к развитию. Когда человека ничто не отвлекает, он неизбежно совершенствует то, что у него осталось. Так, например, у безногих руки намного сильнее, чем у обычных людей, у слепых улучшается слух, обоняние и тактильная восприимчивость…

– Я понял, – сказал я. – Остается выяснить, кому мог понадобиться в Зоне такой солдат.

– Не знаю, – пожал плечами Захаров. – Признаюсь, у меня существует на этот счет довольно стройная гипотеза. Если вы никуда не спешите…

– Не спешу, – усмехнулся я.

– Ах, да, – спохватился Захаров. – Не поверите, столько лет здесь и все равно не могу привыкнуть к тому, где я нахожусь. Тогда позвольте изложить мою точку зрения на то, что здесь происходит.

Я подложил подушку под голову, устроился поудобнее на кровати и приготовился слушать.

– На самом деле существует две Зоны, – начал Захаров, – та, в которой вы сейчас находитесь, и весь остальной мир. Не думайте, что когда-либо увидите истинных Хозяев Мира. То, что показывают с экранов телевизоров, лишь декорации, разрешенные ими к показу. Клипы, фильмы, политика, войны – всё, что смотрят люди по вечерам, приканчивая очередной пакетик с чипсами, есть лишь элемент древней программы, созданной для того, чтобы массы были довольны и не бунтовали, чтобы дозированно выдавать им хлеб и развлекательные зрелища.

Но истинным Хозяевам Мира не может нравиться медленное, но верное разрастание нашей Зоны, грозящей в конечном счете не только их власти, но и существованию самих Хозяев. Испокон веков они уничтожали всё, что в той или иной мере могло помешать их господству. Эксперименты ученых с ноосферой, а значит, с массовым сознанием, не могли им понравиться. Потому ими была спровоцирована чернобыльская катастрофа. Но Волна Излучения, природа которой до сих пор никому не понятна, привела к прямо противоположному эффекту – возникновению Зоны в том виде, в каком она пребывает сейчас.

Последующие попытки уничтожить Зону приводили лишь к тому, что она, словно космическая черная дыра, впитывала в себя энергию ненависти Хозяев Мира и становилась всё больше и могущественнее. Наконец в результате этой своеобразной эволюции она обрела свой собственный разум и вступила в открытое противоборство с законами этого мира, словно карты тасуя и переворачивая в себе физические и логические законы мироздания, которые создали и согласно которым уже привыкли существовать Хозяева Мира.

Крупные войсковые соединения Зона легко перемалывала в фарш, словно гигантская мясорубка, а бомбардировки с воздуха заканчивались лишь гибелью бомбардировщиков. Кстати, вы в курсе, что на Припять в прошлом году всё-таки была сброшена атомная бомба? Нет? Ах да, конечно… В общем, она не взорвалась. Во всяком случае, видимого взрыва не было. Правда, были последствия. Зона серьезно расширилась, поглотив за счет дармовой энергии еще с десяток квадратных километров.

И тогда против Зоны Хозяевами Мира был применен принцип, давно используемый в гомеопатии. Если болезнь невозможно уничтожить массированными атаками, то ее уничтожают следовыми количествами активного вещества.

Легендарный Наемник, перепрограммированный одним из Хозяев Мира на уничтожение Центра Зоны, был пробным блином, так и не дошедшим до цели. До нее дошел некий безвестный сталкер, имени которого я не знаю до сих пор. Однако он просчитался, полагая, что Зоной управляют гуманоидные существа, плавающие в автоклавах. Его подвели им же созданные стереотипы. Всё закончилось автоматной очередью, уничтожившей несколько муляжей, и тот сталкер навечно упокоился в на этот раз реально действующем автоклаве. Думаю, он до сих пор рассматривает красивые наведенные галлюцинации, полагая, что облагодетельствовал человечество.

– Так кто же на самом деле истинные Хозяева Зоны?

Захаров рассмеялся.

– Истинными Хозяевами Зоны являемся мы с вами. То есть ею управляет объединенное сознание всех, кто находится в пределах Зоны отчуждения. Зона напрямую подключена к ноосфере и черпает из мозга людей негативные эмоции, посредством которых перерождается окружающий их мир. Что такое Ужасный Кабан в сознании человека? Это огромный плотоядный кабан с большими клыками. Что ж, получите его во плоти. А ктулху? Чистой воды жуткое порождение бездны из произведения Лавкрафта. Помнишь, как поразил и испугал тебя этот рассказ в детстве? Не помнишь? Зато помнит твое подсознание. А первый удар током? Боль, испуг, возможно, искра. Гипертрофированный ужас многих людей порождает аномалию «электрод». И так во всем. Чем больше отрицательных эмоций вызывает в тебе Зона, тем больше она становится. И тем большее количество человеческих кошмаров воплощает в себе наяву. Зона – это гипертрофированный человеческий ужас, помноженный на идущую из центра Зоны энергию смерти.

– А артефакты? – не сдавался я. – Далеко не все из них несут энергию смерти! Некоторые очень полезны для людей.

– Да ну?! – удивился Захаров. – Вы точно в этом уверены?

– Конечно, – уверенно заявил я. – Например, «синяя панацея» заживляет раны, а «батарейка»…

Захаров рассмеялся мелким дребезжащим смехом.

– Сами подумайте, разве вынес бы кто-либо из Зоны по доброй воле кусочек концентрированной смерти? – сказал он, отсмеявшись. – Конечно нет. И для того, чтобы сталкеры таскали их в большой мир, словно пчелы пыльцу, эта пыльца должна быть сладкой.

– Получается, что…

– Именно! – произнес ученый. – Зоне необходимы глаза и уши в мире людей. Пока что глаза и уши. Пока не настанет время Большой Экспансии. Когда порожденные аномалиями артефакты, которые сталкеры разнесли по миру, раскроют свою истинную сущность и, переродившись, словно бабочки из коконов, сами станут гигантскими аномалиями. Очагами, к которым из Зоны потянутся уже видимые черные нити. Думаю, им потребуется не слишком много времени, чтобы опутать весь земной шар, превратив его в одну большую Зону – царство человеческих кошмаров.

– Вы и есть один из Хозяев Мира? – спросил я.

– Не этого вопроса я ждал сейчас, – немного подумав, ответил Захаров.

– А какого?

– Например, для чего Хозяевам Мира могла понадобиться ваша персона? Согласитесь, нелогично раз за разом посылать снаряды в мишень, в которую не попали до этого такие же снаряды.

– Это же очевидно, – пожал плечами я.

Захаров аж подался вперед в своем кресле.

– Ну-ка, ну-ка, молодой человек, изложите, пожалуйста, свою версию!

– Если Зона питается эмоциями, то для того, чтобы проникнуть в нее незамеченным, нужен просто другой снаряд. Человек без эмоций. Который, достигнув цели, не будет стрелять по автоклавам, а примет взвешенное решение. И если Зона воплощает наши детские кошмары, то нужен человек, не помнящий этих кошмаров.

– Браво, юноша!

Захаров от восторга захлопал в ладоши.

– Брависсимо!

– Только на мой вопрос вы не ответили, – заметил я.

– На самом деле на ваш вопрос нет однозначного ответа, – после паузы произнес академик. – Дело в том, что Хозяева Мира есть тоже порождения ноосферы. То есть объединенного сознания людей. Только не тех, кто находится в Зоне, а тех, кто живет вне ее.

Я смотрел на академика, сидящего около голограммы, и думал о том, что вряд ли его теория о Хозяевах Мира соответствует реальному положению вещей. Скорее всего, это тоже голограмма – похоже на истину, но не она. Не верилось мне, что мчащийся за грузовиком кабан с налитыми кровью глазами, или собака, вообще лишенная глаз, но при этом более опасная, чем многие другие зрячие твари, есть всего-навсего плод воображения общественного сознания. Слишком отчетливо помнил я тошнотворный запах этих страшных порождений Зоны. А вот теория о человеке без эмоций, способном дойти до Монумента, показалась мне заслуживающей большего внимания.

– А как вы думаете, что такое Монумент? – спросил я.

– Я не думаю, – сказал Захаров. – Я более чем уверен, что это аномалия, как и все аномалии в Зоне существующая с единственной целью – уничтожить человечество. Только у нее более продолжительный и изощренный принцип действия. То, что Монумент исполняет желания, есть полная и несусветная чушь. Хотя…

Захаров усмехнулся.

– Знаете, в пятьдесят третьем году прошлого столетия супруги Олдс поставили такой знаменитый опыт на крысах. Зверьку вживляли электроды в определенные точки гипоталамуса, формирующие импульсы удовольствия, и учили вызывать наслаждение, нажимая педальку, замыкающую электрическую цепь. В результате эксперимента крыса прекращала есть и пить, беспрерывно нажимала на педальку и испытывала беспрерывное наслаждение. Пока вскоре не умирала от голода и нервного истощения. Монумент – это своего рода рычаг, нажимая который человек получает заказанную иллюзию, которую сложная аномалия генерирует согласно закачанной в нее информации о существующих объектах окружающего мира. Хочет человек золота – его осыпят монетами и слитками. И будет он собирать их возле Монумента, пока не умрет с голоду. Или не покончит с собой от безысходности – ведь всё ему не унести и уйти от такого богатства невозможно.

– Или пока аномалия не наиграется и не прикончит счастливчика, – продолжил я мысль академика.

– Или так, – согласился Захаров. – Жаль только, что никто так и не подтвердил и не опроверг мою теорию.

– Неужели никто так и не вернулся из центра Зоны?

Шлем слегка покачнулся.

– Никто. Может, и нет никакого Монумента. И всё, что о нем говорят, – лишь легенды, порожденные слухами. А вот группировка фанатиков, охраняющая центр Зоны, есть. Причем богатых фанатиков. Непонятно с каких доходов.

– Ну, вы тут тоже не бедствуете, – сказал я. – Танки вон покупаете запросто, как колбасу.

– Не бедствуем, – согласился Захаров. – Нынче ученый, если не хочет жить на зарплату дворника, должен уметь обеспечить себя. Так что мы здесь на полном хозрасчете. И научный лагерь отстроили сами, и эксперименты проводим на свои средства. Какие-то результаты тех экспериментов продаем, а особо важные публикуем в открытой печати бесплатно. Можем себе это позволить.

– Да ладно вам, не заводитесь, – примирительно сказал я.

Но Захарова было не остановить.

– И плевать нам на ультиматумы «Борга», «Всадников» или еще кого-то. Потому что, во-первых, мы им нужнее, чем они нам. А во-вторых, если надо, то сумеем отпор дать любой группировке, а то и всем сразу. Имеем на то возможности. Добро должно быть с кулаками!

– Конечно, – сказал я. – Полностью с вами согласен.

– Еще бы вы были не согласны, – проворчал академик, медленно остывая после бурной речи.

– Значит, как я понимаю, «Борг» вместе со «Всадниками» осадили ваш лагерь?

– Уже свалили, – махнул рукой Захаров. – Покричали ровно столько, чтобы не потерять лицо друг перед другом, и удалились несолоно хлебавши. В ближайший внешний бункер, который мы им предоставили, чтобы они там выброс пересидели. А то ведь танки танками, фенакодусы фенакодусами, а встречать выброс в чистом поле все равно никому неохота. К тому же Зона лишнего крику не любит.

– Вы о ней прямо как о живом существе, – заметил я.

– Факты заставляют, – буркнул академик. – А они, как известно, вещь упрямая. Хотя у меня и на этот счет есть своя гипотеза.

Я мысленно застонал. Безумные гипотезы Захарова, похоже, были известны здесь всем наизусть, и каждые новые свободные уши были для ученого подарком. Я понял, что если не выслушаю его, мое освобождение из бокса с белыми стенами может затянуться на неопределенное время. И приготовился слушать.

– Для начала я попытаюсь объяснить вам, что такое Зона, – начал ученый, нимало не заботясь вопросом, интересно ли мне знать то, что он собирается до меня донести. – Дело в том, что наш мир имеет отражение самого себя, как имеют отражения все объекты, составляющие этот мир. Возьмем лист на дереве. Он изначально симметричен. Проведи сверху вниз разделительную линию по фигуре человека – и мы получим две практически одинаковые половинки. Взглянув на поверхность воды, человек видит отражение окружающего мира. Слегка искаженное рябью – но, в принципе, идентичное оригиналу. Наш мир не является исключением из закона симметрии. Да-да, параллельно нам существует другой мир – этакое зазеркалье, которого мы не видим, как не видит одна половинка человека другую.

– То есть не видит? А руки?

– Руки – да. Все-таки человек целостный организм, функционирующий в своем мире. И при этом гораздо более примитивный по сравнению с этим миром, как примитивна амеба по сравнению с человеком. Однако попробуйте увидеть правым глазом левый… Мы тоже видим порой отражения того мира – это призраки, видения, миражи. Но бывает это крайне редко, так как миры практически не пересекаются между собой. Практически!

Академик поднял кверху палец, затянутый в оранжевую перчатку, словно сейчас находился на кафедре, а не в радиационном боксе.

– Пересечения все же происходят в результате несостыковок миров, – продолжал Захаров. – Если разрезать сверху вниз две одинаковые фотографии одного и того же человека, а после склеить разные половинки, мы получим фото разных людей. Причем разных настолько, что порой сходство в них найти весьма затруднительно. То же самое относится ко всем остальным существам и предметам. Это исключения из закона симметрии, так сказать, подтверждающие правило.

Далее. Несостыковки одной половины организма влияют на вторую. Обозначим это как закон влияния. Начинает гнить одна половина листа – и желтеет вторая. Слепнет человек на один глаз – и страдает весь организм, то есть и вторая его половина. Это понятно.

Так вот. Начнем с того, что до определенного времени оба мира развивались практически параллельно и мелкие несостыковки не мешали этому развитию. Ну ходили очень сильные колдуны туда-сюда через каналы несостыковок, пробивая ментальной энергией естественную защиту между мирами. Ну пытались прогнозировать будущее менее сильные колдуны, заглядывая через призму этой защиты в сполохи вероятностей развития параллельных миров. Ну описал в прошлом веке Карлос Кастанеда способ взаимодействия человека с отражением мира, ну ломанулись тысячи людей в попытке найти Отражение его методами…

– И что?

– И не получилось у них ничего, – усмехнулся Захаров. – У подавляющего большинства не получилось. Потому как не хватило ни личной силы, то есть энергии, ни знаний, которых по книжкам не насобираешь. Но сейчас разговор не об этом.

Третьего марта 1944 года на территории Белоруссии к югу от Гомеля была взорвана первая атомная бомба. Испытательный взрыв объекта «Локи» был произведен по прямому приказу шефа «Аненэрбе» Генриха Гиммлера. Охрана объекта осуществлялась тремя элитными дивизиями – одной полицейской и двумя панцергренадерскими, стянутыми под Гомель, несмотря на тяжелейшее положение на Восточном фронте. Из охраны не выжил никто – большинство погибло в боях, остальные скончались от неизвестной тогда болезни, печально известной сейчас как ОЛБ – острая лучевая болезнь.

А в междумирье возникла первая, пока незаметная трещина…

Успешные испытания заставили нацистскую Германию ускорить производство столь эффективного оружия. Однако недостаток сырья и квалифицированных работников отодвинули производство новых бомб практически на год. Однако восемнадцатого марта 1945 года в Атлантике флот США лишился легкого крейсера, семи эсминцев и десятка кораблей других классов. Американцы терялись в догадках, чем могло быть вызвано такое массовое уничтожение кораблей, пока разведка не докопалась, в чем дело. С тяжелого транспортного самолета «Юнкерс-390» на американский конвой LW-143 был сброшен образец долгожданного «оружия возмездия». Высшие военные чины американских вооруженных сил решили замять инцидент, параллельно приложив все усилия для скорейшего захвата неиспользованных образцов чудо-оружия.

И им это удалось. В марте-апреле в результате массированного наступления американских сил был уничтожен немецкий 244-й специальный батальон, защищавший город Рур, в котором находились три единицы чудо-оружия. Один из захваченных трофеев эксперимента ради был взорван в пустыне штата Невада. Эксперимент понравился, и две оставшиеся бомбы были сброшены на японские города Хиросиму и Нагасаки с единственной целью – предотвратить крестовый поход Советов против мирового империализма.

– Почему же немцы сами не использовали эти бомбы? – спросил я.

– К весне сорок пятого у них уже не было такой возможности. У американцев есть такой анекдот. К президенту приходит директор ЦРУ и говорит: «У меня две новости. Одна плохая, другая хорошая». Президент говорит: «Начинай с плохой». Директор: «О’кей. Новость плохая – у Саддама Хуссейна есть атомная бомба». Президент: «А хорошая?» Директор: «Сбросить ее он может разве только с верблюда». Весной сорок пятого российская авиация и авиация союзников полностью контролировали небо над Германией. Так что чудо-оружие оказалось просто невозможно применить.

А после окончания войны американцы и русские очень быстро создали свое атомное оружие. И началась эра испытаний ядерных зарядов…