Текст книги "Они уже здесь"

Дмитрий Стрешнев
Они уже здесь

©Стрешнев Д. 2013

©Московская городская организация Союза писателей России

©НП «Литературная Республика»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Они уже здесь

1.

Григорий Вылупаев не любил это место между заборами: ни фонаря, ни дороги путной. Летом еще туда-сюда, а осенью – противно, грязно, и поди пойми – не подстерегает ли кто-нибудь в темноте с гантелью в рукаве?..

Поэтому он почти не удивился, когда вдруг увидел как будто бы грузного человека, лежащего навзничь. Вот так – просто шел и увидел… И еще – вроде как нацеленный на него длинный ствол. Подумал: Вот не везет! Бандит! – и услышал голос с пневматическим каким-то акцентом:

– Яхх… не бандитхх… Помогихх…

– Знаешь, друг, извини, сильно тороплюсь, – сказал Григорий, на всякий случай оглядевшись. Очень надо попадать в их разборки! Своих проблем хватает: в гараже, к примеру, крыша потекла. – Я сейчас милицию вызову…

– Не на… ххх… – засипел тот, даже не засипел, а захрипел. – Я тебе денег дамхх…

Попробуй тут устоять, когда зарплату на заводе третий месяц не платят!

– Денег? – еще раз огляделся Григорий. – Ну ладно, сейчас…

Спрятал кепку в карман.

– Ты пистолет-то убери.

Похожее на ствол пропало.

Вылупаев вцепился в грузное тело.

«Рыхлый какой! И тяжелый, зараза…»

– Где у тебя воротник-то? Я бы за него…

– Нету… ххх…

Придумали одежонку, твою мать! Даже воротника нет!

Покумекал.

– Ты лежи, я сейчас за тележкой в гараж сбегаю.

– Давайхх…

По дороге Григорий размышлял: может все-таки сдать этого рыхлого, куда надо? Сипит он сильно, наверное – простреленный весь. Еще помрет – как объяснишь?.. Да и есть ли деньги у него?

Весь в этих сомнениях пришел обратно с тележкой, втайне надеясь, что найденный исчез. Но тот лежал.

– Вот, тележку пригнал, – сказал Григорий голосом, изменившимся от опасения быть обманутым. – Сейчас в гараж тебя отвезу. Машину все равно давно продал… уже и забыл, как те деньги выглядели… Слышь-ка, а вот как раз насчет денег ты что-то говорил…

– В гараже дамхх…

– А, ну ладно, – тут же повеселел Григорий, и прежний голос к нему вернулся. – Сейчас мы тебя погрузим.

Подкатил тележку и засомневался:

– Эх, как же мы тебя закатим?

– Ничего. Я помогухх…

И действительно, стал карабкаться, толкаться – и легко взвалили его на тележку.

А вот катить было нелегко.

– Видишь, какой я хозяйственный! – объяснял Вылупаев, отдуваясь. – Не будь у меня тележки, разве я бы тебя дотащил?

Тот, на тележке, сипел, будто поддакивал: «Ххх… Ххх…»

Хорошо, что было уже поздно, никто не встретился. Да и погода не такая, чтобы променады делать или пиво в сквере сосать. Григорий про себя умолял, чтобы собачники не попались, они, падлы, в любую погоду шастают.

«Надо было мешковину прихватить – прикрыть голубчика».

Тот как будто прочитал эти мысли – лежал тихо, прямо нет его.

Обошлось, ни одной собаки не повстречали.

Вылупаев закатил тележку в гаражную темноту, которая была еще чернее ночной, и захлопнул спевшую железным голосом створку.

– Сейчас лампочку зажгу, она у меня тут на аккумулятор посажена…

Включил, посмотрел на тележку и подумал сначала, что просто в глазах сместилось – от натуги и от переживаний. Но присмотрелся и понял – ёшкин кот! – глаза все правильно видят.

– Ты что – из этих?..

Слава богу, в кино столько уже всего насмотрелся – а то можно было от неожиданности запросто обделаться.

– Из этиххх… Ты не пугайся. Вот деньгихх…

Какой-то отросток держал несколько сотенных.

Вылупаев с внутренней дрожью протянул руку, но ощутив в пальцах бумажки, приободрился.

– Да чего там! Я интернационалист… (совсем взбодрился) Даже можно сказать: демократ!.. Кто это тебя отделал? Наши или ваши?

– Что значит: наши-ваши?

– Ну… такие, вроде меня, или такие, как ты?

– Не помнюхх…

– Понимаю… Сзади, что ли, напали?

– Напали… ххх… – скорбно согласился найденыш.

– Понимаю, – снова сказал ничего не понявший Вылупаев. – Может полечить тебя как-то?

– Не надо. Мне просто полежатьхх…

– Понимаю, – в третий раз сказал Григорий.

«Надо бы деньги повнимательней рассмотреть. Может там все цифры – шиворот-навыворот?»

– Ну что ж, отдыхай тогда. А я пошел, – сказал он (очень хотелось деньги рассмотреть).

– Ладнохх…

«А ведь ему жрать надо что-то», – подумал Григорий.

– Утром поесть тебе принесу. Ты что больше уважаешь – рыбное или мясное? Или ты нашего не ешь?

– Мясноехх…

* * *

Жене Григорий ничего не сказал. Хотел сначала проверить: вдруг деньги неправильные? Утром ждал, пока она уйдет на работу в свой трамвайный парк (надо ведь уроду в гараж поесть оттащить), а та удивлялась:

– Ты чего валяешься? А завод?

– Да ну его в баню! Все равно денег не платят.

– Смотри: не прокидайся! Я тебя кормить не собираюсь! (вздохнула) Все равно не прокормлю…

Когда она ушла, Вылупаев собрал кастрюльки, поставил в сумку и понес в гараж. По дороге зашел в магазин – проверить деньги. Купил банку дорогого импортного пива и сухарики. Никаких сомнений предъявленные к оплате сто рублей не вызвали. Ну, да это ничего не значит. Наши олухи любую липу примут, хоть на бумажке в клеточку нарисуй.

Достигнув гаража и сняв замок, Григорий оставил створку приоткрытой, чтобы не зажигать лампочку зря.

В разбавленном утреннем свете жилец выглядел совсем противно: жук – не жук… квашня какая-то с отростками.

– Н… ну, как спал? – выдавил Вылупаев насколько мог приветливо.

– Хорошохх…

– Так на тележке и лежал? Не жестко?

– Нетхх…

– А я вот сообразил тебе тут поесть… Как, кстати, тебя у вас-то зовут?

– Шсшихх.

– Шс… Нет, не смогу. Буду звать тебя Гошей. Был у меня хороший друг. Именем друга тебя назвал, чуешь?

Шсшихх молчал, расшифровывая. Потом сказал:

– Чуешь – это: понимаешь?

– Ну да. Башковитый ты парень, как я погляжу.

Стал доставать кастрюльки и ставить их перед уродским Гошей. Тот грустно съежился.

– Это не емхх…

– Может, тебе мяса сырого? И плитку – сам приготовишь?

Жилец оживился:

– Давайхх!

Григорий сбегал – принес фарш.

Тот обнюхал его отростками:

– Старое…

– Ты что! Самое свежее!

– А где кровь?

– Хочешь – бифштекс с кровью зажарю?

– Зажарю – не надохх…

– Значит, плитка не нужна? – спросил Вылупаев.

– Не нужнахх…

Тут Григорий обнаружил, что фарш исчез.

– Ты что это – прямо так фарш умял? Сырой? Неужели вкусно?

– Не оченьхх…

– Плохо с него не будет?

– Не должнохх…

В общем, худо-бедно с кормежкой наладилось. Григорий приносил мясо из магазина самое свежее. Шсшихх брезгливо обнюхивал, но ел.

Вылупаев ходил в гараж попозже, чтобы из соседних боксов кто-нибудь случайно не приволокся. Народ у нас очень общительный: обязательно надо всех вокруг обойти, рассказать, как педаль провалилась, и прохудившийся манжет каждому в нос сунуть. Ночью никто с рассказами или, скажем, с просьбами насчет ключа номер семнадцать не лез. Но теперь случалось сталкиваться в подъезде со старухой Гвоздичевой, которая как раз возвращалась после того, как консьержила в богатом доме по соседству.

– Куда это ты, Гриша, в ночь-полночь?

Пришлось отбрехиваться:

– У тебя своя работа, старая, у меня своя.

Та смеялась:

– Воровать что ли ходишь?

Разговор со старухой навел на мысль.

– Знаешь, – сказал он Шсшихху, – я из-за тебя, между прочим, на работу хожу кое-как… даже можно сказать: совсем не хожу. Значит, денег мне теперь не платят. Усекаешь?

– Хх… – отозвался Шсшихх.

«Усекает», – понял Григорий.

– Питать тебя, опять же, надо. Думаешь, на это мало денег уходит?

– Хх… – опять согласился Шсшихх.

– Вот и предлагаю, – перешел Вылупаев к делу. – Пока не поправишься, буду тебя обхаживать, будто ты меня нанял. А работа – пес с ней. А? – и, не успел Шсшихх ответить, как Вылупаев уже не выдержал – сказал главное: – А зарплату мне будешь ты платить. Вместо завода.

Шсшихх молчал. Потом спросил:

– Какуюхх?..

– Как на заводе, – сказал Григорий и слукавил: – Десять тыщ.

Шсшихх опять помолчал. Потом:

– Ладнохх…

«А денег у него хватит?» – подумал Вылупаев, и было открыл рот, чтобы спросить, но Шсшихх опередил:

– Хватитхх…

Григорию стало не по себе от такой догадливости, но десять тысяч закрутились в голове и снова взбодрили.

– Получать буду каждую неделю. Идет?

– Идетхх…

* * *

Теперь Вылупаев часто сталкивался ночами со старухой Гвоздичевой.

– Куда это так поздно? – каждый раз спрашивала та с любопытством, понемногу, правда, слабеющим, а Григорий заученно отвечал:

– Такая работа! (стало уже как ритуал)

Жена была уверена, что он устроился сторожем в богатый магазин, тем более, что зарплату приносил исправно.

Деньги Шсшихх всегда доставал из одного места. Постепенно Григорий присмотрелся к жильцу и уже знал: какие отростки были вроде как руки и какой силой обладали; догадался, что четыре желтые полосочки – глаза.

У Шсшихха был один большой недостаток: он умел читать мысли. Не все, правда, а только самые сильные. Если мимолетом, скажем, подумать: «Сквозит из двери, твою мать!», то его антенны могли и не уловить. Но если мысль яркая, вроде: «Сволочь все-таки Настька!» – то мог и спросить: «Кто это – Настька?»

Правда, если Григорий вспоминал при нем анекдоты, то Шсшихх не смеялся. Не рубил наш земной юмор.

Однажды Григорий пил в гараже пиво, беседовал с Шсшиххом и забыл бутылку. Когда зашел на следующий день – тот держал в отростках цветок, не цветок… короче, что-то вроде медузы. И вроде как забавлялся ею.

– Это что у тебя? – спросил Вылупаев, и вдруг понял: это же он из бутылки соорудил.

– Гоша, это ты сделал?

Показалось, что Шсшихх засмущался.

– Яхх…

Григорий взял – посмотрел.

– Ну, ты уме-елец! Как только сподобился?

Шсшихх промолчал. А Вылупаева вдруг осенило.

– Слушай, может ты еще чего умеешь?

Когда снова пришел, принес ему деревяшку и свою трудовую книжку.

– Видишь эти печати круглые? Ну-ка попробуй такие же вырезать.

На следующий день держал в руке готовые заказы. Дома мазал деревяшки чернилами, шлепал на бумагу, придирчиво сравнивал с оригиналами в трудовой книжке и удивлялся:

– Надо же! Точка в точку!

Два дня ему потом Шсшихх делал печати – всех учреждений, которые под рукой оказались. А также – лично придуманные Вылупаевым. Из последних Григорию особенно нравилась одна: с хитрым вензелем и надписью: «Фонд ветеранов космической промышленности». Разглядывал ее с восхищением.

«Не зря его кормлю».

– Не зряхх… – подтвердил Шсшихх.

Григорий прикусил язык. Сказал:

– Тебе небось и лазерный диск нарезать – раз плюнуть! – и замечтал: – С твоими талантами и моей сообразительностью мы бы такого наворотили!.. Одних дисков сколько бы нарезали!.. Или, скажем, ясновидением занялись: тебя – под стол, а я – сверху, с колдовскими причиндалами. «Эники-беники – флопс!» – ты мне докладываешь по наушнику, о чем чувак думает… Озолотились бы!

Шсшихх засмеялся визгливо, как будто стартер заработал: сейчас заведется, загудит и поедет.

«А ведь он скоро уйдет», – подумал Вылупаев.

– А ты не хочешь, чтобы я уходилхх? – спросил Шсшихх.

Григорий снова прикусил язык.

– Конечно не хочу. Привык я к тебе. Прикипел. Так и буду думать: вдруг тебе опять кто-нибудь навалял?

– Как?

– Насовал. Наломал, в общем.

Шсшихх чувствовал себя все лучше. Ночью Вылупаев вывозил его на тележке из гаража «подышать звездами» – выполнял интернациональный долг. В гараже жилец часто сидел совсем грустный. Один раз Григорий заметил, что тот оживился, когда поблизости залаяла собака.

– Животных любишь? Купить тебе собачку?

Полосочки стали загораться и гаснуть.

– Угу.

– А куда потом ее девать? – вслух подумал Григорий.

– Куда потом ее девать? – грустным эхом повторил Шсшихх.

Григорий между тем томился все больше. Ему даже сны стали сниться: то они с Шсшиххом в белых смокингах едут в огромном лимузине, то пьют в ресторане шампанское с двумя блондинками.

Стало ясно: пока Шсшихх не сбежал, надо взять его к ногтю.

Вылупаев два дня сидел, чертил, потом сходил на родной завод – набрал деталей: тросиков, колес, крючков… и за три бутылки водки заказал дружкам нужные механизмы. Потом стал устанавливать в гараже нужную систему. На расспросы Шсшихха отвечал коротко: «Усовершенствую тут кое-что, по хозяйству». Про себя пел в это время «Варяга», чтобы случайно лишнего не подумать. Сколько «Варяга» перепел – уму непостижимо!

Шсшихх с интересом наблюдал за работами, потом даже стал подсказывать. Григорий притворно сокрушался:

– Эх, жаль – пособить не можешь! У вас там занимаются рукомеслом?

Слава богу, что этот кокон Пентагону или нашим эфэсбешникам не попался! Они бы его живо оседлали!..

Стальные тросы должны были перехватить горло и самые главные отростки Шсшихха. Их силу и возможности он знал.

Однажды Вылупаев работал, пел, как всегда, «Варяга». Вдруг – щелкнула пружина и раздался предсмертный писк – за старыми покрышками сработала мышеловка. Перед уходом Вылупаев подумал: надо мышку выкинуть, завоняется. Полез – шарил, шарил – нету мышеловки. Вылез злой, как черт. И тут Шсшихх, видно, решил улучшить ему настроение: протянул вдруг персик. Григорий растрогался:

– Спасибо.

Взял плод в руку: абсолютно натуральный персик.

– Ну, ты даешь! Где взял?

Шсшихх засмущался.

Персик Вылупаев отнес жене. Та стала есть и удивилась – косточки-то нет!

Григорий был вне себя. На Шсшихха чуть не кричал:

– Вот, значит, что ты за фрукт! А деньги – тоже сам делаешь? Или тебя ими снабдили??? В тамошней вашей разведке???

– А что – плохие? – спросил Шсшихх.

– Да нет… – признался Григорий.

Оставалось только поставить пару пружин. Шсшихх сидел уже как в паутине, но был спокоен, не догадывался.

Вдруг как-то сказал:

– Возьми зарплатухх.

«Срок-то – послезавтра!» – удивился Григорий. Но вслух заметил:

– Ах да, вроде пора.

– Чтобы ты больше не волновалсяхх, – объяснил Шсшихх, – покажу, где они лежатхх.

– Да ты что! Я и не волнуюсь, уже понял, что ты честный… – хотел сказать: «человек», но осекся, поправился: —…парень.

– Как знаешьхх…

– Ладно, давай взгляну. Интересно, какие у вас там бумажники, в других галактиках.

Григорий подошел, и Шсшихх гостеприимно расстегнул складку на животе.

– Видишьхх?..

– Нет… (не понравилось, что несколько отростков стали нежно поглаживать его по ногам).

– Прямо тутхх… Смотри лучше. Наверное, мешает что-нибудьхх… Пошарь справа…

В последний момент Вылупаев догадался, что дело нечисто. Но поздно. Руку обволокло и потащило. Так в цирке акробата стремительно уносит на трапеции под купол…

Шсшихх будто заснул. Прошло около четверти часа. Отростки вдруг зашевелились. Из того места, где исчез Григорий, Шсшихх достал несколько ровных бордовых пачек, пересчитал. Двадцать один миллион рублей, 2100 зарплат Вылупаева. Он захрюкал и пополз к выходу из гаража.

2.

После работы Кузюкин Степан пришел домой. Удивился: обычно жена по малогабаритной квартире так и мельтешит, а тут что-то нигде не видно. Позвал:

– Маша! Ты где?

Тапочки надел – пошел искать. Нашел Машу на балконе, и с ней – какой-то мужик. То есть вроде как мужик. Уши, нос, голова на месте. Но какое-то все не наше, непривычное. Даже не такое, как у негров или корейцев каких-нибудь. И – ни пиджака, ни штанов, так, хламида какая-то. Кузюкин похолодел: уже успел раздеться, сволочь!

Жена увидела Степана – радостно сообщила:

– Вот, Степа, познакомься с гостем.

– Кто такой-то? – Кузюкин пробурчал.

– В окно вот залетел.

В окно! Тоже мне, архангел Гавриил!

Кузюкин стал срочно вспоминать, где в последний раз положил разводной ключ – двинуть наглеца по его необычному кумполу.

Жена мысли мужские угадала.

– Ты что, Степан! Он же не наш, он оттуда! – рукой помахала в небо. – Он мне свою звезду показывал.

– Ну, сейчас у него много звезд в глазах запрыгает!

Жена догадалась, что делать. Подошла, блокировала бюстом правую руку:

– Степа, ты что! Он же настоящий – в самом деле оттуда! Из тех, про которых в телеке говорят! Гость с далекой планеты.

Пришлось сдаваться.

– Ну, ежели гость, так ставь на стол, что надо. Будем угощать.

Перешли с балкона в гостиную – и Кузюкин понял, что жена его вроде как права. Потому что свечерело уже, и там, на балконе, не видно было. А под люстрой-то в двести свечей выяснилось: цвета гость зеленоватого, тинистого, крокодильего. Хотя Кузюкин крокодилов толком не видел, только по телеку.

Успокоился, спросил ненашего архангела:

– Тебе водочки или винца?

Показалось, что тот улыбнулся и вроде ничего не сказал, но Кузюкин явственно услышал:

– Налей, что не жалко.

Говорил он глухо, будто в кулак, но разобрать можно.

– Ну, вот это по-нашему! – подобрел Степан.

Жена поставила на стол, что в таких случаях положено. Сели, чокнулись, выпили по первой. Пришелец не морщился, держался чинно, закусывал не спеша.

– А у вас там как? – поинтересовался Кузюкин. – Такое потребляют? Водочку то-есть?

Выяснилось: водки, как таковой, на другой планете нет.

– Эх, жалко! – Кузюкин огорчился. – Как же вы там?.. Ну, да ладно, везде живут, как умеют.

Жена возмутилась:

– Да что ты – все о водке да о водке! Нет – чтобы об интеллигентном поговорить!

– Извини, – Кузюкин огрызнулся. – Ихних шекспиров-рембрандтов не знаю!

Встал – грибочков достать – и ахнул: гость-то с одного бока зеленоватый, а с другого – фиолетовый.

Незаметно поманил жену в кухню – будто нужно по хозяйству.

– Ты хоть внимание-то обратила, какой гость-то расписной?

– Не говори, Степа, прямо красота! Как у Клавки занавесочки, да еще мерцает!

– Ты что! Ничего он не мерцает! Ты куда смотришь? Он плотный такой, зеленый немного. А та сторона, что к буфету – чисто баклажан.

Вернулись, стали чай пить. Жена будто ненароком встала, с другой стороны гостя обошла. Поздно вечером, когда зелено-лиловый улетел, сообщила мужу:

– Да нет же, Степа, он как я тебе сказала – бледный и мерцает.

– А ты с того боку, где буфет, смотрела?

– Я специально подошла. Там он серебристый, весь в звездочках!

– М-да, – сказал Кузюкин, переполняясь чувствами. – Существуют, падлы!..

* * *

С тех пор пришелец стал их навещать каждый вечер. Однажды принес свою еду. Степан с женой стали пробовать.

– Вроде, похоже на сыр какой-то ненашенский…

– Что ты! Это же прямо как хомус! Помнишь, в Египте ели?

Кусок отложили. Пришла теща – угостили. Впились глазами с двух сторон:

– Ну как?

Теща побледнела:

– Что это вы на меня так уставились? Что это вы мне подсунули?..

Ударилась в истерику, еле успокоили, а про вкус уже забыла.

– Вроде как редька, только сладковатая…

Выше редьки с картошкой оценок у нее нету! Тьфу! Перестали тещу приглашать. Друзей тоже. И сами по гостям перестали ходить. Скучно с ними, с друзьями и с родней. То ли дело пришелец. То такого он цвета, то такого. К балкону подлетит бесшумно на своей тарелке (входил и выходил только с балкона, говорил: привык так) – красота! Кузюкин восторгался:

– Ну и тачка у тебя!

Выходили с пришельцем на балкон покурить (курил, конечно, только Степан). Стояли, на звезды смотрели. Так замечательно вечер провели! А спроси: о чем говорили? Да вроде ни о чем.

Правда, иногда Степана заедало любопытство, и он расспрашивал о далекой жизни: мол, как там у вас, женщины тоже есть? а у мужчин тоже есть, ну, это самое? И как вы там, у себя… это… ну?.. Но потом перестал расспрашивать. Видно, пришелец ему по дружбе что-то рассказал.

* * *

Иногда Кузюкин с работы приходил припозднившись и, встретив во дворе знакомых по дому, наверх пальцем показывал:

– Вон тарелка, видите? Это наш знакомый прилетел.

Но те только головами вертели, будто ничего не видят.

«Видно, свет неудачно падает, – думал Степан. – Ну, олухи! Ну и хрен с ними!»

Степану, его жене и пришельцу безо всяких людей хорошо было втроем.

Пришелец на балконе однажды приобнял Кузюкина своими вроде как руками и шепнул:

– Ты, Степа, такой счастливый! Ведь она у тебя просто красавица. Вся в беленьких пятнышках, в черненьких, в синеньких… Меня, когда я мимо летел, прямо так и притянуло к балкону.

– Ну, а я какой? – с замершим сердцем спросил Степан.

Мерцающая рука прикоснулась к его щеке.

– Ты? Извини, Степа, ты обычный, оранжевенький в полосочку.

Степан стал присматриваться к себе повнимательней. Вроде, действительно, какие-то полосочки оранжевенькие на теле заметил.

Рассказал жене. Та сначала удивилась, а потом согласилась:

– Ему со стороны видней.

И – вот странно: прежде Кузюкины ссорились через день, а теперь жили в миру да в ладу. Степан выпивать совсем бросил (выяснилось, что интересу нет с инопланетянином пить, которому наш российский ритуал непонятен и чужд), на работе стал вежливый, оживленный, никому не грубил. Через месяц начальство всем в пример ставить стало и к зарплате накинуло.

– Да мы с тобой сами теперь как инопланетяне, – сказал Кузюкин жене. – А что? Пьянки надоели. Сериалы, которые по телеку крутят, больше не смотрим…

Даже с тещей общий язык куда-то пропал. Ну точно – инопланетяне с оранжевыми полосками!

Но как-то вечером гость не прилетел. Кузюкин пришел домой – не поверил:

– Как это нет? Отчего это вдруг нет?

Даже рассердился и на жену накричал:

– Ты ему, небось, что-нибудь не так сказала! Вечно вы, бабы, дурь какую-нибудь сморозите!

Всю ночь ждали – сидели под торшером перед открытым окном.

Вспоминали:

– Помнишь, какой он зелененький!..

– Прозрачный, мерцающий!..

Когда через двадцать дней их нашли, они так и сидели обнявшись. Все было в полном порядке: никаких следов насилия, грабежа, никаких прощальных писем обвиняющих и объясняющих. Только на пыльной тумбочке дрожащим пальцем выведено одно слово: «Прилетай!».