Текст книги "Подмастерье"

6

События известной свадьбы хорошо описаны в исторических хрониках, и нет нужды повторять их. До сих пор остаётся неизвестным только одно: куда именно исчез тогда Филь на долгие полдня. Он не открыл сей тайны никому, включая меня, наотрез отказываясь это обсуждать…

Янус Хозек. Как это было. 57-е издание, Анастасийская Центральная библиотека

– Человек должен жениться хотя бы раз, пусть только ради любопытства, – пробормотал Филь, сидя в парадном облачении в карете, направлявшейся в Менону, в обществе приёмной матери и Габриэль.

Утро выдалось свежее, и у Филя стыли пальцы в открытых сандалиях. Новая, ни разу не стиранная льняная туника заметно кололась под белоснежной кожаной лорикой мускулата в цвет таким же кожаным поножам. Парадный шлем с поперечным гребнем, отливающий серебром и имитирующий боевой, украшенный белыми орлиными перьями, лежал рядом.

Габриэль и госпожа Фе, казалось, не испытывали никакого неудобства, невзирая на то, что они вдвоём с трудом помещались в пышных платьях на диване кареты. У них совершенно точно ничего не чесалось – больно довольны были их лица. На него они обращали мало внимания, всецело занятые разговором, к которому ему надоело прислушиваться ещё в Кейплиге, – слишком однообразен он был: ритуал вступления в брак, ответственность, права, обязанности. Бр-р-р!

Они также не могли простить ему того, что он до сих пор «не осознал своего чудовищного поведения в декабре» и не собирался извиняться, а наоборот, считал себя оскорблённым. Дошло до того, что перед посадкой в карету, когда очаровательная сестрица, забыв на мгновение их пререкания, спросила у него:

– Филь, как я выгляжу?

Он не смог переключиться на праздничный настрой и выдал:

– Габриэль, у нас нет времени на скандал!

Так они ехали всю дорогу с Ветром, привязанным сзади, и Филь уже думал, что скакать на коне было бы веселее. Он начинал чувствовать себя отверженным, как в то лето, когда впервые ступил на землю Нового Света. Эша могла бы разбавить напряжение, но она отказалась посещать Менону, сославшись на срочную встречу с отцом-сердаром, который должен был накануне вернуться из Старого Света.

Они въехали в Менону в десять, за два часа до прибытия основных гостей, как и предполагалось.

Габриэль и её багаж вкупе с госпожой Фе были немедленно похищены Метой в свою комнату. Филя, как готового одетого жениха, господин Хозек с парадно одетым Яном увёл под один из праздничных шатров, вытянувшихся в линию до самого леса. Там они приложились к уже известному разбавленному вину с травами. Цветасто разодетый народ суетился вокруг, расставляя на столах посуду.

Приготовленное к торжествам поместье выглядело изумительно. Деревья, окружавшие господский дом, зеленели свежей листвой. Кадки с кустами шиповника ограждали дорожки, сходившиеся к шатрам. Добротные избы, стоявшие на опушке рощи, были украшены гирляндами полевых цветов, как и дом.

Розы, лилии и орхидеи присутствовали в списке «необходимых» вещей госпожи Фе и Габриэль, но господин Хозек пригрозил, что скорее собственноручно подпалит свой дом, чем согласится украсить его трупиками оранжерейных цветов стоимостью с хорошую карету и пару лошадей.

Господин Хозек в чёрном шёлковом сюртуке того же покроя, что был на Яне, рассыпал по столу листы бумаги с именами гостей.

– Не перепутайте, – наставлял он двух друзей. – Каждого гостя сажать в соответствии с этим планом. Среди них есть лелеющие старые обиды горячие головы, которые не должны оказаться рядом. Это политика, привыкай! – Он похлопал Филя по плечу, которое казалось очень мощным в парадной лорике.

Юноша свернул лист вдвое и сунул его за кожаный пояс у металлической бляхи с выгравированным на ней символом легиона. Указание Флава не распространяться о его приписке к Хальмстему было выполнить не легче, чем поцеловать свой локоть: кусок стены с тремя символическими зубцами, обвитыми шипастой лозой, и охраняющей их недоброго вида собакой был известен всей Империи как его символ.

Деревянные столбы, поддерживающие шатёр, были выкрашены в белый цвет и декорированы стилизованными позолоченными цветами. За столбами мелькнуло что-то лёгкое, белое, воздушное с тем же оттенком позолоты. Мета ступила в шатёр, высоко неся голову. Её волосы удерживал золотой обруч, напоминавший тонкую корону или тиару. Позади неё развевалась фата в тон платья, украшенная цветами апельсина.

– Э-э… простите меня, – пробормотал Филь, шагая навстречу невесте, которую более всего на свете сейчас желал заключить в объятия.

Из-за спины Меты показалась Габриэль. На девушке было платье нежно-бирюзового оттенка, как осветлённая морская пена, длинное и струящееся. Надетая поверх полупрозрачная юбка была расшита луками со стрелами. Застёжка в виде маленького лука со стрелой держала лямку платья на плече. Плотная асимметричная шапочка из павлиньих перьев, переплетённых так, что были видны «глаза», удерживала чёрные волосы, завитые природой крупными кудрями, спускавшимися на плечо и часть спины. Туфли на высоких каблуках имели украшение в форме стрелы, а на пальце девушки красовался огромный аквамарин.

– Так, – сказал Ян, поднимаясь. – Вы меня тоже все простите…

Два друга, как зачарованные, двинулись навстречу разодетым девицам. Уши Меты порозовели. Габриэль зарделась как маков цвет и вскинула руку к рукаву:

– Ой, мамочка, я забыла брошь!

– Я принесу, – заверил её Филь, не сводя взгляд с Меты.

– Мы принесём, – эхом отозвалась она, разглядывая его, будто увидела впервые.

Сердце Филя билось так сильно, что воздух вокруг него сделался густым, мешая ему двигаться с привычной лёгкостью. Он потерял способность видеть, что творится вокруг.

Он взял ладонь Меты в свою, она крепко сжала его пальцы. Обжигающая волна прокатилась по его телу. Филь отпустил её ладонь от греха подальше, но продолжал ощущать через воздух каждый изгиб её тела. Мета стрельнула в него глазами и улыбнулась.

Встретившаяся им госпожа Фе в наряде немного темнее, чем у Габриэль, в охотничьего стиля шапочке с павлиньим пером раскланялась с ними, задержала взгляд на Филе и поспешила к мужской половине семьи Хозек.

– Нам на третий этаж, – сказала Мета, скользя мимо слуг, заполонивших подходы к дому. Каждому было чем заняться: кто поправлял цветы, кто разносил холодные блюда и расставлял скамьи.

На лестнице никого не оказалось, и теперь ничто не отвлекало Филя от фигуры Меты, ступающей впереди. Решив, что заработает сердечный удар ещё до третьего этажа, он с усилием перевёл глаза на дубовую стену, несущую на себе следы многолетней деятельности детей господина Хозека. Наткнувшись взглядом на особенно глубокие корябины в дереве, Филь припомнил, что этому дубу более сотни лет уже в высохшем виде, а значит, отдельные отметки могли быть сделаны сердарами, которые, по слухам, изначально выстроили этот дом.

– Если мы не хотим выглядеть сгорающими от страсти куклами несколько часов подряд на собственной свадьбе, – опустив глаза, сказала Мета, заходя в светлую комнату с кучей разнообразной одежды и двумя обширными сундуками на полу, – есть только одно средство против этого мучительного ступора!

Она обернулась и показала глазами на внушительный засов с внутренней стороны двери. Вид у неё сделался озорной. Её фата полетела в один угол, туфли – в другой. После чего она вытянулась перед Филем, как солдат, с пылающими щеками и сумасшедшими глазами.

– Ты уверена? – выдавил он, догадавшись, что она задумала, и оттого совершенно теряя рассудок.

– У тебя есть предложения получше?

– Габриэль хотела какую-то брошь.

– Подождёт!

– А если придёт?

– Не придёт. Твоя сестра более проницательная, чем кажется.

Её руки обвили его шею, дрожащие пальцы погрузились в его волосы. Он притянул девушку к груди и безраздельно отдался единственному ощущению: Мета у него в объятиях, её удивительно нежные губы отвечают ему, и он не в силах оторваться от них. Её кожа была необыкновенно гладкой и душистой. Уткнувшись носом в её шею, Филь принялся расстёгивать длинный ряд пуговиц сзади у неё на платье. Мета, в свою очередь, занялась ремнями, удерживающими его лорику.

Волна самых разнообразных чувств нахлынула на Филя – от стыда до смешливости. Мета испытывала что-то похожее. Когда лорика упала на пол, она махом стянула с него льняную тунику и, прижавшись щекой к его обнажённой груди, тихо засмеялась. Следом на пол упало её платье и шёлковая сорочка.

****

– Дорогой муж! Я могу тебя теперь так называть? Мне почему-то пришла на ум наша первая встреча. На Сенном озере, помнишь?

Успев перевести дыхание, Филь кивнул.

– Тебе тогда было десять лет. Ты устроил целое представление в воде для меня одной. Можешь даже не спорить, я знаю это доподлинно.

Филь опять кивнул.

– И ты был, как сейчас, с голым задом!

Она рассмеялась и принялась тискать его. Спасаясь от щекотки, Филь ответил тем, что крепко обхватил её руки вдоль тела, покрывая поцелуями её нежное лицо, прямые брови и длинную шею. Она разом прекратила сопротивляться.

– Ещё раз? – спросила она, забрасывая ему руки за шею. – Что ж, я полностью в твоём распоряжении!

В этот момент за окном послышался топот лошадиных копыт и скрип карет. В мгновение ока Мета оказалась на ногах.

– Одевайся! – Она принялась торопливо натягивать на себя сорочку, не смущаясь его присутствия. – Одевайся, одевайся!

Она скользнула в платье и, извиваясь змеёй, натянула его на себя и повернулась спиной к Филю.

– Застегни!

Он быстро, как мог, застегнул её пуговицы. Мета схватила фату и кинулась к зеркалу, висевшему на стене напротив постели. Филь спешно принялся одеваться сам.

Когда они вышли на улицу, обитатели поместья уже выстроились рядами перед господским домом, готовые принимать гостей. Заметив детей, господин Хозек стал делать зловещие знаки лицом и руками, что им следует поторапливаться.

Филь всучил брошь Габриэль, которая прицепила её к рукаву и сразу подобрела. Стоя рядом с ней, Ян подмигнул другу.

– Не бойся, – прошептала румяная, как маков цвет, Мета, занимая своё место. – Отец, без сомнения, вычислит, что произошло, но тебе ничего не грозит. Он в целом отлично к тебе относится, частенько даже ставит нас ниже тебя. Ян – не уверена, однако это уже твоя забота…

Они вот-вот должны были официально сделаться мужем и женой, и Филю было плевать на эти расстановки сил. И тут из карет полезли важные чины и вельможи Империи.

Первым на землю господина Хозека ступил Флав. Он был одет в голубой камзол с кружавчиками и белые чулки на обутых в чёрные туфли толстых ногах. На его голове красовалась сдвинутая на затылок треуголка с густым плюмажем.

Следом за ним показалась Руфина в бирюзовом платье и раскидистой шляпе. С ней была Бренда, знакомая Филю нянька из Катаоки, и двое детей: трёхлетняя Амальфея, коей Флав дал имя козы, вскормившей Зевса, и круглый годовалый Флэвор, только научившийся ходить.

– Где тут у вас вино? – спросил Флав вместо приветствия и, следуя указанию господина Хозека, направился к длинному, уставленному кувшинами столу.

Его дети огляделись и, взявшись за руки, задали стрекача к роще. Флэвор то и дело падал. Амальфея, хохоча, его поднимала. Бренда неотступно следовала за ними. Руфина присоединилась к своему мужу.

Остроносый, остроглазый и совершенно седой Ментор Эрке, надзирающий за законом, был следующим. Узнав Филя, он подмигнул ему и последовал за императором. За Эрке на землю ступил бледный, с плотно сжатым ртом и властными тяжёлыми складками худых щёк, тщательно выбритый комиссар имперской гражданской стражи в компании сухой, как доска, жены.

Филь обратил внимание, как при появлении этого господина – первого из длинного списка вельмож, знакомых ему только по имени и внешности, – Хозеки подобрались, сдвинувшись плечом к плечу, готовые кинуться и затоптать чужака. И Филь сообразил, почему на свадьбу молодых пожаловало одно вельможное старичьё: у господина Хозека была репутация злого на язык человека, которого не выносила вся Империя.

Последний, с кем юноша был знаком, оказался Луи Конти, возглавлявший Ведомство Пошлин и Податей, заносчивый, по слухам, аристократ с поколениями предков и тяжёлой историей инбридинга, с безвольным подбородком и страстью к молоденьким горничным и лакеям без разбору.

Неутомимо улыбавшийся всем подряд господин Хозек поймал краем глаза выражение лица Филя и, склонившись к нему, пробормотал:

– Терпи, юный друг! Древние греки называли людей, не желавших участвовать в политике, идиотами. Это слово пошло именно оттуда.

Хоровод лиц продолжился совсем незнакомыми Филю людьми. Началась церемония представлений.

– Это твой брат? Какой красивый! – вежливо поздоровавшись, обратилась к Мете сухая, без возраста, девица, похожая на обитательниц бедных кварталов состоянием кожи и выражением лица, одетая во что-то шерстяное и клетчатое. После паузы она заметила: – Совсем на тебя не похож!

– Где-то я этот прикроватный коврик уже видела, – с очаровательной улыбкой проговорила Мета, едва девица отошла подальше. – А, точно, юбочка у меня есть такая!

Разобрав интонации Анны, Филь разулыбался: определённо, её дух решил не пропускать это торжество.

Следующая гостья оказалась не лучше предыдущей.

– Ну что, решили обосноваться здесь? – поинтересовалась у Яна не в меру располневшая дама с непоколебимым духом собственничества во всем её облике. Она обвела взглядом поместье. – Ну ничего, ничего… зато комнат у вас много!

– Мощная женщина эта мадам Зара, – прокомментировал её появление Ян. – Кажется, как даст в глаз, так и убьёт.

– Как у вас тут просторненько! – воскликнула очередная гостья выше среднего возраста с довольно длинным лицом, прибывшая в открытом экипаже с одинокой истощённой лошадью и двумя слугами на запятках. – А невесты какие… скромненькие!

Эта была явно приглашена кем-то с женской половины Фе, потому что Габриэль тихо проговорила в ответ:

– Хочу заметить, Петиции лошади к лицу.

Без сомнений, дух Анны посетил их сегодня, решил Филь, довольный представлением. И помрачнел, увидев кислую Лентолу в компании мужа Тиаго. Следом за ними прибыла профессура Алексы из тех, кто остался жив после трагедии, с многочисленными семьями, и он снова расцвёл от радости, приветствуя хорошо знакомых и, главное, очень умных и глубоко уважаемых им людей. А когда славный монах и паршивый лектор истории Нового Света отец Бруно стиснул его в объятиях, Филь словно проснулся.

Всё сложилось у него: древняя облезшая этикетка на бутылке настойки в апартаментах отца Бруно с изображёнными на ней стволом дерева без кроны, с удалявшейся от него лошадью, следовавшей за козой, которая направлялась к стилизованному знаку, каким на картах обозначают маяки. И похожие царапки на внутренней стороне дупла в доме Хозеков. Всё сошлось воедино: это было здесь, в этом старом сердарском поместье. Что-то таинственное и непонятное, но определённо полезное для сердаров. Известные своей скрытностью, они давали бутылку вина тому, кому доверяли, и при нагревании её над огнём на этикетке открывался путь. Вот только откуда и куда? У Филя защипало в носу от предчувствия важного открытия.

Похожий на престарелого грифа профессор Лонерган кратко приветствовал его без улыбки:

– Смотри не сожги здесь ничего. А приспичит, начинай с малого – вон хоть с амбара или конюшни. Там, глядишь, и желание уничтожать остальное пройдёт.

Это было произнесено им в точности с той интонацией, с какой он последний раз говорил с юношей на пепелище Алексы. И опять Филь не понял, то ли профессор шутил, то ли осуждал.

Как всегда с Лонерганом, его фраза дала начало ходу мыслей в правильном направлении, и Филю стало понятно, что следует делать. Но юноша был вынужден ещё задержаться, приветствуя следующего гостя – своего старого друга и настоящего начальника, легата и Мастера Хальмстема Ирения Вайларка.

Гладко выбритый и коротко стриженный бывший кузнец замка, седой настолько, что превратился в блондина-альбиноса, с жутким шрамом, протянувшимся вдоль левой стороны лица, прибыл, как и Филь, в парадной военной форме. Его кожаная лорика мускулата, имитация боевого до спеха, была из тончайшей козлиной кожи. Анатомическое тиснение, как у торакса, сохранялось, придавая фигуре внушительность и рельеф. Кожаные поножи вместо металлических и белая туника с красной отделкой, повторяющейся по краю белого торжественного плаща, превращали мосластого тонкогубого Ирения в римского легионера, готового в любой момент вступить в бой.

Они обнялись, после чего Ирений приветствовал Хозеков, отдельно поклонился госпоже Фе и присоединился к толпе гостей.

Филь более не мог терять время. Он мельком рассмотрел идею дождаться конца свадьбы, но потом наступила бы ночь, да и пьяные гости принялись бы шарахаться по всему поместью. Нет, надо было действовать именно сейчас, пока все были на глазах и никто бы не подсмотрел, куда он отправился. Он планировал обернуться за пятнадцать минут и, боясь, что его отговорят от задуманного, просто прошептал Мете:

– Я скоро вернусь!

Попятившись, он покинул строй Хозеков и Фе и окольными путями направился к амбару. Ему требовалось найти верёвку, и скомканный комок в углу оказался именно тем, что было нужно. Завязав её вокруг колоды, он прикрыл узел верёвки другой колодой, оставив себе дыру, только чтобы проскользнуть, и спустился туда. Внутри он сообразил, что путь предстоит совершить в темноте, но возвращаться за гамуром не хотелось. Решив положиться на удачу, Филь шагнул в отрытый им тоннель и, согнувшись, стал на ощупь пробираться вперёд. Здесь было тяжело дышать и что-то ощутимо покалывало кожу.

«Где я выберусь на поверхность? – гадал он про себя. – Что это за таинственный маяк?»

Он перестал ощущать время – настолько был возбуждён возможностью проникнуть в сердарскую тайну. В тоннеле было по колено грязи, но её можно было отмыть. Главное – не запачкаться самому.

Филь шёл, расставив руки, ощупывая стены, а дороге не было конца. Когда он уже перестал надеяться и решил повернуть назад, тоннель стал медленно подниматься.

Нащупав над собой шершавый камень, Филь с натугой вытолкнул его вверх и высунул голову на чистый воздух с примесью запаха конского навоза.

Он не сразу понял, что оказался в конюшне. С трудом сдвинув в сторону толстенную каменную плиту, юноша выбрался на запорошенную сеном твёрдую землю и встретился с любопытными взглядами находившихся в стойлах лошадей, повернувших к нему головы. Кроме животных, в конюшне не было ни души.

Подкравшись к дверям, юноша осторожно приоткрыл их и сквозь щель оглядел окрестности. Снаружи царил летний полдень. Филь стремился понять, где в Империи может быть такая крепостная стена, и удивлённо хмыкнул: он не помнил, чтобы в Новом Свете были подобные сооружения.

Рисунок стены и силуэт внутреннего корпуса замка казались ему знакомы. Перебрав в памяти места, где он торговал хотя бы раз с отцом, Филь от неожиданности втянул воздух сквозь зубы: перед ним была Сугдея. Он даже понял, где оказался: у нижнего яруса обороны крепости, где они бывали не раз.

– Вот это сюрприз, – прошептал он, прикрыл дверь и, навалив на каменную крышку колодца побольше соломы, юркнул внутрь и изнутри надвинул крышку на колодец. Задерживаться без нужды в крепости под властью турецких ханов у него не было желания.

– Вот это находка, – ликовал он на обратном пути. – Да за такую Клемент мне сразу даст Мастера! Как же это до сих пор остаётся неразгаданным?

Он радовался как ребёнок, торопясь назад – доложить о своём открытии. Это было настолько потрясающе, угрожающе и непонятно, что он приплясывал в грязи от предвкушения объяснений, которые наверняка найдутся у Флава.

Не прошло получаса, как земля под его ногами дрогнула, и Филь упёрся носом в мокрую грязную стену. Её было не переползти, не обойти. В попытках отыскать или вырыть себе путь он несколько раз впадал в отчаяние, пугаясь непонятных звуков, когда в тоннеле словно кто-то вздыхал и скрежетал зубами. Но он упорно продолжал вгрызаться в стену, панически боясь потерять направление в кромешной тьме, пока не проделал себе проход и не оказался на другой стороне.

Измотанный борьбой, он лёг ногами к преодоленной им стене и забылся неожиданно навалившимся на него сном. А когда проснулся, снова пошёл вперёд.

Он вышел из амбара в поместье Хозеков глухой ночью под звёздное небо, убрав на место верёвку и прикрыв дыру теми же самыми колодами, чтобы никто не опередил его с потрясающей новостью.

Силы его были на исходе, и Филь не сразу заметил, что гости разъехались на своих экипажах по домам, да и в доме господина Хозека не горит ни одно окно. Он, кажется, опоздал на собственную свадьбу, но это была ерунда в сравнении с тем, что он открыл. Мета любила его, и всё можно было повторить заново.

В тишине Филь разобрал перезвон уздечки со стороны въездных ворот, затем негромкое ржание. Не веря ушам, он направился туда.

За воротами он обнаружил своего коня с пристёгнутым к седлу шлемом, забытым им утром в карете. И тут весь ужас ситуации разом дошёл до него. Его здесь никто не ждал – он был нужен им лишь как фигура. И когда он не появился в назначенный час, чтобы выполнить свои обязанности, о нём тут же забыли. Его возможные объяснения были никому не интересны. Вышвырнули даже его коня, бросив за воротами на милость лесных зверей.

– Ах так, – мертвея лицом, пробормотал Филь. – Что ж, значит, так тому и быть!

Он взобрался на верного Ветра и припустил прочь от Меноны по дороге, освещаемой светом луны.