Текст книги "Подмастерье"

7

Дьявол не может войти в разум человека до тех пор, пока тот не обнищал мыслями и не отринул святость…

Молот ведьм. Часть II, вопрос I, глава VII, 1-е англ. издание, 1928, библиотека университета Кёльна, Германия

Погружённый в невесёлые мысли, Филь по ошибке свернул вместо Кейплига к Хальмстему и обнаружил это, только расслышав далёкий шум волн.

Его впустили в замок, после чего он отвёл коня на конюшню, вымылся с дороги, создав на заднем дворе большую грязную лужу, поднялся в принадлежавшие ему как фактическому хозяину покои, открыл окна в сторону моря и повалился на кровать, в которой спал последний раз без малого год назад.

Проснувшись с первыми лучами солнца и отлично зная, что здесь и как, он позавтракал в кухне куском запечённой баранины и листьями салата. Почувствовав прилив сил, он также ощутил возвращающийся к нему гнев, скрипнул зубами и вышел во двор.

Его взгляд наткнулся на восстановленную из руин кузню. Филь вошёл туда и увидел, что у помещения нет хозяина: больно выхоложенный вид был у него. Но всё здесь стояло на своих местах, как семь лет назад, в незапамятные времена, когда кузней верховодил Прений.

Всплывшие в памяти дни того лета натолкнули Филя на мысль кое-что проверить, и он обнаружил в ящике, куда скидывалась всякая разносортица, старую заготовку для меча, выкованную из металла таинственного метеорита во времена, когда Флав ещё не был императором. Ирений тогда не закончил работу: то ли у него не хватило сил, то ли умения.

Филь достал заготовку и принялся разжигать горн. Он понимал, что надо отрапортовать новому Мастеру о прибытии, но таскаться по этажам замка не видел смысла. Ирений придёт сюда, едва завидит дым над крышей кузни, – он был в этом уверен. Да и откладывать работу, которая могла его сейчас спасти, не было времени: Филь чувствовал, что его в любой момент может разорвать от ярости.

Разогрев заготовку, он выложил её на наковальню и взял в руки острый молот. Он хорошо помнил, как Ирений долго не доверял ему ковку, бесконечно заставляя тренироваться на латуни, рассыпавшейся при малейшем перегреве. И как не уставал повторять, что если кусок железа разрубить и дать в работу трём кузнецам, то получатся три разных по качеству инструмента.

Осадив заготовку в первый раз и вытянув её в прут, Филь вспомнил упрямые свойства этого металла. «Ковать мне сегодня не перековать», – угрюмо подумал он, зажимая конец прута в тиски.

Взяв ключ с длинной ручкой, он стал закручивать прут вдоль оси заготовки. Осаживание и закрутку требовалось повторить двадцать – тридцать раз, каждый раз выравнивая заготовку после тисков, пока она не остыла, ещё до того, как можно будет начать выглаживать металл.

После двух осаживаний пот полился с Филя ручьём. Проклятый металл, заставивший Ирения в старом Хальмстеме строить паровой молот, плохо поддавался обработке. Сбросив рубаху на стремянку в углу, Филь повязал кузнечный фартук и решил не покидать кузни, пока задуманный ими много лет назад меч не будет готов.

Мастер вошёл в кузню после следующей скрутки. Одет он был, будто собрался в дорогу. Он хмыкнул, узнав заготовку.

– Не хочу тебя отвлекать, но нам надо обсудить вчерашнее, а также наши дела здесь, – сказал он.

– Когда закончу, – пропыхтел Филь, снова зажимая прут в тиски. Ирению не требовалось объяснять, что сейчас не время для разговоров.

– Тогда, как закончишь, найди меня.

Согласно кивнув, Филь спросил:

– Делать с односторонней заточкой или обоюдоострый?

– Делай обоюдоострый, – выходя, сказал Мастер.

Спустя час силы Филя стали подходить к концу. Ему было необходимо поесть, а иначе он мог вскоре упасть от истощения. Переводя дух, он настежь растворил двери кузни, чтобы добавить себе свежего воздуха, и попятился, давая дорогу красавице с восхитительной фигурой в короткой тунике без рукавов и в обычных здесь сандалиях. Её черные, в мелких кудряшках волосы до плеч были подобраны на затылке алой шёлковой лентой. Высокий лоб и нос выдавали в ней итальянскую кровь. Она мило улыбнулась ему, держа в руках широкий поднос с бараньей ногой, от которой он уже отхватил поутру, листами салата, дюжиной помидоров и жбаном кваса.

– Мастер послал меня передать это вам, – проговорила она без малейшего жеманства, ставя поднос на стремянку рядом со смятой рубахой. – Я позже ещё принесу!

Девушке на вид было лет двадцать пять, и разглядывала она его с большим интересом. Филь поблагодарил её за спасение, ниспосланное Ирением – возможно, единственным человеком в замке, понимавшим, что нужно при тяжёлой ковке, и спросил:

– Как тебя зовут?

– Алтея, мой господин.

– Твой господин – Мастер, – поправил он. – А ты кто вообще?

– Местный шеф-повар. Нас меняют по кругу, сейчас на этот месяц мой заезд.

– Шеф? – удивился Филь.

– Я хорошо готовлю, – заверила его Алтея, – и знаю, как обращаться с поварами.

Филю не давало покоя её возможное итальянское происхождение и алая лента в волосах.

– А ты откуда? – спросил он на итальянском.

Она ответила на том же языке, заметно удивившись его безупречному произношению:

– Я сирота из Перуджи, прошла здесь через школу Детской Службы, теперь работаю на того, кто наймёт, иногда в Пассифоне.

Она слегка зарделась. Объяснив себе наличие ленты, Филь сказал, обрадовавшись, что беседует с соотечественницей:

– А я родом из Неаполя и тоже сирота! Принеси мне ещё кваса, пожалуйста, лучше можжевелового. Я пробуду здесь весь день.

Она смерила его, мокрого от пота, долгим взглядом.

– Обязательно принесу!

Ослепительно улыбнувшись, она оставила кузню, перемещаясь с почти мальчишеской свободой движений, а Филь вернулся к работе.

Короткий разговор с Алтеей вернул его к печальной действительности: его невеста отказалась от него. Он без объяснений стал для неё пустым местом, едва нарушив протокол. И теперь, потеряв любовь, Филь уже не хотел мира. Он желал ненависти, возможности сразиться со всем миром, причинить боль себе и другим.

Вчерашний гнев полыхнул в его душе с новой силой, и он принялся вколачивать его в упрямый металл, удар за ударом, пока тот наконец не поддался, становясь бочкообразным, позволяя избежать наклёпа, и не вытянулся в полосу, принимая форму обоюдоострого меча. С той же яростью, с какой ковал, Филь заточил его, протравил, закалил, отполировал и в ненависти швырнул на пол, заваленный объедками еды, которой поддерживал силы, ощущая оглушающую пустоту в душе. Потом сам растянулся там же и закрыл глаза.

По прошествии времени он почувствовал, как кто-то приподнял его голову и поднёс к его губам кувшин.

– Вам надо хорошо напиться простой воды, – тихо произнесла вернувшаяся в кузню Алтея. – Вы ужасно выглядите!

За распахнутыми дверями кузни играл красками закат. Филь с наслаждением опустошил кувшин и встал, глядя в карие девичьи глаза.

– Ты вернула меня к жизни, – улыбнулся он. – Как я могу тебе отплатить?

– Лечение ещё не закончено, – рассмеялась Алтея. – Вам нужен обширный массаж, а то наутро вы не сможете пошевелить и пальцем!

Филь оглядел устроенный им в кузне разор, окатил себя ведром воды, в которой остужал металл, и, обняв девушку за талию, сказал с коротким смешком, выходя во двор, не стесняясь присутствия собравшейся там на вечернюю поверку солдатни:

– Я полностью в твоём распоряжении, милый лекарь. Скажи мне только, сколько ты берёшь за свои услуги?

– Я не беру плату с раненых, – ответила Алтея. – Куда мы направляемся?

– В то место, которое в этом замке у меня никто никогда не отберёт!

****

Они проснулись одновременно с первыми лучами зари. Розовая со сна на свежем воздухе с открытыми окнами Алтея сладко потянулась и протяжно вздохнула, не желая выбираться из-под огромного пухового одеяла. Филь попробовал потянуться и невольно застонал.

– Твой вчерашний массаж мне мало помог, – пожаловался он, скривившись от боли в теле.

– Твоей душе он точно помог, – подняв брови и внимательно глядя на него, улыбнулась Алтея. – Я целый день наблюдала из кухни, как ты бахаешь своим молотом. В тебе было столько злости, что удивительно, как кузня не развалилась.

– Ты вернула меня к жизни, спору нет, – вздохнув, подтвердил Филь. – Но обещанная помощь в возвращении моего тела в нормальное состояние оказана не в полной мере.

Она подскочила на постели, закрывшись до подбородка одеялом.

– Я внезапно поняла… Тебе вчерашнего мало, да?

– Совершенно верно, – подтвердил он с невозмутимым лицом. Но потом не выдержал, рассмеялся и повалил её обратно в постель.

Когда они спускались по лестнице в ещё не проснувшемся замке, судя по царившей в нём тишине, он спросил:

– Я позавтракаю у тебя в кухне? А то официальные высиживания в столовой меня изматывают.

– Конечно! А что ты обычно ешь на завтрак?

– Что дадут, то и ем.

– Ну, я сегодня запаздываю, поэтому ничего особенного не обещаю. Яблочный пирог остался со вчерашнего дня, будешь?

– А как же! – расцвёл Филь в предвкушении.

Приканчивая завтрак и прислушиваясь к звукам просыпающегося замка, он, помявшись, спросил:

– Слушай, Алтея, я вот чего не понимаю… Мы с тобой происходим из мест, где все вынуждены соблюдать осторожность… ну, чтобы избежать неприятностей с нежеланными детьми. А почему в Новом Свете всё так просто? И заодно, почему здесь вечная нехватка детей?

Она сунула ему под нос последний оставшийся кусок пирога.

– Потому что мы девятьсот лет были под властью сердаров, которые на «ты» с любыми травами и снадобьями. После них остались противозачаточные рецепты, очень надёжные и не влияющие на здоровье. Поэтому те, кто не хочет, не рожают.

В кухню вошли три толстые, цветущие здоровьем кухарки.

– Здорово, – обрадовался Филь. – Спасибо тебе за завтрак, а мне пора на головомойку!

За спиной он расслышал, как кухарки интересуются у Алтеи, кто он такой и не он ли тот малый, который вчера весь день провёл в кузне.

До кабинета Мастера было короче через парадное крыльцо, что глядело на подъёмный мост, так что Филь напрямую из кухни вышел во внутренний двор. День был пасмурный. Вот-вот должен был пойти дождь.

Во дворе толпилась дюжина солдат. Переговариваясь между собой, они начищали доспехи и выводили из воинской конюшни лошадей. На Филя они нарочито не обратили внимания, но едва он прошёл мимо, как услышал:

– Наш примипил завёл себе конкубину.

– Красивая девка… Я вот как ни подкатывал, ни в какую.

– Рожей ты не вышел.

– Он вышел, что ли? Простой на вид, курносый. Крепкий только очень – такой сдавит горло – и каюк.

– Твой начальник – Гильермо, а этот – просто тайная рука Мастера. Ты не у него в подчинении, не боись!

– Но в отсутствие Мастера именно примипил становится хозяином замка. К тому же я слышал, что он и есть настоящий хозяин на пару с Мастером.

– Какой он хозяин, он пацан!

– А как он вчера ковал, ты видел? Зуб даю, он опасный, когда злой.

– Ладно, ребята, будем держаться от него подальше…

Ирений встретил Филя в повседневной армейской форме. Шлем с орлиными перьями лежал на столе. Дав знак заходить, Мастер плотно закрыл застеклённую дверь на балкон, на который упали первые капли дождя, и сел спиной к двери за просторный стол, заваленный бумагами.

– Что произошло с тобой в Меноне? – спросил он без обиняков. Взгляд его был кусачий.

После того как Филя выставили оттуда, он не желал никому рассказывать о тайном ходе. Он считал, что, коли пострадал за своё открытие, ему и принадлежит это сокровище. Ирений продолжал буравить его взглядом.

Филь опустил голову. Он понимал, что открытый им ход представляет немалую опасность для Нового Света. Завтра на него наткнётся какая-нибудь скотина вроде того французского вельможи, с которым они столкнулись в Бейнаке, и на сей раз Меноне может посчастливиться меньше, как и гарнизону Хальмстема. Юноша поморщился – до того ему не хотелось отдавать своё богатство. И совершенно не вовремя всплыли в его памяти слова данной им присяги: «Верно и нелицемерно служить… всякими мерами отвращать и не допущать ущерба…»

– Твою же мать, – пробормотал он. Если на него натравят эмпарота, тот сразу всё увидит!

Ирений терпеливо ждал. Филь поднял на него глаза и в двух словах поведал об открытии.

– Ясно, – сказал Ирений. – Теперь понятно, с чего ты взбесился так, что у тебя хватило сил на тот метеорит. Пожалуйста, сделай ему ножны и рукоятку. Его нельзя оставлять валяться на земле, как ты это сделал, он медленно отравит всё вокруг… Я поднял его и положил обратно в ящик, – ответил он на невысказанный вопрос.

Филь молча кивнул.

– В тайну, которую ты мне рассказал, посвящены только император, его секретарь, твой несостоявшийся тесть и я…

Филь в удивлении уставился на старого друга.

– Главный архивариус носит её в себе уже тридцать лет. Поэтому и остаётся на своей должности, доказав этим верность Империи, а то его давно бы уволили за все его выходки. Ты никому не расскажешь эту тайну, она должна умереть с тобой.

Филю ничего не оставалось, как кивнуть опять.

– Коня за ворота вывел господин Хозек, уже зная, куда ты провалился, но ещё не зная, надолго ли. Я говорил ему, что ты можешь угодить под арест в Сугдее, но он верил, что ты выкрутишься. Он предпочёл подставить тебя, но не раскрывать тайны. Шлем к седлу прицепил я.

Взгляд Филя сделался растерянным. Он начинал полной мерой ощущать, какого дурака свалял.

– Твоя невеста разочарована и оскорблена. Если она простит тебя, то нескоро. Уж точно не через три месяца. В остальном свадьба прошла хорошо. Тебя считают напившимся от свалившегося на тебя счастья и заснувшим где-то в лесу.

Филь в огорчении опустил голову. Самое поганое для него было то, что эти вельможи загнали его в ловушку в точности как с Хальмстемом. Расскажи он сейчас Мете про тайный тоннель, и он станет государственным преступником. А не расскажет – не видать ему её как своих ушей. Раскрытие было возможно при условии, если она убежит потом с ним из Нового Света, во что Филь не верил ни на йоту, помня лекцию, которую прочитал ему Ян в Алексе о привычках своих сестёр. Оставалось служить и надеяться, что ему представится другая возможность загладить вину.

– А это письма, адресованные тебе…

Ирений выложил на стол четыре мятых листка тончайшей бумаги, какая использовалась для голубиной почты.

Мета не желала видеть Филя более никогда и проклинала его за то, что теперь вынуждена жить с его сестрой в одном доме в Меноне. Габриэль заранее отказывала ему во встрече, запроси он такую. Госпожа Фе сообщала, что, если он когда-нибудь вернётся в Кейплиг, ей придется от стыда перебираться на съёмную квартиру. Лентола писала, что знать его теперь не знает и ему будет лучше никогда не показываться ей на глаза.

– Из желудя не вырастет берёза, – с грустной усмешкой сказал Ирений, когда Филь закончил читать. – Ты должен понять, что женщина прощает мужчине любые выходки, только если она его родила. В любом другом случае она всегда будет пытаться переделать его под себя.

Филь фыркнул, припомнив стройную когда-то Руфину, наевшую себе позже невероятные бока и требующую теперь от мужа больше внимания её детям.

– А они всегда потом меняются, хотя мы этого не желаем!

– Привыкай, – сказал Ирений, и тут в его дверь постучали. – Входи!

В кабинет шагнул невысокий, черноволосый, носатый и с очень белой кожей мужчина в форме декуриона. Острый взгляд его чёрных глаз выстрелил в Филя и перебежал на Ирения.

– Мастер, мы готовы, – отрапортовал он.

– Где остальные, Гильермо?

– В коридоре.

– Зови их сюда.

Декурион отворил дверь и сипло пролаял:

– Заходим!

В просторный кабинет вошли шестеро солдат, тех самых, что недавно обсуждали Филя у кухни.

– Знакомьтесь, это ваш примипил, – сказал им Ирений.

Семь пар глаз с глубоким недоверием уставились на Филя.

– Мастер, он же ребёнок! – не сразу отреагировал удивлённый декурион.

Ирений выдал короткий смешок:

– Пятнадцати лет от роду он уже успешно осаждал этот замок.

Взгляды из недоверчивых превратились в оценивающие. Филь с трудом переносил, когда его так разглядывали, покраснел и уставился в пол.

– Он служил под моим началом в дни французского нашествия, и я лично наблюдал его в действии, когда демоны захватили Алексу.

– Он – Палач Демонов? Не может быть!

Это был Гильермо. Остальные потрясённо промолчали.

– Он самый, иначе не бывать ему в этом возрасте примипилом. Но он всё ещё щенок, мало смыслящий в сыске, преследовании и в ближнем бою. Вам, как лучшей декурии Хальмстема, поручается превратить его в настоящего волка.

Филь заметил, что Ирений не стал упоминать другую задачу, которую они с Эшей провернули в год французского нашествия – уничтожение предателя в Старом Свете. Он осознал, что это ещё одна тайна, которой суждено быть навсегда похороненной в архивах.

– Эти добрые люди помогут тебе ознакомиться с тонкостями патрулирования Периметра, – обратился Мастер к Филю. – И запомни, ты не их начальник, пока я не скажу обратного. А теперь вперёд, удачи!

По мнению Филя, эти добрые люди более смахивали на разбойников с большой дороги. У высокого рыжего на лбу красовался шрам, стянувший его правое веко вверх так, что покрытый красными прожилками глаз никогда не мигал.

– Орестос, – представился рыжий.

Толстый и могучий бородач отдал честь и буркнул:

– Я Таддеус.

За ним Филю представились мрачный Кастор, юркий взглядом Майрон, постоянно глядящий мимо Сет и долговязый Тимон.

– А теперь вперёд, – скомандовал им Ирений, – Периметр ждать не будет!

Похоже, что новообретённая компания решила проверить, как быстро Филь умеет запрягать коня, потому что, не обращая на него внимания, они вышли во двор, вскочили в сёдла своих давно осёдланных лошадей и направились к мосту. Ругаясь сквозь зубы, он догнал их только у поворота на Кейплигскую дорогу, который они проехали и двинулись дальше вдоль берега моря, свернув в лес уже весьма далеко от Хальмстема. Филь успел промокнуть под дождём, пока не скрылся под сенью деревьев.

Отряд двигался гуськом по лесной дороге, более напоминавшей широкую тропу. Филь знал, что теоретически по ней можно добраться до дельты реки Яйя, впадающей в море в трёх дневных переходах отсюда. Но, проехав по тропе с полчаса, Гильермо, двигавшийся первым, свернул налево в широкую лощину и, обернувшись, приказал удвоить внимание.

С момента, как они въехали в лес, Филю встретилось несколько деревьев с завязанными вокруг стволов ленточками разного цвета. Он открыл рот поинтересоваться, что это значит, и едущий перед ним Сет, не оборачиваясь, объяснил, словно у него были глаза на затылке:

– Мы так помечаем Периметр. Тот, кто хочет незаметно проникнуть к нам, будет стараться открыть Врата как можно дальше от замка. Мы знаем, как далеко в зависимости от сезона Сотерис позволяет их открывать, и соответственно помечаем деревья белыми ленточками для зимы, зелёными – для лета, голубыми – для весны и жёлтыми – для осени.

Гильермо вдруг вскинул руку:

– На десять часов от меня поломанный кустарник!

Отряд остановился и спешился. Филь не понимал, как испанский следопыт разглядел с коня две надломанные ветки шиповника. Но факт был налицо: присмотревшись, можно было заметить, что здесь недавно кто-то прошёл.

– Следов копыт нет, – доложил Майрон. – Вижу следы сапог. Каблук низкий, подошва на одном треснула, недорогие. По высоте надломленной ветки человек был ростом… – Он бегло оглядел декурию. – Вот как ты, Гильермо! Или как наш примипил.

– Он был один? – спросил мрачный Кастор.

– Один… Но он от кого-то спасался. Больно быстро бежал, при этом приволакивая правую ногу. Возможно, был ранен.

– Сердар? – задумчиво протянул Тимон.

– Определённо не сердар. У тех следы как у легконогих девушек. Здесь бежал человек.

– По коням, – скомандовал Гильермо. – Поехали по следу!

Восхищённый наблюдательностью Майрона, Филь более не морщился от колотившего ему по голове дождя, тоже стараясь углядеть что-нибудь полезное в мокром лесу. Через пару минут они наткнулись на неподвижное тело в кустарнике.

– Это сапоги, которые мы ищем, – сказал Майрон, спешившись и склоняясь над небогато одетым мужчиной.

Увидев тело вблизи, Филь тоже спешился. Перед ним без уха и с вырванным горлом лежал белокурый и кудрявый, напоминавший херувима Астон Доноло, бывший жених Лентолы, сбежавший три года назад в Старый Свет. Наблюдая за Филем, Гильермо сощурился.

– Ты его знаешь?

– Так точно, – подтвердил Филь. – Только что этот выродок здесь делал, если его раковина была уничтожена два года назад в Старом Свете? Как он сюда проник?

Майрон пошарил в карманах покойника.

– У него нет с собой раковины.

– Значит, её унесли, – сделал вывод Гильермо. – Дай нам ещё что-нибудь, Майрон!

Несколько секунд солдат в задумчивости покачивался с носка на пятку, ворочая головой по сторонам.

– А вот же! – сказал он, кликнул с собой Орестоса, и вдвоём они продрались сквозь подлесок, остановившись на маленькой полянке. Филь был поражён, как этот малый смог обнаружить там что-то стоящее.

– Здесь лежит ухо, – доложил Майрон, поднял что-то с земли и потряс в воздухе окровавленным бледным куском. – Это его ухо, точно!

– Ухо и убитого забираем, – удовлетворённо произнёс Гильермо. – Орестос, ты повезёшь тело.

– Вечно мне достаются покойники, – пробормотал рыжий солдат, продрался сквозь валежник и взгромоздил труп на седло своей лошади.

– У него тут случился разговор, – доложил Майрон, топчась на полянке. – А беседы с ним вёл как раз сердар. Осталось выяснить, кто ему порвал горло – звери или демоны? Сердар бы просто заколол.

– Какая сложная жизнь была у этого человека, – спокойно проговорил Гильермо, взбираясь на коня. – Майрон, положи это ухо мне в сумку.

С ухом в подседельной сумке Гильермо и мёртвым телом, привязанным к седлу Орестоса, они продолжили путь. Оставшуюся дорогу вдоль Периметра Филь молчал, развесив уши в надежде понять, как декурия делает то, что делает, с такой непостижимой лёгкостью, словно всё происходило у них на глазах. Четыре месяца под началом Гильермо уже не казались ему тягостными. Наоборот, он хотел растянуть это время подольше и радовался, что летний Периметр самый длинный из всех.

Они вернулись в Хальмстем на закате. Филь с Гильермо отправились к Мастеру с докладом. Выслушав их, Мастер отпустил декуриона и хитро посмотрел на юношу.

– Как всё в целом прошло для тебя?

– Это было потрясающе! – восхищённо промолвил усталый, но довольный Филь.

– Значит, я не ошибся, – улыбнулся Ирений и приказал ему идти спать.