Текст книги "СкаZка о волшебном слове. Сборник рассказов – метафорические нарративы для взрослых о любви, преодолении и перерождении"

СкаZка о волшебном слове
Сборник рассказов – метафорические нарративы для взрослых о любви, преодолении и перерождении
Дмитрий Вагнер

Дизайнер обложки Дмитрий Вагнер

Редактор Дмитрий Вагнер

Корректор Дмитрий Вагнер

© Дмитрий Вагнер, 2023

© Дмитрий Вагнер, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0053-4319-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не смотри

Рассказ «Не смотри» был (и является сейчас) главой неопубликованного романа «Песнь железнозубого крокодила», о психотерапевте от которого ушла жена. Роман стал пророческим, но я был слишком увлечен своей первой большой работой, чтобы думать о таких вещах. Помню, как писал рассказ. Возможно даже вспомню, какой это был день. Мы только что переехали в новую квартиру на берегу Финского залива, которую ждали два года. Квартиру, о которой я и мечтать не мог. Главным образом наше новое жилище и повлияло на прилив вдохновения, благодаря которому роман был дописан, а некоторые главы из него, вошедшие в данный сборник, принесли мне настоящее удовольствие во время работы. Думаю, и не без основательно, это лучшее, что я писал до сих пор, и лучше никогда не напишу.

Я проснулся в пять утра. Встал с постели и стараясь не разбудить жену удалился на кухню. Там я расположился на очень дешевом, но очень удобном диване фирмы Икея с новеньким, подаренным на день рождения, ноутбуком.

Говоря по правде рассказ был готов, едва только я открыл глаза лежа в кровати.

На то, чтобы записать его, потребовалось четыре часа.

Июнь 2010

1

Сэм Гринвуд не спеша вышел на крыльцо дома. Он поднял правую руку, поправил наушник и, глядя в землю, сказал:

– Объект проверен. Все чисто.

Вслед за ним из двери показалась коренастая фигура Марио Оливетти, в куртке цвета хаки и черной бейсболке с красной надписью «Чикаго Буллз». У обоих был задумчивый и несколько расстроенный вид, как у людей, бесполезно отстоявших очередь на распродаже бытовой техники. Они касались друг друга плечами и смотрели в разные стороны, точно два обидевшихся подростка.

Марио, как циркач, вертел между пальцами сигарету. Он заговорил первым.

– Как думаешь, мы ничего не пропустили?

– Вроде ничего.

Сэм покачал головой и повернул лицо в сторону напарника. Потом посмотрел куда-то в небо.

– Давай проверим. Первый этаж: кухня, гостиная.

– Туалет, за ним бельевая, кладовка под лестницей, – добавил Марио.

– Да. Еще гараж и подвал. Все?

Оба как по команде обернулись и изучающе посмотрели друг на друга. Сэм сощурился, призывая напарника к ответу.

Зрачки Марио на мгновение скользнули вверх и вправо. Он кивнул.

– Да, правильно.

– Хорошо, – сказал Сэм, – теперь второй этаж. Перечисляй ты, я проверю.

Марио снова кивнул и отвел глаза в сторону. Его усы задвигались, выражая напряженную работу ума.

– Так. – сказал он. – Лестница, справа комната сына, там балкон – закрыт изнутри. Дальше налево кабинет дока, сразу за ним ванная комната.

Сэм смотрел в пол, и все время кивал головой как китайский болванчик.

– Дальше по коридору спальня для гостей, – продолжал Марио. – В конце коридора окно, закрыто изнутри.

– Что еще? – Сэм задумчиво потер рот, почесал подбородок. – Было что-то еще.

– Чердак.

– Да, точно. Но не все. Черт…

Сэм вытащил из кармана сложенный вчетверо стандартный лист бумаги, развернул. В его огромных руках тот выглядел как почтовая открытка. На листке оказался отпечатанный на принтере план дома. Косые красные кресты обозначали окна, синие – двери. Он двигал по нему указательным пальцем, шевелил губами, едва слышно проговаривая нанесенные на план рукописные пометки. Его внимательные глаза, изредка моргая, рассматривали рисунок. Жестокие челюсти медленно и основательно, мяли во рту жевательную резинку, которая время от времени мелькала между зубами.

Но вот его губы замерли, взгляд остановился на одной точке.

Марио подошел к нему и заглянул в листок.

– Что там? – спросил он.

– Вот.

Сэм два раза постучал по правой части плана, изображавшей подвал. Его ноготь уперся в какой-то квадрат, обозначенный пунктирной линией, возле южной стены дома.

– Я что-то ничего не припомню в этом месте. А ты?

Марио всмотрелся в листок, почти касаясь его козырьком кепки.

– Странно. – сказал он. – Я вроде тоже. Думаешь там какой-нибудь люк?

– Да. Наверное, док забыл его надписать…

Марио выхватил у него листок, и тоже ткнул пальцем, но уже совсем в другой участок. В этом месте снизу вверх шла полоса шириной в пол дюйма, вся испещренная горизонтальными линиями. Лестница на второй этаж. Где-то посередине, слева от нее был точно такой же красный пунктирный квадрат.

– Смотри. И здесь тоже. Что это может быть?

– Это сортир. – Ответил Сэм. – Люка там быть не может.

Он развернулся на каблуках, устремился вглубь дома и крикнул:

– Жди здесь!

Марио Оливетти пожал плечами и, посмотрев на припаркованный у обочины автобус с группой поддержки, монотонно сказал:

– Всем внимание. Повторная проверка.

Он подождал несколько секунд, затем произнес:

– Повторная проверка.

По рации передали ответ, он кивнул, и показал кулак с выставленным большим пальцем: «О’кей. До связи».

Он устало опустился на крыльцо, и, хотя это было запрещено по уставу, вложил в губы сигарету. Из заднего кармана брюк двумя пальцами выудил Зиппо, раскрашенную в американский флаг, щелчком откинул крышку и крутанул колесико. Желтое пламя лизнуло кончик сигареты, тут же окрасившийся ярко красным, как цвет шелковых букв над козырьком его бейсболки. Перед лицом поплыла сизая дымка.

На самом деле его не очень тянуло курить, и сигарету в кармане он носил всего одну, как советовал штатный психолог при оперативном отделе. Он начал бросать месяц назад, сначала выкуривал по пол пачки в день, через неделю уменьшил до пяти штук. В последние две недели удавалось держаться на одной, максимум двух в сутки. Но носил он с собой всегда только одну, что бы не было соблазна.

Когда насмотришься всякой дряни на работе, курить хочется по сто раз в день. Трупы детей, или гниющие заживо наркоманы, насильники, сумасшедшие. Нервы от таких вещей просто не выдерживают – хочется чем-нибудь заглушить, забить в самый дальний угол всю эту мерзость, и если в этот момент у тебя с собой пачка сигарет, можно считать… ты пропал.

Проиграл, и слышишь, как смерть одобрительно ухмыляется за спиной.

«Но сейчас не тот случай», подумал Марио. «Сейчас можно позволить себе нарушить инструкции, особенно после того, что он увидел там… в подвале.»

Он ни за что не стал бы спускаться туда снова и мысленно благодарил Сэма за то, что тот позволил остаться здесь, снаружи, при свете дня, где ему ничего не будет мерещиться.

«В самом деле, что это было?»

Марио в очередной раз затянулся, стряхнул пепел в траву и ухмыльнулся сам себе: «Да, всякое бывает».

И он знал это, как никто другой.

Помнится в школьные годы, когда ему было двенадцать, они собирались компанией в подвале их многоквартирного дома. В переплетении сотен труб, словно множества застывших змей, в полумраке, они сидели на скамейках, сколоченных из старых досок, и рассказывали друг другу всякие истории. Отец презрительно называл их – байки, и при том с таким выражением на лице, будто речь шла каких-нибудь порнографических картинках. Но, разумеется, ничего такого не было. А были рассказы, в основном, конечно же, вычитанные из бульварных газет, про всякие там паранормальные явления.

Кто-то слышал топот посреди ночи, как будто рядом с ним, лежащим на кровати, ходил по комнате невидимка, а потом на утро на стенах квартиры оставались надписи, и те якобы были ответом на какой-то трудный вопрос.

Тем летом у одной девчонки из соседнего двора из окна восемнадцатого этажа вывалился старший брат. Про их семью еще написали в районной газете. Случай этот врезался в память очень прочно. В воспоминаниях девочка всегда представала сидящей на инвалидной коляске; в любую погоду в просторной осенней куртке с капюшоном, от пояса и ниже худосочные ножки закрывал плед, из под которого в самом низу торчали носки домашних тапок. Плед был красным, в клеточку, а тапки – зеленые и усеянные катышками.

С большим интересом Марио заглядывал в темные недра капюшона, наброшенного на голову девочки, но… любопытства хватало ему на очень короткое время. Даже сейчас, спустя годы, его бросало в дрожь от ужаса, когда удавалось вспомнить то, что мелькало там, в глубине. И тогда, будучи мальчишкой, он поступал в точности так, как многие взрослые делали при виде большого количества крови – он отворачивался, что бы не упасть в обморок…

Рассказывали, что брат той девочки (она «якобы» еще была как все: по утрам ходила в начальную школу, а днем лепила в песочнице куличи) встал посреди ночи разбуженный странным стуком. Когда он распахнул ставни, оказалось, что прямо от окна в ночное небо, полное мерцающих звезд, уходила светящаяся дорога. Он указал пальцем вперед себя, оглянулся и сказал:

– Борьба окончена, сестренка. Смотри, кто там стоит.

А потом взобрался на подоконник и шагнул вперед.

Что там было правдой, а что нет, до сих пор оставалось тайной. Девочка на следующее утро не пришла в школу. Говорили, она ослепла и перестала ходить. А когда её вывозили во двор, она тыкала пальцем куда-то в воздух, косилась на дедушку, который толкал коляску, абсолютно белыми, лишёнными зрачков глазами и весело щебетала:

– Мама, смотри, кто там стоит!

Марио не замечал за собой ни сентиментальности, ни идущей с ней рука об руку бурной фантазии, и такие истории его больше смешили, но никак не пугали, хотя надо отдать должное, они были рассказаны с выражением и всякими там приемчиками для нагнетания обстановки.

Случай тот, скорее всего, был выдумкой. Ну, или… как говорила их учительница по математике, подгонкой под ответ. Да, девочка была; слабоумная от рождения, слепая и на инвалидной коляске и всю эту циничную чертовщину к ней приплели ради забавы. Такого просто не могло быть.

И Марио Оливетти верил, что это так. До сегодняшнего дня…

Он почувствовал жжение в пальцах. Он перехватил фильтр другой рукой и с удивлением обнаружил, что скурил сигарету до самого основания. К запаху табака теперь примешивалась вонь расплавленного фильтра. Он достал обертку от жвачки, завернул в нее окурок, и убрал в карман куртки. Это была последняя сигарета на сегодня, и ее, к сожалению, оказалось мало. Руки все ещё тряслись. А такого с ними не было уже очень, очень давно…

2

Пятнадцать минут назад, когда они с Сэмом только начали осматривать дом, Марио спустился в подвал в одиночку. Это тоже было нарушением инструкций, и они поступали так не в первые, хотя, конечно же, каждое утро на инструктаже им напоминали о необходимости соблюдения «элементарных правил безопасности».

Вниз вела деревянная лестница с перилами. Почти до середины она шла в узком коридоре между двумя стенами. Марио двигался боком, согнувшись, обеими руками держа перед собой пистолет. Под массивными ботинками ступеньки крякали, и тут же затихали. Он был во всеоружии, неколебим и уверен в себе и буквально впивался взглядом в каждый подозрительный предмет.

Подвал оказался заурядным, пропахшим сыростью и мышами, складом домашнего ненужного хлама. В воздухе кружилась пыль. Из узких зарешеченных окошек внутрь проникал дневной свет, и он падал на пол, косыми твёрдыми лучами.

В каждом тёмном углу молча таилась опасность. Очертания предметов могли оказаться частью тела или одежды преступника.

Марио сошёл с лестницы, дошёл до стены напротив и прижался к ней спиной.

Пошарив глазами по потолку, он нашёл лампочку, которой сейчас надлежало гореть. Голову посетила мысль, что цоколь вероятней всего расширился от нагрева, и она выкрутилась сама по себе. В сущности, здесь ничто не противоречило законам физики. И конечно, тут все поправимо. От той части бетонного пола, над которой она свисала на тонком двужильном проводе, Марио отделял всего один смелый, размашистый, шаг.

Он еще раз прислушался к тишине. Если здесь кто-то и был, его выдержке и терпению можно было позавидовать. Ни единого шороха. Ничего. Хотя, впрочем, надо быть полным идиотом, насмотревшимся триллеров, что бы вот так в наглую засесть в чужом доме, и при том наверняка зная о том, что за ним ведется наблюдение.

Недолго думая, Марио заткнул пистолет за пояс, сделал три маленьких и осторожных шага и, остановившись, потянулся к потолку…

«Через тридцать лет, когда он уйдет на пенсию, его внуки будут с открытыми ртами слушать одну из тех историй, которые совсем не похожи на правду. Она будет похожа на дешёвку из бульварной газеты, и в тоже время заставит нежные сердечки замереть.

Марио Оливетти будет седой и старый, с мешками под глазами, и руками, трясущимися уже не от пережитого ужаса, а от тяжести прожитых лет. В тишине уютной гостиной с камином, под восторженными взглядами слушателей, он будет потягивать трубку, время от времени выпуская изо рта облако густого белого дыма и тот, поднимаясь вверх, покажется маленьким фантазерам живой иллюстрацией к этой истории – привидением, чем-то похожим на женщину в белом плаще с капюшоном, и длинными рукавами. Они станут хихикать, толкать друг друга в бок, и показывать пальцем вверх на облако бесформенной дымки:

– Эй, Смотри, кто там летит!

Им будет весело в дедушкиной комнате, согретой камином, окутанным неторопливым и сухим, как шорох песка, гипнотическим старческим голосом. И гораздо, гораздо уютней, чем ему в те минуты, осенью две тысячи десятого года, когда стоя в темноте посреди подвала чужого дома, он вытянул руки вверх…»

…правой взялся за цоколь, пальцами левой покрепче обхватил стеклянный шарик и попытался провернуть его против часовой стрелки.

Но безрезультатно.

Покрутив ее несколько раз, в разные стороны, он всмотрелся внутрь колбы, но не смог увидеть то, что хотел. И понял в чем дело: свет из окна падал ему в спину, и поэтому было сложно разглядеть, насколько цела вольфрамовая спираль, ибо, если она разорвана пополам, значит, любые усилия бесполезны. И вообще, эта бестолковая возня ему уже порядком осточертела. Мало того, что нервы на пределе, так ещё и место это внушало страстное желание сделать отсюда ноги. Просто взять и попросту говоря «драпануть, что есть силы» и главное без оглядки.

«Потому что… потому… да бог его знает почему! Не все в этой жизни можно объяснить».

Марио повернулся лицом к окну, опустил затекшие руки и спустя несколько секунд опять посмотрел вверх. Но не туда, куда хотел вначале.

Там оказалось кое-то другое, и оно заставило его насторожиться. Но слишком поздно…

Его внимание привлекла округлая стеклянная поверхность лампочки, где в искаженном виде отражались окна, и его собственные очертания на фоне стены за спиной.

Сказать по правде, до него не сразу дошло, что к чему.

При последующем анализе он выяснит для себя, что, наверное, дальнейшие события уместились в полсекунды или чуть больше. Зато сейчас полсекунды показались ему бесконечно долгими и вдобавок… последними.

Он стоял в оцепенении, с распахнутыми глазами, с застрявшим в горле криком, руки плетьми свисали по бокам, а все тело попросту парализовало.

Иногда ему снились сны, где он убегал от жутких монстров с лицами пойманных им преступников, а его ноги предательски вязли, будто он бежал по колено в воде. Наверное в этих снах его тоже парализовал страх, но никогда, никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Первым, пришло тяжёлое и молниеносное сожаление о том, что он, вероятно, не успеет достать пистолет. Но это было сначала. А потом, он опять вспомнил и ту девочку из соседнего дома и то, что пряталось у неё под капюшоном, который, кстати говоря, был наброшен весьма основательно и с полным осознанием такой необходимости.

И глядя в отражение фигуры, что возникла за спиной, Марио – не вспомнил – услышал, что она говорила…

В мгновение ока тварь сбросила капюшон…

У нее был голос девочки.

– Посмотри, Марио, кто там стоит!

А потом она засмеялась, весело и непринужденно…

– Да, Марио, дурачок – повторила она, – посмотри!

И снова засмеялась. А ее заливистый смех, превратился в карканье вороньей стаи.

Но Марио уже никуда не смотрел. Он сделал то, что собирался, как только прикоснулся к этой чертовой… к этой лампочке, будь она проклята. Он рванул вперед, поскользнулся на пыльном полу и упал. Что бы там ни было, оно надвигалось, сзади.

Злобный каркающий смех превратился в многоголосое эхо, начавшее вдруг гулять по всему подвалу, то удаляясь, то настигая Марио со всех сторон.

Он бежал без оглядки, ноги буксовали, он упал еще несколько раз и всякий раз, поднимаясь на ноги, он не сводил глаз с маячившей впереди лестницы, которая обещала спасение.

«Ухватиться за перила», думал он, «подтянуть себя вверх, оттолкнуться ногами и вылететь отсюда как пробка из бутылки.»

Перед лестницей, он снова поскользнулся и уже приготовился к встрече своих зубов с углом нижней ступеньки, но в последний момент успел правой рукой ухватиться за перила, а левой, ценой титанических усилий вытащил из-за спины «беретту».

Он оттолкнулся ногами, полетел вперёд, умудрившись в воздухе повернуться и приземлиться задом прямо на ступеньки. Он знал по опыту, что лишние движения только усугубят дело. Они в буквальном смысле, убьют его, потому что дадут врагу преимущество во времени.

И тогда Марио просто взметнул вверх пистолет, а уж затем посмотрел и нашёл глазами место, куда следовало прицелиться. Но выстрелить ему так и не пришлось.

– Матерь божья, – сказал он.

Собственный голос показался ему чужим и далеким. Таким, словно, в соседней комнате по телевизору шел фильм ужасов, и главный герой наткнулся на поле, усеянное яйцами пришельцев. Марио не успел разглядеть ЭТО.

Сотканное из белого мерцающего света, словно вырезанное из старого черно-белого кино, оно вдруг почернело и прямо у него на глазах беззвучно опало россыпью крошечных теней.

3

…Гринвуд появился почти сразу, как только Марио убрал окурок в карман. Сэм вышел на крыльцо, так же медленно, как и в первый раз. Он подошёл со спины и уселся рядом на верхнюю ступеньку. Доски под ним жалобно скрипнули.

Марио повернулся к нему.

Плечи напарника, ссутулились ещё больше. Его лицо прежде румяное и лоснящееся, было бледным как мел, а неестественный румянец переместился со щёк на скулы. Кончики светлых волос на висках приобрели еле заметный металлический оттенок.

Сэм смотрел куда-то вперёд, его спина сгорбилась и стала похожа на половину покрышки от грузовой машины. Руки, сложенные лодочкой он опустил между вытянутых ног.

– Ну как?

– Все чисто.

Голос Сэма Гринвуда прошелестел как ворох сухих листьев. Как целый самосвал листьев вперемешку с камнями.

– Жуткое место. – добавил он.

– А что там было? Что означали эти квадраты на плане?

Сэм пожал плечами.

– Тот, что рядом с лестницей оказался бойлером, а в подвале… – он задумчиво почесал затылок и посмотрел куда-то вдаль, – думаю, док хотел поставить там мини-котельную. Как-то так.

– Понятно.

Спустя минуту Марио услышал, как Сэм то ли откашлялся, то ли попытался сказать что-то, но у него это не получилось. Потом он заёрзал на месте, а доски под ним заскрипели ещё громче и протяжнее.

– Ты веришь в потусторонние силы, Мар?

Марио хмыкнул, как человек, который решал головоломку и прикидывал в уме разные варианты ответа.

– Как тебе сказать…

– Скажи как есть. Я не буду смеяться…

– С сегодняшнего дня – да.

Оба тяжело вздохнули и сначала Сэм, а потом Марио поднялись и зашагали обратно к автобусу. Они брели, время от времени сталкиваясь плечами как закадычные друзья. Где-то на половине пути оба остановились, Сэм быстро оглянулся на дом, потом посмотрел себе под ноги.

– Что такое? – спросил Марио. Он не стал оборачиваться, потому что «это плохая примета». И кроме того, его не покидало смутное ощущение…

– Никому не скажешь?

– Зуб, даю.

– Мне кажется, за нами смотрят… оттуда.

– Мне тоже.

– Оставим это между нами?

– Да. Пошли. Я что-то проголодался.

– Аналогично.

Сэм положил ему на плечо свою тяжелую руку. Остаток пути они больше не оглядывались, хотя оба чувствовали одно и то же. Чей-то тяжелый, толкающий в спину взгляд.

Подпевай детка! Ему это нравится!

Еще один отрывок из «Песни…", который я отредактировал, чтобы превратить в самостоятельное произведение.

Предупреждаю сразу, этот рассказ о насилии, но из той категории, о которой говорят – «око за око» или «клин клином вышибают».

Сладкий вкус радикальных мер я впитал с молоком матери.

Насилие было частью моей жизни с самого детства и мой отец не думал, прежде чем пустить в ход кулаки. Мне и моей сестре, да и маме, говоря по правде, доставалось будь здоров. Но вот, что странно, вопреки тем ужасам, которых пришлось натерпеться в застенках родительского дома, жажда возмездия никогда не шла у меня дальше собственных фантазий. И одна из них превратилась в омерзительную историю.

Электрическая дрель, коробка острых шурупов и пыльный, звуконепроницаемый подвал…

Ну как, играет воображение?

Так, так… прибавим сюда старое кресло, посадим в него молодого человека, не обремененного совестью. Он любит брать чужие вещи (навсегда, как же иначе?), он спесив, циничен и груб, но главное… главное, он любит бить женщин и он связан.

Июнь 2010