Текст книги "Красная книга начал. Разрыв"

Глава 5

Все человечество – это результат встреч.

Фрэнк Заппа

Новый день начался с громких шагов, не менее громких споров и приглушенных расстоянием криков портовых служащих. Доходный дом медленно просыпался. Кто-то спешил на службу, кто-то, наоборот, с ночной смены возвращался, сетуя на суету и шум, мешающий предаваться заслуженному отдыху. Солнечный свет, несмело наступающий с востока, уже окрасил цветом верхушки мачт и высотных домов, но еще не развеял утренние сумерки.

Механик открыл глаза, вернул своему телу обычную функциональность и, тихо притворив за собой дверь, неспешно вышел на улицу. Подхватив свой извечный саквояж, он направился прочь от восходящего солнца в более приличный район города. Отыскав недурной ресторанчик, взял свежего чаю, кусок пышущего жаром пирога с рыбой и пару пирожков с яблочной мезгой. Заказал хозяину остановить первого же мальчишку с газетой и, неторопливо прихлебывая ароматный напиток, принялся, как он сам любил про себя думать, «наполнять топку».

Несмотря на то что его новый желудок мог бы переварить даже древесину и тем самым поддержать жизнь и работоспособность его тела, Механик любил вкусно поесть. Нередко сам процесс захватывал его необычайно, а в последние годы он вполне прилично выучился стряпать. Но учитывая постоянные перемещения и переезды, заняться выпечкой, для которой нужна специальная печь, а то и дополнительные приготовления в виде особых дрожжей и поднимающегося теста, ему никак не удавалось.

Прикончив пирог, он заказал еще один чайничек, наказав хозяину добавить меда, и развернул принесенную газету.

Несмотря на явный скачок прогресса, газета его не порадовала, потому как новостей свежих и занимательных было всего чуть, а большую часть четырех хрустящих листов бумаги заполняли многочисленные объявления. Тем не менее окончив трапезу и расплатившись, он все же сунул ее в саквояж, подхватил шляпу и, весело насвистывая, отправился далее.

Следующим пунктом программы, намеченной им на сегодня, была небольшая гостиница. Вчера было уже поздно тащиться через полгорода, и Механик решил удовольствоваться доходным домом, но более он не собирался терпеть неудобств. Разыскав, с помощью прохожих, Большую Зеленую улицу, он вошел в тень мягко покачивающейся на легком ветру вывески.

Гостиница «Золотой шар» не была излюбленным местом дворянского сословия, не предлагала дополнительных услуг и не сдавала номера с почасовой оплатой, но была по-домашнему уютна и недурно оснащена удобствами. Здесь не проходил коридорный, собирая ночные горшки у постояльцев, ибо в каждом, отнюдь не дешевом номере была своя система канализации с фаянсом и майоликой.

Радушный хозяин споро отобрал у Калинича саквояж и с глубоким поклоном пригласил следовать за собой.

Номер был не то чтобы очень хорош, но весьма уютен и светел. Проверив дверь уборной, Механик был приятно удивлен наличием там настоящей медной ванны, достаточно большой, чтобы залезть в нее целиком. Он распорядился собрать ему принадлежности для мытья. Дал несколько указаний насчет обеда, доставляемого прямо в номера. Спросив портного и сапожника, Механик отпустил хозяина.

Споро разобрав свой саквояж и поместив чистое нижнее белье и пару сорочек в стенной шкаф, он прошелся по номеру, открыл большое окно, застекленное чуть зеленоватым с явным «бычьим глазом» – следом от понтии[29]29
  Стекло изготавливалось методом выдувания больших пузырей, которые на следующей стадии отделялись от стеклодувной трубки, и прикреплялись к другой трубке – понтии. После интенсивного вращения на понтии исходная заготовка под действием центробежных сил утончалась и превращалась в плоский круглый диск. Диаметр этого диска мог достигать 1,5 м. Из него, уже после охлаждения, вырезали куски стекла квадратной и прямоугольной формы. Центральная часть диска имела утолщение – след от понтии, который назывался «бычьим глазом».


[Закрыть], стеклом. Выглянув в окно, он убедился, что при нужде сумеет как покинуть номер, находящийся на третьем этаже, так и забраться обратно по декоративным элементам, не тревожа обслугу.

Открыв внешнюю дверь на стук, он забрал принесенные молоденькой служанкой мягкие полотенца и мыльные принадлежности. Наградив прислугу мелкой денежкой, Механик запер дверь, тщательно осмотрев запорное устройство, и направился в уборную.

Как уже было упомянуто выше, посреди довольно большой комнаты с изящным фаянсовым горшком в углу, стояла большая медная ванна. Из пола выходили две стальные трубы, выкрашенные в синий и красный цвета. Их широкие раструбы удивленно заглядывали в ванну, словно поражаясь тому, что она до сих пор пуста. Искусная майолика[30]30
  Майолика – изделия из обожжённой глины, покрытые глазурью и красками.


[Закрыть] светло-голубых и багрово-красных тонов, перемешиваясь, создавала причудливые узоры, плавно поднимающиеся с пола к беленому потолку.

Отворив ключ на красной трубе, Механик удивленно хмыкнул, почуяв близость искры огня. Столица могла себе позволить многое, даже в богатейших городах юга он скорее бы поставил на подогреваемый угольным жаром бак, чем на магию. На севере Калинич не бывал, но сомневался, что практичные варвары и пограничные бароны могут позволить себе подобные изыски. Шинга же, с ее пренебрежением к приезжим и низкородным, вовсе ввела запрет на бытовую магию, оставив ее достоянием своей аристократии и жречества.

Отворив второй кран и распахнув окно уборной, выходящее на Замковую гору, Калинич дождался, пока не заполнится две трети ванны, и, скинув с себя одежды, погрузился по подбородок в горячую воду.

Сегодняшний день, насколько бы важным ни казался он заказчикам в плане утекающего времени, был полностью бесполезным в плане розысков.

Для начала Механику нужны были сведения, а ума заказчика, который, впрочем, не являлся ни следователем, ни тем более охотником за людьми, не хватило даже на то, чтобы приготовить необходимые документы.

Поэтому до вечера Механик блаженствовал в полном расслаблении своих чувств и мыслей, а незадолго до момента, когда солнце, спрятавшись за Лунной крепостью, стало готовить свой уход с небосвода, собрался и, покинув гостиницу, широкими шагами направился в центр.

В Белом городе он уверенно нашел главный почтамт и, расписавшись в нескольких бланках, забрал объемистую посылку, настолько щедро сдобренную сургучом, что это было даже немного неприлично. Укрывшись в специальной кабинке, он освободил посылку от печатей, мешковины и картона, а извлеченную из недр, далеко не пухлую папку, переместил в пустой саквояж.

Заскочив в ближайший ресторанчик и расположившись в отдельной кабинке, Калинич сделал заказ и развернул папку. Первым делом он вчитался в сухой казенный отчет по происшествию в доме по улице Платанов. Исходя из пояснений следователя, рапортов и прочих документов, был совершен разбойный налет на частные владения. Список пропавшего составить не удалось, так как жертва разбоя проживала одна. Тем не менее явные следы грабежа полностью подтверждали правдоподобность версии. Из опроса свидетелей и соседей также ничего путного выявлено не было.

Немолодой гражданин держал свое небольшое дело по починке оружия и амуниции, помощью наемных мастеров не пользовался, с соседями в близких отношениях не состоял, но и общественного порядка не нарушал. Небольшая кузня, располагавшаяся на задворках, работала только в дневные часы, и сон обитателей квартала неуместными звуками не нарушался.

Гражданин в общении был вежлив, но нелюдим. Пользовался услугами посыльных, молочника, мясника и торговца овощами и фруктами, которые посещали место происшествия строго по расписанию, получая небольшие стабильные заказы, коих вполне должно было хватать для прокорма одного лица. Прилагалась копия учетной книги Старика, с аккуратно заполненными графами о заказах и сроках.

Отложив сводки, Механик углубился в изучение документа. Судя по заявлению его заказчика, Старик уже давно работал не на имперские службы, а на тайное общество, как называл про себя заговорщиков Калинич. Заказчик сказал, что последнее задание они дали Старику пятнадцатого августа, а исполнил он его уже к двадцать второму числу. Значит, в этот период Старик должен был так или иначе связаться с помощником и передать ему детали дела.

Перелистнув копию учетной книги в конец, он выяснил, что в то время Старик работал сразу над пятью заказами. Запомнив адреса и имена, Калинич убрал документы в саквояж.

По идее, опять же если верить своим хозяевам, а Калинич точно знал, что они никогда не будут с ним искренними до конца, сам Старик не мог исполнять акции. Более того, за Стариком велось наблюдение, пусть и не постоянное, но то, что Старик находился у себя дома в тот момент, когда некоторые из его мишеней умирали, было установленным фактом. Это значит, что точно был как минимум еще один человек, посвященный в планы и непосредственно исполняющий их.

Если взять всех людей, с которыми Старик общался, то можно выйти либо на самого исполнителя, либо на посредника, но зная Старика, Механик все же был склонен посредника исключить. Слишком уж Старик любил точность и аккуратность, а любой посредник – это либо искажение информации, либо недостаточность связи и потеря времени. Так что, поразмыслив, Механик решил, что помощник должен был посещать жилище Старика на постоянной основе. Молочник и мясник не годились в силу своей загруженности.

Целыми днями развозя продукты, они никак не могли бы выкроить время не то что для реализации хитрых схем Старика, но и просто для обсуждения планов. Торговец овощами также не подходил, он занимался своим делом уже около восьми лет, а Старик купил этот домик всего чуть более трех лет назад. Оставались посыльные и те, кто пользовался услугами оружейного мастера.

Решив не откладывать дел в долгий ящик, Механик наскоро перекусил круассанами, запивая их горьким чаем, и отправился по первому адресу.

Покинув карету на окраине столицы, Механик посетил небольшой бар, где, запивая вселенскую несправедливость кислым пивом, горько жаловались на судьбу служащие ближайших поместий. Взяв кувшин темного пива, он комфортно расположился в темном уголке, прислушиваясь к сплетням. Часа через два он уже выслушивал исповедь молодого грума.

Тот, накачивая себя дармовой выпивкой, в красках описывал своего господина и его неуемную фантазию. Исходя из этих рассказов, перед Калиничем сидел сущий ангел, несправедливо упрекаемый хозяином и его молодой женой за любую даже самую незначительную провинность. И если бы судьба распорядилась иначе, он мог бы сам жить в подобном особняке с не менее красивой, хотя и не такой стервозной, супругой.

Выяснил в итоге, что его господин действительно не так давно ездил починять наградную шпагу к известному мастеру, а после смерти того получил ее обратно, согласно полицейскому протоколу. И даже в этом хозяину повезло, так как расплатиться с мастером он не успел, а шпагу вернули уже починенную.

Калинич оставил грума вздыхать над кружкой пива и отправился в гостиницу. Одно имя из списка вычеркнуто, и этого на сегодня более чем достаточно.

Еще два дня понадобилось Механику, чтобы исключить еще трех клиентов. Первым был дородный купец, распорядившийся отдать на заточку и полировку шесть клинков, приготовленных для продажи. Калинич пробегал за ним целый день, разыскивая его по лавкам.

Вторым был уже немолодой дворянин, из не шибко знатных и богатых. Распив с ним бутылочку прихваченного винца, Калинич многое узнал о ненадежных самострелах и о необходимости замены пружин и систематическом обслуживании капризного оружия. Самострел дворянину нужен был больше для хвастовства, но чтобы не ударить в грязь лицом и по оставшейся с военной службы привычке, тот исправно следил как за ним, так и за другим своим оружием. А «новый мастер с Платанной» брал недорого, а выполнял быстро и качественно. Помянув усопшего, Механик раскланялся.

Третьим оказался совершенно невозможный тип, сначала захлопнувший перед носом Механика дверь и в достаточно грубой форме пожелавший ему счастливого пути, а после небольшого физического воздействия совсем утративший гонор. Тем не менее он клятвенно уверял, что никогда не был в гостях у старого мастера и никакого оружия ему не носил ни для заточки, ни для починки, ни вообще.

Конечно, в списке было еще одно имя, и Калинич наказал себе обязательно проверить и его, но тем не менее чутье ясно дало понять, что впереди верный путь. Оставив хнычущего грубияна баюкать сломанную руку, Механик отправился на пересечение улицы Платанов и Трех Королей.

Там, на небольшой площади, уже много лет функционировал скромный рынок. Расспросив вездесущее пацанье, он нашел парочку, которая частенько подрабатывала курьерами у Старика. Обеднев на пару толаров, он умудрился заиметь не только список адресов, по которым они разносили записки, но и готовность проводить «достопочтенного господина», ежели у того возникнет желание.

Быстро исключив из нового списка известные адреса клиентов, молочника и нескольких поставщиков материалов, Механик в сопровождении юнцов отправился на Малую Университетскую, где стояли доходные дома, населенные студентами и преподавателями низшего звена. Не так много времени ушло на поиск нужного адреса. В итоге Механик стал обладателем весьма истрепанного письма, над которым частенько рыдала с товарками хозяйка доходного дома. Сумбурного описания, точной уверенности и старого сапога с дырявым носком.

Это был тупик. Понятно было только то, что помощник Старика бросился в бега и не постеснялся уничтожить следы. Описанию хозяйки, скорее всего, верить было можно, но идей, куда делась его добыча, больше пока не было. Механик был в бешенстве. Одарив своих помощников, он прилично попетлял по городу. И решив успокоить нервы, вновь навестил молодого грубияна.

Найти его было не сложно: перед расставанием Калинич повесил на него метку из собственной «крови», собственно, крови как таковой у него не было, он просто вытолкнул через кожу микроскопическую пылинку ихора. Теперь он мог ее чувствовать на достаточно большом расстоянии и даже немного влиять на меченого.

Точно так же Механик поступил и с мальчишками, и даже хозяйке доходного дома на всякий случай оставил подобный «подарок».

К пяти часам утра он, уже повеселевший и спокойный, тихо вышел из дома грубияна и направился в «Золотой шар» – привести себя в порядок и принять горячую ванну. К слову, после его ухода в доме грубияна живыми остались только мыши в подполе, а картина, открывшаяся приходящей прислуге, еще долгое время входила в список мрачных городских легенд.

* * *

Не более трех часов ушло у друзей и на иные дела, затем Альбин, извинившись перед хозяином дома, поспешил откланяться. Сухо кивнув девушкам перед выходом и отряхнув шляпу, он прошел гравийной дорожкой к воротам, на прощанье проведя перчаткой по нагревшемуся от солнца железу. Покинуть особняк казалось легче, чем попасть внутрь, но… Увы, это ему лишь казалось.

Ступив на мощенную речным булыжником серую мостовую, Альбин обнаружил перед собой трех франтов, заступивших ему путь. Остановился. Вздернув бровь, юноша молча смотрел на молодого щеголя в центре. Тот вышел немного вперед и занял позу, казавшуюся ему несомненно внушительной. Подельники были чуть помоложе, но и покрупней. Одеты были не столь броско и богато, однако тоже явно не бедствовали. Качественное сукно их платья, модный среди молодежи фасон и короткие городские шпаги на поясах говорили о достатке. Но отсутствие вензелей или специфических причесок не позволяло причислить их к дворянскому сословию. Скорее, дети богатых купцов, чем кто-то из дворян. Хотя в это время года в столицу съезжалась знать со всех уголков страны, точнее Альбин не сказал бы.

Скинув сумки на брусчатку, нор Амос бросил поверх шляпу и, распустив шнуровку куртки, стал поглядывать на вожака.

Тот явно не ожидал подобного приема и несколько стушевался. Однако через мгновение взял себя в руки и вперился в юношу наглым взглядом.

Честно говоря, Альбин решил, что его все же достали кровники тер Гарита. Поэтому, несмотря на спокойную позу и твердый взгляд, лихорадочно прикидывал пути отступления. Драться против троих, не зная, какие сюрпризы спрятаны в широких рукавах их камзолов, он не был готов. Но и совсем уязвимым себя не чувствовал: его шпага с волнистым, как у фламберга, лезвием была явно тяжелей и длиннее их городских клинков, а суровые уроки Севера готовили и не к таким неприятностям.

Молчание затягивалось. Стоящий слева от вожака парень начал нервничать, поглядывая на лидера, переступать с ноги на ногу и облизывать пересохшие губы.

Будь Альбин налегке, он мог бы попытаться удрать обратно в сад за чугунным частоколом. И даже дальше, к психованным девчонкам с чудовищным оружием. К Данте, у которого если и нет козырей в рукаве, то уж картами он играет точно краплеными. Альбина смущало только это затянувшееся молчание: любой из кровников уже бросился бы на него, пытаясь освежить серый камень пролитой кровью, или предпринял бы хоть какие-то действия.

Троица же стояла, явно обескураженная его поведением. Наконец вожак не выдержал паузы, покосился на правого, хмыкнул, ощутив поддержку, и шагнул вперед:

– Позвольте, сударь, поинтересоваться…

– Кавалер, – холодно перебил его Альбин.

– Ч-что? – парень заморгал в недоумении.

– Вы имеете честь лицезреть перед собой кавалера его императорского величества Альбина нор Амоса. Извольте соблюдать приличия, – твердо произнес Альбин.

– Эхм, – парень снова замолк, сверля юношу взглядом. – Позвольте, ваше благородие, поинтересоваться целью вашего визита в это место, – нашелся вожак.

– Вы, сударь, забыли представиться. Но на этот раз я вас прощаю, – нор Амос прищурился, выискивая на лбу противника, а он ясно решил для себя, что перед ним враги, точку, в которой неплохо бы смотрелось оперение стрелы. – Но на вашу просьбу я вынужден ответить отказом, разрешаю вам удалиться.

– Но позвольте! – парень, явно накручивая себя, взмахнул руками, скосив глаза на приятелей. – Я настаиваю… Вы обязаны ответить: с какой целью вы посещали сей вертеп?

– Убирайтесь! – Альбин, решив про себя, что явной опасности нет, подхватил шляпу и, вздернув сумки с мостовой, закинул на левое плечо.

Решив больше не обострять конфликт, он развернулся и спокойно зашагал прочь, все же прислушиваясь, не скрипнет ли механизм самострела, не заскрежещет ли освобождаемая от ножен сталь. Услышав стук каблуков за спиной, он напрягся, но темпа не сбросил. Он был готов к тому, что вожак вновь попробует заговорить с ним или преградить ему путь. Но видно, тот набрался храбрости и, решив остановить юношу, схватил Альбина за широкий ремень сумки. Альбин споро сбросил лямки с плеча и на повороте резанул приготовленным керамбитом поперек живота противника. Острое лезвие вспороло ткань, кожу, прорезало мышцы живота и зацепилось за перевязь. Нор Амос расслабил кисть, потянул за кольцо на черене, освобождая лезвие и пряча в потайные ножны под курткой. Теперь он схватился за рукоять шпаги, одновременно отступая назад, чтобы оценить открывшуюся ему картину, художником которой он невольно стал.

Вожак, прижав ладони к животу, с ужасом смотрел на расплывающееся по светлой ткани пятно. На взгляд Альбина, это не более чем царапина. Может, чуть поглубже: пару недель, и останется лишь шрам. Но пострадавший явно представлял себе иное, более ужасное и трагическое:

– Ты убил!.. Убил меня! – вожак оторвал взгляд от окровавленных рук, уставившись в нор Амоса побелевшими глазами, и вдруг завизжал: – Ты… убил… Меня… ааа… Тварь! – рухнув на колени, вспомнил про приятелей. – Режьте его…

Те уже торопились, выхватывая своих ублюдков из ножен.

Неспешно Альбин начал обходить стенающего вожака, стараясь, чтобы тот оказался на одной линии со своими спутниками.

Правый верзила, обогнув подраненного приятеля, с ходу сделал широкий выпад, целясь куда-то в сторону. Он, по-видимому, не справился с инерцией, и Альбин, шагнув в сторону, коротко пнул его в лодыжку.

Левый из спутников притормозил возле вожака и в нерешительности замер, наблюдая, как правый с криком заваливается на бок, забыв про свою шпагу и противника. Альбин поспешил воспользоваться промашкой правого и пнул того в голову. Правый дернулся и затих. Альбин, не отрывая взгляда от левого, вытащил из ножен шпагу и покрутил лезвием, давая противнику возможность полюбоваться холодным узором на пламенном клинке, шагнул вперед. И тут левый, бросив приятелей, задал стрекача вверх по улице, даже шпагу не спрятал, а так и держал в руке.

«Как бы не насадил себя», – подумал Альбин, подходя к стонущему вожаку. Несильно пнул его разок, проверяя, нет ли у того решимости для сопротивления. И решил ближе не подходить, а, перевернув тело главаря на спину очередным пинком, приставил острие шпаги к груди:

– Вот теперь поговорим. Кто вы? Что вам нужно от меня? – Альбин кольнул шпагой поверженного противника.

– Ты же убил меня… ты убил меня… – бормотал тот как молитву, не останавливаясь.

– Ох, да успокойся ты. Это всего лишь царапина. Кишки же не лезут… Но я могу это исправить! – нор Амос покрутил рукоятью, бросая блики в глаза поверженному. – Отвечай!

– Эй, паря, а ну-ка, брось железку, – раздался из-за спины хриплый голос.

Скрутив шею, Альбин увидел двух здоровых мужиков с оглоблями в руку толщиной. Ниже по переулку еще несколько человек выбегали из распахнутых ворот. У одного Альбин заметил даже топор, а вот у другого в руках была настоящая гизарма[31]31
  Гизарма – вид алебарды с длинным узким, слегка изогнутым наконечником, имеющим прямое, заостренное на конце ответвление.


[Закрыть].

И это уже было плохо. Еще хуже стало, когда он услыхал топот ног спешащих сверху. Пожалуй, теперь он бы точно сбежал, если бы не звяканье подкованных сапог. Это определенно был патруль стражи, а при каждом патруле был в обязательном порядке как минимум один лучник.

Вложив шпагу в ножны, Альбин оттащил сумки к обочине и уселся прямо на них, прислонившись к прохладной каменной стене. Ждать под напряженными взглядами мужиков, окруживших его, было не-уютно. Внешне расслабленно наблюдая из-под прикрытых век за суетой, развернувшейся вокруг, нор Амос лихорадочно искал выход из положения.

К сожалению, Север не уделял достаточного внимания обучению праву благословенной Империи Арк, пренебрегая им ради постулатов и традиций народа, но и совсем неучем Альбин не был.

Обступившие его мужики держались подчеркнуто отдаленно, не приближаясь больше чем на три метра и не пытаясь заговорить. Хмурые конюхи и садовники, лакеи, и даже низкорослый псарь в высокой шапке и в куртке с рукавами разного цвета, выдающей в нем доезжачего с матерым кобелем на сворке, создавали непроходимый заслон. Но сами юношу не трогали и не подступали. За этой хмурой стеной спорили господа, периодически срываясь на истерические вопли, и в общей какофонии разобрать что-либо было сложно.

Отгрохотали подковки на сапогах стражи. Голоса стали приглушенней и почтительней.

Альбин, видя, что никто не покушается на его шкуру, прикрыл глаза и пытался вслушаться в общий гомон, чтобы вычленить немного полезной информации. Но вдруг голоса совсем смолкли. Послышались твердые шаги и ропот расталкиваемых мужиков.

Альбин открыл глаза и поднялся, удивленно изучая представшего перед ним стражника в чине целого капитан-поручика, или штабс-капитана, если угодно. Он ожидал увидеть скорее корнета или прапорщика, а теперь гадал, везение это или неудача.

Крепкого вояку с коротким мечеломом и мен-гошем на перевязи сопровождали еще четверо. Двое – один с гизармой, второй с арканной петлей и боевым кнутом – стояли рядом, прикрывая спину командира. Еще двое на равном удалении и друг от друга, и от основной группы держали в руках ростовые луки. Окинув взглядом дворянский хвост Альбина, командир скорее кивнул, чем поклонился:

– Штабс-капитан инспекционного корпуса Разбойного приказа Стэн Кодар, к вашим услугам, ваше благородие. Позволено ли мне будет узнать, к кому имею честь обращаться? – спокойный тон капитана понравился Альбину, хотя он понимал, что учтивость командира не более чем дань уставу.

– Кавалер его императорского величества Альбин нор Амос, к вашим услугам, сударь, – кивнул Альбин, возвращая поклон.

– Не могли бы вы вкратце изложить свою версию здесь произошедшего? – капитан махнул рукой вдоль переулка. Альбин усмехнулся и, помогая себе жестами, постарался ответить как можно короче:

– Шел там. Подошли трое, нагрубили. Счел за лучшее покинуть место. Уходил, догнали, напали в спину. Защищался. – Альбин вновь усмехнулся и бросил: – Защитился.

– Да что ты несешь, изверг?! – из толпы выкатился нескладный господин с растрепанной шевелюрой. Взор его яростно горел, а с губ щедро летели брызги слюны. Помогая себе неистовой жестикуляцией и поминутно перемежая речь оскорблениями в адрес нор Амоса, растрепанный начал кричать на капитана, уверяя, что вышеупомянутый юноша не что иное, как душегуб. И надо его задержать и непременно бросить в темницу, пока тот не раскается в своих грехах и не признается в них полностью.

Капитан рассеянно внимал, вытянув вперед правую руку, дабы гражданин не приближался слишком уж близко. Одно дело отдать форму прачке, другое – стирать слюну со своего лица. Дождавшись, пока поток слов ослабеет, капитан скупо бросил: «Разберемся», и, отстранив гражданина, повернулся к Альбину:

– Есть дополнения?

– Безусловно, – Альбин придал своему лицу несколько высокомерное и оскорбленное выражение. – Сейчас в вашем присутствии был оскорблен вассал-секундус вашего императора, примите меры.

Капитан удивленно воззрился на юношу, на лице его мелькнуло странное выражение, не то удовлетворения, не то замешательства. Повернувшись к ошеломленному господину, стражник поинтересовался его дворянским чином, а услышав в ответ об отсутствии оного, обратился к раздавшейся толпе:

– В присутствии жителей Западного округа столицы благословенной Империи Арк Аркаима господин Инкер, уважаемый купец, проживающий на улице Часовой по левую сторону, в доме номер двенадцать, – вещал стражник, – совершил нарушение статута 740 года, в части оскорбления лица – носителя благородной крови, подлежащего особой охране. Данное лицо требует сатисфакции в соответствии с законом. Есть желающие высказаться в защиту господина Инкера? – капитан выдержал паузу и обратился к купцу: – Господин Инкер, вы признаете нарушение вами статута об охране лиц дворянской крови?

– Но как же так?! Он же разбойник! Он же сам напал на моего сына. Это его надо наказывать…

– Господин Инкер не отрицает нарушения и продолжает нарушать в присутствии офицера стражи и его подчиненных. По вопросу происшествия на улице Часовой будет проведено дополнительное дознание. Заявляющий господин Инкер и ответствующий кавалер нор Амос, вы извещаетесь о том, что стоимость расследования с помощью дополнительных материалов, как и оплата специалистов, будет изъята у виновного по результату. К дознанию будет привлечен штатный специалист Разбойного приказа по Западному округу. – Капитан сделал знак стоящему в отдалении лучнику. Тот, мгновенно скинув тетиву, умчался вверх по улице, и что занимательно, отметил Альбин, его-то сапоги не были окованы металлом, и убежал он совершенно бесшумно.

– По второму вопросу: кавалер нор Амос, ваши права были нарушены, и в качестве компенсации господин Инкер обязуется выплатить вам штраф в размере одного золотого толара, двадцати трех серебряных лек[32]32
  Лек – имперская серебряная монета массой в 25,85 г, основная «старшая» валюта.


[Закрыть] и двенадцати бронзовых дени[33]33
  Дени – бронзовая монетка общей массой от 5 до 7 г. Самой мелкой монетой является полудени.


[Закрыть]. Также господин Инкер приговаривается к иссечению кнутом в размере одного удара и обязуется оплатить амортизацию казенного имущества в виде одного боевого кнута, плату и моральную компенсацию лицу, исполняющему приговор: в размере пяти лек – за имущество, и двадцати лек – палачу. Постановление забрать можно завтра в управе, и внести оплату в срок не более двадцати дней, начиная с завтрашнего. Приговор исполняется на месте. Есть ли у сторон вопросы по данному делу?

Альбин качнул головой. Стражник с кнутом, аккуратно повесив на плечо свернутый аркан, взмахнул бичом. Громкий щелчок фола был сразу же заглушен диким воплем, исторгнутым купцом. Раздавшаяся еще немного в стороны толпа глухо зароптала. Купца подхватили и уволокли в ворота ближайшего дома. Но уже минут через десять, как раз к тому моменту, как вернулся взмыленный лучник с сопровождающим его отрядом дознавателей, купец вновь объявился на улице. Был он необычно молчалив и держался очень прямо и скованно.

Не обращая ни на кого внимания, прибывшие живо растолкали толпу, которая уже и так начала редеть. Лакеи и конюхи отправились восвояси, освободив улицу от того места, где Альбин вышел из ворот особняка Данте, до места короткой схватки. Они установили кучу непонятных артефактов на странных треногах, насыпали кое-где разноцветных порошков и, коротко посовещавшись с командиром, приступили к действу.

Вперед вышел молодой маг в мятой куртке. Его хмурое небритое лицо хранило следы постоянного недосыпа. Замерев взглядом, он тихо выдохнул, по лицу пробежали первые струйки пота. По улице словно шла незримая волна. Всколыхнув брусчатку, она прокатилась от ног мага до ворот владений Данте и там, растревожив разноцветную пыль, сгинула.

Рассыпанные помощниками порошки стали медленно подниматься в воздух, формируя собой четыре пока неясные фигуры. Через некоторое время облака пыли уплотнились достаточно, чтобы можно было разгадать образы Альбина и трех юнцов, заступивших ему путь. Вот фигуры задвигались, повторяя недавние события. Призрачный Альбин подхватил шляпу и, вздернув сумки с мостовой, закинул их на левое плечо. Затем развернулся и спокойно зашагал прочь. Фигуры юнцов переглянулись, обменялись оскорбительными для молодого дворянина жестами. Предводитель их, сжав правой рукой эфес городской шпаги, догнал и схватился за широкий ремень, останавливая уходящего, чтобы продолжить конфликт. Посверкивая короткими искорками на солнце, пыльные фигуры завершили действие до момента появления стражи и бессильно рассыпались. Пыль выцвела, потеряв краски, и невесомо улеглась на мостовую.

Маг, отерев лицо и шею поданной ему помощником тряпицей, нетвердо зашагал прочь. Следом за ним заторопились, собирая артефакты и приспособления, и остальные помощники.

Штабс-капитан вновь встал перед толпой, принялся вещать о недопустимости подобных нарушений, о нападении и явном нежелании конфликта молодым дворянином. Исходя из его речи, Альбин был вправе защищать себя и свое имущество, а его попытка избегнуть конфликта поражает своим благоразумием и должна служить примером любому честному гражданину. Предупредив купца, что ему придет счет за услуги на следующий день, капитан учтиво, но непреклонно предложил Альбину проследовать в представительство Разбойного приказа для завершения формальностей. Юноша с благодарностью принял приглашение. Оставив на месте стража с гизармой и одного лучника для наведения порядка, капитан с Альбином и сопровождающими направился вверх по улице.