Текст книги "Мир вечного ливня"

Еще меня позабавило, что о хозяевах тренажера я думаю как о посторонних людях, хотя именно мой мозг создал их из небытия вместе с лесом и тучами. От мысли, что кто-то мог залезть ко мне в голову и сгенерировать этот мир, как картинку на экране, я отказался. Не то чтобы я не мог допустить такого, – если подумал, значит, уже допустил, – но подобное допущение сделало бы меня жертвой, а столь неловкую позицию занимать не хотелось.

Вскоре кончился дождь. Слабел, слабел, а потом прекратился совсем, причем меня это не очень удивило – я ждал чего-нибудь в этом роде. Тучи постепенно истончались, становилось светлее, и в конце концов в разрывах показалось солнце. Хорошо, что мы не видели этого раньше. Рейдеры и плазмоганы, термические мины и «ежи» – все это странно, конечно, но жаркое синее солнце в светло-зеленом небе вообще ни в какие ворота. От удивления у меня челюсть отвисла, но я закрыл рот, чтобы не выглядеть растяпой в случае, если лейтенант обернется.

– Солнце что, только здесь светит? – позволил я себе закономерный вопрос.

– Да, – серьезно ответил американец. – Вокруг базы расположены антиоблачные генераторы. Иначе никакие строения не выдерживают этого проклятого ливня, даже бетонные.

Я и подумать не мог, что у меня во сне так многогранно работает фантазия. Антиоблачные генераторы… Надо же такое придумать! Посмотрев вперед, я получил ответ на вопрос, мучивший меня как в снах, так и после пробуждения, – замкнута ли дорога в кольцо. Нет, замкнута она не была. Она начиналась, а может, кончалась у высоченных ворот огромного бетонного здания. Здание было безликим, иначе трудно сказать. Узенькие окошки, кажущиеся с расстояния едва заметными черточками на светло-коричневой стене. И ворота. Тоже прямо в стене – без всякой ограды. Грязная раздолбанная дорога упиралась прямиком в темные, цвета застарелой ржавчины проклепанные створки. Здание имело форму правильного куба. Монолит, торчащий посреди красной глинистой равнины.

Колеса вездехода загрохотали по пересохшей почве. Грязь кончилась, солнце теперь шпарило так, что пришлось стянуть куртку и бросить ее на сиденье, оставшись в камуфляжной футболке. За нами тянулся в безветрии шлейф рыжей пыли.

– Это база. – Американец показал рукой на исполинский бетонный куб.

– Там кондиционеры хоть есть?

– Да, – ответил лейтенант. – Там комфортно. Внешний вид неказистый, но это техническая оболочка против непогоды и других внешних воздействий.

Он снял каску и бросил себе под ноги, растрепав пальцами примятые волосы. Одеколоном запахло сильнее.

По мере приближения бетонный саркофаг увеличивался в размере, нависал, а под конец затмил половину неба, упершись крышей в сияющую корону голубого солнца. Тень от него была ровной и резкой, как лезвие армейского ножа. Ворота при ближайшем рассмотрении оказались действительно ржавыми, склепанными из толстых стальных листов заклепками величиной с детскую голову. Я все не мог понять, что напоминает мне база, кроме чернобыльского саркофага, но вдруг понял – древнеегипетский храм. Сходство было не столько внешнее, сколько эмоциональное, от совокупности резкого освещения, простирающейся пустыни и колоссальных, подавляющих размеров постройки.

В самом уголке правой створки ворот оказалась крохотная стальная дверца, высотой не более десяти метров и шириной метров шесть. «Хаммер» остановился перед ней, лейтенант выбрался наружу и прикурил погасшую сигару. Водитель достал сигарету из пачки.

– Можно? – я решил стрельнуть у него.

– What? – не понял меня сержант.

У меня вылетело из головы, что он мог не знать русского. Для сна это была столь нехарактерная ситуация, что у меня мурашки пробежали по коже, несмотря на жару. Мне пришлось жестами показать водителю, чего я хочу. Он улыбнулся и протянул пачку «Мальборо». Я взял. Мы вместе прикурили от его зажигалки.

Время от времени я и раньше общался с иностранцами, язык которых не знал. Преодоление языкового барьера, в зависимости от обстоятельств, происходило либо с помощью улыбок и миролюбивых жестов, либо при помощи оружия и неприличных жестов. Сейчас был первый вариант, поэтому мы соревновались, кто шире растянет рот.

Недокурил я сигарету и на треть, как стальная дверь дрогнула и с легким гулом начала открываться. За ней оказалась непроницаемая темнота. Водитель стряхнул пепел и сел за руль, щурясь от дыма. Я вопросительно глянул на лейтенанта.

– Там можно курить?

– Сколько угодно! – ответил тот, усаживаясь следом за мной.

«Хаммер» заурчал мотором и с зажженными фарами въехал внутрь. Высоту потолка определить было невозможно, но, к моему удивлению, в коридоре вездеход едва протискивался, так было узко. Непонятно, зачем городить ворота такого размера, если внутрь ведет нора. В конце концов я списал это несоответствие на особенности собственного воображения. Во сне и не такая бредятина привидится.

Впереди забрезжил электрический свет, и я невольно вытянул шею. Дым от сигареты попал мне в глаз, заставив хорошенько проморгаться. Наконец по пологому пандусу мы въехали в то, что можно назвать гаражом, – огромное помещение, заставленное всевозможной техникой, как нашей, в смысле человеческой, так и чужой. Некоторых штуковин я раньше не видел, наверное, моя сонная фантазия теперь чем попало забивала пространство. Больше всего поразил металлический паук размером с овчарку, с легким плазмоганом на спине. Человеку там уместиться было не легче, чем в рейдере. Чужое железо я впервые видел так близко.

Водитель приткнул «Хаммер» на свободное место, и мы выбрались из машины. Лейтенант что-то по-английски сказал сержанту, тот козырнул и вскоре скрылся среди техники. Я отбросил окурок.

– А нам в другую сторону. – Хеберсон улыбнулся и пригласил меня вслед за собой.

Пройдя через гараж, мы вскоре оказались перед решетчатыми дверями лифта. Они раздвинулись в стороны, мы шагнули внутрь, и лейтенант нажал одну единственную красную кнопку. Лифт дрогнул, поползли вниз бетонные перекрытия. Мы поднялись на шесть или пять уровней, когда американец сказал:

– А теперь я вынужден вас покинуть. Дальше сами.

Лифт остановился, двери поползли в стороны.

– Подождите! Я тут заблужусь!

– Не беспокойтесь. Вас встретят прямо у лифта.

Что-то меня напрягло в его словах и в том, как он их произнес. Нехорошее предчувствие возникло. Как ни странно, меня не успокоило даже то, что это всего лишь сон. Хеберсон махнул на прощание и скрылся за углом, двери стали на место, и лифт снова тронулся. Звуки были гулкими, эхо звонким и до нереальности отчетливым.

Я заметил, что постепенно, уровень за уровнем, становится все темнее. Это не прибавило мне положительных эмоций. Подчиняясь бредовой логике сна, я достал пистолет и перевел его на автоматический огонь. В темноте лучше бить очередью, больше шансов задеть цель хоть одной пулей. Говорят, что были в истории стрелки на звук, но мне их видеть что-то не приходилось. Из дробовика я бы и сам на звук пальнул не задумываясь, чего там – куча картечи. А вот пулей более чем сомнительно.

Наступила полная темнота, механизмы лифта продолжали гудеть, пол подрагивал под ногами. Вдруг громкий щелчок и остановка. Я услышал, как открываются двери. Приглядевшись, заметил, что темнота не полная – далеко впереди мерцает крохотная звездочка света. Но не успел я в нее вглядеться, как мне в глаза ударил тугой луч голубоватого света. Пришлось зажмуриться изо всех сил.

– Выходи, дорогой, – раздался чуть насмешливый голос, усиленный громкоговорителями. – Два шага вперед, не бойся.

Даже с пониманием, что это все сон, мне нелегко было шагнуть вперед. Представлялась бездна с металлическими зазубренными кольями внизу. Навязчиво представлялась.

– Это сон! – громко произнес я, направляясь в сторону источника света.

– Да, сон, сон. Только не кричи так.

Голос показался мне знакомым. Свет между тем начал тускнеть, и вскоре я уже смог поднять веки. Теперь я увидел собеседника, точнее, его силуэт – черную фигуру в кресле на фоне круглого светового пятна. Все, кроме этого пятна, находилось во мраке – ни стен, ни потолков.

– Александр Фролов… – голос сделался еще более насмешливым. – Уверен, что ты не имеешь ни малейшего представления, зачем тебя сюда привезли.

– Даже смутно не догадываюсь, – признался я. – Но это точно сон или вы копаетесь у меня в голове какими-то волнами или лучами?

– Сон. Несколько необычный, как ты можешь заметить, но именно сон. Кстати, с пистолетом поосторожней.

– Если это сон, то я могу спокойно пальнуть себе в голову и проснуться.

– Не совсем так.

– Ой, не надо, – я сунул пистолет в кобуру. – Я здесь уже умирал.

– Не здесь, а на тренажере, – поправил собеседник. – Есть существенная разница.

– Заметил. Тут солнце светит. А там везде дождь.

– Это, конечно, не Солнце.

– Я в общем смысле. А… Погодите, если не Солнце, то что? Другая планета?

– Замечательно! Триумф дедуктивного метода.

«Этот гад надо мной издевается», – зло подумал я.

– Да, другая планета. Нормально? – сказал он.

– Пока да. Вообще-то я заинтригован. И действительно не понимаю, в чем смысл происходящего.

– Все просто. Я хочу нанять тебя на работу.

От неожиданности я замер с отвисшей челюстью. Если собеседник меня видел, это наверняка доставило ему удовольствие.

– Нет уж, спасибо! Я еще во сне не работал! – мне оставалось лишь превратить это в шутку, пряча за смехом растерянность. – Раньше я днем лодырничал, тогда бы и нанимали. А теперь мне днем придется спать, а ночью работать, я уже устроился в хорошее место. Кажется, на полную ставку.

– Ты не понял… – Собеседник щелкнул пальцами, и свет за его спиной начал меркнуть.

Вместе с тем тьма в помещении стала разжижаться, я разглядел черные стены, черное кресло и человека, затянутого в черную кожу. Это был Кирилл.

– О! Все. Я просыпаюсь! – теперь я рассмеялся оттого, что мне действительно стало весело, а не для прикрытия растерянности. – Это бред на почве сегодняшних сумбурных событий. Ты меня один раз уже нанял. Заплатил денег…

– То был аванс, – спокойно ответил Кирилл, поправляя очки на носу.

– Это уж фиг! Я его отработал. Мне, черт побери, губы помадой мазали. Все! Все свободны!

Я хотел проснуться, но не знал, как это сделать. Разве что действительно пальнуть себе в лоб. Но рука не слушалась, не тянулась к пистолету. Нет, меня не заблокировали, просто я допустил на мгновение, что Кирилл не врет. Ни в чем. Даже в том, что здесь все иначе, чем в тренажере. Понять, какой вред может нанести мне попадание пули во сне, я представить не мог, но решил не экспериментировать. И это был самый страшный момент из всех моих снов. Страшнее, чем когда в клочья разорвало Искорку.

– Не спеши, – мой наниматель расплылся в улыбке. – Будильник зазвонит, тогда и закончим разговор. А пока давай без взбрыков. Ты хороший боец, Саша, а у нас тут война. Насколько я знаю, ты сетовал на то, что пришлось уйти со службы. В охранную фирму хотел устроиться. Так?

– Было дело, – сдался я. – Но что тебе от моих заслуг, если мы во сне?

Я подчеркнул обращение на «ты», чего в реальности сегодня позволить себе не мог, хотя мы с Кириллом были ровесниками. Он вновь усмехнулся. Так усмехнулся, что я понял – отсутствие разницы в возрасте между нами не имеет значения. Мне все равно придется называть его на «вы», пока он сам не захочет иначе. С этим было трудно смириться – и вовсе не из-за того, что я ощущал несправедливость в его превосходстве. Как раз напротив. Просто меня в который уж раз ткнули носом в то, что боевой опыт в мирной жизни ничего не значит. И неважно, что это сон! Тот, реальный Кирилл имел надо мной такое же превосходство. Он не ел тушенку в окопе, не сидел под дождем в засаде со снайперкой, не делал ничего из того, чем я гордился, возвратившись к гражданской жизни. Но он оказался, что называется, круче меня. А все дело в том, что у него здесь тоже была война, и он, в отличие от меня, сумел в ней стать победителем. Я получил осколки в живот, а он «Мерседес» и студию для съемок. О чем тут говорить? На войне командира можно назначить, но остается им в поле тот, кто реально умеет побеждать и за кем идут люди. Я, может, и был неплохим офицером, но, пока я там скакал под пулями, Кирилл отвоевал право нанять меня на работу. Какими бы способами он этого ни достиг, я вынужден был признать их честными. Потому что уж где-где, а на войне победителей точно не судят. Но хорошенько все обдумав, я решил-таки называть Кирилла на «ты». По крайней мере во сне.

– Какая разница, во сне мы или нет? – Кирилл перестал усмехаться. – Я хочу нанять тебя на работу за вполне реальные деньги.

– Что значит «за реальные»? – Он все же сумел меня заинтриговать.

– Очень просто. Работать будешь здесь, а деньги получать там. Более чем реальные.

– Там? Не во сне?

– Конечно. Думаешь, ты такой прямо талантливый сценарист, что тебя без рекомендаций взяли на крупную студию, работающую на телевидение? Знаешь, дорогой, сколько людей на твоем месте уже побывало? Примерно столько же, сколько розыгрышей различных лотерей прошло с середины девяностых годов. Поначалу людей просто вышвыривали после съемок. Позже платили долларов тридцать и тоже вышвыривали. А ты сразу отгреб три сотни. За красивые глаза?

– За что же тогда?

– За то, что ты очень хороший снайпер. За то, что ты сейчас не у дел. А мне как раз нужен хороший снайпер, умеющий обращаться с тяжелой крупнокалиберной винтовкой.

– Здесь?

– Да.

– А если я откажусь? Что будет с моими деньгами?

– Не знаю. Сто пятьдесят долларов ты заработал на съемках, так что ими ты распорядишься по собственному усмотрению. А вторая половина, полученная в качестве премии, пойдет коту под хвост. Может быть, их украдут, может, потратишь на какую-нибудь глупость.

– Очень интересно. – Я не знал, как на все это реагировать, верить или нет, принимать всерьез или плюнуть.

– И с работой на студии тоже придется распрощаться, – со вкусом добавил Кирилл. – Ты ведь не сценарист, понимаешь? Ты снайпер. И нужен ты мне именно как снайпер. Сценаристов я из училища пачку найму за копейки. За обещание карьеры. И будут работать.

– А снайперов мало?

– Тех, кто не у дел, действительно мало. Я не могу нанимать тех, кто служит. А кого мог, всех уже нанял. Здесь есть свои трудности с подбором кадров. К тому же тяжелая снайперка, ты же сам знаешь, вещь особая.

– Я остался последним, кого ты можешь нанять?

– Нет, конечно. В реальности идут войны, народ обучают, потом увольняют. И большинство попадает ко мне. Ну, те, конечно, кто того стоит. Пушечное мясо мне не нужно, мне нужны победители.

– Тогда это не ко мне.

– Хреново ты себя ценишь, Саша. Я погонял тебя на тренажере и теперь знаю тебя лучше, чем ты. Не вдаваясь в подробности, ты годишься. Дело лишь за твоим согласием.

– Так, хорошо, – мне надоело упираться впустую. – Давай поговорим об условиях.

– Условия очень простые. Ты воюешь здесь, а деньги получаешь там. Шесть сотен, как договаривались, в качестве сценариста и три тысячи за здешние подвиги в качестве снайпера.

– Долларов? – от неожиданности суммы я несколько опешил.

Это было в десять раз больше, чем я получал за реальную службу.

– Конечно. И это не предел, я тебя уверяю. Хеберсон вон младше тебя по званию, служит при штабе, чуть ли не писарем, а получает пять косарей на руки. С учетом того, что налогом такое жалованье не облагается даже в Америке, он весьма доволен. В России же это еще более приличные деньги. Но есть условие. Вообще-то я с него начал, но ты меня грубо прервал. Хорошо было бы, если бы в следующий раз ты так не поступал. Ладно?

– Субординация?

– Типа того. Так вот, дорогой, жалованье я тебе буду платить независимо от трудности задания, независимо от того, на базе ты будешь торчать несколько снов подряд или надрываться в тяжелых боях. Может, вообще ты мне здесь не будешь нужен и у тебя будут обыкновенные сны, без войны. Деньги ты будешь получать независимо от всего этого – каждый месяц. Но если погибнешь в бою – все. Кормушка захлопнется. Ты не получишь более ничего, и со студии тебя тоже уволят.

– А если не в бою?

– Нет разницы. Если хоть как-то умрешь во сне, я утрачу к тебе всякий интерес. Так что осмотрись поначалу, на амбразуры не кидайся.

– Понятно. Таким образом дается стимул халявщикам? – догадался я.

– И это тоже. Закон вступил в силу с момента встречи с лейтенантом Хеберсоном, поэтому я и не советовал тебе пускать себе пулю в лоб. В общем, мне нужны победители, а не смертники. И имя у тебя подходящее. Искандар.

– Да?

– Так персы называли Александра Македонского. Всю Ойкумену захватил, шельмец.

– Завидуешь? – я позволил себе усмехнуться.

– В общем-то нечему. Он в тридцать три года коньки отбросил. То ли от малярии, то ли от сифака. Да и именем я не вышел. Ладно, дорогой, скоро будильник зазвонит. Нужен твой ответ – да или нет.

– Кто со мной будет в команде?

– Хватит трепаться! – вспылил Кирилл. – Времени остались секунды.

– Ладно, согласен!

– Хорошо. Ты нанят. Звание остается прежним. Но нагрузка будет не только снайперская, здесь деньги зря не платят. В общем, разберешься. Только поосторожнее поначалу.

Наконец затрещал будильник. От его звука, усиленного громкоговорителями, дрогнули бетонные стены.

– Ну у тебя и машинка, – недовольно пробурчал Кирилл. – Мертвого поднимет.

Я вскочил с постели и шарахнул ладонью по кнопке будильника. Он крякнул и заткнулся. Я сел на край дивана и растрепал волосы – старый способ быстро прийти в себя после сна. Можно было еще уши потереть, но это уж для совсем тяжелых случаев. За окном было уже темно.

Натянув брюки, я первым делом сделал запись в тетрадке. Коротко описал происшествие с Андреем, Искоркой и Цуцыком, сделал пометку о тренажере, потом целый абзац посвятил Базе, решив написать это слово с прописной буквы. Подумав, нарисовал здание на отдельном листе. Почему-то мне очень хотелось запечатлеть его на бумаге – бетонный куб с черточками окон и огромными воротами. Подрисовал солнце с короной лучей.

Хотел написать про Кирилла, но призадумался. Закурил, походил по комнате, оставляя серые ленты дыма. Кирилл нанял меня в реальности, нанял сценаристом, а то, что было во сне, было всего лишь сном. Я не осмеливался смешать два мира. А точка смешивания была лишь одна – Кирилл. В общем, у меня решимости не хватило сделать главную запись о моем найме. В сущности, я вел дневник для упорядочивания того мира, больше в качестве памятки о свойствах местности, вооружений и техники противника. К этому Кирилл отношения не имел, так что можно было смело оставить его за кадром. Я докурил и написал, что внутри Базы находится штаб хозяев тренажера. Без подробностей.

Глава третья
Окурок

Выйдя из дому, я привычно поспешил на автобус, но вовремя одернул себя. Нет ничего глупее, чем ждать его после девяти часов, когда час пик миновал и ходят они раз в полчаса. Шиковать на такси я зарекся, так немудрено и за неделю все деньги спустить, а вот прокатиться на маршрутке – самое дело. Надо сказать, что гарантированное сидячее место в «Газели» ничуть не хуже такси, а вот стоит намного меньше – всего десять рублей против пятидесяти. И ходят они вереницей. Забравшись в микроавтобус, я выбрал одинарное сиденье и вольготно на нем устроился, ощущая себя гораздо более значимо, чем обычно. Как-то помимо воли даже плечи расправились. Я достал из кармана десятку и протянул водителю, стараясь всем видом показать, что для меня это вовсе не деньги, что я не первый раз сел в маршрутку, а только и делаю, что езжу на них взад-вперед. Мне не хотелось выглядеть среди присутствующих гражданских ущербно, а ощущал я себя именно так. Трудно сказать почему. Как будто меня не в живот на войне ранило, а в какое-то другое, очень важное для повседневной жизни место. Словно на мне написано было, что я, как дурак, бегал под пулями за чужие интересы, когда другие, более сообразительные, устраивали собственный быт и личную жизнь.

Водитель погасил свет в салоне, погрузив пассажиров в приятную полутьму, и наконец маршрутка тронулась. Поначалу я не обращал внимания на музыку из приемника, работавшего в кабине водителя, но вдруг голос Леонида Федорова из группы «АукцЫон» вывел меня из забытья.

 
Сон. Приснилось мне,
Что я воюю в чужой стране.
Рок, неравный бой…
Я ранен в голову, я герой…
 

У меня озноб пробежал по коже, я отвернулся к окну и закрыл глаза. Свет фар от встречных машин пробивался сквозь веки, создавая убаюкивающий световой ритм.

Выбравшись из микроавтобуса на конечной остановке у метро, я глянул на свои «Командирские» – времени было в обрез. Пришлось поспешить, но, сбежав по лестнице, я не удержался и купил-таки слоеный пирожок, который так соблазнял меня этим утром. Не сам пирожок был мне важен – я перекусил, выходя из дому, – но мне хотелось совершить нечто вроде ритуала, подчеркнуть таким образом переход на новый уровень жизни. Взять то, что раньше я хотел, но не мог себе позволить. Ведь теперь у меня была работа. А может, две? Нет, это бред, конечно. Просто ответ подсознания на утренний стресс. Как еще можно рассматривать этот сон? Не ждать же действительно три тысячи долларов! Шестьсот – отлично. Мне хватит шестисот.

Пока поезд метро, в котором я ехал, проминал собой темноту тоннелей, у меня в голове вертелись разные варианты того, как обустроить быт, исходя из новой зарплаты. На войне про удобства как-то не особенно думаешь, да и шестисот долларов в месяц у меня никогда не было. Это ведь с одной зарплаты можно новый телевизор купить! Или оставить старый, но взять видак.

И тут меня осенило. Можно ведь и машину купить. Старую какую-нибудь «копейку», долларов, может, за четыреста-пятьсот. Тогда и на жизнь целая сотня останется. А потом, через месяц, мне снова дадут шесть сотен и я снова буду в порядке. А машина останется.

Раньше о приобретении автомобиля я и не задумывался. И некогда, и незачем. Но сейчас твердо решил – куплю. Воображение живо нарисовало неплохой «жигуленок», почему-то темно-красного цвета. Пространство, отгороженное от непогод и суетного мира, да еще на колесах в придачу. Я начал было углубляться в дебри фантазии, но вовремя спохватился, вспомнив, что дали мне всего три сотни, а шесть пока только пообещали. Через месяц, если выдержу испытательный срок. Так что с машиной придется повременить.

Настроение, такое приподнятое после поездки в маршрутке, под землей стремительно начало ухудшаться. Когда подъезжали к станции «ВДНХ», я сомневался уже не только в том, что получу обещанное через месяц, но и в том, что сейчас, в одиннадцать ночи, вообще не окажусь перед запертой дверью. Представилось, как будет хохотать над шуткой Кирилла вахтер, когда я начну барабанить кулаком в дверь.

«Не буду ломиться, – твердо решил я. – Дерну дверь слегка. Если заперто, тихонько уйду. Хрен им будет, а не шутка над боевым офицером!»

Когда я вышел со станции, ночное небо роняло мелкие капли дождя. Оранжевый свет фонарей отражался в мокром асфальте и в лужах, шум города напоминал низкое гудение насекомых. Прохожие спешили по делам или домой с работы, не замечая друг друга, словно каждый из них находился в отдельной, удобной ему реальности. У закрытых торговых палаток, поглядывая по сторонам, курили двое милиционеров.

Подняв воротник плаща, я протиснулся через очередь на остановке маршруток и поспешил к киностудии. Некоторые окна в здании были освещены, что давало хоть какую-то надежду на то, что Кирилл мог нанять меня всерьез. Если бы все окна оказались темными, я бы не стал переходить дорогу, чтобы не позориться. Не очень приятно ощущать себя полным лохом, в особенности когда прекрасно осознаешь собственную неприспособленность к изменившимся условиям, но сделать ничего не можешь. Прослужив много лет в войсках, погоняв молодых как следует, я попал на гражданку и сам ощутил себя здесь салагой. А вот бывалым воякой тут был Кирилл – это по всему видно. Избежать издевательств и мелких подколок от людей такого рода, как он, у меня все равно не выйдет, так что лучше уж не обращать на это внимания.

Шагнув к двери, я потянул ручку и с некоторым, прямо скажем, удивлением обнаружил, что она не заперта. Вахтер вопросительно глянул на меня.

– Мне было сказано явиться в двадцать три часа к вам на вахту, – сказал я.

– Фамилия?

– Фролов. Александр Фролов.

Вахтер порылся в журнале, со скрипом водя заскорузлым ногтем по строчкам, и ответил:

– Есть такой. Распишитесь за постоянный пропуск.

Он протянул мне какой-то бланк, и я расписался не глядя, затем еще раз, уже в журнале. В обмен на подпись получил картонную карточку с печатью, но без фотографии.

– Действителен с паспортом или правами, – напоследок сообщил вахтер.

Я предъявил ему паспорт, куда он глянул лишь мельком, после чего поспешил к знакомой лестнице.

Наверху царил полумрак, никаких голосов слышно не было, лишь одинокое эхо моих шагов отскакивало от стен. Но едва я, чуть ли не ощупью, добрался до лестничной площадки, в глаза мне ударил яркий свет пламени бензиновой зажигалки. Я остановился как от удара об стену и невольно зажмурился – глаза успели отвыкнуть от света.

– Ценю пунктуальность, – донесся до меня голос Кирилла.

«Черт! – подумал я, открывая глаза. – В более дурацкую ситуацию давненько не попадал».

– Перекурим? Угощайся! – предложил мой новый начальник, протягивая раскрытую пачку сигарет, каких я до этого никогда не видел.

Я взял одну и прикурил от до сих пор не погасшего огонька. Только после этого Кирилл со звоном закрыл крышечку зажигалки и сунул в карман. Он по-прежнему был в черной кожаной одежде, но мне показалось, что не в той же, что утром.

– Готов к труду, дорогой?

– Вполне, – ответил я.

– Ну и прекрасно. Твоего предшественника я уже рассчитал, так что дела принимать не у кого. Как-нибудь сам разберешься со временем. А сейчас, прямо сегодня, мне нужны светлые мысли. Вроде тех, какие ты выдал сегодня на съемках. Нервничаешь?

– Да.

– Это хорошо. Значит, не дебил. Тогда так… Сегодня я тебе уделю некоторое внимание, познакомлю с народом, покажу, как тут все взаимодействует, а потом сам будешь барахтаться.

Он затянулся сигаретой, распалив уголек, при этом его лицо, высвеченное алым светом, повисло в воздухе призрачной маской – черная кожа одежды делала другие части тела невидимыми во тьме.

– Сегодня же придется поработать в новом качестве. Задание дам позже. И не нервничай так. Не надо показывать остальным, что ты полный профан в нашем деле.

– А то они не знают…

– Знает только Зинаида Исайевна. Остальные могут догадываться, могут строить предположения. Не более. Я не жду от тебя всплесков гениальности, но совершенствоваться заставлю. Или уволю. Это честно, дорогой. Согласен?

– Да.

– Замечательно. Давай докуривай. И пойдем. Хочешь увидеть, как монтируют ту передачу, где ты сегодня снимался?

– Не знаю… – пожал я плечами. – Если это важно для той работы, которой я буду заниматься…

– Только не старайся выглядеть еще большим придурком, чем ты есть на самом деле. И так нормально. Сойдет.

Побросав окурки в урну, мы прошли через студию, в которой я заметил те же лица, что и с утра, только массовка отсутствовала. Увидев меня, Зинаида Исайевна приветливо кивнула, а остальные были заняты и мое появление проигнорировали. Я думал, мы идем в кабинет Кирилла, но он повел меня дальше, по коридору, в который выходили двери с непонятными надписями «АЛМ-1», «АЛМ-2», «АЛМ-3». На последней двери надпись отличалась на одну букву – «АНМ», а цифра отсутствовала.

– Заходи, – Кирилл толкнул эту дверь и пропустил меня вперед.

Большую часть места внутри занимала громоздкая аппаратура, а в оставшемся пространстве без намека на комфорт могли разместиться не более чем четверо. Как раз столько было крутящихся кресел. Два были заняты – на одном сидела женщина лет тридцати пяти, с копной длинных черных волос и очень грубыми на мой взгляд чертами лица, а рядом с ней восседал грузный блондин лет двадцати пяти. Лицо его было широким и добродушным. Я заметил у него на лбу капельки пота, но это немудрено в такой духоте. Не знаю уж, какой там КПД у применяемой здесь аппаратуры, но тепла она излучала в избытке. Пахло перегретым пластиком и пылью, которая всегда оседает на узлах высокого напряжения.

Женщина просто сидела, рассматривая изображение на телевизионном экране внушительного размера, а молодой человек орудовал компьютерной мышью и кнопками на клавиатуре, производя какие-то манипуляции с кадрами утренней массовки. Мельком я заметил на экране и себя – стою, раззявив рот в стоп-кадре, рядом с никому не доставшейся «Ладой».

– Ирочка, – окликнул женщину Кирилл. – А вот и наша звезда. Саша Фролов. Будет работать у нас сценаристом.

– Очень приятно, – улыбнулась мне женщина.

– А это Данила, – начальник представил парня, но тот только невнятно кивнул, не отрываясь от работы. – Садись, дорогой.

Кирилл придвинул мне кресло, а сам уселся в оставшееся, причем развернув его спинкой вперед.

Присмотревшись, я понял, что Данила делает с утренними кадрами. Компьютер, послушный его приказам, вырезал из утренней съемки ненужные куски и склеивал оставшиеся в единое целое. Но, несмотря на проделанную им работу, выглядело все на экране невероятно убого. Мне не раз доводилось видеть розыгрыши лотерей, но ни одна студия, в каких они снимались, не была такой простенькой. Особенно поразил кадр, где жалкие двадцать человек массовки сгрудились в центре экрана, а за их спиной виднелась лишь ровная светло-голубая стена.

«Да, – подумал я разочарованно. – Похоже, что студия не блещет бюджетом. Скорее всего, они только на таких растяпах, как я, и живут».

В который уж раз возникли сомнения в том, что стоит продолжать здесь работу. При таких раскладах с меня возьмут, сколько смогут, а потом вышвырнут, не заплатив денег.

– Ну, вроде подчистил, – сообщил парень, не отрываясь от монитора. – Что на этот раз будем лепить?

– Возьми из папки, где Семины съемки, – подумав, сказала Ирина. – Они, как мне кажется, подойдут по колориту.

– Тогда ракурс был другой, – ответил Данила. – Надо что-нибудь посвежее.

– Тогда возьми летние Витины.

На экране появились гораздо более качественные кадры – более просторная студия, полная самых разных людей, стены, увешанные рекламными щитами. Вот это было похоже на то, что я видел по телевизору!

– Да, хорошо, – кивнула Ирина. – Только щиты замени.

К моему удивлению, от одного нажатия кнопки вся реклама на заднем плане исчезла, точнее, исчезли надписи и фирменные цвета, оставив на стенах лишь безликие коричневые полотнища. На них Данила с легкостью соорудил новые надписи и логотипы, доставая их из папочки на экране, как дети достают из коробки детали конструктора.