Текст книги "Войны ветра"

– Да пожалуйста, – пожал я плечами.

– Понимаешь ли, Егор, мало кто из сотрудников организации тогда отошел от дел. Многие просто уволились из государственного аппарата, реорганизовали организацию, перевели ее с государственного на собственное, внутреннее финансирование. А работа продолжилась.

– Вы бы начали с того, чем занимаетесь, – посоветовал я.

– Одно вытекает из другого. Ты когда-нибудь сталкивался с проявлениями тонкого мира?

– Какого? – Я невольно поднял брови от удивления.

– Тонкого. Невидимого. С духами, призраками и прочим подобным.

– Вы серьезно? – Я обвел взглядом собравшихся.

– Вполне. – Глеб развел руками.

Я задумался. На этот вопрос трудно было ответить утвердительно, но и отрицательно тоже непросто. Случаются иногда труднообъяснимые вещи, слухи тоже ходят, но вот так, чтобы впрямую…

– Сам я ни с чем подобным не сталкивался.

– Смею утверждать, – усмехнулся Глеб, – что тебе это только кажется.

– Мне-то лучше знать… – попробовал возразить я.

– Ладно, сейчас не время для спора, – прервал его Альберт. – А ты тоже, Егор, прекращай выпускать шипы. Сейчас прими на веру то, что многое из необъяснимого, например, даже ухудшение настроения ни с того ни с его, является проявлением тонкого мира.

– Так можно что угодно к чему угодно за уши притянуть.

– Нет. У нас для таких неверующих неофитов имеется масса доказательств. И вскоре кое с чем мы тебя, безусловно, познакомим. А сейчас просто подумай, как ты здесь оказался. Вот в этом холле.

– Ты имеешь в виду пентаграмму? – осторожно спросил я.

– Да. Объяснение произошедшему ты сам не найдешь. Однако, если ты попытаешься выбраться отсюда самостоятельно, то столкнешься с некоторыми трудностями.

– Какого порядка?

– Ну… Как бы тебе лучше объяснить… – В глазах Дворжека запрыгали веселые чертики. – Этот холл, а также все помещения офиса находятся под землей, на глубине двух километров, и отделены от поверхности слоем глухого, непроницаемого грунта. Нет ни лифтов, ни лестниц. Просто земля.

Я опешил. Не знаю уж, какое чувство мной овладело больше – облегчение или страх. Облегчение в связи с тем, что просканировать такое убежище, если Альберт говорит правду, у полиции нет никакой технической возможности. Но даже если просканируют, то немыслимо в сколь-нибудь короткий срок прокопать шахту на такую безумную глубину. Страх же… Да что тут объяснять! Представьте на моем месте себя!

– Мало того, – добавил Глеб. – Наш офис находится не под Сан-Петербургом, а под африканскими джунглями. Почти точно на экваторе. Довольно безопасное место.

Тут у меня уже окончательно челюсть отвисла. Если это правда хотя бы процентов на семьдесят, то мне надо срочно искать таблетки от сумасшествия. Коктейля тут, как ни крути, будет мало.

– А под океаном, для пущей гарантии, вы не могли офис себе оборудовать? – поинтересовался я шутки ради.

– Нет, – с виноватым видом ответил Глеб. – Дно океана заглублено на четыре километра, а у нас и так при постройке убежища возникали трудности инженерного характера. Зато более безопасное место на Земле очень трудно найти.

– А попадаете вы сюда посредством телепортации… – сказал я.

– В какой-то мере, – кивнул Дворжек. – Хотя более правильным будет назвать этот способ перемещения «перезапись информации о локализации объекта на тонком уровне».

– А… – Я начал включаться в игру. – Да, наверное, этот термин действительно больше подходит.

– Несомненно, – ответил Глеб, словно не замечая моей иронии. – Но в тонкости маготехники я посвящу тебя чуть позже, если ты не против.

– В тонкости чего?

– Маготехники. Так мы называем прикладное использование экзофизических принципов. На самом деле ты вплотную подвел меня к ответу на твой вопрос. Чем мы занимаемся? Тремя вещами. Во-первых, изучением тонкого мира, тонких структур, а также взаимосвязей между ними. Во-вторых, созданием прикладных разработок на основе этих исследований. В-третьих, обеспечением безопасности граждан страны на тонком уровне.

– Сильно… – Я понять не мог, как на все это реагировать. – Какое вам дело до граждан, если вы негосударственная организация?

– Я же сказал, мы были когда-то государственной организацией, – напомнил Глеб. – Более того, мы являлись структурой Комитета Государственной Безопасности, его четырнадцатым отделом. И принципы нашей работы, в какой-то мере, унаследованы с тех стародавних времен. Нас тогда упразднили, но это вовсе не означает, что демонам, чертям и вампирам следовало дать волю и позволить им нападать на добропорядочных граждан. Причем за эти услуги, поверь, мы не берем ни копейки, как не берет с тебя денег полицейский, защитив от хулиганов на улице.

– Мило, конечно, с вашей стороны, – вздохнул я. – Но мне трудно всерьез говорить о чертях и демонах. Честно.

– Ты не веришь в чертей? – с нажимом спросил Николай.

Я невольно осекся. Просто по привычке. В принципе, верить в чертей я был обязан по закону. Вера в Бога предполагает и веру в дьявола.

– Ну… – Я почесал переносицу. – Верю, конечно… Но я воспринимал это, как символ зла. Как аллегорию…

– Может, ты и Господа считаешь аллегорией? – сощурился Николай.

– Да идите вы! – не сдержался я. – Какого черта? Нашлись законопослушные граждане! Как раздолбать конвой, так это им не преступление, а на меня за чертей давай бочку катить!

– Успокойтесь… – Альберт устало поднял руки. – Хватит вам, правда. Смех в том, Егор, что существование Бога нами, если говорить всерьез, не доказано. В системе мироздания места ему пока не нашлось. А вот с чертями полный порядок. Я тебе их покажу. И не один раз.

– С рогами и с копытами? – усмехнулся я.

– Это зависит о твоей системы интерпретации. Знаешь, даже если я сейчас из штанов выпрыгну, у меня не получится объяснить тебе все с ходу. На это потребуется некоторое время. Ты хотел услышать ответ на вопрос, чем мы занимаемся? Мы дали его тебе. И нечего задираться. И черти, и демоны, и духи, и колдуны, и маги – всё это настолько же реально, как стакан, который ты держишь в руке. Даже, если быть до конца точным, они чуть более реальны, чем этот стакан. Прими это пока за точку отсчета, а то мы и за неделю ни о чем не договоримся. Тебе придется принять за данное, что наша организация занимается изучением экзофизики и ее прикладным использованием. В первую очередь, для защиты граждан.

– А само понятие экзофизики можно развернуть?

– Можно. Экзофизика – это наука, изучающая природу вещей за пределами привычной реальности, данной нам в ощущениях обычных органов чувств. Для удобства эту часть реальности мы называем тонким миром. В отличие от плотного мира, который привыкли воспринимать твое тело и разум. Так пойдет?

– Ладно, годится…

На самом деле у меня, действительно, не было выбора. Мне или следовало принять всё, как говорят они, или… Или черт знает что! Или, наверное, попросить отправить меня обратно. Но обратно я уже не хотел. Мысль о полной недоступности для российской полиции вызвала во мне новый приступ свободолюбия. Два километра глухого грунта над головой? Самое место для беглого каторжника! И тут меня осенило. Какого черта я пререкаюсь? Какая мне разница, чем эти ребята занимаются? Даже если вся эта контора – просто шайка конченых психов, хотя на психов они мало похожи, то что я теряю? Как ни крути, денег у них куры не клюют. И если я им нужен, они, по всей видимости, способны обеспечить мою свободу. Что же касается возможной опасности их предложений для жизни, то думать об этом винд-труперу, как минимум, глупо. Я и так занимался самой опасной в мире работой. Получалось, что на кого бы мне ни пришлось работать, если это не противоречит моим внутренним принципам, то все это будет лучше каторги. И не опаснее предыдущей службы. А моим внутренним принципам претило только якшаться с арабами. Арабов же тут не было, тут ими даже не пахло. Таким образом, я фактически принял решение о сотрудничестве, еще не представляя, во что ввязываюсь. Но оглашать это решение я не спешил. Следовало, по возможности, вытянуть из них как можно большее количество информации. Даже если информация являлась полным бредом, мне надо было вникнуть в структуру этого бреда. Даже если она была полной ложью, мне все равно необходимо вникнуть в нее.

– Что значит «годится»? – пристально глянул на меня Дворжек.

– Годится определение, – улыбнулся я. – Не буду лукавить – мне все это кажется бредом.

– Ты тут не оригинален, – пробурчал Николай. – Все неофиты…

– Я не договорил! – пришлось его осадить. – Мне это кажется бредом, но я готов сознательно принять правила вашей игры. Мне не хочется возвращаться в кутузку. Это правда. В меня много раз стреляли, и это тоже правда. Бегать под выстрелами было моей работой. Вы знаете это не хуже меня. И в работе этой я преуспел, несмотря на ее опасность. Не думаю, что ваше предложение будет опаснее. Я согласен работать на вас, если это не станет пособничеством варварам.

– Вот это слова винд-трупера. – Лицо Альберта расплылось в широкой улыбке.

– Вы подловили меня не в лучшей ситуации. Но, надо отдать вам должное, выручили. Из корыстных побуждений, у меня на этот счет нет иллюзий. Но все же, с моей точки зрения, вы вытащили мою задницу из пекла. А долг платежом красен.

– Тогда добро пожаловать в Институт Прикладной Экзофизики. – Альберт встал и пожал мне руку. – Можно теперь всех представить по-новому. Я начальник Института.

– Почему не директор? – спросил я.

– Потому что у нас военизированная организация. Глеб – командир Питерской ячейки. Николай – начальник оперативного отдела. Виталий – начальник отдела внутренней безопасности. Кира – начальник отдела научных изысканий и внедрения разработок. Рита – начальник отдела финансирования.

– А меня ты тоже назначишь начальником?

– Нет, Егор. До начальника тебе, если захочешь, придется дослуживаться. Но и рядовым не будешь.

– Рядовым бы я не пошел. Это унизительно для офицера.

– Понимаю, – в глазах Альберта снова запрыгали веселые чертики. – Дело в том, что рядовых у нас попросту нет. Как понятия. Каждый сотрудник Института является боевой единицей самой по себе. И, в связи с усложнением обстановки, нам нужен профессионал, прошедший школу боевых действий. Мы долго не могли найти такого человека. Так что ты ценный сотрудник, Егор, по этому поводу можешь расслабиться.

– А обязанности?

– Все просто, – с улыбкой пояснил Альберт. – Ты будешь находиться в прямом подчинении у Николая. Приказы тебе сможет отдавать только он или я.

– Никогда еще у меня не было так мало начальства, – не удержался я от улыбки. – Если Николая считать генералом, то я, выходит, буду специалистом третьего ранга?

– Именно так. Но у нас не принята система званий, имеющих место в нынешних вооруженных силах. Мы пользуемся той табелью о рангах, какая существовала в России в конце двадцатого – начале двадцать первого века. Такие вот мы ретрограды. Но это традиция. Исходя из этого, твое звание будет майор.

– В переводе с английского «старший»… – оценил я. – Годится. А подчиненные у меня будут?

– Может, тебе еще и служанку назначить? – усмехнулся Николай.

– Понятно. Боевая единица сама по себе. Ладно, заметано.

– Ну и замечательно, – с облегчением выдохнул Альберт. – Пока за все время существования Института ты поставил рекорд по легкости вербовки.

– Вы бы мне еще генеральское звание предложили и удивлялись потом, что я согласился. Из унтер-мастера в специалисты третьего ранга…

– Кстати, – подала голос Рита, – в моей компетенции озвучить сумму твоего денежного довольствия. Она составит восемь тысяч рублей чистыми. Плюс к тому пятьсот рублей за успешное выполнение каждого текущего задания. В случае надобности выполнения особого задания, сумма премиальных оговаривается отдельно.

«Ни фига себе…» – мысленно присвистнул я.

Это было, как минимум, вчетверо больше моих доходов на прежней службе и вдвое больше того, что получали на флоте специалисты третьего ранга.

– Ладно… – как можно безразличнее ответил я. – Договорились.

– Завтра Николай и его подчиненные введут тебя в курс дела, касательно будущих обязанностей, – добавил Альберт. – Но к их выполнению ты приступишь не сразу. Любая переквалификация требует дополнительных тренировок.

– Да пожалуйста. Жалованье-то будет идти?

– Конечно, – улыбнулась Кира.

– Ну и все. Я бы сейчас отдохнул с дороги, если это возможно.

– Конечно… – Лицо Альберта сделалось настолько серьезным, что я невольно напрягся. – Но по традиции окончанием вербовки является предупреждение, которое с некоторых пор я лично делаю каждому новичку. Твой утвердительный ответ является основанием для выдачи тебе текста Присяги. Отрицательный… Ты уходишь.

– Кхе… – У меня запершило в горле. – Валяй.

– Предупреждение следующего характера. – Тон Альберта сделался до крайности официальным: – Согласен ли ты рисковать при выполнении заданий не только бренным телом, но и бессмертной душой?

– Это серьезно? – удивился я.

– Более чем, – хмуро кивнул Глеб.

Как-то было странно мне отвечать на подобный вопрос. Но раз уж я ввязался в эту круговерть…

– Да, согласен.

– Отлично. Вечером Глеб выдаст тебе текст Присяги. А сейчас отдыхай. Рита покажет тебе комнату для жилья, удобства и прочее.

– А в бассейне купаться можно? – решил я изобразить идиота.

– Не в этом, – поморщился Глеб. – У нас тут развитая инфраструктура. Рита, проведи Егора, хватит лентяйничать.

Глава 4
Новый дом

Инфраструктура офиса, или – как его называли хозяева – Базы, была не просто развитой, а представляла собой небольшой городок с коридорами и ответвлениями улиц, с прекрасным спортивным залом, с бассейном, сауной, зимним садом, лабораториями, тиром, с технической зоной и эллингами для самых разных средств передвижения, включая небольшой винд-шип – яхту примерно двадцати тонн нагрузки на поле.

– Сколько вы это рыли? – спросил я у Риты, которая выступила в качестве гида.

– Не так долго, как ты думаешь.

– А грунт куда дели?

Она улыбнулась и ответила:

– Никуда. Он тут и остался.

– В смысле? – напрягся я.

– В самом прямом. Сразу ты в это не врубишься, голова лопнет, но в общих чертах скажу так. Еще в семидесятые годы двадцатого века была разработана технология, по которой любой физический предмет, в том числе и грунт, может быть переведен в другое состояние. Скажем так… Ты привык к тому, что физические объекты состоят из барионов, то есть из тяжелых частиц – нейтронов, протонов, электронов и их составляющих. На самом деле это не совсем так. Просто реальность, данная нам в ощущениях, фиксируется нами именно в барионном состоянии. Но есть и другое – лептонное. Оно тоже фиксируется, но чуть иначе. Оба эти состояния равноправны. Вселенная одновременно находится в обоих – и в барионном, и в лептонном. Еще точнее… Скажем так, и прими это пока как аксиому, избавив меня тем самым от доказательств, которые скоро посыпятся на тебя потоком: барионное и лептонное состояние окружающего пространства – всего лишь два уровня интерпретации реального физического мира, который напрямую воспринимать очень сложно. Сложность восприятия заставляет наше сознание заниматься интерпретацией, как бы построением иллюзии, оперировать которой нам куда проще, чем истиной. В результате то, что мы привыкли чувствовать вокруг себя – одна иллюзия. А то, что мы можем чувствовать при определенных условиях – другой уровень интерпретации. Тоже иллюзия. Информация же одна, понимаешь?

– Не совсем, – признался я.

– Одна, одна, – улыбнулась Рита. – Это, как изображение на экране. Оно имеет и видимый спектр, и невидимый. Видимый мы воспринимаем естественно, а для восприятия, например, электромагнитного излучения, нужен прибор, который переведет нам этот уровень в нечто зримое, например, в отклонение стрелки.

– Так… – Я помотал головой. – А грунт-то где?

Рита глянула на меня с жалостью.

– Н-да… Офицер… Я же сказала, грунт где был, там и остался. Просто в одних местах, там где стены, ты его воспринимаешь, а в других, где что-то вроде полости, не воспринимаешь. Точнее, не обращаешь на него внимания.

– Хорошенькое дельце, не обращать внимания на грунт. Ладно, допустим… И чем вы это… Ну…

– Изменили состояние?

– Да.

– Лептонным конвертером.

– А… – вздохнул я, сообразив, что попусту трачу время. – Понятно.

– Черта с два тебе что-нибудь понятно. Ничего, скоро все сам увидишь.

Она провела меня через сеть коридоров.

– Тут у нас жилой модуль. Квартиры, если простым языком, плюс кухня, столовая, кают-компания. Постепенно разберешься. Вот здесь ты будешь жить. – Она показала мне на одну из дверей в коридоре и выдала пластину ключа. – Обживайся.

– А с одеждой что? Не могу же я и дальше оставаться в аэрокостюме.

– Не волнуйся, мы подготовились. Кое-что из одежды найдешь в комнате. А на свой выбор возьмешь, когда будешь в городе. Мы неслучайно устроили Базу именно тут. Сан-Петербург отсюда на расстоянии одного «хлопа».

– На расстоянии чего? – поморщился я.

– Всё, забей. – Рита рассмеялась и помотала головой. – Иначе мы так до ночи не расстанемся.

Вообще-то, я был бы не против задержаться с ней до ночи, а еще лучше до утра. Девушка была вполне в моем вкусе, только очень уж бодрая, явно ее толком никто не обламывал. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Я помахал Рите рукой и повел ключом перед датчиком замка. Дверь пшикнула и отскочила в сторону, впустив меня в достаточно просторное помещение. Кроме двух комнат там имелся крошечный кухонный блок, чтобы можно было наскоро перекусить или выпить, душевая кабина, санузел, лучевая сушилка и гардероб-кладовка. В общаге я таких удобств, понятное дело, не видывал.

– Хоть девушек сюда приглашай, – усмехнулся я.

Но задержавшуюся в голове мыслишку пришлось прогнать и заняться осмотром подведомственной мне теперь территории. Мебель мне понравилась, особенно кровать, которую одним нажатием кнопки можно было поднять, убрав в стену. В разложенном же состоянии она имела площадь, достаточную для любого мыслимого непотребства. В гардеробе я перебрал несколько вариантов одежды, но в связи с чуть более высокой, чем привычная для меня, температурой воздуха остановился на черной майке и такого же цвета широких коттоновых шортах. К ним вполне подошли модные сандалеты со стержневыми «магнитками» вместо обычных вакуумных застежек. Народ тут не скупился ни в чем, что порадовало.

Медиа-центр в комнате тоже был класса «люкс» – с усилителем такой мощности можно слушать музыку животом, а не ушами. Просмотрев весьма обширную коллекцию кристаллов с и-операми, я уверенно выбрал модный, но еще не виденный мною «Огненный шторм» и повалился на кровать, уставившись в видеопространство между четырьмя генераторными стержнями.

Примерно через час, увлекшись разворачивающимся действом, я с трудом различил сквозь грохот звуковых мембран зуммер дверного звонка. Пришлось снизить громкость и открыть дверь. На пороге стоял Глеб, расслабленный и спокойный, словно у него нет и никогда не было ни малейших проблем. В руках он держал лист тончайшего пластика с прожженным на принтере текстом.

– Развлекаешься? – спросил он и шагнул в комнату, не удосужившись дождаться моего приглашения.

– Другой команды не было, – пожал я плечами.

– Ну и правильно. Некоторые новички нервничают…

– Пока не увидел повода, – парировал я. – К тому же новичок новичку рознь. Тут я, может, и новичок, но вообще…

– Если говорить вообще, как ты выразился, то с улицы мы народ не набираем.

Мне понравилось, что удалось его зацепить. Терпеть не могу, когда люди надувают щеки на ровном месте.

– А чего же они тогда нервничают? – подлил я масла в огонь.

Но Глеб меня раскусил и в дискуссию ввязываться не стал.

– Вот тебе текст Присяги, – сказал он.

– Это перед строем надо читать? – взял я листок.

– Нет. До таких формальностей мы не опускаемся. Все же не в детском интернате в войнушку играем.

– А-а-а… – с пониманием протянул я, вложив в это достаточную долю иронии.

– Просто ознакомься и подпиши. – Он протянул мне световое стило.

Я пробежал глазами текст и усмехнулся. Ничего более забавного видеть мне не приходилось:

«Я, Егор Сморода, вступая в ряды уполномоченных исполнителей Института Прикладной Экзофизики, торжественно клянусь быть честным, дисциплинированным, стойким, беспрекословно выполнять приказы начальства, а также чтить законодательство России, если это не противоречит выполнению текущего задания. Я клянусь, не щадя крови, жизни и бессмертия собственной души, защищать граждан России, быть верным товарищам по службе, отстаивать свою честь и достоинство. Если же я нарушу данную мной Присягу, да постигнет меня суровая кара Института, праведное презрение товарищей и укор собственной совести».

Я почесал переносицу и выжег световым стилом на листе свою подпись.

– Прекрасно. – Глеб взял у меня текст. – Через полчаса ужин. Столовая по коридору направо. Там есть указатели на стенах.

– Хорошо.

Я закрыл за ним дверь и задумался. Но, в принципе, жаловаться на развитие событий повода не было. Все сложилось даже лучше, чем могло. По крайней мере, на ужин подадут не баланду для каторжников.

Я выключил медиа-центр и выбрался в коридор. Вскоре, как и обещал Глеб, нашлись указатели, а по выданному ими направлению – и вход в столовую. Там уже собралось человек двадцать, за столиками сидели по четверо, причем генералитет во главе со Щеглом чуть поодаль от остальных. Меня поразило, что женщин, причем молодых, на ужин собралось немногим меньше, чем мужчин.

«Если хотя бы половина из них живет на Базе, – подумал я, – то это место службы точно имеет серьезное преимущество перед предыдущим».

Николай, увидев меня, махнул, мол, подойди.

– Твое место В-14, вон за тем столиком, – показал он мне.

– Намек на то, что я не в генералитете?

– И это тоже. А то после вербовки некоторые начинают чувствовать себя на очень короткой ноге с начальством.

– Мне это не грозит. Я военный. Хоть и бывший.

– И все же тебе придется войти в ритм обычных для Института порядков. Здесь у нас не винд-флот. Извини.

– Да ладно, это уж я точно переживу.

– Заодно пообщаешься с ребятами за столом.

– Это необходимо? – на всякий случай уточнил я.

– Да. С тобой будут сидеть те, с кем придется работать плечом к плечу. То есть те, кого мы отобрали для выполнения того же задания, что и тебя.

– Понятно.

Я покосился на столик, – за ним пока никого не было, – вразвалочку добрался до своего места, уселся и, не мешкая, принялся за закуски. Само наличие салатов и бутербродов с рыбой говорило о том, что голодать тут не придется. Стоял бы еще графинчик с чем-нибудь крепче предложенного морса, можно было бы и вовсе расслабиться.

Через несколько минут ко мне за столик подсел парень лет двадцати, моего роста, но куда более щуплый, с почти детским лицом. Пух на его верхней губе еще не изведал эпиляционного крема, темные волосы волнами спадали почти до плеч, а в прищуре темно-карих, почти черных глаз проглядывало то романтическое выражение, которое выдает стремление к совершению яркого подвига. Все равно, какого, все равно, под чьим флагом, лишь бы только ветер в лицо и поверженные враги штабелями. У меня когда-то тоже было такое, иначе я не попал бы в винд-флот.

– Привет, – негромко поздоровался парень. – Ты Егор Сморода?

Глаза у него были чуть раскосые, что выдавало наличие азиатской крови – не то корейской, не то японской, а может, и монгольской, черт его разберет.

– Типа того, – кивнул я, дожевывая салат.

– А я Виктор Адеев. Для меня большая честь…

– Аппетит только не надо мне портить, – скривился я. – Что для тебя честь? Увидеть живого винд-трупера? Но я не обезьяна в зоопарке. Доступно?

– Извини.

– Ладно, расслабься. Виктор… Победитель, значит?

– Пока нет.

– Ясно. Больше вопросов у меня пока не имеется. Кушай салатик, в нем витамины.

Он опустил взгляд и налег на закуски. Похоже, я немного подпортил свой имидж в его глазах, но это, как ни крути, пойдет только на пользу. Терпеть не могу, когда такие ребята мне в рот заглядывают. Хотя… А что им еще делать?

Следующей к нам присоединилась девушка. Была она чуть постарше Вити, да и поопытнее, насколько я понял. Хотя с женщинами такое нередко бывает, даже когда дурочками прикидываются – все равно жизненный опыт оставляет у них больше нужных рефлексов, чем у мужчин. Им труднее выживать в нашем мужском мире, вот они и цепляются за него крепче. Причем эта, мне показалось, цену себе знала. Красавицей ее трудно было назвать, но симпатичная, фигурка вполне себе – прятать нечего. Причем на демонстрацию чисто женских завлекушек она силы не тратила – густые каштановые волосы подстригла накоротко, почти по-солдатски, оделась в майку «хаки» и в черные штаны со множеством карманов, ремешков и застежек. Краем глаза я отследил еще изящные спортивные сандалии, как некий штрих психотипа. Забавно. На каждом из ее тонких пальцев блестело серебряное кольцо, даже большие пальцы были опоясаны витыми металлическими обручами.

– Анка, – коротко представилась она.

– Привет, – не поднимая глаз, ответил Витя.

«Девственник», – зафиксировал я для себя.

– Егор, – я широко улыбнулся и протянул руку. Она ответила пожатием с напускным безразличием, но ладонь у нее стала влажной. Уверен, что не только ладонь.

Ну, прямо детский интернат на выезде, честное слово. Похоже, тут должность уполномоченного исполнителя приравнивалась к общепринятой должности воспитателя или няньки. Хорошенькая команда, сказать нечего. Самое то – в войнушку на заливе играть с деревянными плазмоганами.

А вот мужчина, который подсел к нам последним, меня поразил. Это был именно мужчина, лет сорока на вид, худой, жилистый, стриженный так коротко, что мог бы и сбрить все с таким же успехом. Движения его были точны и спокойны, а во взгляде сквозила уверенность, которую обычно порождает безразличие к последствиям собственных действий.

– Дан, – представился он, молча придвинул тарелку с салатом и начал есть.

Я сглотнул. Этот тип не был похож ни на кого, с кем мне приходилось иметь дело. Я, честно говоря, растерялся. Какие условия могли породить столь сбалансированную натуру? Военный? Не похож. Нулевая агрессия. Ученый? Слишком хорошая физическая форма. Спортсмен? Слишком спокоен, у спортсменов такого уровня обычно перманентное эндорфинно-адреналиновое отравление. Загадка. Пожалуй, не считая транспортной пентаграммы, это было самое удивительное, что я увидел на Базе.

– Егор, – представился я, чуть запнувшись.

Дан дожевал, промокнул рот салфеткой, поднял на меня взгляд светло-серых глаз и молча кивнул.

Полненький парнишка в белых штанах и футболке, выполнявший тут обязанности официанта, прикатил на тележке горячее. Отварной картофель со свининой в подливе, с грибами и овощами. Недурно. Я на это дело налег, отодвинув мысли на второй план.

На десерт было подано мороженое с мармеладом.

– Сегодня какой-то праздник? – спросил я, обращаясь к Дану.

– Нет, – ровным голосом ответил тот. – Если ты о рационе питания, то он здесь всегда такой. С учетом высоких физических нагрузок в среде уполномоченных исполнителей. Это оправдано.

– Понятно, – ответил я.

После мороженого подали по бокалу красного вина и две большие кисти столового винограда на всех. Я давно так не заправлялся, так что начал слегка соловеть.

– А вы давно в Институте? – спросил я Дана, осененный догадкой.

– Двенадцать лет, – оправдал он ее. – И лучше на «ты».

Я представил, какие условия нужны для превращения Виктора в Дана за двенадцать лет, и моментально составил себе приблизительную картину того, что меня ждет на новой службе. Похоже, все могло оказаться куда серьезнее, чем я ожидал. А преобладание в столовой необстрелянных юнцов явно говорило о серьезности обстрелов – если они тут такие, что до возраста Дана доживали единицы, то картинка вполне логичная.

После ужина ко мне подошел Николай.

– Егор, есть дело, – сказал он. – Если ты закончил, пойдем.

Я промокнул губы салфеткой и потопал за ним, махнув на прощанье ребятам. Выбравшись из столовой, мы с Николаем направились по коридору.

– Надо перепрограммировать твой подкожный чип, – пояснил он.

– Ни фига себе, – присвистнул я. – У вас есть соответствующее оборудование?

– А Щегол не говорил тебе о наших финансовых возможностях? Неужели сомневаешься в его словах?

– После такого ужина, пожалуй, нет.

Николай усмехнулся. Вскоре мы добрались до медицинского блока, отгороженного от коридора прозрачным тамбуром. На раздвижных дверях были нанесены два красных креста со змеями, обвивающими жезлы. Нас встретила очень симпатичная женщина лет тридцати в светло-зеленом медицинском комбинезоне.

– Ирочка, наш главный врач, – представил ее Николай. – Бывший, кстати, армейский медик-мастер.

– Очень приятно, – кивнул я, стараясь вложить в эту фразу чуть больше, чем просто вежливость.

Ирина задержала на мне взгляд темных глаз, и сердце у меня забилось быстрее положенного.

– Пойдем, Егор. – Она жестом указала вглубь блока, состоящего из куда большего, чем мне думалось, количества помещений.

– Я вас оставлю, – кивнул Николай.

– Не имею возражений, – пожал я плечами, скользнув взглядом по упругим ягодицам медик-мастера.

Мой новый начальник фыркнул, выставил руку, чтобы сработал датчик открывания дверей, и скрылся в коридоре.

– Кроме перепрограммирования чипа я проведу серию тестов, – сообщила Ирина. – Понятно, что ты в хорошей физической форме, но на каждого уполномоченного исполнителя должна быть составлена полная медицинская карта.

– Да пожалуйста.

Мы направились вглубь блока, чуть сбавляя шаг перед очередными герметичными дверями, чтобы они успевали открываться. Я косился по сторонам, фиксируя более или менее знакомое оборудование в каждом из помещений. Тут была великолепная роботизированная операционная, в которой, как мне показалось, можно без опаски делать пересадку сердца, к примеру. Над пятью операционными столами свесились кронштейны с осветительными прожекторами и сверкающие гофрированные щупальца хирургических роботов, в каждом из которых был закреплен режущий инструмент. По стенам располагалось оборудование для анестезии, жизнеобеспечения, регенерации тканей и интенсивной терапии.

«При таком подходе к лечению, – подумал я, – плазму в живот получить не так уж страшно. Тут и новый кишечник, пожалуй, можно запросто вырастить».

Потом мы попали в реанимационный блок, затем в терапевтическую палату на пару десятков мест, затем в травмотологический модуль, затем, видимо, в инфекционный, разбитый на одноместные герметичные боксы. Чуть дальше располагался приличного размера бассейн с затопленной в нем сурдокамерой.

– Это для психологических тренировок, – сказала Ирина, отследив направление моего взгляда.