Текст книги "Бентли для королевы"

Глава 5
Ученье – свет, а неученье – тьма. Ученье – это деньги в перспективе

Вечером второго дня пребывания в новой жизни Натали медленно ходила по дому в теплом бирюзовом халате. Она трогала мебель, антикварные вещи, тяжелые двери с непривычно изящными ручками, обои, светильники. Ей нравилось все, но больше всего поражал огонь в камине.

Она придвинула кресло к нему и протянула руки к живому теплу.

В гостиную вошел Сергей, в правой руке держал странную штуковину в виде полуведра, в которой лежали длинные дрова, в левой – корзину с сорванными в саду яблоками. Он ей весело подмигнул.

– Привыкаешь, хозяйка? Хочешь яблочка?

– Да какая я хозяйка, – смутилась Натали. – Это все принадлежит Эстер. А я так, гостья.

– Да ладно. – Сергей поставил на журнальный стол корзину и, отодвинув экран перед камином, стал докладывать дрова. – К хорошему привыкают быстро. Эстер передала письмо, что ты теперь во всех ее правах. А чего ты на кухню не идешь? Надюха там напекла моих любимых пирогов с капустой.

– Ой, – Наташа тут же вскочила. – Я очень, очень хочу есть, а сказать неудобно. Пойдемте? – Она просяще посмотрела на Сергея, и тот рассмеялся.

– Я уже Надюхиных пирогов наелся. А если я еще раз на кухне появлюсь, она не так поймет и будет полночи ломиться ко мне во флигель. Я, Наташа, пока здесь, у вас поживу. Через месяц уеду, свои дела. А пока я… – Сергей посерьезнел. – Отсиживаюсь. Ладно, иди поешь, а то худющая, как швабра.

Из кухни шел сногсшибательный запах пирогов. Наташа прибавила шагу и вошла в просторное помещение, оборудованное в лучших прибалтийских традициях: медные и чугунные сковородки, развешанные по стенам, ножи в прорезях деревянной подставки, широкий обеденный стол с шестью стульями, разделочный стол между плитой и каменной раковиной, газовая плита и трехдверный холодильник.

На столешнице разделочного стола стоял противень с пирогом, украшенным решеткой из перекрученных жгутов теста. Свежевыпеченный пирог благоухал классикой – капустой с яйцами и обжаренным лучком. Надя разрезала его на ровные порции.

– Я очень хочу есть, – потупясь, произнесла Наташа.

– И это правильно. – Переложив кусок выпечки на тарелку, Надя поставила ее на стол и рядом положила вилку с ножом. – Садись. Пирог лучше всего есть, пока он горячий.

Сполоснув руки, Наташа села за стол.

– А кто этот Сергей? Шофер? – Взяв рукой весь кусок пирога, Натали поднесла его ко рту, вдыхая горячий сытный запах.

– Положи обратно, – строго сказала Надя.

Наташа тут же плюхнула выпечку обратно и, пошевелив ставшими масляными пальцами, с трудом остановила себя, чтобы не вытереть их о халат.

– Салфетка, – намекнула домоправительница. Проследив за действиями девушки, она продолжила: – У тебя справа от тарелки нож, а слева вилка. Воспользуйся ими.

Послушно отрезав кусок, Натали начала есть.

– А кто?.. – начала она повторять свой вопрос, но Надя опять ее перебила:

– Не разговаривай с набитым ртом.

Отложив на тарелку свою порцию, Надя накрыла пирог белым полотенцем и села напротив Наташи.

– Сергей не шофер. Он вел дела вместе с Анастасом, любовником Эстер. Помогал. После несчастного случая с Анастасом, когда тот умер… – Съев первый кусочек, Надя вдумчиво его прожевала. – Нормально получилось… После несчастного случая Сергею пришлось оплатить некоторые неустойки из своего кармана, и он продал квартиру. Пока живет у нас. То есть у тебя.

– У Эстер, – добавила Надя.

– А Эстер он любит. Давно. Сергей красивый мужчина, правда?

Посмотрев на Надю с недоумением, Натали пожала плечами.

– Я не знаю. Не люблю мужчин.

– Понятно. Мне Эстер что-то такое страшное писала. – Глянув на побледневшую Натали, она смутилась. – Не будем про это. У нас насыщенная учебная программа. Когда начнем? С понедельника?

– А какой сегодня день недели? – Подобрав с тарелки вилкой остатки пирога, Натали, улыбаясь, посмотрела на Надю.

– Четверг.

– Тогда начнем завтра.

Преподаватель английского – шестидесятилетний Сарий Наумович – был доволен новой ученицей. Девушка схватывала на лету учебный материал, закрепляя его самостоятельной работой.

У Сария была особенная методика – спиральная: сначала слово, потом два, потом предложение, а дальше целый рассказ. Часто использовались параллельные тексты одного рассказа на английском и русском языках. Сравнивая их, ученик легче запоминал не только слова, но и правильно построенные фразы.

Натали и Надя начали вечерами смотреть фильмы на английском языке, причем им не надоедало частенько их пересматривать. Диалоги из фильмов обе знали наизусть и часто, готовя обед или пропалывая цветочные клумбы, перекидывались английскими фразами, повторяя целые сцены.

Сергей, все реже приезжавший в дом-замок, смеялся, глядя на них.

Однажды он привез им помощницу по хозяйству, девушку со странным лицом – Марию. Она была в просторном пышном синем платье и войлочных полусапожках, прозванных «прощай молодость». Девушка топталась, восхищенно оглядываясь.

– Что это с ней? – обеспокоенно спросила Надя при первой встрече. – Она не опасна?

– Да что ты, Надюха. Она же даун, а они, дети солнца, абсолютно безобидны. У них есть ген истерики, но нет гена агрессии. – Сергей поцеловал Надежду в щеку. – Не волнуйся, домоправительница, она будет верной и молчаливой.

Надежда ни в чем не могла отказать Сергею и, пожав Машину вялую, полную ладонь, произнесла:

– Привет. Проходи, я тебе покажу твою комнату.

– Мою? – Девушка смотрела на Надю наивными, чуть раскосыми глазами. – Я буду одна в комнате?

– Да. – Надя повернулась к Сергею. – А в магазин она сможет ходить?

– Конечно. Она даун, а не идиотка. Маша, возьми пакеты с продуктами из багажника, пойдем в дом.

За их разговором Наталья наблюдала, сидя в клумбе среди высоких цветов. При виде Маши сердце ее сжалось от жалости к рожденному ею мальчику.

Глава 6
Воспоминание третье

Весной, в теплый апрельский день, прошли спонтанные роды: воды отошли, когда дома никого не было. Родила Наташа на кухне, на полу, сама. Пуповину перерезала кухонным ножом – вычитала в энциклопедии, что надо сделать при родах, когда рядом нет врача. Посмотрев на синюшного, скользкого новорожденного мальчика, она передернулась от отвращения.

Наташа хотела девочку и мечтала, какой хорошей будет ей мамой: будет ее купать, причесывать, завязывать бантики, сама станет шить дочке платья… И любить… Любить так, как никто никогда не любил ее саму…

Вечером зашла тетя Полина со своей близкой знакомой – главным врачом Дома ребенка, женщиной необъятных размеров.

– Слышу, кто-то попискивает. – Полина деловито прошла на кухню. – Поняла, что у тебя прибавление. Вот, привела Зинаиду Валентиновну. Она поможет. Неси своего грудничка.

– Да, сейчас. – Быстро сбегав в свой чулан, Наташа принесла сверток. В стареньком одеяле мирно спал крохотный ребенок со странным личиком. – Вот, посмотрите.

– Тэ-экс… Оформляй отказ, – нахмурилась Зинаида Валентиновна. – Мальчик болен – синдром Дауна. У него лишняя хромосома…

– Чего лишнее? – Наташе не хотелось признавать, что она родила неполноценного ребенка. – Я пальчики пересчитала и на руках, и на ногах.

– Посмотри, у него узкие, миндалевидные глаза и увеличенная голова. Это первые признаки. – Директриса начала сердиться. – Ох уж эти мне молодые мамаши. У меня знаешь какой опыт! Насмотрелась. Дети эти умственно недоразвиты, отстают во всем… Значит, так, завтра утром поедешь со мной в Дом ребенка. Я помогу тебе оформить бумаги.

– Действительно, Наташенька, как ты одна ребенка поднимешь? – Тетя Полина забрала у девушки мальчика. – Был бы здоровенький – другое дело, можно и потерпеть, а с этим… Тебе всего семнадцать, а ни работы, ни образования. Только справка о том, что ты… больна. Братья – звери, отец не лучше. Пойдем ко мне, чайку с водочкой попьем.

– А кто отец ребенка? – поинтересовалась Зинаида Валентиновна. – Его можно привлечь за изнасилование малолетней гражданки.

– Она не скажет, я десять раз спрашивала. – Полина подталкивала Зинаиду к двери. – А ребенка мы здесь оставим, он тихий. Ты, девонька, не привыкай к нему. Ни к чему это.

На следующий день мальчика без имени и отчества забрали в Дом ребенка.

Оправилась молодая мама после родов быстро. Молоко в груди перегорело само, а через неделю отец снова вспомнил дорогу в ее комнату-чулан.

Ни он, ни братья не спросили, куда делся ребенок.

Терпение после родов у Наташи закончилось. Она подралась с отцом и попыталась закрыть дверь комнатки, за что была жестоко избита.

Братья посмеивались.

– Радуйся, что только отца ублажаешь, – похотливо ржал Эдик. – Вот поссорюсь со своей Иркой и тоже буду к тебе ночью ходить или днем, чтобы из-под отца не брать.

От перспективы быть изнасилованной еще и братьями Наташа впала в ступор до середины ночи. Вторую половину думала – куда ей убежать. Паспорт она получила в шестнадцать, немного денег у нее было – скопила то, что платили за пошив и переделку одежды.

И вдруг, когда она стояла посреди коридора, между дверями в комнату отца и комнату братьев, у девушки появилась четкая мысль: «А почему я должна сбегать от этих уродов? И вообще, зачем им жить, недочеловекам? Я их всех убью, и Бог меня простит за очищение земли от грешников. Меня посадят, но лучше в тюрьме, чем здесь».

Заработанные деньги Наташа потратила на канистру бензина – хватило на пятнадцать литров. Саму канистру нашла во дворе у гаражей. Спрятала опасную покупку в сарае, где жильцы хранили картошку и бочки с соленой капустой и огурцами.

После алкогольных возлияний прапорщик и его сыновья всегда спали очень крепко. В субботу, когда все три изверга храпели дома, источая жуткий перегар, Наташа решила осуществить задуманное. Она еле дотащила из сарая в квартиру канистру, полила бензином пол в комнатах и коридоре и чиркнула спичкой…

Ни отец, ни братья не проснулись. Целую минуту Наташа не могла сдвинуться с места, наблюдая за поднимающимся по стенам и расстилающимся по полу пламенем, чувствуя, как очищается ее душа… Лишь когда огонь лизнул ей ногу, она выбежала на лестницу и заперла дверь на замок.

Быстро спустившись, она поставила канистру под лестницей первого этажа, снова поднялась и начала стучать в соседские двери и кричать:

– Пожар! Пожар! Спасайтесь, люди добрые!

Наташа вопила во весь голос, спускаясь по лестнице, чтобы никто, кроме ее мучителей, не пострадал.

Сонные соседи в пижамах, халатах, а то и просто в трусах и майках повыскакивали из своих квартир. Тетя Поля прихватила сумку с документами и маленького внука, оставленного родителями на выходные, ее муж – бутылку водки.

Наташа радостно прыгала по лестнице. Девушку схватил в охапку сосед Вовка, выволок во двор.

– Совсем ополоумела, стой вон под той березкой и не вопи!

Сбегавшие вниз люди кричали, дети плакали. Началась паника…

Пожар локализовался в квартире и никуда не перекинулся, все-таки последний этаж.

Когда его наконец потушили, из квартиры прапорщика вынесли три обгоревших трупа. Все успокаивали Наташу, правда, вяло, никто жестоких мужиков в подъезде не любил и не уважал.

Проводив взглядом две машины «Скорой», Наташа подняла руки и, прыгая, радостно кричала:

– Это я подожгла! Я! Убила этих монстров, так им и надо! Посадите меня в тюрьму!

Тетя Полина закрыла ее своим мощным телом, а двум милиционерам, топтавшимся у подъезда и мешавшим пожарным, безостановочно твердила:

– Не обращайте на нее внимания, она не понимает, что говорит. Девочка умственно отсталая. Она даже в школу не ходит.

Вышедший из подъезда пожарный эксперт нес канистру.

– Чье? – спросил он, оглядывая толпу соседей.

– Мое! – радостно призналась Наташа. – А бензин я купила на заправке у продовольственного магазина. Меня там парень запомнил… забыла, как его зовут. Я ему сказала, что бензин мне нужен квартиру поджечь. Он очень смеялся.

– А ты, теть Поля, говоришь – не виновата. – Милиционер помладше, старший лейтенант, надел на запястья Наташи наручники.

Глава 7
Школа рабочей молодежи

С октября, на месяц позже других, Наташа пошла учиться в вечернюю школу, то есть в Школу рабочей молодежи: ей нужен был аттестат для поступления в институт.

Учиться в вечерней школе могли только работающие люди. Посоветовавшись с Сергеем, Надя сходила в порт к знакомым Эстер и оформила Наталью Петровну Сташенко на должность учетчицы причала торгового морского порта. В рыбном морском порту работать было выгоднее, но Наташе не нужны были деньги – ее манила иная перспектива. К тому же запах в рыбном порту сбивал с ног метров за сто до моря. Вряд ли начинающая содержанка Натали может рассчитывать на успех у мужчин, если станет пахнуть как русалка.

Две пожилые женщины, получавшие в подарок то, что разгружалось из контейнеров, – сахар, куклы, сыр, автомобильные шины или ткани, сначала смотрели на Надежду с тихой ненавистью, но ничего сделать не могли. По штатному расписанию было три ставки учетчиц, значит, работниц должно было быть не меньше. Учетчицы сами искали женщину, которая закрывала бы глаза на то, что они ежедневно получали взятки, а тут им навязывали неизвестного человека.

Узнав, что новая сотрудница, племянница Надежды, будет только числиться, но не приходить и не мешаться под ногами, они вышли к «Бентли», который Надежда научилась водить сама, и завалили заднее сиденье пакетами с продуктами и вещами.

– У нас все есть! – пыталась сопротивляться Надя.

– Да кто б сомневался, если на такой машине рассекаете, – веселилась учетчица помоложе. – Но мы в благодарность… Понимаете?

– А куда приносить копеечную зарплату твоей племяшки? – решила уточнить старшая учетчица.

– Дорогие девушки, – Надя следила, как ловко упитанные женщины укладывали свои «подношения» на кожаные сиденья, – я все понимаю. Зарплату будет забирать ваш начальник, так что не стоит суетиться.

– Еще лучше. – Старшая учетчица захлопнула дверцу автомобиля. – Я себе тоже могу такую игрушку позволить. Но боюсь, ОБХСС за жабры возьмет.

В школу Наташа ходила с большим удовольствием. За те два с половиной года, что она не училась, у нее развился комплекс неполноценности. Сейчас она с утра занималась дома, а вечером грызла гранит науки в школе. Она действительно сидела на всех уроках. Если в расписании стоял английский, Натали шла на любой другой урок и повторно слушала либо физику, либо литературу, либо еще что-то, по настроению.

От английского ее освободил Сарий Наумович. Его бывшая ученица теперь работала учительницей в Рабшколе и под честное слово и сто рублей с радостью согласилась автоматом ставить школьнице Сташенко в журнал пятерки.

Школьной одеждой для Натали Надежда занималась сама.

– Черный верх, черный низ, без косметики. Курточку я тебе уже купила.

Даже не избалованная вниманием и хорошей одеждой Наташа изумилась фасончику той жути советского производства, что предъявила ей Надежда: серый клеенчатый материальчик, на подкладке ватин, спереди ржавые заклепки.

– Теть Надя, а ничего страшнее не было? – решила пошутить девушка.

– Не было, – серьезно ответила Надя. – Я бы взяла. Тебе с твоей внешностью и биографией заявляться красавицей и богатой ученицей нельзя. Со свету сживут. И ни с кем не дружи. Нет в твоей Рабшколе у тебя ни друзей, ни подруг. Поверь мне.

Собственно, никто Наталье в друзья и не набивался. После первой недели учебы, когда она отсидела все уроки, к ней подошла одноклассница в модных джинсах и дефицитной болоньевой куртке финского производства и поинтересовалась:

– Ты чего, дура, что ли?

– Да. – Наташа честно смотрела в глаза девушки, старше ее лет на пять. – У меня и справка есть.

После двух-трех разговоров в подобном тоне от «дурочки» отстали.

В зимние каникулы Наташа одна поехала в Гусев, в Дом ребенка, забирать своего больного малыша.

– Ты не стесняйся, плати, – наставляла ее Надя. – И обязательно звони, как только заберешь дитятку – я сразу начну обустраивать детскую комнату. А до звонка не буду, плохая примета.

В скромно обставленном кабинете сидела толстенная Зинаида Валентиновна в накрахмаленном белом халате и медицинской шапочке на седых волосах. Зашедшую к ней молодую женщину встретила неприязненно:

– Вижу-вижу. Никаких справок не даем. Раньше надо было думать.

Еще год назад Натали испугалась бы и тихонько исчезла из кабинета. Теперь она уверенно подошла к столу, села на стул для посетителей и расстегнула роскошную шубу из чернобурки.

– Это я, Зинаида Валентиновна, Наташа Сташенко. Хочу забрать своего сына. Помните, с диагнозом даун?

– Тэ-экс. – Оглядев с ног до головы девушку, главврач наконец-то улыбнулась. – Н-да, время меняет людей. Откуда деньги?

– Меня удочерили, – уверенно соврала Наташа. – Как быстро я смогу забрать мальчика? Я заплачу.

Поправив бумаги, лежащие на столе, Зинаида посуровела.

– Дело серьезное. Я не могу дать сведения, по закону не положено, поэтому я возьму у тебя деньги. – Зинаида говорила, сдвинув брови и глядя Наталье в глаза. – Тэ-экс… Себе на сапоги и хочу сделать в приемной ремонт, а то самой смотреть неприятно. Можешь столько заплатить?

– Смогу. – У Наташи сильно забилось сердце и задрожали руки. Она сцепила их, чтобы не выдать волнение. – Сколько?

– Вот столько. – Зинаида написала цифру, показала Наташе и спрятала бумажку в карман халата. – Тэ-экс. У нас за этот год было пять поступлений, три смерти младенцев. – Увидев, как вздрогнула девушка, директриса развела полными руками в золотых кольцах. – Дети-то чаще всего больные, с патологиями. Слава богу, еще не дошли до того, чтобы от здоровеньких отказываться. Ты подожди, я сбегаю в архив, уточню.

Выйдя из-за стола, Зинаида, переваливаясь, как толстая утка, заспешила к двери. Проходя мимо Натали, она на секунду задержалась, и девушка быстро сунула в карман ее халата несколько купюр.

Сидеть Наташа не могла. Встала и ходила по кабинету из угла в угол, покусывая жгуче-черную прядь волос.

Через двадцать минут заведующая вернулась и устало села за стол.

– Мальчик твой умер два месяца назад. Не перенес двухстороннюю пневмонию…

Ненависть, белая, холодная, взорвалась в Наташе, ее даже качнуло от нахлынувшего чувства. То существо, что считалось ее отцом… Пусть он горит в аду. «Я правильно сделала», – в очередной раз подумала Наташа.

– А где его похоронили? – Губы девушки дрожали, но она старалась не выдать чувств.

– Этого я не знаю. У нас их забирают в больницу, а оттуда… не знаю. Сходи в любую церковь, закажи поминальную службу. Наташа, что с тобой?!

Быстро достав из ящика флакон нашатыря и вату, Зинаида обогнула стол и поднесла остро пахнущий клочок к носу девушки. Натали отвела руку.

– Не надо, я в норме.

– Послушай, девочка моя. – Зинаида сама понюхала нашатырь и тряхнула головой. – Грех так говорить, но это счастья и для тебя, и для ребенка, что он умер. Ушел в другой мир ангелом. А тебе он был бы в тягость. Ты еще родишь, поверь мне, я много навидалась.

В Калининград Натали ехала с окаменевшим лицом. В автобусе и поезде с ней пытались познакомиться какие-то ребята и мужчина в возрасте, но она смотрела на собеседников таким пустым взглядом, что им становилось не по себе, и игривый разговор прекращался.

Глава 8
Воспоминание четвертое

Ее определили в камеру предварительного заключения.

Войдя в тюремное помещение, Наташа поразилась его убожеству. Серые, облезлые стены, зарешеченное узкое окно под самым потолком, двухъярусные нары с ветхим постельным бельем в выцветших цветочках и огромными черными печатями ОМ № 216/9. Из-за последнего номера тюрьму прозвали «девяткой».

За столом, стоявшим посередине камеры, сидели три женщины. Две из них были обыкновенные, лет по тридцать тетки в старых спортивных костюмах. Одна курила папиросу, вторая выщипывала брови, глядя в маленькое круглое зеркальце.

Третью, кроме как «молодая дама», назвать было нельзя. Изысканная красавица в шелковом халате, никак не вписывавшаяся в здешнюю обстановку. При внешней хрупкости она была очень спокойна и размеренно втирала в кожу рук и шеи ароматный крем. На появление Наташи среагировала благосклонно.

– Нюра, будь добра, уступи место у окна девочке! Чего же ты встала, страдалица? – обратилась она к Наташе. – Проходи, будем знакомиться. Нюра, давай быстрее!

– Прямо щас, – лениво отозвалась женщина. – Только брови подщиплю.

– Не хами! Быстро встала, собрала белье с верхнего яруса и перенесла вниз. Видишь, девушка не в себе, худенькая, да еще и бледная, ей солнце нужно.

Неповоротливая Нюра тяжело встала и лениво скатала матрас с одеялом.

Стоя посередине камеры, Наталья не знала, что ей делать.

– В ногах правды нет, проходи. А что это у тебя маловато вещичек?

Красавица привычным жестом достала сигарету и щелкнула необычной позолоченной зажигалкой, так соответствующей ее внешности. Такой вещицы Наташа никогда не видела. Когда зажегся огонек, у девушки почему-то забилось сердце. В голове что-то щелкнуло, и от вида пламени радость и удовольствие разлились по всему ее телу.

– Все сгорело. – Подойдя к столу, Наташа села. – Вот только платье и туфли остались. Зато я теперь свободная.

– Ты попала на нары и считаешь, что стала свободной? – Затянувшись тонкой сигаретой и выпустив дым из ненакрашенных, но блестящих от крема губ, женщина задумчиво продолжила: – Ничего себе была у тебя жизнь, не соскучишься. Рассказывай.

И Наташа начала рассказывать. О том, как и зачем наконец избавилась от своих мучителей, которые лишили ее всего – юности, радости, дружбы, учебы.

– Я бы еще паяльник в задницу вставила твоему говнюку, – серьезно сказала вторая сокамерница, Юля. – Вот я – честная воровка. Тырю в крупных магазинах продукты. Что-то продаю, что-то домой несу. Мой все сжирает и выпивает, а сюда за месяц даже апельсинчика не принес. Вот выйду и устрою ему разбор полетов, чтобы сам бегал и искал себе прокорм.

– В магазинах тырить не грех, никого не подставляешь. – Нюра перестала щипать брови и принялась за волосы на ногах. Их она удаляла тоже пинцетом. – А миллионеров грабануть – вообще святое дело. А я больше по ювелирке работаю. Мы с сестрой заходим в магазин и делаем вид, что будем покупать. Просим дать померить колечко. Из пяти колец одно зажимаем. За браслетами следят строже, но и их можно вытащить. В нашем городе не работаем, гастролируем. А сбываем в проверенном ломбарде. Когда нас взяли, я сестру не выдала, пусть гуляет, она у меня еще маленькая, пятнадцать лет всего. Я за нее любому глотку перегрызу, а тут батя с братьями. Звери!

– Да, душещипательная история. – Эстер плавно затянулась тонкой сигарой с золотым фильтром. – Будем, Натали, над тобой работать. Девочки здесь собрались хорошие, но недолюбленные. Не бойся, я не в смысле секса, я в смысле любви к себе. Будем делать друг из друга красоток. Вон, смотри, Нюрка научилась правильно оформлять брови и бороться с растительностью в местах, где волос не должно быть. А пока скидавай свое застиранное и прокопченное безобразие и надевай мое платье. Девочки, достаем шампунь, расческу и лучшее мыло. Будем делать из замарашки принцессу. Меня зовут Эстер, можно Эсти.

«Какое странное имя… Сказочное», – подумала Наташа.

Через неделю Наташа превратилась из дурнушки в симпатичную девушку. Глаза блестели, волосы начали виться крупными локонами, худоба и бледность теперь выглядели аристократическими.

Она слушалась Эстер с таким благоговением, с таким восторгом! Неосознанно старалась повторять ее движения, манеру ходить и есть, подражала интонациям протяжной речи.