Текст книги "Кровь за кровь"

Дон Пендлтон
Кровь за кровь

Глава 1

Вернуться в Нью-Джерси оказалось намного проще, чем уехать оттуда.

Месяцем раньше Мак Болан зафрахтовал в аэропорту Тетерборо «Боинг 707», который доставил его в Италию. Затем он побывал в Алжире и теперь возвращался в Соединенные Штаты, точнее, в штат Нью-Джерси. Вероятно, о его планах кто-то узнал или догадался – Болан быстро понял, что его визита уже ждали.

Он бросил косой взгляд в зеркало заднего вида своего «мустанга»: фары следовавшей за ним большой машины нагло вспыхнули лучами яркого света.

Наемные убийцы из команды братьев Талиферо. Болан понял это, как только «кадиллак» начал преследовать его на пустынной сельской равнине, освещенной бледным лунным светом. Мак хорошо знал, с кем имел дело, а также квалификацию и высокий профессионализм своих врагов.

Один лишь Бог знает, как Талиферо относятся к своему ремеслу. Для них оно было выражением их жизненного кредо, священнодействием. Братья Талиферо обладали своего рода талантом дарить смерть своим ближним.

Братья Майк и Пат руководили командой отборных наемный убийц и подчинялись приказам непосредственно «Коммиссионе». Их головорезы были воспитаны в лучших традициях нацизма, а свои методы полностью переняли у гестаповских палачей. Майк и Пат никак не походили на жалких грошовых убийц, окруженных отпетыми негодяями с большой дороги. Нет, подобно эсэсовцам, они лучше любого другого делали свое дело.

Но и Болана нельзя было назвать дилетантом: он тоже в совершенстве овладел искусством убивать и выживать. Его жизненное кредо заключалось в одном: топтать мафию при любой представившейся возможности, топить ее в собственной крови.

Болан задумался, представится ли ему подобная возможность в ближайшем будущем, и решил, что если хочет выжить, то ему придется самому создать ее.

Между ребрами у него застряла пуля – неприятное воспоминание о перестрелке на Сицилии, под коленом все еще гноилась другая болезненная рана, а порезов, ссадин и царапин хватило бы на десятерых. Все тело жутко болело, и Болан чувствовал, что силы вот-вот покинут его. Он был почти что готов прекратить борьбу, сложить оружие и спокойно умереть здесь, в самом сердце пустынной сельской равнины.

Немногим ранее полиция начала блокировать все выезды с магистрали, соединяющей Филадельфию с Нью-Йорком. Болан инстинктивно почувствовал опасность и сумел вырваться из ловушки прежде, чем она захлопнулась.

Благодаря своему ловкому и своевременному маневру он мчался теперь по пустынной сельской дороге, а сзади за ним неотступно следовал лимузин, битком набитый наемными убийцами Талиферо.

Наиболее логичным выходом из создавшегося положения было бы остановить машину и погибнуть. Это легко и просто и окончательно решало все проблемы. Ведь Болан стал живым трупом, едва лишь объявив войну мафии. Он знал об этом и принимал такую ситуацию как должное. Так почему бы не пойти до конца и не умереть на самом деле?

Он вел машину на скорости около ста километров в час, но взгляд его был приковал к зеркалу заднего вида. Он видел, как машина с убийцами приблизилась. Мак разглядел даже их лица, обращенные к нему. «Кадиллак» сбавил скорость, позволив «мустангу» Болана немного уйти вперед. Для последнего смертельного удара люди Талиферо искали только более подходящее место.

Узкая извилистая дорога, подобно змее, вилась через поля, огибала маленькие деревеньки и сельские заводики, расположившиеся к востоку от Трентона. Было уже поздно, и ни одна живая душа не нарушала ночной покой. Одна лишь смерть неслась вслед за Боланом.

Несмотря на идеальные условия, убийцы из команды Талиферо явно ждали лучшего момента и лучшего места для сведения счетов. Все их действия отмечала печать высокого профессионализма: они рассчитывали бить наверняка.

Болан вздохнул, вытащил обойму из своего «магнума» и констатировал, что в ней осталось всего лишь три патрона. «Беретта» была разряжена и годилась лишь на то, чтобы колоть ею орехи.

Выходит, пришло время умирать. Болану осталось лишь остановить машину и подставить себя под пули мафиози.

Болан бросил косой взгляд в зеркало, его губы тронула легкая улыбка, и обращаясь к своим преследователям, он тихо пробормотал:

– А вот вам хрен...

Резким движением он нажал на педаль акселератора, и «мустанг», взятый им напрокат, рванулся вперед, выбросил из выхлопной трубы два легких белых облачка дыма. Совершенно неожиданно дичь превратилась в охотника.

«Кадиллак» также резко прибавил скорость, но маленький «мустанг», просто созданный для подобного рода маневров, стремительно уходил в отрыв. Машина Болана буквально взлетела на вершину холма и проворно скользнула вниз, подобно планеру, попавшему в нисходящий воздушный поток. Казалось, что ей чужд закон всемирного тяготения. Дистанция, разделявшая две машины, понемногу стала увеличиваться.

Однако Болан намеревался выиграть всего лишь немного времени: секунды, а не километры. Он считал секунды, выигранные им на каждом повороте, оценивал полученное преимущество и разрабатывал план предстоящего боя, подготавливаясь к неизбежному столкновению. Мак не сомневался, что он произойдет где-то здесь, на этой дороге, только чуть-чуть дальше.

Он понимал, что следовавшая за ним по пятам машина не одна, что есть и другие, которые скоро сойдутся в одной точке и замкнут круг. То, что его узнали так быстро, совсем не удивляло Болана, хорошо знакомого с почти что полицейскими методами мафиози. Все их патрульные машины были оснащены радиостанциями, а за рулем сидели шофера, ничем не уступавшие водителям полицейских машин. В данном случае они пользовались преимуществом, которого не имела полиция: мафиози знали, кто сидел за рулем «мустанга».

Эти парни хорошо знали свое дело. Ради него они жили и охотились на Болана, поскольку тот уже давно, как мог, издевался над ними. Они готовы были перегрызть ему глотку, и лимузин, отставший на десять секунд, нес ему верную смерть.

Как всегда, все решали секунды. Мак не мог оторваться от преследователей. Их необходимо было остановить, уничтожить и скрыться до подхода подкрепления.

Под визг покрышек «мустанг» проскочил перекресток. Болан все же успел взглянуть на указатель: одна дорога вела в маленький городок под названием Рузвельт, другая – в Перринвилл. Болану эти названия ничего не говорили. Он искал поле боя, место, где можно было сражаться, а не городские кварталы. Подчиняясь своему инстинкту опытного воина, Болан, сам не зная почему, свернул в сторону Перринвилла.

Двадцать секунд спустя он наконец обнаружил подходящее для боя место: дорога мягко карабкалась вверх по склону холма, а затем ныряла вниз, делала крутой поворот и выводила к широкому ручью с переброшенным через него узким мостом.

Болан сам чуть не вылетел со щебеночного покрытия дороги, и лишь в последнюю секунду «мустанг» проскочил через мост всего в нескольких сантиметрах от ограждения. Через 10 – 12 секунд Мак резко крутанул руль, машина пошла юзом, развернулась на сто восемьдесят градусов и остановилась. Болан погасил фары, потом поставил машину поперек моста, вышел из нее и взобрался на холм, кроя себя последними словами и проклиная свою раненую ногу, мешавшую ему двигаться.

Едва он успел занять исходную позицию, как ярко вспыхнули фары «кадиллака», и лимузин появился на вершине холма. Начинался крутой спуск, и водитель резко затормозил. Душераздирающий визг покрышек разорвал тишину ночи. Виляя из стороны в сторону, «кадиллак» пытался вписаться в крутой поворот и удержаться на дороге.

Он ясно увидел встревоженные лица пассажиров лимузина, когда они пронеслись мимо, борясь с центробежной силой, подчинившей себе машину.

Стекла «кадиллака» были опущены, и Болан услышал, как кто-то из сидящих сзади предостерегающе вскрикнул, когда фары осветили брошенный посреди моста «мустанг».

Нога Болана инстинктивно дернулась, словно это он сидел за рулем преследовавшей его машины.

Водитель полностью потерял контроль над машиной: «кадиллак» развернуло поперек дороги и с блокированными колесами он боком влетел на мост. Лимузин ударился об ограждение, встал на дыбы и, перевернувшись через крышу, продолжил наискось скользить по мосту: этакий семиметровый стальной гроб, со скрежетом мчащийся по бетонному коридору всего трех метров шириной.

Еще до того, как достигнуть «мустанга», лимузин превратился в искореженную груду металла. Неудержимым тараном он врезался в машину Болана, и по инерции оба автомобиля вынесло на другой конец моста. Под неудержимым натиском этого металлического торнадо машина Болана вылетела за ограждение моста, упала на крутой склон берега и, перевернувшись, рухнула в речушку крышей вниз.

Груда искореженного металла, которая совсем недавно была роскошным «кадиллаком», трижды перевернулась и, пролетев метров тридцать, замерла на обочине, лежа на боку.

Болан осторожно пошел вниз, к своей добыче. Он сразу же услышал слабые крики и стоны раненых. Мак вздохнул, понимая, что ему придется избавить их от ненужных страданий.

Один из убийц вылетел из машины во время ее кувыркания по мосту. От него практически ничего не осталось – только кучка перемолотого фарша из человеческого мяса, в которой то тут, то там торчали острые обломки белых костей. Краткое пребывание между нагревшейся крышей лимузина и щебеночным покрытием дороги сделали невозможным какую бы то ни было идентификацию тела.

Болан переступил через липкую лужу крови, медленно перешел через мост, осторожно переставляя раненую ногу. Наконец он добрался до «кадиллака», точнее говоря, до той груды железа, которая двумя минутами раньше являла собой триумф инженерной мысли Детройта.

Другой труп, истертый в порошок, он обнаружил в том месте, где «кадиллак» совершил целую серию кульбитов по шоссе. Болан последовал по следам, оставленным на дороге, и пока дошел до разбитой машины обнаружил еще три мертвых тела.

Значит, осталось устранить еще троих. А может быть, и нет, поскольку стоны раненых наводили на мысль об их скором и неизбежном конце.

Машина лежала на боку, примяв заросли большого кустарника. Свет луны освещал ее вполне достаточно, чтобы Болан заметил двух мужчин, ставших пленниками истерзанных и перекрученных листов металла.

Оба были серьезно ранены.

Тем не менее, они были в сознании и переговаривались, хотя каждое слово давалось им с видимым трудом.

– Я не чувствую своих ног... Думаю, что у меня сломан позвоночник...

– А Карло? Где он?

– Плевать я хотел на Карло! Где этот парень? Где он?

– Не знаю. Да и что нам с того? Билл, мы все равно подохнем здесь.

– Ты может быть, но не я.

– Нет, нам обоим крышка.

Болан вмешался в их разговор и произнес спокойным, холодным тоном:

– Именно так и будет. Вы оба умрете.

Он протянул руку и вырвал из слабеющих пальцев одного из убийц пистолет, а второй рукой зажал его кровоточащий рот и нос.

– Сколько вас внутри? – спросил Болан.

Тот, которого звали Билл, хрипло спросил:

– Это ты, Болан?

– Да, я.

– Я прекрасно знал, что когда-нибудь наши пути обязательно пересекутся.

– Браво, ты не ошибся.

Билл захрипел, закашлялся и на его губах выступила кровавая пена.

– Что ты собираешься делать? – выдавил он.

– Закончить свою работу.

– Оставь нас в покое.

– Не могу.

В горле у Билла заклокотало, он попытался повернуться, чтобы лучше разглядеть «большого ублюдка», стоящего у обломков машины.

– Что ты делаешь с Кэмпи?

– Помогаю ему умереть.

– Сволочь!

– А затем я займусь тобой...

Болан протянул руку к лицу умирающего Билли.

– Подожди! Подожди же, черт возьми!

– У меня мало времени.

Мафиози яростно зарычал под рукой Болана:

– Не делай глупости! Дай мне умереть самому.

Болан убрал руку.

– Хорошо, – тихо проговорил он, – но при условии, что ты заговоришь.

– Что ты хочешь узнать?

– Сколько людей идет по моему следу?

Умирающий усмехнулся, закашлялся, поперхнулся собственной кровью, а затем сообщил:

– Достаточно. Ты – конченный человек.

– В этом нет ничего нового, расскажи мне еще что-нибудь.

– Тебе никогда не выбраться из этого штата.

– Сколько групп, подонок?

Раненый вновь закашлялся, и фонтан крови хлынул между пальцами Болана. Он повернул голову мафиози на бок, не давая ему захлебнуться кровью.

– Сколько? – повторил он.

– Плевал я на тебя. Чтоб ты сдох!

– Хорошо.

Мак отошел от раненого и осмотрел машину. Бензиновые пары поднимались вверх над задней частью груды рваного железа и неприятно раздражали нос и горло Болана. Внезапно шорох в кустах заставил его броситься на землю и откатиться в тень, отбрасываемую кустарником.

Лишь доли секунды хватило ему, чтобы увидеть силуэт мужчины, держащего в руке револьвер. Раздался выстрел, и из ствола вырвался короткий язычок пламени. В то же мгновение разбитую машину с ревом охватил огонь: от выстрела воспламенились пары горючего, которыми был густо насыщен воздух.

Болан почувствовал, как смерть прошла рядом с ним. Откатившись в сторону, он приподнялся, чтобы ответить огнем на огонь. Однако его противник уже превратился в живой пылающий факел, с воем раскачивающийся из стороны в сторону, пытаясь сбить пламя.

Должно быть, он лежал в луже вытекшего из бака бензина и его одежда пропиталась им насквозь.

Болан поднял револьвер, отобранный у мафиози, и трижды выстрелил в сердце горящего человека, чтобы положить конец его страданиям. Затем, ни разу не обернувшись, Мак покинул поле боя.

Он шел пешком, его раны вновь открылись, а впереди подстерегали неведомые и бесчисленные опасности и враги, ступившие на тропу войны. И все же Болан про себя вознес Богу благодарственную молитву.

На этот раз ему удалось обмануть смерть.

Глава 2

Ему снился нескончаемый водный поток и вечная война. Из бездонной вечности, зовущейся сном, Мака вырвал луч солнца, ласково коснувшийся его лица.

Он лежал на сене. Абсолютно обнаженный. Солнечные лучи проникали через слуховое окошко прямо над его головой. Все тело горело, в голове был туман, но боли он не ощущал.

Высокий мужчина в джинсах и полосатой рубашке сидел рядом на скамье и внимательно вглядывался в лицо. Второй человек стоял с другой стороны, но Болан был слишком слаб, чтобы повернуть голову и рассмотреть его.

Вдруг Мак услышал радостный возглас:

– Бруно! Он проснулся!

Голос принадлежал женщине. А этого типа в полосатой рубашке, должно быть, звали Бруно. Ну и что с того?

У Бруно было приятное лицо, высокий лоб с небольшими залысинами, а в глазах его читалась тревога.

Болан хотел спросить «какой Бруно?», но язык отказывался ему повиноваться, он чувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, словно его парализовало. Впрочем, это была не женщина, а скорее, девушка. Совсем юная девушка, одетая, как и Бруно, в джинсы и полосатую рубаху.

Дочь Бруно?

В ее огромных темных глазах светились озабоченность и беспокойство, черные как смоль волосы струились по ее плечам темным переливающимся и искрящимся каскадом.

Совсем еще ребенок. Болану стало стыдно, что он лежит перед ней обнаженный. Сделав нечеловеческое усилие, он протянул руку к бедрам и нащупал полотенце, которое лежало поперек его живота.

Уф! Слава Богу, все в порядке. Почему же тогда она так встревожена?

Девушка снова заговорила. Ее голос звучал, как настоящая симфония:

– Как вы себя чувствуете?

Во второй раз Мак попытался что-то сказать, затем прекратил эти попытки и улыбнулся девушке, одновременно спрашивая себя, не была ли его улыбка похожа на клоунскую гримасу.

– Бруно нашел вас в ручье. Мы перебинтовали ваши раны и дали успокоительное. Вы можете сказать мне, как вы себя чувствуете?

Реальность вернулась к Болану, подобно подступающей к горлу тошноте. Он оперся на локоть и попытался встать.

Девушка мягко, но вполне решительно пресекла его попытки.

– Лежите спокойно, – сказала она.

Ему удалось наконец пошевелить языком, и собственный голос показался ему странным и чужим.

– Нет, я не могу. Опасно... Опасно для вас.

Она попыталась успокоить его. Мужчина наклонился над Боланом и положил свою широкую ладонь ему на лоб.

Болан хотел предупредить обоих, что их жизнь будет в опасности до тех пор, пока он здесь, на сеновале, но ему казалось, что его голос доносится из глубины бездонного колодца, который закрывался над ним. В этот день это был последний проблеск, и Мак снова погрузился в беспамятство.

Когда он вновь пришел в себя, то увидел, что лежит на кровати, укрытый чистыми простынями. Ему казалось, что его выбросили из самолета и теперь он парит в облаках.

Девушка сидела у окна. Лучи солнца падали на ее волосы, и она что-то писала в большой тетради, лежащей у нее на коленях.

Она была просто восхитительна.

Болан долго смотрел на нее. Почувствовав на себе его взгляд, она вздрогнула, и вновь Болана потрясла глубина ее черных глаз.

Не совсем представляя себе, как начать разговор, он спросил:

– Сколько времени я здесь нахожусь?

– Два дня, – мягко проговорила девушка.

– Где мы?

– Что?

– Где я?

– В... в моей комнате. Это наша ферма, моя и моего брата. Мы разводим цыплят. Это недалеко от Маналапана.

– Маналапан?

– Маленький городок на 33-м шоссе, в центре штата.

– Далеко от Перринвилла?

– Вовсе нет. Около 15 километров. Мы живем приблизительно на полпути между Филадельфией и Нью-Йорком.

Болан негромко застонал и сел в кровати.

– Должно быть, к вам благоволит ваш ангел-хранитель, – улыбнулся он девушке. – Ведь это совсем близко.

Он спустил ноги на пол и тут же упал на подушки.

Он не успел даже заметить, как девушка поднялась со стула, а она уже стояла рядом, поддерживая его за плечи и поправляя подушки у него под головой.

– Не пытайтесь повторить ваши фокусы, – заявила она сухим голосом. – Для этого у вас пока еще недостаточно сил, мистер Болан.

Он живо взглянул на нее. Несколько мгновений она сверлила его суровым взглядом, а затем безапелляционным тоном заявила:

– Да, мы в курсе. Вот уже два дня, как радио и телевидение говорит только о вас. Бруно извлек пулю, застрявшую у вас в боку, и сейчас мы лечим ваши раны. Все остальное зависит от вас самих. Если вы встанете, раны откроются вновь и начнут кровоточить. Вы голодны? Вы можете есть?

– Я проглотил бы быка, если бы это помогло поскорее уйти отсюда, – пробормотал Болан.

– Вот она, благодарность, – заметила девушка.

– Послушайте-ка, крошка, если меня обнаружат здесь – вас «отблагодарят» пулей в лоб. Вы даже не знаете...

– Если вы имеете в виду этих бандитов, то они уже приезжали. Дважды. По этой причине вчера вечером мы уложили вас в курятнике.

– Они вернутся, – сказал Болан. – Эти типы всегда доводят начатое дело до конца. Принесите мне одежду. Я пока попытаюсь как следует обдумать свои дальнейшие действия.

Девушка вышла. Секунду спустя Мак услышал, как она звала своего брата.

Болан еще раз попытался сесть. Спустив ноги на пол, он пару минут неподвижно посидел, затем осмотрел свои раны.

Парень хорошо поработал над его раной на боку. Она почти не болела, заражения удалось избежать. Бруно ловко наложил швы нейлоновыми нитками. Болан слабо улыбнулся и, поморщившись, поднял колено, чтобы, в свою очередь, взглянуть на него.

Нога вокруг пулевого отверстия воспалилась, распухла и очень болела. Пятнадцать километров ходьбы по ручью и через вспаханные поля не могли привести ни к чему хорошему. Рана была перевязана потемневшей, дурно пахнущей повязкой. Болан размотал бинт и принялся внимательно рассматривать рану, надеясь, что Бруно хорошо очистил ее и продезинфицировал, прежде чем наложить швы. Болан все еще продолжал свой осмотр, когда в комнату вошел Бруно. Он вовсе не был таким старым, как казалось с первого взгляда. Выглядел он лет на 50.

Хотя, если он был братом девушки, ему должно было быть меньше 40. Во всяком случае, не больше. Он остановился в дверях, этакий гигант, загораживающий проход, и окинул Болана взглядом, в котором отражалось беспокойство.

Болан жестко взглянул на него.

– Вы ловкий врач, Бруно. Спасибо. Подайте мне брюки.

– Вы не узнаете меня, не так ли? – мягко спросил фермер.

Болан пристально вгляделся в черты его лица, а затем спросил:

– Разве мы знакомы?

– Нет, не думаю. Мы виделись лишь однажды, да и то вы спешили.

Заинтригованный, Болан слабо улыбнулся.

– Дьен Хак, – лаконично пояснил Бруно. – Походный госпиталь. Я был на дежурстве, когда вы прибыли с группой детишек. Вы помните, дети...

– Мир тесен, Бруно, – сухо перебил его Болан. – В Дьен Хаке располагался госпиталь доктора Брантзена, его штаб-квартира.

– Совершенно верно. Я был одним из хирургических ассистентов.

– А теперь вы разводите цыплят.

– Совершенно верно. Теперь я развожу цыплят.

– Брантзен мертв. Его убили из-за меня. Из-за меня, Бруно, погибнете и вы, и ваша очаровательная сестра. А теперь дайте мне брюки и покажите, как лучше идти к побережью.

– Об этом не может быть и речи, – возразил Бруно. – Вы до него никогда не доберетесь, с вашей-то ногой. К тому же у вас есть все шансы лишиться ее.

– Дело так серьезно?

– Вполне. Ткани восстановятся лишь при условии, что вы некоторое время спокойно отлежитесь, а процесс заживления не осложнится гангреной. Я ввел вам антибиотики. – Бруно внезапно улыбнулся и добавил: – которые даю своим цыплятам. Надеюсь, от этого вы не запоете петухом. Вы выздоровеете.

– А моя нога?

– Если вы слишком рано начнете ходить, вы ее потеряете. Вы должны отдохнуть по меньшей мере несколько дней.

– Я не могу, Бруно, – ответил Болан. – Вы это прекрасно знаете. Так же, как и то, кто были те типы и зачем они к вам приезжали. Они не ограничатся моей смертью, они убьют и вас, и девчонку.

В этот момент в комнату вошла девушка.

– Никакая я вам не девчонка, – возразила она. – Меня зовут Сара, и я вовсе не ребенок.

– Это правда, – заметил Бруно ровным голосом. – Ее муж погиб во Вьетнаме.

Болан вспомнил, что войны делают вдовами совсем юных девушек, но в данном случае, как это ни смешно, он никак не мог дать ей больше 16 лет. Она хорошо поняла его ошеломленный взгляд и повторила:

– Я не ребенок. Более того, мы вытащили вас из ручья не для того, чтобы сделать калекой, поэтому лягте в кровать.

Болан метнул в нее сердитые взгляды, повернулся к Бруно и спросил:

– На сколько дней вы хотите уложить меня в постель? И как, по-вашему, сколько времени понадобится этим подонкам, чтобы сообразить, что происходит у них под самым носом? Два бывших джи-ай, один раненый, другой – бывший санитар, который по случайному стечению обстоятельств живет в том районе, где видели первого...

– Думаю, им понадобится несколько дней, – серьезно ответил Бруно.

Он развел руками и слегка пожал плечами.

– В конечном счете, разве у нас есть выбор?

Какой выбор? Болан уже знал ответ. Голова его гудела, глаза застилал туман, нога горела так, словно к ней прикладывали раскаленные угли, а приступы тошноты и головокружения накатывались один за другим.

– О'кей, – чуть слышно произнес он.

Мак откинулся на подушки, закрыл глаза и вновь погрузился в беспросветную тьму, время от времени вспарываемую яркими отчетливыми видениями разрушенной маленькой фермы и убитых хозяев.

Он подумал о докторе Брантзене, который первым погиб за дело Палача, но который никоим образом не станет последней жертвой его врагов.