Текст книги "Инквизиторы"

Глава 5

– Конечно, – улыбнулся я. – С удовольствием помогу, Франческа.

– Да не беспокойтесь, – вмешался Рикардо Хименес... прошу прошения. Дик Андерсон. – Я прекрасно управляюсь на ровной поверхности. Вот лестницы – дело другое.

В отличие от сестрицы, он говорил почти без акцента. Я приметил: с левой рукою парня тоже не все ладно. Два ногтя не отросли вообще, а остальные пошли вкривь и вкось.

Его изловили, пытали, жгли, били по чем попало, уродовали, вероятно переломали половину костей. Но теперь он возвращался в Коста-Верде. Храбрости семейству Хименес было не занимать, признаю. И следовало катить инвалидное кресло, толкать перед собою, исподволь пытаясь выведать или догадаться, чего ради летит Рикардо на родную почву, где столкнулся, выражаясь мягко, с весьма нелюбезным обращением и где господин Эчеверриа, несомненно, тотчас же довершит начатую и неоконченную работу, если разузнает, кого включили в сборище праздных туристов-гринго.

Интересно, подозревает ли об этом Франческа? Поглядев на решительную, волевую физиономию дамы, я удостоверился: нет. Миссис Диллман без колебания принесла бы в жертву благородной науке всю нашу группу, розно и совокупно. Потому и не стала бы укрывать среди подопечных опасного государственного преступника, за одно знакомство с коим Раэль выкинул бы Франческу из Коста-Верде навеки, а дальнейшие раскопки запретил начисто. Не стала бы творить именно то, против чего предостерегала: сердить – вернее, приводить в ярость – коста-вердианских заправил.

Мы доставили Рикардо к уже поданному трапу и вручили попечению аэродромного персонала. Служащие определили парня в самолет с умопомрачительным проворством. Наверное, очень и очень торопились вернуть кладовщику позаимствованный Франческой колесный инвентарь.

– Спасибо, ребята! – помахал нам рукой возносимый по ступенькам "Андерсон".

Не шибко точное выражение, вряд ли можно с полным правом говорить "ребята", если один из субъектов – женщина, к тому же облеченная докторской степенью. И все же по-английски Рикардо Хименес болтал превосходно. Для испано-язычного любителя, разумеется.

– Жаль, ваш супруг не полетит с нами вместе, – заметил я, поворачиваясь к Франческе.

– О, Арчи в Аризоне, присутствует на конференции... Каньон-де-Шелли, знаете это место? Я мотнул головой.

– Арчи раскапывал его несколько лет подряд. И теперь докладывает об итогах тяжкого труда...

Внезапно Франческа посмотрела на меня в упор и выпалила:

– Не подведете нас, мистер Фельтон? Правда, не подведете?

Я изрядно удивился:

– В чем же?

– Фотоаппараты. Журнальные и газетные связи. Уйма сенсационного материала... И ярый гнев Армандо Раэля! Понимаете? Раскопки в Коста-Верде исключительно важны для науки! Не поставьте их под нежданный удар.

Озабоченная, встревоженная, раскрасневшаяся, она казалась почти человекообразной, чего я не мог сказать о докторе Диллман, обливавшей дилетантов безмолвным презрением в аудитории Рэнсомовского института. Надлежало изобразить невинное любопытство.

– Обещаю и клянусь. Но чем же так замечательна сия угасшая цивилизация?

Франческа смотрела почти с жалостью.

– А что вы знаете об исчезнувших центральноамериканских культурах?

– Исчезли. Полная и всеобъемлющая информация, коей располагаю по этому поводу. О прочем расскажете вы.

Франческа улыбнулась:

– Но вы наверняка слыхали об индейцах майя, и о том, что их культура сгинула весьма загадочно. По сути, в одночасье. Остались только великолепные, большие города, превратившиеся ныне в развалины. А перед майя такая же участь постигла цивилизацию ольмеков: постепенный рост, величие, полный блеск – и внезапный конец. А задолго до них мельмеки прошли столь же необъяснимый цикл. Но здесь возникли странные, грозные догадки, основанные частью на предположениях, частью на добытых доказательствах... Некие расшифрованные надписи проливают свет... Короче, достоверный ответ непременно будет найден, если Коста-Верде позволит продолжать раскопки достаточно долго.

– Какой же ответ?

Уклоняясь от прямых пояснений, доктор Диллман промолвила:

– Разные теории существуют... Мы с Арчи, подобно многим коллегам, убеждены: эти цивилизации, равно как и другие, разбросанные и распространявшиеся некогда по всему земному шару, исчезли в результате неведомых, страшных бедствий, возможно, катастроф...

– Землетрясений? – перебил я.

– Нет! Необъяснимых несчастий, после которых уцелели единицы, редкие беглецы, чьи потомки выжили, заложив основу современного индейского населения.

Воспользовавшись тем, что Франческа переводила дух, я тупо спросил:

– Ну, вымерли, ну и что?

Обреченно глядя на меня, ученая дама сказала:

– Вы невыносимы. А я, наверное, ужасная дура, ибо пытаюсь растолковать профану... Франческа улыбнулась.

– Пораскиньте мозгами, черт возьми! Целые три высокоразвитые культуры, сменявшие друг друга на этом континенте, уничтожаются внезапно и чуть ли не махом! Неужто неинтересно выяснить причину? Что, если я намекну: в прочитанных мельмекских надписях содержатся недвусмысленные пророчества, касавшиеся грядущего всенародного исчезновения?

– То есть, – нахмурился я, – они знали, что рано или поздно испарятся?

– Спящая Красавица зашевелилась, – едко молвила Франческа. – Очнитесь, мистер Фельтон. Да, знали. Более того, знали, в каком обличье придет погибель. По крайней мере, жрецы знали. Мы вовсю расшифровываем летописи, но признаю: самые важные иероглифы, наскальные, пока не поддаются изучению. Нужны материалы, множество дополнительных материалов...

Она облизнула губы и осведомилась:

– Разболтаете, конечно? Или сумеете удержать язык за зубами?

– Если попросите, – осклабился я.

– Прошу, мистер Фельтон... сохраните... нет, хотя бы попробуйте сохранить в секрете все, вами услышанное. Дайте нам возможность чуток продвинуться в исследованиях. Только попытайтесь молчать, больше ничего не требую.

– Попытаюсь, – сказал я.

Глава 6

Два огромных, покрытых вечными снегами вулкана, Истаксиуатль и Попокатепетль, – Спящая Женщина и Курящаяся Гора – проплыли под крыльями самолета, и внизу простерлось огромное плато Анауак, обрамленное высокими холмами и образующее высокогорную долину Мехико, где, по слухам, приютился город того же названия. Говорю «по слухам», ибо непроницаемое облако смога напрочь скрывало из виду мексиканскую столицу, бывший Теночтитлан, гордость императора Монтесумы, у которого Эрнандо Кортес и отобрал в итоге все царство заодно с жизнью.

Мы отважно пронизали дымные облака и удостоверились: Мехико на месте, никто его не разрушил снова.

Гостиница наша располагалась на бульваре Реформа. Вкатив кресло, содержавшее Рикардо Хименеса, в обширный вестибюль, я получил наставления от Франчески, с похвальным проворством распределявшей номера и багаж, доставил подопечного на этаж номер четыре и церемонно выгрузил.

– До завтра. Дик.

– Спасибо, мистер Фельтон.

– De nada, как мы выражаемся на беглом испанском.

Рикардо ухмыльнулся.

– Вы знакомы хотя бы с парой слов, чего не могу сказать о себе.

Да, парень знал, что делал, представляясь уроженцем севера. Полностью скрывать знание родного языка очень тяжело, но все же мыслимо. А вот уродовать родной язык убедительным образом сумеет лишь субъект, обладающий задатками лингвистического гения всех времен и народов. Рикардо предусмотрительно избрал вариант номер один: я не разумею ни аза.

– Если выучите слова cerveza и bano, – улыбнулся я, – затруднений не возникнет... Будьте умницей.

– А кем же еще прикажете быть в моем состоянии?

Он тоже улыбнулся, произнеся последнюю фразу, и я мысленно повторил: храбрости семейству Хименес не занимать.

– Сэм, разрешите вознаградить ваши труды хорошей выпивкой! – предложила Франческа. – У меня осталось немного шотландского виски, а виски в этих краях – мыслимый предел роскоши. Попробуйте купить: бутылка стоит ровно тридцать долларов.

Я расхохотался:

– Не люблю переводить драгоценные продукты, обладая вкусом неизощренным и неразвитым... Конечно, с удовольствием выпью. Только занесу к себе в номер все фотографическое оборудование, да руки с дороги вымою.

Когда я возвратился, дверь ее номера была распахнута.

– Заходите! Выпьем немножко, передохнем. Устала служить нянькой при толпе великовозрастных.

Франческа подняла стакан, протянула мне второй.

– Ну-ка...

– Вполне пристойно, – похвалил я. – Кстати, вы прекрасно управляетесь.

Она отозвалась не сразу. Отошла к окну, выглянула наружу, полюбовалась бульваром Реформа. Уже смеркалось, город вспыхивал миллионами огней, проносившиеся мимо автомобили зажигали фары. Франческа Диллман протянула руку и резко дернула свисавший с карниза шнур. Гардины зашелестели, двинулись, отгородили номер от окружающего шумного мира.

– Благодарю за комплимент, – негромко сказала женщина. – И за Дика Андерсона благодарю. Если начнете метаться и фотографировать, немедленно приставлю к нему кого-нибудь иного, не беспокойтесь. Но предупредите загодя.

– Конечно. Впрочем, я пока не чувствую себя слишком обремененным, а Дик очень славный субъект.

– Вы правы. Бедный! Так молод, и... Я ухмыльнулся: меж Рикардо и Франческой разницы в годах насчитывалось лет пять или шесть.

– Ужасно, бабушка, – промолвил я. Франческа вздрогнула. До сих пор мы разговаривали в рамках светской вежливости, как археолог Диллман и фоторепортер Фельтон. Фамильярная шутка прозвучала весьма неожиданно.

Молчание продлилось несколько секунд. Внезапно женщина вздрогнула, вернулась к занавешенному окну, выглянула в щелку между шторами. Залпом осушила стакан.

– Вы изумительно играете, Диллман, – подал я голос. – Но вот не понимаю, кого стараетесь обмануть: меня или же себя самого?

Франческа вскинулась было, но тут же обмякла, глубоко вздохнула и засмеялась.

– Актриса я, пожалуй, никакая. Насквозь видать, правда, Фельтон? Вы не ошиблись. Прошу: останьтесь, пожалуйста, на ночь.

Озадаченно рассматривая собеседницу, я полюбопытствовал:

– Но почему же именно я? Конечно, цену себе знаем: физиономия Адониса, телосложение Геркулеса, мозг Эйнштейна и фаллос бешеного быка... Принимаю вашу страсть как нечто самоочевидное и неизбежное, но все-таки: почему я, и с какой стати в первую же ночь после отлета? Вы, простите великодушно, вовсе не смахиваете на оголодавшую без мужского общества развратницу.

Улыбка на лице Франчески сделалась гораздо шире.

– Кого же еще было выбрать, милый мой? Седовласого джентльмена, сопровождаемого грозной женой? Или бедного безногого юношу, у которого, пожалуй, не только с ногами беда? Но даже... даже будь он здоров, я не решилась бы. Чересчур молод. Мог бы увлечься... даже влюбиться. И что прикажете потом делать? Как избавиться от непрошеного поклонника?

– Н-да, – хмыкнул я. – Получается, на моем челе сверкает надпись: "бросит и умчится без оглядки"?

– Ты человек взрослый и, думается, многоопытный. Вряд ли станешь превращать мимолетное приключение в нечто непреходящее...

Не считайте, будто я поверил хоть единому слову яз этой галиматьи. Допускаю: ученейшая Франческа Диллман и впрямь была куда темпераментнее, чем казалась на вид. Но предположить, будто она могла попасть в безысходное рабство к плотским вожделениям? Приятно, Разумеется, если тебя сочтут привлекательным, но я знал множество славных и еще больше не слишком славных мужчин, отправившихся к праотцам лишь оттого, что чересчур много возомнили о своей внешности в неподходящую минуту. Или в неподобающей обстановке.

Впрочем, отступать было некуда. Прекрасная дама сделала все мыслимые авансы. Отвергнуть их вежливо не сумел бы никто. Как ни крути, любой, даже самый утонченный отказ равнялся бы оплеухе.

Я осторожно взял Франческу за подбородок, поднял ее лицо, наклонился и поцеловал. Сперва губы женщины были холодными и неподатливыми, потом потеплели, а под конец и ответили на мое лобзание не без удовольствия. Оторвавшись друг от друга, мы не сразу смогли отдышаться.

– Помаду, по крайней мере, сняли, – уведомил я. – Одежду, если хочешь носить ее впредь, а не выкинуть вон за полной непригодностью, сбрасывай сама.

Глава 7

Поутру я пробудился в собственном номере, куда потихоньку проскользнул во мраке ночи, выбравшись вон из теплой уютной постели, которую делил с Франческой к обоюдным восторгам. Пробудился – и проголодался.

Маленькая закусочная обреталась тут же, на четвертом этаже, и была, в отличие от ресторана, открыта во всякое время суток. Посетителей спозаранку замечалось немного, но я приметил парочку, верней, супружескую чету, из числа сотоварищей. Сразу приметил. И не только потому, что были они, за исключением Рикардо, самыми младшими в группе (лет по тридцать с небольшим), но и потому, что манера одеваться у обоих наличествовала необычная.

Женщина, откликавшаяся на имя Глория, красовалась в длинной и широкой крестьянской юбке, желтых башмаках и мужской полосатой рубахе, которую небрежно стягивала узлом на животе. Каштановые волосы, тщательно встрепанные, стояли вокруг головы полупрозрачным ореолом, делая сию привлекательную, хорошо сложенную, здоровую особу похожей на одуванчик.

Мужчина, худощавый, темноволосый субъект постарше возрастом, изображал вождя, племени команчей. Во всяком случае, поверх синей джинсовой пары – брюки и рубашка – он старательно развесил уйму, прорву, несметное множество серебряных побрякушек. Не жалких имитаций, сфабрикованных нашими японскими союзниками, а полновесных побрякушек, подлинной индейской выделки. Из настоящего серебра, не извольте усомниться. Ибо звали его Джеймс Уоллес Патнэм, из чикагских Патнэмов, миллионеров. Он, собственно, и финансировал нашу любительскую экспедицию.

Непроизвольно подивившись причудам богачей, я облюбовал место и вознамерился хоть немного заморить червячка.

– Разрешите к вам присоединиться, мистер Фельтон?

Я поднял голову.

В изящном бежевом костюме, опрятная, свежая и почти по-стародевичьи чопорная, Франческа выглядела прекрасно. Дабы не ударить лицом в грязь, я исправно поднялся, выдвинул свободный стул, сделал короткий вежливый жест:

– Прошу, сударыня.

– Остановиться надобно, милый, – негромко произнесла доктор Диллман, присаживаясь. – Прекратить. И рассмеялась, увидав мою физиономию.

– Не это прекратить! Уж этим заняться можно всегда и везде. Но при людях тебе следует держаться от меня подальше. Наведывайся в гости к кому хочешь, заходи в любую комнату, а вот моей избегай. Нынче вечером я приглашу на коктейль нескольких туристов. Не вздумай объявиться. Сама удобный вечер назову, понимаешь? Может быть, я и нимфоманка... но, по крайности, я не глупая нимфоманка.

– Чушь собачья, – ответил я.

– Не груби, Сэм.

– А ты не валяй дурака, Франческа. Отлично знаешь, кто я такой: люди, которые тебя направляют и науськивают, растолковали все и велели затащить Фельтона в постель елико возможно быстрее. Представили меня полным чудовищем, ты дрогнула было поначалу, ждала садистских вывертов, мучительств, наверное, даже побоев... Но возникает вопрос: как теперь-то быть? Впрочем, устроители спектакля...

– Прекрати! Что за идиотская мысль! Науськивают... Я не караульная собака, слышишь! Да откуда тебе вообще пришло на ум подобное? Спятил?

– Бросим твоим приятелям пару мозговых косточек, – продолжил я невозмутимо. – Во-первых, они, по-видимому, чрезвычайно желают разузнать: вооружен я или нет. Поскольку раздевался кое-кто в твоем присутствии, можно утверждать: при себе ничего не имеет. Остаются чемоданы. В следующий раз отправимся не к тебе, а ко мне. Бросишь в бокал таблетку снотворного и обшаришь пожитки Фельтона, покуда тот будет валяться бесчувствен аки скот зарезанный. Утолишь любопытство неведомых молодцев, а вдобавок и репутацию верного соглядатая поддержишь, О`кей?

Франческа безмолвствовала.

– Во-вторых, уведомишь: я правительственный агент, высланный в Коста-Верде со специальным заданием. Сказал об этом сам, под очень пьяную руку. Поскольку между Коста-Верде и Штатами процветает взаимное понимание и крепнет нерушимая дружба, тамошним властям опасаться ровным счетом нечего. Это косточка номер два.

– Но зачем же ты вылетел, если...

– Выследить личность, именуемую Бультманом, – сообщил я.

– Бультман... – Франческа покатала фамилию немца на языке и сочла ее неудобоваримой. – Никогда не слыхала.

– И не могла слыхать, если не желала устранить кого-либо и не располагала при этом очень большими, действительно большими деньгами. На бультмановский гонорар. Парень – профессионал высочайшего ранга, да на беду свою не столь давно угодил в автомобильную катастрофу. Металлической ступней обзавелся. Пять человек угробил наверняка, еще двоих – весьма вероятно.

– Великий наемный убийца с железной ногой... Похоже на дурацкий телевизионный боевик. А что же станется с этим уголовным гением, если вы повстречаетесь?

– Думаю, что уголовного гения попросту не станет. Глаза Франчески не отрывались от моего лица.

– Страшные вещи, мистер Фельтон, изрекать изволите. Но, даже проведав, с каким страшилищем провела ночь, не чувствую себя ни в малейшей степени запачкавшейся. И... сообщу, если будет возможно повторить... сеанс.

Окончив завтракать, она сняла со спинки стула наплечную сумочку, подняла с пола чемоданчик-"дипломат", содержавший документы группы. Затем встала сама. Я снова вскочил, поклонился.

– Автобус отправляется в музей через два часа, мистер Фельтон, – безо всякого выражения произнесла Франческа. В восемь тридцать у парадного входа в гостиницу. Пожалуйста, не заставьте себя дожидаться.

Глава 8

Отнюдь не будучи заядлым приверженцем заведений, называемых музеями, я провел в них немало времени: то увлекаемый любознательными приятельницами, то встречая связных, то следя за «подопечными», то избегая слежки за собою самим.

Я не знал, где именно должна состояться встреча с человеком, которого упомянул Мак, но когда стройный, молодой, хорошо одетый мексиканский джентльмен задержался подле нашей группы, дабы поправить расстегнувшуюся пряжку на ботинке, и дал при этом определенный знак, я поспешно извинился перед Рикардо... виноват, Андерсоном, вручил его ближайшему соседу и заторопился прочь.

В сортире, который благовоспитанные мексиканцы нынче титулуют sanitaria, а не Bano, хотя второе слово совершенно безобидно и значит вовсе не "отхожее место", а "ванная", я буквально прирос к писсуару и принялся дожидаться. Связной не заставил тосковать слишком долго.

– "Хвоста" за вами не заметно, сеньор, – уведомил он, обосновываясь рядом. – Если кто-то и следит, будьте уверены: шпион числится в составе самой экскурсии.

– Gracias.

– Бультмана видели в Санта-Розалии. По-прежнему вместе с Энрике Эчеверриа, El Rojo, Рыжего, руководителя окаянной Servicio de Seguridad Nacional. Есть основания считать, что Бультман виделся также с El Presidente Раэлем.

– Проверьте.

– Телефонный номер, по которому вы можете попросить помощи при нужде, не забыли? В Санта-Розалии подобного номера, к сожалению, нет. Зато связного известили, оружие получите сразу по приезде. Пароль: одно общеизвестное слово из Льюиса Кэрролла. Отзыв такой же. Распоряжения будут? А просьбы?

– Никаких, – ответил я. – Огромное спасибо.

– De nada. Приятно было познакомиться, сеньор. Vaya con Dios...

Франческа Диллман читала подробную и довольно интересную лекцию в зале майя, на коих, по ее утверждениям, изрядно повлияла предшествовавшая во времени мельмекская культура. Бросив на меня негодующий взгляд школьной учительницы, Франческа сделала секундную паузу, дозволяя опоздавшему возвратиться за парту. Наверное, следовало все-таки поднять руку и смиренно отпроситься по маленькому дельцу...

Потом группа разбежалась, кто куда. Франческа удалилась в компании умопомрачительных, донельзя смахивавших на хиппи Джеймса и Глории Патнэмов, по сравнению с которыми выглядела едва ли не придворной дамой. Джеймс, надлежало отдать ему должное, исправно катил Рикардо Хименеса, до поры избавив меня от нужды заботиться о злополучном калеке.

Я поторопился в гостиницу и засел за домашнюю работу.

Работы оказалось немало.

Первое досье – Дик Андерсон – было чересчур объемистым, и я отложил его напоследок. Рикардо Хименеса надлежало изучать весьма досконально и неспешно.

Доклад, касавшийся Франчески Диллман, удивления не вызывал. Единственная дочь, баловница богатой семьи. Училась в наилучших школах и неизменно блистала способностями. Колледж. Университет. Получила докторскую степень и место доцента при специальном факультете в Чикаго. Муж: Арчибальд Диллман, еще одна повесть о блестящей академической карьере.

Говард Гарденшварц (пухлый, темноволосый, начинающий лысеть, замкнутый и сдержанный субъект). Профессор истории при Северо-Восточном университете. Жена: Эдит (маленькая, седовласая, дружелюбная).

Две школьные преподавательницы, неразлучные подруги: Патриция ("зовите меня Пат") Толсон и Маргарет ("зовите меня Пегги") Мак-Элдер.

Никто из них отродясь не имел ни малейших связей с Коста-Верде. Равно как и чета Уайлдеров: Маршалл (шумный и краснорожий) и Бетти (крикливая и тощая). Муж работает страховым агентом.

Поль Хэммонд Олкотт (крупный блондин) представлял известный интерес, ибо в свободные часы развлекался охотой на крупную дичь, а я люблю знать, кто из окружающих прилично управляется с огнестрельным оружием. Помимо этого, Олкотт обладал весьма хорошенькой женой по имени Эльспет (фигура точеная, волосы очень светлые) и сотрудничал с рекламной компанией, да только в Коста-Верде, сдавалось, тоже ничего не позабыл.

Сутулый седой подрядчик в отставке, Остин Гендерсон, был, как и предполагал я, отставным военным, да еще каким! Генерал, обладатель прекрасного послужного списка, ветеран второй мировой войны!

А вот хиппи из племени команчей, Джеймс Патнэм, преподнес немалый сюрприз. Он, как выяснилось, воевал во Вьетнаме, слыл отчаянным боевым офицером и угодил прямиком под трибунал за то, что поголовно перестрелял деревню, которую, по мнению вышестоящего начальства, можно было перестрелять выборочно... Трибунал оправдал Патнэма, но парень покинул армию вскоре после этого. И теперь щеголял в идиотском виде, бросая вызов любому и каждому из окружающих межеумков. Суть вызова, правда, не достигала моего разумения.

Жену свою, одуванчикоподобную Глорию, Джеймс повстречал на Гавайях, где Глория работала простой секретаршей, и немедля сделал ей предложение. Чикагские Патнэмы позеленели от злости, узнав, что безродная выскочка, промышлявшая заурядной службишкой, сделается членом столь выдающейся и почтенной семьи.

Надо полагать, женитьбу Джеймс тоже рассматривал как некую разновидность вызова. На сей раз – ближайшим родичам, слишком любившим драть носы к зениту.

Прекрасно.

С личностями, достойными внимания, в основном покончено. Внимание, гвоздь программы: Дик Андерсон. Сиречь, Рикардо Хименес.

Медицинские отчеты производили впечатление устрашающее. Пытошники Рыжего Генри Эчеверриа потрудились в поте своих палаческих рож, не щадя усилий. Парня буквально разнимали на части в застенках Ла-Форталесы. Последующее лечение: обширные пластические операции, частично восстановлены функции левой кисти, очень ограниченно восстановлены функции нижних конечностей, причем последующее улучшение маловероятно. Операция на урогенитальных органах была относительно успешна, хотя половая функция необратимо уничтожена.

Глубоко вздохнув, я перевернул страницу, гадая, откуда Франческа Диллман проведала о последнем из увечий бедолаги. Возможно, такие вещи любая женщина, особенно страстная, способна определить с первого взгляда...

Странно, пока Франческа не заговорила о вероятных повреждениях Рикардо, незаметных по внешности, я даже не думал ни о чем подобном. Хотя, разумеется, в пах на допросах лупят весьма охотно, а заплечные мастера испанской школы еще и обожают подвешивать жертвы за их мужские части. На короткий срок – при обычной пытке или на долгий, когда хотят убить особо мучительным способом.

Рикардо, по всему судя, пытали обычным способом. "Вот несчастный молодчик!" – подумал я. Такого даже представителю рода Хименесов не пожелаешь.