Текст книги "Роковые тайны"

Дороти Гарлок
Роковые тайны

Глава 1

Глаза Эдди сверкали от гнева.

– Прочь с дороги! Неудивительно, что южане потерпели поражение, если такие подлецы, как ты, сражаются на их стороне!

Пьяный солдат немного смутился. Он заглянул под шляпку юной девушки, стоявшей позади Эдди:

– По-посмотри, Нат. Взгляни-ка. Ну не красотка ли?

– Об этой негритяночке мы слыхали.

– Она мне вполне подходит. Почти что белая. Эдди быстро встала между Триш и солдатом, поэтому Триш не успела вытащить нож.

– Ваша негритяночка, мэм?

– Тебе бы не помешало обзавестись приличными манерами. – Эдди старалась не повышать голоса, чтобы не привлекать внимания.

– Да ладно вам, чего нервничать. Плачу пару монет за часок с девчонкой. – Солдат вплотную приблизился к Эдди.

От него исходило такое зловоние, что ее затошнило. Она попыталась оттолкнуть парня, но у нее ничего не вышло.

– Если я закричу, первый же порядочный человек раздавит тебя словно жука.

– Спокойненько, как насчет получаса? Сойдемся на этом, час я не продержусь. – Он захохотал. – У меня целую вечность не было девчонки, похоже, на мне сейчас штаны треснут.

– Они к вам пристают, мэм? – Перед ними возник бородатый человек в жилетке из воловьей кожи.

– Да.

– Нет, она выдумывает. У нас просто маленькое дельце. – Взглянув на гиганта, солдат сразу протрезвел. Пытаясь скрыть испуг, он старательно растянул рот в ухмылке. – Мы хотели попользоваться ее негритяночкой. Желаем заплатить. Эй… что…

Бородач сгреб пьяного солдата своими ручищами. Подняв в воздух, он отшвырнул его, как котенка. Тот упал на спину, судорожно глотая воздух, помотал головой, приходя в себя, отполз в сторону, спасаясь от копыт лошадей, привязанных к ограде.

– Тебя никто не просил вмешиваться. – Второй солдат начал пятиться.

Гигант двинулся вслед за ним, произнося слова так тихо, что Эдди пришлось напрячь слух.

– А ну прочь от леди, а то я вас обоих с дерьмом смешаю. Забирай эту пьяную задницу, и проваливайте.

Солдаты двинулись по изрытой колеями улице, и, когда отошли от человека в жилетке на достаточно безопасное расстояние, тот, кого швырнули в грязь, прокричал:

– Никогда не слыхал, чтобы черную шлюху называли леди! – И, выпалив это, он побежал.

Эдди схватила за руку их защитника, который сделал шаг по направлению к солдатам:

– Пусть они уйдут. Пожалуйста. Мы и так причинили вам достаточно беспокойства.

– Миссис Эдди! – К ней подбежал Колин. – Все в порядке?

– С нами все в порядке, Колин. Ты напоил лошадей?

– Да, мэм. Но…

– Этот джентльмен избавил нас от дряни, – тихо сказала Эдди и улыбнулась мужчине.

– С большим удовольствием, мэм. Снятую с головы шляпу с широкими полями, заломленными спереди, украшала длинная серебряная булавка, продетая через тулью и поля. Темно-коричневые, ровно постриженные волнистые волосы закрывали уши. Он был похож на плюшевого медведя, но Эдди подавила желание сказать ему об этом.

Мужчина посмотрел на Триш, стоявшую с опущенной головой:

– Вам и маленькой леди нечего беспокоиться. Я прослежу за этими пронырами. – Он взглянул на мальчишку, вцепившегося в юбку женщины, и девочку постарше, ухватившуюся за него, и пихнул Колина в плечо. – Этот плут готов был подраться.

– Мне бы нож. – Колин расправил худые плечи.

– Идти с ножом против человека сильнее тебя не больно-то разумно. Запомни это, малец. Действуй неожиданно. Используй то, что под рукой, и наноси удар в самое чувствительное место. Бей хоть головой. – Он наклонился и прошептал что-то Колину на ухо. – Сильно ударишь и вышибешь дух. Я видел, как такое проделал парень вполовину тебя ростом.

– Спасибо, мистер. – Колин улыбнулся.

– Пока, леди. – Мужчина еще раз внимательно окинул взглядом Триш, коснулся пальцами края шляпы и ушел.

– Какой очаровательный, правда, Триш?

– Наверное, – пробормотала Триш.

– Что такое «плут», миссис Эдди? – спросил Колин.

– Будь я проклята, если знаю, но, полагаю, ничего хорошего это не значит. – Эдди наклонилась и поправила шляпки на мальчишке и пятилетней девочке.

– Я так и знала! Не надо было мне ехать! – бормотала Триш. – Нужно было остаться дома. Господи! Сжалься надо мной, о Господи! Хотела бы я оказаться дома.

– Прекрати скулить, Триш. Плюнь и держись. – Эдди посмотрела на детей, внимательно ее слушавших. – Что ж, мы обсудим случившееся дома.

– Я всего боюсь, – прошептала себе под нос Триш, но Эдди услышала.

– У тебя есть я! Ты моя лучшая подруга. А сейчас пойдем в магазин Кэша, мне надо выменять пару носков.

Эдди перекинула через плечо лямки сумочки, еще раз поправила шляпку на трехлетнем Диллоне и улыбнулась остальным членам семьи. Она нервничала в толпе, а Триш пугалась до полусмерти.

Эдди взглянула на нее и увидела, что та поджала губы, а большие выразительные глаза бегают из стороны в сторону, как будто девушка ожидает в любой момент нападения. Зная о ее страхе, держалась к ней поближе, пока они двигались по людной улице следом за одиннадцатилетним Колином.

Главная улица Фрипоинта (штат Арканзас) была, по сути, узкой дорожкой между двумя рядами каркасных домиков. Одни из них имели крыльцо, другие – ложные фасады. В конце улицы стояло деревянное здание железнодорожной станции.

Два дня в неделю магазины обязательно работали – когда прибывал поезд, привозивший не только почту, но и усталых людей, возвращающихся с войны. На этот раз толпа была больше обычного. Два торговых дома, парикмахерские, лавки кузнеца и шорника, таверны и трактиры переполнены. По улице ходили фермеры, солдаты, только что освобожденные, не знающие куда себя приткнуть негры, бродяги, люди в поношенной форме Конфедерации. Женщины и дети ожидали своих мужей и отцов в фургонах, стоявших вдоль улицы.

Джон Толлмен стоял, опершись о стену магазина, и смотрел на уличную кипучую жизнь. Он увидел, как мальчик привязал усталую старую лошадь к изгороди и помог выбраться из фургона женщине, девушке и двоим детям.

Темно-голубые, с первого взгляда кажущиеся черными глаза осмотрели улицу. Когда два пьяных конфедерата пристали к женщинам, Толлмен собрался вмешаться. Но его опередил бородатый колонист, и Толлмен остановился, сомневаясь, что его помощь понадобится. Он засмеялся, увидев, как верзила швырнул одного пьяного на землю и отпихнул другого.

Джон был уверен, что женщина заметила его, поскольку мало кто из приезжающих во Фрипоинт людей одевался подобно ему. Выше среднего роста, он носил рубашку из оленьей кожи навыпуск, с ремнем на талии. У Джона были длинные, в отличие от большинства мужчин на Юге, волосы. На голове – низкая кожаная шляпа с круглыми полями. С точки зрения Джона, у него было обыкновенное лицо – узкий прямой нос, полные губы, широкий рот, длинные усы. Однако оно выделялось среди других. Резкие черты и уверенность подчеркивались манерой держаться. Поднятая голова, прямая спина означали спокойствие, в то же время глаза не упускали ничего из виду. Придав лицу привычное выражение безразличия, он последовал за женщинами и детьми в магазин.

Младшие дети держались за юбку девушки, а мальчик постарше стоял позади них, готовый защитить их от опасности. Женщина в круглой шляпке ободряюще улыбнулась им и подошла к прилавку поговорить с хозяином.

– Добрый день, господин Кэш.

– Как поживаете, госпожа Гайд?

«Госпожа Гайд». Джон стоял около груды товаров, откуда мог видеть и слышать разговор женщины и хозяина лавки, который одновременно был и почтмейстером. Лицо господина Кэша было серьезным. Он стоял перед ящиками для корреспонденции, а приказчик обслуживал покупателей.

– Иола здесь? – Речь женщины была по-южному слегка невнятной.

– Сегодня она наверху. Опять, к несчастью, суставы.

– Печально слышать.

– Она спрашивала утром, будете ли вы в городе.

– Нам пришлось пропалывать хлопковую делянку. Семена никак не взойдут.

– Госпожа Гайд, вам никаких… писем.

– Я ничего не жду, – ответила Эдди, слегка улыбнувшись.

Хотя Эдди знала, что почтовый поезд пришел, она не ждала письма от Керби. Война закончилась более двух месяцев назад, и боль немного притупилась. Он не написал ей ни строчки с тех пор, как четыре года назад присоединился к регулярному войску Арканзаса.

– Вы не зайдете сюда на минутку… пожалуйста?

Внезапно разглядев тревогу на лице собеседника, Эдди ощутила холодок и замерла на мгновение. Перед тем как пройти за прилавок, она оглянулась:

– Что-то не так, мистер Кэш? Вы передумали насчет обмена продуктов на чулки?

– Господи, нет! Я возьму носки, шарфы, шапки и все остальное, что принесете. Дело не в этом.

– Тогда что?

– Ну… вчера приехал человек. Офицер конфедератов. Несколько недель назад он нашел свежие захоронения возле Джонсборо. Люди пометили место. В изголовье каждой могилы была воткнута палка с привязанной шляпой. – Лавочник вытащил носовой платок и вытер лоб.

– Какое это имеет ко мне отношение? – спросила Эдди. Страшное предчувствие охватило ее. Ноги задрожали.

– Ненавижу сообщать такое… На подкладке одной из шляп была надпись: «Керби Гайд, Фрипоинт, Арканзас». Офицер спросил меня, живет ли в этих местах семья Гайд и, если да, передам ли я известие. Сожалею, миссис Гайд.

По мере того как Эдди осознавала новость, зрачки ее расширялись, но затем ею овладело сомнение.

– Тут нет ошибки?

– Нет, мэм. Офицер тщательно все переписал. Я могу показать.

– В этом нет нужды. – Она ласково коснулась его руки. – Вам было нелегко. Спасибо, что сказали.

– Вы справитесь? Не хотите ли подняться к Иоле?

– Со мной все в порядке. Спасибо за заботу.

Новость не была неожиданной. Эдди не ощущала той печали, которую пережила, когда Керби уехал, покинув беременную жену. Прошли годы, страшные и тяжелые, и она осознала, что ее любовь – а это действительно была любовь – умерла. В те годы, что он не писал ей, Эдди загнала память о нем глубоко внутрь. Случалось, неделями не вспоминала о муже.

«Почему я так спокойна? Ведь должна горевать, – говорила она себе. – В конце концов, Керби – отец Диллона. Позже, я осознаю свою потерю позже».

– Мы сейчас поедем домой, – сказала наконец Эдди, посмотрев на Кэша.

– Я сожалею, миссис Гайд, – повторил хозяин лавки. – Ох, – окликнул он ее, – минутку. Я должен вам за носки.

Эдди вернулась к прилавку:

– Могу я получить за них сахар?

– Конечно. Сегодня как раз привезли. У вас есть мешок?

– Да. – Эдди повернулась столь стремительно, что едва не столкнулась с высоким мужчиной в кожаной рубашке. На его темном лице выделялись еще более темные глаза. Волосы до плеч черны как уголь. На голове кожаная шляпа.

– Прошу прощения. – Джон подхватил ее за плечи, не дав упасть. Затем отступил на шаг и коснулся пальцами края шляпы.

Эдди едва расслышала невнятное извинение. У нее было одно отчаянное желание – поскорее уйти из магазина, покинуть город. Она кинулась мимо мужчины. Колин держал мешок для сахара.

– Миссис Эдди! – прошептала Триш. – Вам нехорошо? Вы… странно выглядите.

– Как только получу сахар, мы тотчас едем домой.

– Что будем делать, если те два грубияна увяжутся за нами?

– Не тревожься. В фургоне ружье. Колин спрятал его под сиденьем… и оно заряжено.

– Мамуля, я хочу посмотреть поезд. – Диллон вцепился в ее юбку.

– Поезд приходит утром. Здесь конец пути. Затем он включает двигатель и снова уезжает, – терпеливо объяснила она.

– Хочу посмотреть, – захныкал Диллон.

– В следующий раз. Вот что я тебе скажу – мы дома приготовим коврижку или пудинг. А сейчас будь лапочкой и постой с Триш. – Эдди потрепала сына по голове и вернулась к прилавку. Кэш взял ее мешок и ушел в подсобку.

Джон Толлмен окинул взглядом помещение. Бывший солдат в поношенной грязной форме плотоядно смотрел на девушку, стоявшую с детьми. Она отвернулась, выражение ее лица скрывала шляпка.

Джону пришла в голову мысль, что город заполнен изголодавшимися по женщинам мужчинами. Он устремил взор на Эдди. Его напряженный взгляд заметно контрастировал с расслабленной позой. Джон изучал ее, как карту. На вид этой высокой, стройной женщине было лет эдак двадцать пять. Локоны медового цвета окаймляли точеные черты лица. Ему пришлись по душе гордо поднятый подбородок и свободная легкая походка. На ней не было стягивающего корсета. Несмотря на то, что женщина обладала изящным и даже немного хрупким телосложением, осанка выдавала силу характера. Казалось, она не замечала, что взгляды всех мужчин в лавке обращены на нее. Джон понял: леди привыкла встречать жизненные испытания лицом к лицу. В этом занюханном городишке такая яркая, соблазнительная женщина выглядела розой среди сорняков.

Желание приблизиться к ней, заглянуть в ее замечательные фиолетовые глаза заставило Джона подойти к прилавку. Встав рядом, он понял, что она не столь высока, как показалось с первого взгляда. Ее голова доставала ему до плеч. Прямая спина и худоба создавали впечатление, что женщина большого роста.

Вернулся лавочник и положил мешок на прилавок:

– Десять фунтов. Достаточно ли этого за носки?

– Более чем. Спасибо.

Не успела Эдди взять мешок, как чья-то большая рука остановила ее.

– Я помогу вам, мэм.

Она сурово посмотрела на мужчину. Ее изящное лицо было на удивление спокойным. Слабый румянец на щеках выдавал отчаянное стремление сохранить самообладание. Яростный огонь, горевший в глазах Эдди, проник в потаенные уголки его души, и Джон смутился.

– Весьма любезно с вашей стороны, сэр. Но у меня есть кому помочь.

Мальчик, до той поры стоявший рядом с детьми, вклинился между ними. Он обхватил мешок обеими руками и притянул к себе. На лице его застыло свирепое выражение.

– Скажите Иоле: я прошу прощения, что не повидала ее.

– Передам, миссис Гайд. – Кэш подождал, пока Эдди с детьми покинет лавку, затем обратился к Джону: – Ненавижу сообщать женщинам горестные известия. У нее есть выдержка, скажу я вам. Она вдоволь натерпелась в жизни, но держит голову прямо. Гордая, действительно гордая женщина.

Джон снял крышку со стеклянной банки и достал две сигары. Затем бросил монету на прилавок. Кэш подхватил ее.

– Как бы то ни было, она сдержалась, услышав известие.

– Эдди Гайд такая. Ее муж ушел на войну, и, насколько я знаю, она не получила от него ни одного письма. Она написала ему после рождения сына. Дошло ли до него это письмо? Ответа миссис Гайд не дождалась. Никто не понимает, почему она за него вышла. Он был такой сладкоречивый парень – все улыбки и разговорчики, чтобы крутить женщинам головы. Иола, это моя жена, говорит, что Эдди была совершенно одинока, жила в своем мире. Такие женщины склонны делать глупости. – Кэш покачал головой, затем обратил вопрошающий взгляд на покупателя: – Вы ведь не местный, так?

Джон улыбнулся:

– Откуда вы знаете?

– Немногие тут одеваются подобным образом. Вы с Запада?

– Вроде того. Носки продаются? – Джон коснулся мягкой шерсти.

– Да, но стоят дорого. У нее парочка особых овец. Сама стрижет и прядет пряжу. Она знает способ, как сделать шерсть мягкой.

– Сколько?

– Двадцать пять центов.

– Я возьму обе пары. – Незнакомец выложил на прилавок доллар. – Вы сказали ей, что ее муж не вернется?

– Да. Полагаю, он погиб, возвращаясь домой с войны. Его имя написано на шляпе, которая висит на могиле возле Джонсборо.

– Плохо дело. Женщине с таким выводком будет тяжело.

– Только меньший – ее собственный. Остальные двое – сироты, их спихнул на нее проповедник. Еще эта негритяночка, которая с ней вот уже несколько лет. Больше смахивает на белую, а? Всякая шваль собирается со всей страны к дому миссис Эдди взглянуть на девчонку. – Кэш повернулся к женщине, заглядывавшей в ячейки для писем: – Вам письмо, миссис Дублер. А для вашей крошки Эми письмо от ее молодого человека. Я слышал, весной состоится свадьба. Да, как летят годы. Помню время, когда она ростом доставала мне до колена.

Джон повернулся и вышел на крыльцо. Желание снова увидеть Эдди Гайд раздражало его. Он смотрел в ее фиолетовые глаза не более нескольких секунд, но не мог забыть их.

Джон снял шляпу и запустил пальцы в волосы. «Черт побери», – подумал он. До встречи с судьей еще пропасть времени, целая неделя. Из особого уважения к своему кузену Захарии Куиллу Джон согласился, чтобы судья Рональд Ван-Винкль сопровождал его караван фургонов с грузом через индейские территории, через Оклахому на Нью-Мексико, откуда они должны будут повернуть к югу на Санта-Фе.

Фургоны, следующие из Сент-Луиса, он встретит севернее Форт-Смита через неделю. Несколько дней уйдет на отдых и ремонт повозок, а затем они отправятся на Запад. Может быть, ему удастся повидать миссис Гайд, пока он здесь.

Эдди со своим семейством следовала за Колином, который нес сахар, к фургону. Они сошли с тротуара и пересекли дорогу.

Бородач, поставивший на место пьяных солдат, сидел на скамье перед закусочной. Он уставился на Эдди и ее семью. В его взгляде, который он обратил вначале к Эдди, затем перевел на Триш, смешались вожделение и восхищение.

Нервы Эдди были и так на пределе, и подобное бесстыдство переполнило чашу терпения. Когда он не отвел глаза, Эдди подбоченилась и задрала подбородок чуть выше обыкновенного. Ее большие фиолетовые глаза смотрели на мужчину с яростью, она была готова к сражению.

– Ну, ради всех святых! Ты что, женщины никогда не видел?

Мужчина искренне изумился. Он вскочил на ноги, сорвал шляпу с головы и заговорил мягким и уважительным тоном:

– Я не хотел никого обидеть, мадам. Просто чистое удовольствие видеть такое женское общество.

Эдди вспыхнула, затем, почувствовав его искренность, улыбнулась.

– Прошу прощения, что я разозлилась. И благодарю вас, сэр, за оказанную помощь, – сказала она, удаляясь.

Симмонс был известен под кличкой Пистолет так долго, что почти позабыл свое настоящее имя – Джерри. Он нахлобучил шляпу с завернутыми полями на растрепанную голову и посмотрел вслед покидавшему городок фургону. Дети расположились на заднем сиденье, девушка и мальчик сели с двух сторон от женщины. Несмотря на то, что парень правил лошадьми, он то и дело оглядывался через плечо, как будто ожидая, что за ними кто-то последует.

Симмонс бросил быстрый взгляд на улицу и понял, что не только он следил за отъезжающим фургоном. На другой стороне улицы, небрежно облокотившись о крыльцо почты, стоял высокий, стройный человек в кожаной рубашке. Когда Пистолет сощурился, чтобы лучше его разглядеть, тот со спокойным изяществом индейца сошел с крыльца и пересек улицу, направляясь в салун.

Господи! Что может делать в этой дыре Джон Толлмен? Известный почти так же, как его знаменитый отец, Рейн Толлмен, Джон был сейчас далеко от своего горного ранчо возле Нью-Мексико.

Пистолет почесал голову. Да, скучное путешествие через индейские земли могло теперь обернуться весьма интересным делом.

Глава 2

Фургон повернул к видавшему виды дощатому дому с покосившимся крыльцом и булыжной дымовой трубой. Он стоял на небольшом возвышении среди орешника. Это был единственный дом в жизни Эдди, и она знала в нем каждый камень и каждую доску.

Ее гордость – палисадник. Он был почти так же хорош, как и при жизни матери. Везде цвели флоксы и алтеи, повсюду росли розы всех оттенков. Дом стоял в тени деревьев орешника. Эдди помнила, как ее отец длинным шестом обтрясал ветки. Он двигался легко и проворно, пел и смеялся, а они с матерью подбирали крупные орехи, сыпавшиеся на них.

Родители погибли, когда пытались переправить скот через разлившуюся реку. В шестнадцать лет Эдди осталась одна, не считая старенького деда матери, который жил с ней, пока не умер тремя годами позже.

После этого последовали годы одиночества. Она могла выйти замуж и до смерти деда. Поклонники приходили со всей округи. Сначала они осматривали ферму и, одобрив увиденное, обращали взор на Эдди. Девушка им тоже нравилась. Для нее сама мысль провести остаток жизни с кем-нибудь из них была просто невыносима. Некоторые из женихов, получив отказ, стали распространять слухи, будто Эдди – безрассудная и бездушная особа. Стали поговаривать, что она старая дева с причудами. До тех пор, пока не появился Керби.

Когда Колин остановил фургон перед домом, Триш спрыгнула на землю и сорвала с себя шляпку. Ее кожа была цвета кофе с изрядным количеством сливок. У нее были коричневые блестящие глаза, тонкий нос и подбородок, усыпанный веснушками. Она вытащила из кармана кусок материи и обвязала вокруг головы, чтобы черные кудрявые волосы не закрывали лицо.

– Никогда больше не поеду в город!

Эдди понимала страхи девушки и попыталась развеять их:

– Война кончилась, Триш. Не надо бояться, что кто-то заявит на тебя права. Ты свободна и можешь идти куда захочешь.

– А я никуда не желаю уходить, миссис Эдди. Я хочу остаться здесь с вами и малышами. Какой прок быть свободной, если идти некуда?

– И я хочу, чтобы ты осталась. Боже милостивый! Что бы я без тебя делала? Ты была со мной в самое тяжелое время. А затем ангел положил на крыльцо этих двух. – Эдди крепко обняла Джейн Энн и улыбнулась Колину. – С тех пор я ни дня не была одинокой.

– Это был не ангел! – Колин начал распрягать лошадей. – Это был старина Сайкс. Он замучился кормить нас и сказал, что пришел черед других – словно мы собаки. Удивительно, как это он просто не выгнал нас и не пристрелил.

– Вы никуда отсюда не денетесь, вот что. Ты и Джейн Энн останетесь с нами. Ради Бога! Без твоей помощи мы с Триш не справимся с кукурузой и хлопком, а Джейн Энн нужна, чтобы следить за Диллоном.

– И я бы сдохла от страха, если бы тогда ты не снес змее голову мотыгой, когда я на нее наступила на делянке, – заверила Триш мальчика, содрогнувшись от воспоминания.

– Джейн Энн, иди переоденься. И, лапочка, надень шляпку. Триш за утро просто поджарилась. – Эдди полезла в глубь фургона за сахаром.

– Я принесу ружье, – вызвался Колин.

Эдди успела распахнуть входную дверь, чтобы проветрить дом, когда увидела подъезжающую повозку:

– Глядите-ка! Едет проповедник Сайкс с женой.

– Спрячу-ка я сахар. – Триш схватила мешок и потащила его в дом. – Увидит и начнет зубы заговаривать, как обычно, когда чего-то захочет.

Сайксы поселились в Озарксе и основали храм среди холмов примерно тогда же, когда родители Эдди купили здесь участок земли. Эдди была уверена, что из-за многолетнего знакомства они чувствовали себя обязанными присматривать за ней. Вначале за Сайксом не замечали никакого особо религиозного фанатизма, но теперь он обличал любые человеческие грехи и считал людское горе проявлением гнева Господня.

Сайкс держал свою паству в железных рукавицах. Если ему становилось известно, что кто-то в воскресенье умудрился пришить пуговицу или расщепил полено на растопку, то непременно осуждал таких публично – произносил проповедь о нарушении святого дня, субботы. Провинившегося ждала геенна огненная.

Повозка остановилась перед домом, и Эдди с Диллоном вышли во двор поприветствовать гостей.

– Жарко, пройдемте на крыльцо выпить чего-нибудь холодненького.

– Мы не можем задерживаться более чем на минуту-другую, – сказала миссис Сайкс, маленькая бодрая женщина, похожая на птичку. Она слезла с повозки и взошла на крыльцо, прежде чем нога ее тучного мужа коснулась земли. – Мне не терпится узнать, прибыл ли мистер Гайд сегодняшним поездом.

– Нет. Он не приехал. Садитесь в качалку, миссис Сайкс.

– А как наши малыши? – Она потрепала Диллона по щеке, в ее глазах-бусинках засверкало восхищение.

– Он уже не малыш, ему три года.

– Да? Боже, как летит время!

– Добрый день, преподобный отец. Заходите. Я принесу кресло и холодной воды. На крыльце прохладней, чем в доме.

– Как дела, все в порядке? – спросил Сайкс, выпив воды. Он опустился в вынесенное из дома кресло. Эдди сжалась от страха, выдержит ли старое кресло, когда услышала скрип под солидным весом.

– У нас все хорошо. Просто прекрасно.

– Днем и ночью вдоль дорог движутся люди, не остывшие от убийств, поджогов и насилий. Города забиты дезертирами и освободившимися рабами, которые не знают, что с собой поделать. Ваша жизнь здесь без мужчины – дьявольское искушение для них. Особенно с этой проституткой. – Его голос гремел в тишине, нарушаемой только жужжанием майских жуков и карканьем ворон.

– Я не одна. Со мной дети и Триш, которая, разумеется, не проститутка, – возмущенно ответила Эдди.

– Ой-ой! – фыркнул толстяк. – Эти ленивые черные девки притягивают блудников, как горшок с медом – мух.

Эдди хотела возразить, но промолчала. Она овладела собой и глубоко вздохнула. Нельзя ссориться с проповедником. Он обладал достаточным влиянием, чтобы забрать Колина и Джейн Энн, чтобы «преподать ей урок». Миссис Сайкс заметила румянец, вспыхнувший на лице Эдди:

– Мы беспокоимся о вас, дорогая.

– У нас все в порядке. – «Прости меня, Господи, за эту ложь». – Мы отдыхали после возвращения из города.

– Вас не было на воскресной службе, – укоризненно заметил Сайкс. Было не по сезону очень тепло, и пот заливал его лицо.

– У лошади опухла нога, запрягать ее нельзя. – «И за эту ложь прости меня тоже, Господи!» – А идти пешком с Диллоном слишком жарко.

– Нет, дитя мое. – Сайкс замотал головой так энергично, что его челюсти лязгнули. – Некоторые неудобства не могут служить оправданием для отдаления от дома Божьего. Сироты должны быть там, чтобы слышать Слово, – сурово произнес он, затем добавил: – Мальчик уже достаточно большой, чтобы заработать себе на пропитание.

– Он работает здесь. – У Эдди неистово забилось сердце. – Вы не должны беспокоиться о Джейн Энн и Колине. Я собираюсь оставить их обоих.

– Вы уже выполнили свой христианский долг перед ними. Они пробыли у вас дольше, чем нужно. Пришло время, чтобы кто-то другой принял бремя на себя.

– Они не бремя, – мягко возразила Эдди. – Когда вы привели их сюда, то сказали, что у них нет близких родственников. У меня столько же прав на них, как и у всякого другого.

– Эти дети были оставлены под присмотр церкви, и я принял на себя тяжкую обязанность вырастить их. Полагаю, им нужна более сильная рука. Господь говорит: «Пожалеешь розгу и испортишь ребенка».

Эдди сильно сомневалась, что Господь считал, будто следует бить детей, но спорить с преподобным было опасно. Она подавила гнев и попыталась говорить рассудительно.

– Видели вы детей не при деле? – спросила Эдди и продолжила, прежде чем он мог ответить: – Они теперь тоже моя семья. Я люблю их, как и собственного ребенка. Колин помогает мне с овцами и в поле. Джейн Энн присматривает за Диллоном.

– У вас нет оснований кормить лишние рты, когда в доме нет мужчины, – настойчиво сказал он.

– Мужчины не было в доме и тогда, когда вы их сюда привели. Я справлялась почти четыре года. Теперь война закончилась…

– Ваш муж скажет свое слово, когда вернется домой. Вы ведь не слышали, что он погиб, не так ли?

– Официально меня не извещали, – сказала Эдди, стараясь подавить дрожь в голосе.

– Слушай, взгляни-ка, – вмешалась миссис Сайкс, перебив собирающегося продолжить спор мужа.

Диллон положил ей на колени лук и стрелы:

– Колин мне это сделал. Хотите взглянуть, как я стреляю?

– Конечно, но будь осторожен и не попади ни в кого.

– Однажды я попал в курицу, и она не пострадала. – Диллон встал на край крыльца, вложил стрелу и натянул тетиву. Когда он отпустил ее, стрела пролетела добрых три шага. Мальчик побежал за ней. Вернулся он, счастливо улыбаясь.

– Это было славно. Очень хорошо. Так, Гораций?

– Что? Угу… Да, хорошо. – Сайкс обмахивался шляпой. – Мистер Гайд захочет жить в этом месте, если он… когда он вернется?

– Предполагаю, что да. Я не вижу причин уезжать.

На лице проповедника всегда появлялось неодобрительное выражение, когда он говорил о Керби. Они виделись лишь однажды – в тот день Керби и Эдди приехали к нему и попросили повенчать их. Сайкс крайне неодобрительно отнесся к поспешному браку и попытался отговорить Эдди. Но она отказалась прислушаться к его доводам, и он совершил церемонию с выражением глубочайшего сожаления на лице.

– Если задумаете продавать дом, имейте в виду, что Оран Бердселл ищет жилье для сына. У него есть наличные.

– Я запомню это… если мы вздумаем продавать.

– Подумайте об этом. Давай, женщина. – Проповедник с трудом поднялся и нацепил шляпу на лысую голову. – Пожалуй, мы пойдем.

– Идем же. – Его птицеподобная жена соскочила с крыльца. – Мы собираемся проведать Лонглеев. Сестра Лонглей мучается от болей в спине.

– Печальное известие. Передайте от меня привет.

– Хорошо. Прощайте, сестра Гайд.

– До свидания.

– Прощайте. – Это отозвался Диллон. Эдди стояла во дворе, пока повозка не исчезла из виду. Она с облегчением вздохнула и обняла сына.

Сообщение Сайкса о желании Бердселлов купить ферму заинтересовало ее. Бердселлы и Реншоу были наиболее процветающими семьями в округе Фрипоинта. Она уже слышала мельком, что Бердселлы хотели увеличить свои владения.

У Эдди было затаенное желание расправить крылья. Вокруг огромная страна, и ей отчаянно хотелось повидать мир. Она думала, что однажды продаст ферму и начнет новую жизнь где-нибудь в новом месте, где могла бы заняться овцеводством, получать шерсть и прясть пряжу. В последние годы на деньги, вырученные от продажи теплых шерстяных вещей, закупалось многое из столь необходимого для ее семьи.

Когда-то в жизни Эдди появился Керби, и все перевернулось. Он попросился жить в амбаре и работать за харчи. Дел было много, и казалось, что Керби желает помочь, поэтому она разрешила ему остаться. За короткое время он возделал хлопковую делянку, починил изгороди и подрезал персиковые деревья. Они вместе работали в огороде и вместе собирали дикую малину.

Овец Керби презирал и отказывался иметь с ними дело, хотя любил теплые шерстяные носки, перчатки и шарф, которые она для него связала.

В работе он проявлял такую энергию, что это иногда озадачивало Эдди. Керби был не знаком с жизнью на ферме, но стоило ему что-то поручить, как он принимался за работу с таким рвением, будто его жизнь зависела от того, закончит ли он дело до заката. А если им доводилось бездельничать, они смеялись, пели и играли, как дети, сбежавшие из школы.

Однажды вечером после страстных объятий Эдди уступила его напору и позволила овладеть собой. Первый опыт не стал для нее приятным, ее охватили чувство вины и страх. Она отказала Керби в дальнейшей близости, и они поссорились. Для Эдди зачать ребенка вне брака было равносильно смерти. Миновала неделя, прежде чем Керби согласился пойти к Сайксу и принести клятву. Месяцем позже он уехал в город купить ведро и вернулся счастливым, как мальчишка с новой рогаткой.

Керби вступил в войско Арканзаса.

Эдди осталась одна со своими заботами, беременная. Ту зиму она никогда не забудет. Зная, что ей не на кого надеяться, кроме себя самой, без устали запасала пищу на зиму и таскала хворост из леса для печки.