Текст книги "Царица эльфов"

– Папа! – и, придерживая полотенце, бросилась бежать к конюшням.

2

Мэри ворвалась в конюшню и там замедлила бег, пытаясь после яркого света разглядеть что-нибудь в полумраке.

– Папа! – позвала она с беспокойством. – Ты где?

И с чувством облегчения она увидела, как из стойла в самом конце конюшни показался знакомый силуэт.

– Я здесь, Мэри. Что случилось?

– Я тебя хотела спросить, – ответила она, подходя к нему.

Будучи среднего роста, Никколо Мартинес всегда производил впечатление высокого человека, благодаря широким плечам и горделивой осанке. Но сейчас плечи его похудели и ссутулились, а когда-то черные как смоль волосы подернулись серебром. Даже глаза, раньше карие, пронзительные, казались тусклыми и затуманенными.

Мэри остановилась рядом, стараясь не выдать своих чувств.

– Я слышала, как Бой разошелся, и подумала...

– Пустяки, – прервал ее отец. – Он сегодня с утра резвится. – Он взглянул на мокрое полотенце. – Вижу, ты ходила на пруд? Будешь завтракать? Сейчас управлюсь здесь и приготовлю тебе что-нибудь.

– Думаю, что пока я дома, заниматься кухней следует мне. У тебя и так дел невпроворот.

Она оглядела конюшню, стараясь, чтобы он не догадался о ее невеселых думах. Должно быть, отец был нездоров – как здесь все запущено.

– Знаешь, я приготовлю завтрак, пока ты все тут заканчиваешь, а за едой мы поговорим. Я о многом хочу тебя расспросить.

Ее отец вздохнул и обвел взглядом убогую конюшню, стараясь увидеть ее глазами дочери.

– Конечно, дорогая. Ну что, выглядит довольно безнадежно, не так ли?

В этот миг он казался таким старым и уставшим, что сердце ее болезненно сжалось.

– Ну почему же, – уклонилась она от прямого ответа, не желая раскрывать свои мысли. – Жаль только, что ты не позвал меня раньше.

– Я бы и сейчас этого не сделал, если бы не Голардо и его планы.

Мэри решила, что не стоит рассказывать отцу о встрече с Тони на озере. Его чувства по отношению к Голардо были совершенно ясны.

– Но раз я уже здесь, то хочу услышать обо всем подробно – только за завтраком.

Отец согласно кивнул.

– Хорошо, я приду через полчаса.

Когда она уже выходила из конюшни через большие двустворчатые двери, он сказал ей вдогонку:

– Сделай мне кофе как можно крепче.

Минут через сорок они сидели друг против друга в большой неубранной кузне за накрытым клеенкой столом. Воспоминания о том, как здесь все выглядело раньше, усилили меланхолию Мэри. Шкафчики сияли белизной, линолеум на полу был безупречно чист, льняные шторы накрахмалены. После смерти матери за порядком в доме смотрела экономка. Теперь каждый предмет здесь нуждался в чистке. Она внесла и это в список необходимых дел, который постоянно мысленно пополняла.

– Ты извини, что здесь все в таком виде, – сказал отец, наверное, уже в сотый раз после ее приезда. – Я, знаешь ли, стал неповоротлив. А помощников сейчас нанять не по средствам.

Он взглянул на тарелку, где лежали омлет и поджаренный хлебец.

– Давно уже не ел я такой вкусный завтрак.

Он улыбнулся и снова на миг стал прежним сердечным, веселым человеком.

– А то я терпеть не могу собственную стряпню.

– О, папочка! – воскликнула она, сдерживая слезы. – Как же ты не дал знать мне раньше, что дела так плохи? Неужели ты думаешь, что я не захотела бы помочь?

Он неловко погладил ее по руке.

– Нет, дорогая, после того как ты уехала жить к своей тетке, я долгое время справлялся вполне успешно, а когда начались неприятности, ты как раз вышла замуж за Эдварда. Бессовестно было бы сразу отрывать тебя от мужа.

Он вздохнул и сжал ей руку.

– А когда он умер... Я решил, что хватит уже с тебя тревог.

Мэри покачала головой, чувствуя тяжесть на сердце, как всегда, при напоминании о покойном муже.

– Прошло уже два года. Я тосковала по Эдварду, но ты тоже дорог мне, и ты должен был...

– Нет, – мягко прервал ее он. – Тебе было хорошо в Калифорнии. Я не хотел, чтобы ты уезжала оттуда. Я же знаю, какие страшные воспоминания связаны у тебя с этим местом.

Нет, папочка, тебе известна лишь половина, подумала она. После длительного лечения она научилась уходить от мучительных воспоминаний о той ночи на безопасное расстояние, где они теряли свои страшные четкие очертания. И боль оказалась нереальной, так ноет уже ампутированная конечность. Но есть вещи, которые она не сможет забыть никогда. В ночь, когда произошел несчастный случай, она потеряла не только сестру; ее невинность была растоптана безжалостно, с отвратительной жестокостью. И это изменило ее навсегда.

Грубоватый голос отца вернул ее в настоящее.

– Вижу, что ты до сих пор ничего не забыла.

– Может, я и не забыла, – призналась она, беря себя в руки, – но я научилась справляться с собой. Вот я приехала и все сделаю, чтобы помочь тебе сохранить землю. – Она бодро улыбнулась. – С моим-то бухгалтерским опытом я попробую найти какой-нибудь выход. Эдвард говорил, что он занял прочные позиции на рынке со своими винами только благодаря моему умению вести учет.

Отец рассмеялся хриплым от редкого смеха голосом.

– Я всегда считал, что ему сильно повезло.

– В тебе говорит отец, – улыбнулась ему Мэри.

Эдвард сделал для нее гораздо больше, чем отец думал. Он показал, что в физической близости может присутствовать нежность. Она отогнала ненужные мысли и продолжила оживленно:

– Расскажи же мне подробно, как обстоят твои дела.

В эту ночь, ворочаясь без сна на кровати в комнате, где они когда-то жили с сестрой, Мэри пыталась разобраться в ситуации, обрисованной ей отцом. Несмотря на то что изображенная им картина выглядела довольно грустно, ее не оставляло тревожное чувство, что он рассказал ей не все. Факт, что «Восточные скакуны Мартинеса» переживали крупные финансовые затруднения, и так бросался в глаза. Но Мэри не знала, насколько далеко это зашло. Хуже всего было то, что теперь она имела точное представление о том, как все случилось, и ее это очень расстроило.

Нынешний Никколо Мартинес казался жалким подобием того энергичного человека, каким он был когда-то, и начало его упадка пришлось на ту самую трагическую ночь. Его старшая дочь Оливия погибла, а Мэри уехала, и он остался один на один со своим горем. Хотя Мэри знала, что, если бы она тогда не убежала без оглядки, она, скорее всего, так бы никогда и не сумела поправиться. Но она не могла отогнать от себя нахлынувшие угрызения совести при мысли об отце, страдавшем без семьи, и кроме того, вынужденном в одиночку заниматься хозяйством.

Чувство вины становилось острее, когда она вспоминала, как он всегда находил время навестить ее, хотя бы раз в год, и никогда не требовал от нее ответных забот.

– Похоже, что я вернулась слишком поздно, – шептала она.

Трудность была в том, что она не располагала средствами, достаточными, чтобы помочь отцу. Почти все, чем она владела, было вложено в винодельческое производство в Калифорнии. Томясь беспокойством, она поднялась, подошла к окну и отодвинула желтую кружевную штору. Бледный лунный свет заливал двор и загон, сглаживая следы запустения и ветхости. Когда-то здесь было так хорошо...

Она выпрямилась с внезапной решимостью. Пусть сейчас все кажется безнадежным, она не сдастся так легко. Ее отец вправе ждать от нее большего.

Уперев руки в бока, Мэри осматривала результаты тщательной четырехчасовой уборки на кухне.

– Как тут стало хорошо, – раздался голос отца из дверей. – Совсем как раньше!

Мэри улыбнулась, заплетая непослушные пряди в косу.

– Спасибо. Ты не мог бы отвезти меня в город? Мне нужно кое-что купить, но я не уверена, что смогу справиться с твоим старым пикапом.

Когда позавчера отец встретил ее в аэропорту, она сильно засомневалась, смогут ли они добраться до дома на этой развалине.

– Конечно, придется только немного подождать. Утром я увидел под этой чертовой колымагой большую лужу – вылилась тормозная жидкость. Пока я не буду уверен, что тормоза работают, ехать никуда не придется.

Никколо прошел через кухню, выдвинул ящик и начал в нем рыться.

– Сейчас мне надо закончить чистить Боя, я и зашел только, чтобы взять скребок для копыт. – Он нашел его и направился к двери, бросив через плечо: – Ему надо привести в порядок копыта, но это не займет много времени.

– Я не тороплюсь.

Мэри вышла с ним во двор, подошла к загону и облокотилась о перекладину. Бой стоял посередине загона, привязанный между двух столбиков. Перед тем как заняться копытами, отец успокаивающе провел рукой по блестящей лошадиной шее. Повернувшись спиной, он зажал ногу с копытом между колен и начал его зачищать. Процедура была хорошо знакома Мэри, она и сама не раз делала это, и большинство лошадей относились к ней спокойно. Но Бой – конь очень нервный, и Мэри волновалась за отца. Покусывая губу, она не сводила глаз с ушей лошади – верного показателя ее настроения. Наверное, волноваться нечего – Бой, казалось, оставался абсолютно спокоен.

Она позволила себе расслабиться и насладиться мирной картиной природы. Тишина нарушалась лишь жужжанием носящихся в воздухе насекомых. Но внезапно фырканье и испуганное ржание вывело ее из задумчивости.

Она с испугом увидела, как жеребец пытается встать на дыбы, но ему мешают привязные ремни. Резкое движение массивного корпуса – и не удержавшийся на ногах отец упал на землю прямо под бешено бьющие копыта.

Сердце Мэри бешено застучало, она перепрыгнула через ограду и бросилась вперед, но не успела подбежать – отец вскрикнул от боли и схватился за ногу.

– Папа! – взвизгнула Мэри и изо всех сил ударила лошадь по спине. Обезумевший жеребец отпрыгнул в испуге, она подхватила отца под мышки и оттащила на несколько метров в безопасное место. Страх за отца придал ей силы.

Отец застонал и перекатился на бок, держась за поврежденную ногу. Мэри присела на корточки, пытаясь скрыть охватившую ее панику.

– Папа! Где болит? Только нога?

Он кивнул, ловя ртом воздух.

– Только нога... уверен... она сломана.

Мэри почувствовала, как ее охватывает леденящее спокойствие, которое испытывают люди в критические минуты. Когда она заговорила снова, голос ее почти не дрожал:

– Тогда не пытайся сесть и даже не двигайся. Я сейчас же вызову машину «скорой помощи».

Она собралась встать, но он схватил ее за руку.

– Нет! Не вызывай.

– Но тебе надо в больницу. Мы не сможем ехать на пикапе, раз не в порядке тормоза. И я не уверена, что смогу им управлять.

Отец был белым, как мел, губы упрямо сжаты.

– Никакой «скорой помощи». Я не могу себе это позволить.

– Но из страховки... – Она остановилась, пораженная тревожной мыслью. – Ведь ты застрахован?

Он покачал головой, избегая ее взгляда.

– Не думал, что мне это понадобится.

То есть тоже не мог себе позволить, мрачно подумала она.

– Считал это бесполезным, – с болезненной гримасой продолжал он, – раз все равно кто-то охотится за мной.

– Охотится за тобой? О чем ты говоришь?

– В меня стреляли.

– Стреляли?! – Мэри широко раскрыла глаза. – Почему ты так думаешь? Я не слышала никаких выстрелов.

Отец застонал.

– Стреляли, скорее всего, с глушителем. Я слышал, как что-то просвистело над головой и ударилось о землю. А в следующий миг Бой словно обезумел.

Он помолчал, с трудом переводя дыхание.

– По тому, как он прыгнул, думаю, ему зацепило бок.

Мэри посмотрела на лошадь, которая все еще храпела и рвалась с привязи, но на ней не было заметно ни царапины. Господи, неужели отец страдает галлюцинациями?

– Тебе срочно нужен врач. Сейчас это самое главное. И не беспокойся о деньгах, мы что-нибудь придумаем.

Отец снова начал было протестовать, но внимание Мэри привлек шум мотора. Она вскочила на ноги и увидела светлый джип с изготовленным на заказ каркасом, который преодолевал крутой подъем, ведущий от основной дороги к их дому.

– О черт, – простонал отец. – Это Голардо. Гони его прочь.

Вот кого меньше всего хотелось бы сейчас видеть, подумала Мэри, быстро направляясь к воротам загона. Но к тому времени, когда она поравнялась с калиткой, Тони успел поставить свой автомобиль и уже шел ей навстречу.

– Не знаю, зачем ты приехал, мне сейчас очень некогда, – проговорила она, спеша пройти мимо него к дому, но он поймал ее за руку и удержал на месте.

– Подожди минутку. Я хотел только вернуть тебе вот это.

Он протянул ей босоножки, и на его лице отразилась досада, которая, однако, тут же сменилась беспокойством, когда взгляд его упал на распростертую фигуру Никколо Мартинеса.

– Что случилось? – спросил он, бросил босоножки на землю и быстро направился в загон. Сдерживая раздражение, Мэри пошла за ним.

– Что-то напугало Боя, и он ударил отца копытом. Боюсь, у него сломана нога. Но тебе незачем беспокоиться. Я как раз хотела вызвать «скорую помощь».

Тони присел рядом с ее отцом, который прорычал сердито:

– Убирайтесь отсюда, Голардо! Мне ваша помощь не нужна.

Не обращая внимания на обидные слова, Тони спросил:

– Вы можете двигать ногой?

Двое мужчин сверлили друг друга взглядом, казалось, целую вечность, и наконец отец проворчал:

– Нет! Теперь вы довольны?

– Ни в коей мере, – ответил Тони, поднимаясь. – Самое лучшее сейчас и правда вызвать «скорую помощь», Мэри. А я пока побуду с ним.

– К черту «скорую»! – воскликнул отец и тут же откинулся назад со стоном. Тони удивленно взглянул на Мэри.

– Мы не можем... – начала она, но гордость остановила ее.

Тони сразу оценил ситуацию. Он кивнул, словно прекрасно понял, что она хотела сказать.

– Все в порядке. Мы отвезем его на моей машине. Так будет быстрее. Он ляжет на заднем сиденье. Я посмотрю, нет ли в конюшне чего-нибудь, похожего на носилки. Мэри, принеси одеяло, мы подложим его под ногу.

Мэри колебалась только минуту. Тони мог иметь множество недостатков, но он предложил помощь и, судя по всему, совершенно искренне, в момент острой необходимости. Глупо было бы отвергать ее.

Когда она вскоре вернулась с одеялом, на ногу отца была наложена самодельная шина, а сам он сыпал проклятиями, в то время как Тони осторожно укладывал его на широкую доску.

– Ты сможешь помочь нести его? – спросил он, бросив на нее быстрый взгляд. Кивнув, она взялась за конец доски. Когда они устроили его внутри и подложили под ногу свернутое одеяло, лицо у отца было серым от боли, но он нашел в себе силы проговорить: «Бой».

Мэри тяжело вздохнула. Нельзя было оставлять жеребца на привязи в жару, но, с другой стороны, она не знала, как он поведет себя, если его отвязать.

– Не беспокойся, я позабочусь о вашем красавце, – неожиданно предложил Тони.

Через несколько минут лошадь позволила отвязать себя и отвести в конюшню.

– Жалкое создание, – пробормотал отец. – Сначала он чуть не затоптал меня до смерти, а сейчас позволяет моему злейшему врагу вести себя, словно щенок. Его надо было бы назвать Сукиным сыном, а не Боем.

Вернувшись из конюшни, Тони увидел, как Мартинесы разместились сзади и одобрительно кивнул.

– Держитесь, Никколо. Я постараюсь не трясти, насколько это возможно.

Отец приготовился огрызаться, но Мэри бросила на него неодобрительный взгляд. Тони захлопнул заднюю дверь. Путь до больницы казался Мэри бесконечным...

В больнице почти сразу же появились санитары и быстро унесли отца в операционную.

– Тебе не обязательно оставаться здесь, – сказала она Тони.

Он покачал головой.

– У меня сейчас нет никаких срочных дел. И кроме того, как ты доберешься назад?

Она пожала плечами.

– Как-нибудь. Если отец останется здесь надолго, мне придется взять напрокат машину. Все равно я не решусь сесть за руль его старого пикапа.

– Могу предложить тебе «шевроле» с откидным верхом. Он не новый, но вполне надежный.

Его предложение удивило и на миг смутило Мэри.

– Зачем тебе это надо? Я, конечно, благодарна за все, что ты сделал для отца, но... машина? Не слишком ли это много, ведь мы, в сущности, враги.

Темные брови тони осуждающе сдвинулись.

– Ты говоришь, как твой отец. – Он наклонился к ней. – Тебе не приходило в голову, что это входит в обязанности соседей – помогать друг другу? Со времени твоего отъезда в Радужной долине все изменилось, это правда, но старожилы до сих пор считают, что надо выручать друг друга в беде.

Мэри и без того понимала, что ее слова прозвучали грубо.

– Извини, – пробормотала она, отводя взгляд. – Это потому, что я не знаю, чему мне сейчас верить. Все изменилось, все стало другим – ранчо, отец...

Внезапно напряжение дня взяло свое, и на ее глазах выступили слезы.

– Не думай об этом, – быстро произнес Тони. – Я понимаю, как ты волнуешься из-за отца. – Его теплая ладонь накрыла ее руку. – Я считаю, неплохо было бы выпить по чашке кофе. Не поискать ли нам кафетерий?

Смахивая слезы, Мэри взглянула на дверь операционной.

– Что если я им понадоблюсь?

– Можно предупредить сестру, что мы отойдем, и заглядывать сюда время от времени. – Он слегка пожал ей руку. – Идем, перемена декораций принесет тебе пользу.

Она наконец решилась. Следуя объяснениям медсестры, они быстро разыскали кафетерий.

Мэри выбрала содовую воду в банке, он – апельсиновый сок. Они сели друг против друга за столик у окна, и хотя вокруг тоже перекусывали сотрудники больницы, Мэри внезапно охватило чувство неловкости. В такой близости от Тони ей приходилось в полной мере испытывать на себе его обаяние, и ей это не нравилось.

Мужчина не должен быть так красив, думала она, замечая кокетливые взгляды, которые бросали на него женщины. Голос Тони отвлек ее от этой мысли.

– Расскажи мне про Калифорнию.

Она вопросительно приподняла брови.

– Почему тебя это интересует?

– Потому что я хочу, чтобы ты на какое-то время перестала думать о своем отце. Кроме того, ты сказала вчера, что все сплетни о тебе совершенно несправедливы, а мне так хочется услышать правду. Как ты жила все эти годы с тех пор, как уехала из Радужной долины?

Мэри медленно отпила глоток воды, чтобы успокоить легкий спазм в желудке. Говорить о себе доставляло ей мало удовольствия.

– Мне в самом деле не о чем рассказывать. Я уехала к тете, сестре отца. Училась в колледже, стала бухгалтером, вышла замуж. Ничего необыкновенного или особенно интересного.

Выражение его лица заметно изменилось, стало строже, а взгляд упал на безымянный палец ее левой руки, где не было кольца.

– Так ты замужем? Я не знал.

– Была, – поправила она. – Мой муж умер два года назад.

– Наверное, это было сильным потрясением...

Мэри снова перевела взгляд на окно, выходившее в сад.

– Да. На заводе произошел несчастный случай. Он был владельцем винного завода. Ты слышал когда-нибудь о Кальдеронах?

– Ну конечно. Они появились на рынке несколько лет назад и вызвали много разговоров на собрании местной Ассоциации виноторговцев, потому что эти Кальдероны, казалось, возникли из ниоткуда.

Мэри печально улыбнулась.

– Так и было. Конечно, пришлось много поработать, и риск был велик, но Эдвард никогда не боялся риска.

– Ты, по-видимому, любила его, – спокойно произнес Тони. – Значит, теперь ты стала владелицей завода?

Она покачала головой.

– Нет. Завод в надежных руках Фрэнка, сына Эдварда.

Она улыбнулась, увидев замешательство на его лице.

– Нет, он не мой сын. Эдвард был старше меня и уже женат. Его дети почти моего возраста.

– И чем же ты занималась после смерти мужа? – продолжал расспрашивать он.

Она пожала плечами и провела пальцем по ободку банки с содовой.

– Продолжала работать по специальности – бухгалтером на заводе, но главным образом старалась не мешать Фрэнку и его молодой жене.

Она не добавила, что в последнее время, несмотря на то, что они в общем-то неплохо ладили между собой, она все больше и больше чувствовала себя в их доме лишней.

– Фрэнк прекрасно справляется с делами на своем месте. Поэтому я не чувствовала себя слишком виноватой, когда отцу понадобилась моя помощь и мне пришлось оставить дела на помощника. Конечно, если бы я полностью представляла себе положение, в котором оказался отец, то приехала бы гораздо раньше.

Дверь кафетерия распахнулась, и на пороге появилась уже знакомая им медсестра. Она позвала их и сразу же, предваряя расспросы, сообщила, что их хочет видеть врач. На пути в приемную она не отрывала от Тони восхищенного взгляда.

В кабинете врача новости не были утешительными. Оказалось, что нога у отца повреждена в нескольких местах, и требовалось серьезное лечение. Мэри с растущей тревогой слушала, как доктор объяснял ей, почему ее отцу придется пробыть в больнице длительное время.

– Как долго? – беспокойно спросила она.

– Это станет ясно к концу дня, – ответил доктор. – Его общее состояние оставляет желать лучшего. Если хотите, можете пройти к нему, как только кончат накладывать гипс.

Немного погодя, пока Тони ждал ее в вестибюле, Мэри стояла в больничной палате и смотрела на изможденное лицо отца. Сначала она решила, что он спит, но, когда она коснулась его руки, он медленно открыл глаза.

– Мэри... прости, что так вышло, детка. Не надо было впутывать тебя. – Он с трудом перевел дыхание. – Теперь все кончено. Я не смогу бороться с Голардо с больничной койки.

– Не беспокойся, папа, – твердо произнесла она. – Я здесь, и если есть хоть малейший шанс, я сохраню тебе твою землю.

– Нет, тебе не следует этим заниматься. Голардо сегодня добрался до меня, он может попытаться повредить и тебе. Мне следовало подумать об этом прежде, чем вызвать тебя домой. Возвращайся в Калифорнию, Мэри, там ты будешь в безопасности.

– Ничего подобного, – решительно сказала она. – И что это за ерунда, что Тони «добрался до тебя»? Его же не было рядом, когда Бой взбесился.

– Не обязательно находиться рядом, если есть ружье.

– Папочка, – терпеливо возразила Мэри, – эта идея, что кто-то подкарауливает тебя в засаде, стреляет из ружья, да еще с глушителем, звучит как сцена из шпионского фильма.

Пытаясь улыбнуться как можно беспечнее, она наклонилась и поцеловала его морщинистую щеку.

– Знаешь, что я думаю? Что, скорее всего, это был овод или одна из твоих пчел. Для такого нервного жеребца, как Бой, даже комариного укуса достаточно.

– Ты не знаешь Тони Голардо, – сурово проговорил отец.

– Может и нет, но я успела узнать Боя. Пока мне кажется, что его характер хуже, чем у Тони. Ты сейчас отдыхай, я очень скоро снова приду к тебе.

Когда она вышла в вестибюль, Тони предложил поехать к нему домой, чтобы она могла взять предложенную ей машину.

– Ну хорошо, – сказала она, подумав. – Но я не понимаю, почему ты помогаешь мне, если я собираюсь бороться с тобой за землю отца всеми средствами.

– Просто мне очень понравилось, как ты выглядела тогда в мокрой тенниске, – произнес он, спокойно повернулся и направился к двери.

Едва веря своим ушам, Мэри замерла на месте. Прошло какое-то время, прежде чем она, придя наконец в себя, решительно двинулась за ним.