Текст книги "Неизвестный Леонардо"

Глава 4
На покое в Амбуазе

4.1 Гостеприимство и дружба Франциска I

Король Франциск I, сын Карла Валуа-Ангулемского и Луизы Савойской, был видным молодым мужчиной ростом в метр восемьдесят пять сантиметров, что, примерно, на 20 сантиметров превышало средний рост человека той эпохи. Во всех случаях жизни он проявлял отвагу и лично водил в атаку своих воинов. В отличие от многих правителей итальянских государств, он не обладал богатой коллекцией произведений искусства, но взамен отличался глубокой культурой и искренним человеколюбием. После завоевания Милана он не стал мстить герцогу Массимилиано Сфорца, не казнил и не заключил его в темницу, а, напротив, даже позволил ему жить при своем дворе.

Франциск I восхищался искусством итальянского Возрождения и пытался распространить его влияние во Франции. Он ценил не только искусство, но и естественные науки, математику, географию, историю, поэзию, музыку и литературу; кроме, разумеется, французского он говорил на итальянском и испанском, знал латынь и древнееврейский язык. Одним словом, король обладал всеми достоинствами, позволившими ему стать идеальным меценатом для Леонардо. Он, несомненно, восхищался им, не изводил из-за незаконченных дел, снисходительно относился к его пристрастию именовать себя инженером и архитектором, выделил ему в полное распоряжение удобный замок и постоянно платил щедрое жалованье.

Леонардо получил титул «первого живописца, инженера и архитектора короля», но более всего, помимо картин, король ценил в нем его живой ум. Франциском двигала неутоленная жажда познания, и Леонардо стал для него наилучшим источником знаний, основанных на опыте. В одной из записей 1518 года, сравнивая молодого короля с Александром Македонским, а себя с Аристотелем, маэстро написал, что если первые обладают настолько безграничной властью, что могут завоевать весь мир, то вторым принадлежит знание, которое позволяет овладеть всей премудростью философов.

Король Франции дал Леонардо то, о чем он мог только мечтать. Маленький замок для проживания рядом с королевской резиденцией Амбуаз в долине Луары и солидное жалованье в тысячу скудо в год, независящее от творческой плодовитости. Речь шла об очень значительной сумме, если вспомнить, что она в пять раз превышала пенсион, назначенный Леонардо королем Людовиком XII, когда он состоял у него на службе в Милане, и сравнить с вознаграждением Приматиччо, которому пятнадцать лет спустя тот же монарх положил 600 скудо в год. Кроме того, 300 скудо в год выплачивались Франческо Мельци только за то, что он сопровождал Леонардо, а с 1517 года 100 скудо получал и Салаи как его «служитель»[86]86
  Paris, Archives Nationales, J 910, n.1 e kk 289.


[Закрыть].

В Сен-Клу после многих лет весьма трудной жизни Леонардо, наконец, обрел мир и покой. Он с легким сердцем продолжал свои естественно-научные наблюдения, которые все сильнее занимали его, и жил, окруженный заслуженным уважением, не задумываясь о материальной стороне жизни, а рядом с ним, как почтительный сын, находился образованный ученик, всегда готовый прийти на помощь.

Замок в Клу, сейчас Кло-Люсе[87]87
  Замок находится на юго-западе в 160 километрах от Парижа.


[Закрыть], был окружен парками, садами и виноградниками и соединялся подземным ходом в 800 шагов с королевским замком. Первоначально здание было возведено монахами монастыря Монсе, затем они продали его в 1471 году Этьену Лелу, служившему у Людовика XI, который велел перестроить дом и придал ему вид, сохранившийся почти до наших дней. После Лелу в замке жили французский казначей Пьер Морен, Карл VIII, де Линьи и, наконец, Луиза Савойская, мать короля. Здание на вид не очень большое: два этажа, соединенные лестницей, и на первом этаже просторная комната с огромным камином, в которой маэстро и его небольшое окружение чувствовали себя вполне вольготно.

Перед отъездом в Амбуаз Леонардо исполнилось шестьдесят четыре года, но выглядел он намного старше. До этого он никогда не покидал пределов Италии и наверняка знал, что это путешествие будет для него последним. Тем не менее он увлеченно, с юношеским задором начал готовиться к этой дальней поездке. Караван сопровождало несколько мулов, на них везли сундуки с имуществом и рукописями маэстро и три картины, с которыми он не желал расставаться и постоянно их дорабатывал: Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом, Иоанн Креститель и Джоконда.

Франциск I дорожил длительными беседами с Леонардо. Бенвенуто Челлини (1500–1571), итальянский скульптор при французском дворе, так описывал их встречи: «Король Франциск, безмерно увлеченный его достоинствами, испытывал огромное наслаждение, внимая его рассуждениям, так что в редкие дни в году расставался с ним». Кроме того, он привел слова, которые сам слышал от короля: «…он никогда не поверит, что в мире может родиться другой человек, который знает столько же, сколько Леонардо, и не только в скульптуре, живописи и архитектуре, поскольку он был величайшим философом»[88]88
  Benvenuto Cellini. Discorso dell’Architettura. In B. MaIer (a cura di). Opere Milano, Rizzoli, 1968. PP. 858–860.


[Закрыть].

Замок в Клу, последнее пристанище Леонардо

В своей новой обители художник так и не приступил к созданию бесценного шедевра, который мог бы явиться перед нами, но продолжал доводить до совершенства те картины, что привез с собой, так и не успев закончить их. Главным образом свою последнюю картину, Иоанна Крестителя, с его загадочной, странной для отшельника улыбкой, который, по преданию, жил в пустыне, питаясь акридами и диким медом. И в самом деле, эта загадочность не понравилась наследникам Франциска I: Людовик XIII продал картину королю Англии Карлу I, и около ста лет она оставалась за пределами Франции, пока ее не выкупил Людовик XIV.

Почти целый год Леонардо отдал работе над проектом дворца на водах в Роморантене, в 80 километрах от Амбуаза, куда он сопровождал короля в конце 1517 года и оставался там до января следующего года. Подготовительные работы начались в 1515–1516 годах еще до приезда маэстро во Францию, но усиленно продвигались вперед после его появления в Клу. Для воплощения идеи дворца Леонардо создал свой последний архитектурный проект, навеянный образом идеального города, который зародился у него еще в Милане тридцатью годами ранее: высокий дворец с двумя крыльями, выходящими в парк с каналами и водными каскадами, проложенными между строениями. Перед глазами Леонардо возникал не замок или неприступный дворец, а мирный приют покоя с лоджиями, смотрящими на искусственные озера и рукотворные каналы, по которым проплывают лодки, пригодные для водных представлений. Сколько желаний, несмотря на преклонный возраст, должно быть, вспыхнуло в его душе при возможности творить на службе у одного из самых влиятельных людей мира!

И в этом проекте Леонардо раскрыл свое увлечение водной стихией, проявившееся еще в первый миланский период: вода используется и как декоративный элемент, и как полезный источник для нужд повседневной жизни. Ирригация, уборка улиц, чистка конюшен, смыв отходов, устройство и украшение города фонтанами (на каждой площади был свой фонтан) являлись разнообразными видами служебного использования воды. Были предусмотрены различные мельницы для питания города водой и для сброса воды из города. Таким образом Леонардо воплощал свою мечту об идеальном городе и стремился обустроить все окрестные поля с заболоченными землями, протянув через них ирригационные каналы, делающие их плодородными. Опыт, приобретенный в Милане в работе с каналами Навильо, умноженный в Павии на реке Тичино и на реке Адда под Ваприо был использован в новом проекте в долине Луары.

Чертежи для строительства дворца вошли в Атлантический кодекс и в Кодекс Арундела[89]89
  Londra, British Library, Codice Arundel f. P. 153 r: f 263 v.


[Закрыть]. В последнем находятся также рельефы улиц Роморантена, сделанные Мельци. На его рисунках указаны пункты, узнаваемые и сегодня, такие как река Сольдр и три островка, на которых сейчас стоит Музей де Солонь, мост, городские ворота и дорога, ведущая в Муссо.

К сожалению, работа не нашла продолжения и была остановлена в 1519 году, в год смерти Леонардо. Король изменил свое решение и перенес строительство новой резиденции в Шамбор, в долину Луары между Амбуазом и Роморантеном, в менее заболоченное место, где не требовалось прокладывать такое множество каналов.

В Клу Леонардо участвовал в устройстве торжеств и зрелищ, среди которых были празднества к свадьбе Лоренцо де Медичи и племянницы короля Мадлен де ля Тур-д’Овернь в сентябре 1517 года и крестины французского наследника в Амбуазе в мае 1518 года. Затем он переработал старые миланские рисунки для эскиза конного памятника Джан Джакомо Тривульцио. И, наконец, стал постановщиком и сценографом знаменитого представления Рая придворного поэта Бернардо Беллинчони (1452–1492), восстановленного спектакля в честь свадьбы Джан Галеаццо Сфорца с Изабеллой Арагонской 13 января 1490 года. Представление давали 19 июня 1518 года на торжественном обеде в честь короля, устроенном в парке замка Клу. Новая постановка, в отличие от старого спектакля 1490 года, проходила ночью под открытым небом, и для освещения сцены, по слухам, приготовили четыреста сдвоенных канделябров. Помимо этих представлений в бумагах Леонардо находятся записи об устройстве морских сражений. В них приведены эскизы костюмов и облачений, готовившихся для маскарадов, среди которых блистает тщательно проработанная и богато украшенная наборная, из множества пластин, кираса молодого рыцаря с пикой.

В замке Клу Леонардо уделял много времени обработке своих рукописей для их будущей публикации. В этих занятиях ему помогал Франческо Мельци, преданный ученик, ставший его глазами и руками. По замыслу Леонардо отобранные для печати записи вначале должны были войти в Трактат о живописи и в Трактат о свете и тени. За ними последовали бы два трактата по математике: Книга о перспективе и исследование по геометрической оптике, посвященное изучению зрения, изображению предметов и передаче света и тени. В намерения маэстро входило издание трактатов о непрерывных величинах De quantita continua и De ludo geometrico — о превращениях геометрических фигур, которыми Леонардо интересовался на протяжении многих лет и продолжал заниматься ими и в Клу. Вопросы, относящиеся к анатомии, Леонардо собирался изложить в Беседах о нервах, мышцах, сухожилиях и связках и в Отдельной книге о мускулах и движении членов. Эти две книги в будущем должны были составить трактат о человеческом теле в движении[90]90
  Milano, Biblioteca Trivulziana, Codice Trivulziano f. 27 r.


[Закрыть].

В связи с утратой многих рукописей сложно сказать, насколько далеко продвинулся Леонардо в подготовке своих исследований для их публикации. Наука о живых формах жизни составляла для Леонардо одно единое целое, но для воплощения его мечты ему уже не хватало ни сил, ни времени, и он прежде всего надеялся, что вслед за ним кто-то другой позаботится об обнародовании его труда: «Умоляю вас, преемники, чтобы скупость не принудила вас напечатать…»[91]91
  Windsor, RL 19007.


[Закрыть]. Запись обрывается, но, возможно, да Винчи имел в виду ксилографическое издание. Чуть ранее, объясняя отсутствие книг, готовых к печати, он говорил, что «мешали мне не скупость или нерадивость, а всего лишь время», но бег времени, в любом случае, не останавливал его и в Клу: «Я буду продолжать…»[92]92
  Milano, Biblioteca Ambrosiana, CA f. 673 r.


[Закрыть]. Мечту Леонардо о Трактате о живописи сумел воплотить после смерти художника его ученик Франческо Мельци, но и ему, прожившему рядом с маэстро многие годы, перевод записей и рассуждений Леонардо в строгий, легко читаемый текст стоил огромного труда.

4.2 Кардинал Арагонский и дневник де Беатиса

Через несколько месяцев после приезда в Клу, 10 октября 1517 года, дом Леонардо посетил влиятельный кардинал Луиджи Арагонский, внук неаполитанского короля Фердинанда I и соответственно двоюродный брат Изабеллы, герцогини Миланской.

Многочисленные свидетельства позволяют полагать, что еще до визита во Францию высокий прелат был лично знаком с Леонардо да Винчи. Действительно, получив вызов к папскому двору, Луиджи д’Арагона стал ближайшим советником папы Юлия II, а затем и Льва X. Таким образом, он находился в Риме как раз в те годы, когда там, пользуясь покровительством Джулиано Великолепного, жил и работал Леонардо. Не исключено, что они могли лично встречаться в это время. С многочисленной свитой сопровождающих кардинал возвращался в Италию после семимесячного путешествия по Европе, во время которого он проехал по землям Германии, Голландии и Франции. Среди его спутников был каноник Антонио де Беатис, капеллан и секретарь кардинала, заносивший во время путешествия все события в свой дневник[93]93
  Antonio de Beatis, Giovanni Antonio Bortolin e Claudio Maria Tartari (a cura di), D’illustri citta, messeri e leggiadre madonne, Milano, Edizioni Terra Santa, 2012.


[Закрыть], в котором он добросовестно описал встречу с пожилым маэстро: «В одном из малых городов монсеньор со всеми нами посетил мессера Лунарди Винчи, флорентийца в преклонном возрасте за LXXV лет, живописца в наше время знаменитейшего, который показал Его Высокопреосвященству три картины, одна некоей флорентийской женщины, сделанная с натуры по настоянию покойного Джулиано Великолепного де Медичи, другая святого Иоганна Крестителя в молодости и одна Мадонны с младенцем, сидящей на коленях святой Анны, все превосходнейшие. Хотя верно, что от него, после случившегося с ним паралича правой руки, нельзя больше ждать прекрасных вещей. Он воспитал миланского ученика, который неплохо работает с ним. И поскольку вышеназванный мессер Лунарди не может писать красками с присущей ему прелестью, он все же делает рисунки и учит других.

Этот достойный муж составил анатомию… изучил природу воды. Придумал разные механизмы и много других вещей. Он написал, по его словам, бесчисленное множество книг, и все на итальянском языке, которые при выходе в свет будут полезны и очень занимательны. Помимо расходов на пропитание и жилье он имеет от короля Франции 1000 скудо в год, а ученик 300»[94]94
  Ivi. P. 117.


[Закрыть].

Это свидетельство является чрезвычайно важным, так как показывает, что Леонардо в Клу полностью отдавался активной деятельности. Посетители дали Леонардо на вид больше семидесяти лет, но на самом деле ему было шестьдесят пять, хотя печать дряхления кажется очевидной уже на Туринском рисунке, считающемся его автопортретом[95]95
  Вазари не знал ни даты рождения Леонардо, ни даты его смерти, поэтому указывает «лет LXXV» также в издании 1568 года, в отличие от Джовио, который назвал точный возраст Леонардо на момент его смерти.


[Закрыть]. Слова о «параличе» можно объяснить неведением де Беатиса, который заметил, что Леонардо пишет или рисует левой рукой. Однако, указывая, что живописец пишет на итальянском языке, каноник не обратил внимания на зеркальный способ письма.

Гостям показали манускрипты, собрания записей и рисунков, и они выразили надежду на их скорую публикацию, восхищаясь прежде всего Тетрадями по анатомии. В дневнике де Беатис записал, что Леонардо продолжал свои труды наставника с «миланским питомцем», который, судя по королевскому жалованью, был никем иным, как Франческо Мельци. Помимо того, он сообщил, что Джоконда была заказана (ad instantia, что значит «по настоянию») Джулиано Великолепным де Медичи. Последнее замечание заставило искусствоведов выдвинуть различные гипотезы, отождествлявшие даму на портрете с одной из фавориток Медичи. Однако сам термин ad instantia вполне мог относиться к Джулиано, упоминаемому исключительно в роли посредника, подтвердившего сделанный заказ. Такое предположение позволяло объяснить, почему Леонардо, работавший в 1503 году только на высоких заказчиков, вдруг согласился выполнить заказ простого, пусть и богатого горожанина Флоренции, Франческо дель Джокондо; в таком случае некая донна Джоконда считалась бы его женой.

Три картины, украшающие сегодня стены Лувра, были названы «превосходнейшими». Это значит, что их исполнение считалось превосходным и вполне завершенным, по крайней мере, на взгляд де Беатиса. В действительности, над этими картинами Леонардо работал до самых последних дней своей жизни, тем не менее оставив их незаконченными.

4.3 В подарок Салаи?

История трех великих живописных произведений (Святая Анна, Святой Иоанн Креститель и Джоконда) тесно связана с отношением Леонардо к Салаи в последние годы жизни маэстро и получила известность после исследований Бертрана Жестаза[96]96
  Bertrandt Jestaz. Francois I, Salai et les tableaux de Léonard / Révue de l’Art. Op. cit. PP., 68–72.


[Закрыть], изложенных Маурицио Дзеккини[97]97
  Maurizio Zecchini. Leonardo da Vinci e Gian Giacomo Caprotti detto Salai. Venezia, Marsilio Editore, 2016. PP. 28–76.


[Закрыть]. Салаи не сопровождал Леонардо в его путешествии во Францию и не жил с ним в Клу, но в бюджете Миланского герцогства, закрытом 20 октября 1517 года, его имя встречается в списке «итальянцев, получающих плату только за полугодие» в текущем году; однако против имени Салаи стоит приписка: «Только в этот раз и не более».

Одна из трех картин, которые Леонардо привез во Францию, «Святой Иоанн Креститель»

Одна из трех картин, привезенных Леонардо во Францию, «Святая Анна»

В документе не указано основание для выплаты пенсиона Салаи и отсутствует упоминание о Леонардо, чье имя, наоборот, приведено в обосновании вознаграждения для Мельци. Документ подразумевает приостановку финансовых отношений сторон и выплаты пенсиона.

Однако через некоторое время имя Салаи вновь появляется в учетных книгах, на этот раз королевской кассы, в качестве получателя платежа в 100 золотых скудо, поступивших из средств короны, поднадзорных Жану Сапену, советнику и личному распорядителю короля: «Салаи, прислужнику мэтра Леоннард ди Винче, королевского живописца, сумму в сто золотых экю с солнцем[98]98
  Золотая французская монета (Ecu d’or au soleil (франц. «экю с солнцем»). Для того чтобы отличать монету экю новой чеканки от старой, на нее было добавлено изображение солнца над гербовым щитом. Экю с солнцем стала очень популярной и чеканилась французскими королями до 1653 года.


[Закрыть], которыми король награждает его за услуги, вышеназванному мэтру…» Характер распоряжения по неизвестной нам причине изменился, и Салаи получил вознаграждение с той же формулировкой, что и Леонардо с Мельци. Изменилась и касса, принадлежащая к другой казне, а расписка, оставленная при выплате денег, указывает на то, что получатель платежа находился, вероятнее всего, во Франции. Вполне уместно допустить, что у Салаи произошла встреча с Франциском I, который проявил свою заинтересованность в нем в связи с возможными будущими событиями.

Одна из трех картин, привезенных Леонардо во Францию, «Джоконда»

И в самом деле, в превентивном бюджете Миланского герцогства на следующий год, принятом 13 июня 1518 года, но относящемся также к текущим расходам, появляется следующая запись: «Мессиру Салай де Питродорен, живописцу, за несколько досок с живописью, которые он передал королю, на основании этой расписки полагается 2604 турских ливров». Приведенные здесь данные поразительны сами по себе. Салаи из слуги маэстро превращается в мессера с родовым именем Пьетро д’Орено, именуется художником без всякой ссылки на своего мастера и, наконец, становится обладателем суммы, которая превышает совместное годовое жалованье Леонардо и Мельци. И все это в виде платы за «несколько досок с живописью», то есть картин, которые никаким другим образом не обозначены и лично переданы королю. Невозможно даже вообразить, что король мог приобрести за такую высокую цену картины, написанные подмастерьем Салаи, или копии, снятые с работ Леонардо, когда сам художник жил у него в гостях и король едва ли не ежедневно встречался с ним. По мнению Жестаза, расплывчатое указание (несколько досок с живописью) было, скорее всего, хитроумной попыткой не пробуждать излишнего любопытства у миланской администрации, которой поручили провести столь значительный платеж.

В любом случае, весьма вероятно, что речь шла о картинах, привезенных во Францию. Из дневника де Беатис нам известно, что кардиналу Арагонскому были показаны три картины: Святая Анна, Святой Иоанн Креститель и Джоконда. До сих пор не найдено ни одного документа, который бы доказывал переход картин от Леонардо к Салаи и от Салаи к королю, однако через несколько лет, по самым разным свидетельствам, все они уже висели в Кабинете купален в замке Фонтенбло. Подробности миграции этих картин, входящих в число самых значительных произведений искусства, не известны до сих пор. О каких картинах говорят приведенные документы? Если это были те самые три картины, то как они от Леонардо попали в руки Салаи, а от Салаи перешли к королю? И почему сам художник не отдал их непосредственно королю? Трудно допустить, что Салаи просто украл эти картины: они были слишком дороги маэстро, и в случае кражи он бы наверняка использовал свои высокие связи. Проще предположить, что сам маэстро по собственной воле подарил их своему первому ученику, прожившему рядом с ним двадцать пять лет, чтобы он продал их королю. Но и эта гипотеза выглядит малоправдоподобной ввиду прямых контактов короля с Леонардо, не нуждавшихся в каких-либо посредниках. В любом случае деньги, полученные Салаи, не вернулись к Леонардо, они не фигурировали в его завещании, никем не оспаривались, а о самой сделке нигде не упоминалось. Остается только полагать, что Леонардо хотел скрытно наградить своего ученика, обеспечив в то же время своим картинам достойное место в королевском дворце. К тому же только глубокой любовью и уважением, которые питал Франциск I к Леонардо, можно объяснить его поступок, ведь он мог без труда завладеть картинами и имуществом маэстро, но предпочел заплатить значительную сумму денег.

Сведения, найденные Жестазом, теперь объясняют некоторые обстоятельства, связанные с наследством Леонардо, который в своем завещании, как будет видно в дальнейшем, не только не вспомнил о трех картинах, но и значительно ущемил в правах Салаи по сравнению с Мельци. Салаи досталась всего лишь половина виноградника в Милане, тогда как вторую половину вместе с правом пользования водой из канала Навильо Леонардо передал слуге Баттисте де Вилланису. И если история с картинами окажется правдивой, то своего первого ученика он отблагодарил совсем иным образом, и тот получил поистине щедрый подарок.