Текст книги "Две пары"

Глава 5

Когда Джоанна вошла к себе в квартиру, звонил телефон, и она не сомневалась в том, что это была Надин.

– Да, все в порядке, но я еле жива от усталости. Мне совсем не удалось поспать в самолете, и я с трудом соображаю. Давай поговорим завтра, ладно? Обещаю роскошный ленч.

Джоанна настежь распахнула окно в гостиной, впустив поток свежего воздуха, после чего скинула узкие туфли, вытянулась на кушетке и с наслаждением дала своему телу расслабиться.

Ее квартира, занимающая целый этаж старинного кирпичного дома на пересечении Мэдисон-авеню и 73-й улицы, была небольшой, но уютной. Джоанна относилась к ней как к надежному убежищу. После развода с Беном Джоанна посчитала их квартиру, находившуюся по соседству с Надин, слишком большой для себя, поэтому она продала ее вместе с мебелью, не считаясь с возражениями сестры.

Информация о ее нынешнем жилье, которым она сначала владела на правах субаренды, как-то появилась на доске объявлений в «Омеге». Вскоре после того как Джоанна сняла эту квартиру, владелец предложил ей приобрести жилье в собственность, и Джоанна с радостью согласилась.

Ей доставляло удовольствие самой покупать мебель. Она долго прожила в квартире, обставленной по незатейливому вкусу Бена. Их дом был как две капли воды похож на миллионы американских домов, и теперь Джоанне хотелось придумать что-нибудь пооригинальнее, а заодно дать волю своей склонности к эклектике. В гостиной у нее стоял удобный складной диван, обтянутый бежевой замшей. Цветовую гамму акцентировали персидские ковры и полотна Шиле и Климта. Интерьер гостиной дополняли торшер от Тиффани, книжные шкафы и угловые столики красного дерева, мраморный столик для напитков и кресло-качалка в миссионерском стиле. Скромная коллекция колумбийских статуэток заполняла полки возле окон, уставленных домашними растениями.

Часть комнаты, примыкавшая к кухне, была оклеена обоями по эскизу Уильяма Морриса, приверженца ар-нуво. Они служили оригинальной декорацией для французского обеденного стола темного дуба, антикварного раритета начала XIX века, и четырех стульев времен королевы Виктории. Рабочий кабинет Джоанны был оборудован письменным столом-бюро с убирающейся крышкой, мольбертом и дубовым книжным шкафом от пола до потолка. В спальне стояла американская кровать прошлого века со стеганым матрацем и двумя ночными столиками из стекла и хромированного металла, датированными 1920 годом. Бежевый ковер с густым ворсом покрывал пол, а белые стены спальни украшали полотна Хартслея и Хоппера, а также рисунки Пикассо.

После горячей ванны Джоанна забралась в постель и включила телевизор. По одной из программ показывали телесериал, и она невольно подумала о Люде Хейли. Джоанна надеялась, что он сам позвонит. После двухнедельного отсутствия ей не хотелось первой возобновлять отношения, несмотря на полученную в подарок розу.

Джоанна оделась потеплее: серые фланелевые брюки, высокие ботинки, желтая кашемировая водолазка, твидовый жакет и легкое пальто. Она вышла из дома пораньше, чтобы иметь возможность прогуляться до работы пешком.

Солнце светило ярко, но почти не грело. Джоанна была полна энергии. Она быстро шла по тротуару, полной грудью вдыхая морозный январский воздух.

Купив четыре пакетика кофе в ларьке на первом этаже «Омеги», Джоанна поднялась на лифте на одиннадцатый этаж. Часы показывали пять минут десятого.

Она оставила один пакетик кофе на столе у секретаря, другой – в комнатке Эбби, третий занесла в кабинет босса – Ирвина Крэника, главного редактора и директора проекта, которым она занималась непосредственно. Босс уже был на рабочем месте, по обыкновению весь в работе.

Десять из тринадцати лет, которые Джоанна проработала в издательстве, Уинни был ее начальником. За это время они стали добрыми приятелями.

Джоанна приветствовала его по-голландски.

– Привет, малышка, как съездила? Добро пожаловать на родину! Явилась минута в минуту, да еще и с кофе в придачу! Не то что твоя помощница. Эбби только что звонила и предупредила, что задержится. Она проспала.

– Эбби заслуживает дополнительного отдыха, – сказала Джоанна, удобно устраиваясь в кресле. – Она работала как вол, чтобы устранить проблемы с макетом книги. Как же нас измучил Тербох! Он стоял насмерть, как мальчишка в игре «Царь горы», противился каждому нашему предложению. Его раздражала сама необходимость прислушиваться к нашему мнению.

– Да, я говорил с ним по телефону, он огорчен. А у нас еще проблемы со швейцарским томом.

Круглолицее, невыразительное лицо Уинни и его задушевная манера разговаривать с людьми делали его похожим на владельца лавочки у Бронкса, однако это впечатление было обманчивым. Он обладал значительным весом в компании, с ним считались, зная его преданность делу, усердие и работоспособность.

– Ладно, хватит пока о делах. Что с тобой происходит, детка? Ты сияешь от счастья, словно встретила в Голландии сказочного принца.

– Да нет, просто я хорошо провела время. Амстердам мне очень понравился.

В кабинет босса вошла Эбби, зевая и прихлебывая кофе.

– Она права. Это была сказочная поездка, Уинни. Тебе тоже не помешало бы туда съездить.

– Мне и здесь неплохо, – пожал плечами он. – Мой народ чудом избежал истребления викингами, так что Голландия не вызывает во мне теплых чувств.

– Но ведь ты стоишь во главе серии! – настаивала Эбби. – Я тебя не понимаю.

– Нечего тут понимать. Я могу руководить серией и отсюда. Если понадобится что-нибудь, вовсе не обязательно ехать в командировку. Это называется профессионализмом руководителя.

Истина же заключалась в том, что Уинни панически боялся летать на самолетах, а в путешествиях по воде страдал морской болезнью, и даже драмамин его не спасал.

– Я рад, что поездка в Европу доставила вам удовольствие.

– Еще какое! Я готова поехать снова в любое время, – заявила Эбби. – Только сначала мне нужно как следует отоспаться.

– Похоже, голландцы покорили твое сердце, – понимающе улыбнулся Уинни.

– Да, пожалуй. Художественный редактор филиала оказался очень милым и… Кажется, у меня звонит телефон.

– Можешь вздремнуть у себя в каморке, – бросил ей вслед Уинни.

– Ты смеешься? Я даже отсюда вижу, сколько работы накопилось у меня на столе.

– Надеюсь, у нее там не сложилось ничего серьезного, – сказал Уинни, когда за Эбби закрылась дверь. – Как это вам обеим удается везде влипнуть в романтическое приключение?

Джоанна улыбнулась. Уинни отличался болезненным любопытством, но тем не менее ей было с ним легче, чем с остальными коллегами. Когда Джоанна пришла в его отдел, Уинни показался ей неотесанным типом с клоунскими манерами. Однако уже за первую неделю работы ей пришлось изменить свое мнение о нем. Уинни был десятью годами старше Джоанны и имел доступ в довольно высокие нью-йоркские круги. Джоанна сразу же приглянулась ему, и он стал играть по отношению к ней роль старшего товарища и ментора, помогая ей завязать нужные знакомства и почувствовать себя в Нью-Йорке как дома.

Уинни был закоренелым холостяком и, насколько знала Джоанна, никогда не ухаживал за женщинами, хотя не чурался их и поддерживал с ними дружеские отношения, однако дальше этого никогда не заходил. На гея он тоже не был похож. Возможно, половое чувство у него было атрофировано слишком долгой жизнью под родительским кровом и периодическими приступами ипохондрии. В любом случае его личная жизнь, если таковая и существовала, хранилась за семью печатями и никогда не обсуждалась в издательстве. Уинни предпочитал давать Джоанне советы относительно ее личной жизни, но никогда не распространялся насчет своей. Часто он проявлял излишнее любопытство, чем раздражал Джоанну. Однако она была ему невероятно благодарна за моральную поддержку в период развода с Беном, поэтому многое прощала.

– Ну же, рассказывай. Дядя Уинни в нетерпении.

– Ладно, ладно, – с улыбкой сдалась Джоанна.

Она рассказала ему о романе Эбби и Питера, в связи с чем упомянула и Доминика.

– Ага! – понимающе усмехнулся Уинни.

– «Ага» здесь ни при чем! Просто хорошо провела время.

– Если ты хорошо провела с ним время, почему бы не продолжить в Нью-Йорке? Я встречался с ним пару раз. Думаю, ты при желании могла бы видеться с ним чаще.

– Я знаю, что тебе не терпится выдать меня замуж, – улыбнулась Джоанна. – Но я вынуждена отказаться от чести быть твоей протеже в этом вопросе. Кроме того, не исключено, что у меня на горизонте возникла новая фигура. Об этом еще рано говорить, но так и быть…

Джоанна рассказала Уинни о своем знакомстве с Людом Хейли, о розе, полученной в подарок.

– Не знаю, насколько это серьезно, – заключила она.

– Ну, кое о чем это все же свидетельствует. Ты очень хороша, и любой мужчина, имеющий глаза, в состоянии это заметить.

– Спасибо за добрые слова. – Джоанна по-родственному поцеловала его в щеку. – А теперь мне пора идти и приниматься за работу. Вы не против, босс?

– Да. Проваливай!

По пути в свой кабинет Джоанна прихватила со стола секретаря кипу бумаг и записок от тех, кто звонил в ее отсутствие. Она быстро просмотрела их и с разочарованием обнаружила, что имени Люда Хейли среди звонивших не было.

Джоанна пришла первой в итальянский ресторан, где они должны были завтракать с сестрой, и заняла столик у окна, наполовину задрапированного тяжелой гардиной. Как только пришла Надин, сестры-близнецы по обыкновению стали предметом пристального внимания посетителей.

Надин выглядела блистательно в голубом кашемировом платье, перетянутом в талии золотой антикварной цепью. Сестра была так не похожа на тех вялых, апатичных женщин, с которыми Джоанне по большей части доводилось общаться, что она невольно восхитилась.

– Ты замечательно выглядишь!

– Главное, я чувствую себя замечательно. Джен, за время твоего отсутствия столько всего произошло! Я хотела тебе позвонить в Амстердам, но решила подождать до проб.

– До проб?

– Да. Ты же знаешь, я никогда не оставляла мечту стать актрисой. Мне поздно учиться, и я не надеялась найти работу без специального образования. Но по счастливому стечению обстоятельств я получила роль, не прилагая к этому никаких усилий.

Джоанна насторожилась, и тревожный колокольчик зазвонил у нее в мозгу, заставляя ее сердце биться учащенно.

– Ты помнишь Ферн Бруннер? Так вот, она, оказывается, тоже в Нью-Йорке. Ну вспомни! Ты еще называла ее Мисс Прилипала. Удивительно, но она позвонила мне и пригласила на пробы к режиссеру, у которого работает.

Джоанна почувствовала слабость во всем теле.

– Все произошло так неожиданно! «Надевай свои лучшие шмотки и жми на студию. – Надин невероятно точно скопировала манеру Ферн. – Ты еще станешь звездой!»

Трое безупречно одетых молодых людей остановились у дверей ресторана, чтобы ознакомиться с меню, но их внимание привлекли сестры-близнецы. Что-то оживленно обсуждая, они стали размахивать руками с целью привлечь внимание сестер. Джоанна невольно оглянулась на них, не переставая вполуха слушать восторженный рассказ Надин о посещении телестудии.

В этот момент Джоанна подумала о том, как выглядит сестра в глазах окружающих ее людей: красивая, самоуверенная и знающая себе цену женщина. Джоанна показалась самой себе лишь жалкой, бесцветной копией оригинала. Она никогда не держалась так свободно, как Надин. Какая-то внутренняя сила постоянно сковывала Джоанну, не позволяя ей выходить за рамки благопристойности. Она втайне опасалась раскрыться перед людьми полностью, ничего не оставив себе. Сестра была лишена этого страха.

– …такой приятный и обходительный. Он уже довольно известен, но не намерен останавливаться на достигнутом. Мне не терпится познакомить тебя с ним. Его зовут…

– Люд Хейли, – упавшим голосом вымолвила Джоанна.

– Ты его знаешь? Но это невероятно!

– Вовсе не так уж невероятно, – сказала Джоанна и поведала сестре о своей встрече с режиссером.

– И ты ни словом не обмолвилась об этом? Впрочем, они тоже ничего не сказали о тебе. Хотя у них на студии сумасшедший дом, они вполне могли забыть. Тебя тоже можно понять: вряд ли ты заинтересовалась перспективой сняться в «мыльной опере».

– Он предлагал мне роль, – пробормотала Джоанна, чувствуя, что против воли заливается краской смущения.

Она не желала огорчить сестру, сообщив, что первой претенденткой на роль была она сама.

– Представляю себе, что ты ответила Люду! – расхохоталась Надин против ожиданий Джоанны. – Почему ты отказалась от роли?

Джоанна отрицательно покачала головой. Она не решилась сказать сестре, что гораздо в большей степени, чем роль, ее привлекал режиссер. Джоанна все больше склонялась к мысли, что ее первое впечатление об этом человеке оказалось правильным. Он просто играл роль, частью которой была и присланная роза. Люд нисколько не заинтересовался ею, иначе он бы обязательно заговорил о ней с Надин.

– Джен, что с тобой?

– Не обращай внимания. – Джоанна через стол пожала руку сестры. – Я просто немного устала после поездки. Но я ужасно рада видеть тебя, Дини. Ты молодец!

– Надеюсь, что так. Я горю желанием работать, как никогда в жизни. – Надин была настолько возбуждена, что почти ничего не ела.

Джоанна тоже не могла похвастаться хорошим аппетитом, поскольку ощущала приступ депрессии. Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она радовалась за сестру, которая наконец-то нашла занятие себе по душе. Впрочем, она слабо представляла, как далеко простираются амбиции Надин, и ощущала себя виноватой за то, что отнеслась без должного внимания к предложению Люда сняться у него в фильме. Надин была так увлечена этим, что не особенно принимала во внимание отношение сестры к режиссеру.

Если бы Надин нашла работу на телевидении другим способом! Если бы здесь не был замешан Люд Хейли… К сожалению, судьба распорядилась именно таким образом. Надин всегда легко влюблялась. Возможно, поэтому она была счастлива в любви.

Джоанна представила себе реакцию Люда на свою сестру. Он увидел Джоанну улучшенную, Джоанну без сложностей и минусов.

Она быстро выпила кофе и простилась с сестрой, сославшись на срочную работу.

К совещанию Джоанна подготовила макет книги, но у нее так сильно разболелась голова, что пришлось отпроситься с работы.

– Что случилось? – участливо поинтересовался Уинни. – Сегодня утром ты выглядела как новобрачная, а сейчас – как вдова. Он не позвонил?

– Прошу тебя, я не хочу говорить об этом.

– Ты всегда замыкаешься, когда чем-то раздражена. При этом ты знаешь, что выговориться – значит, облегчить душу. – Он уселся в кресле. – Давай, крошка, я тебя слушаю. Католики ходят на исповедь, евреи выворачивают свои проблемы на голову того, кто согласится их выслушать. Какой смысл держать слезы в себе до тех пор, пока они не прожгут дырку у тебя в горле?

– Уинни, прошу тебя!

Он снял очки с толстыми стеклами в роговой оправе и с состраданием посмотрел на нее.

– Просто дело в том, что мне больно видеть, как ты мучаешься. – Он произнес эти слова, как отец, желающий добра своей дочери. Когда-то давно отец Джоанны точно так же разговаривал с ней. Она была тронута участием босса.

– Нечего особенно рассказывать. Ферн позвонила Надин, пригласила ее в студию Люда Хейли, и он предложил ей главную роль в своем сериале.

Джоанна не помнила, чтобы когда-нибудь говорила так откровенно с кем бы то ни было о своих отношениях с сестрой.

– И что же? – спросил Уинни.

– Ничего. Разве этого мало?

– Не вижу в этом трагедии. Твоя сестра нашла интересную работу. Что из этого? Если этому парню понравилась ты, то данное обстоятельство ничего не изменит. А то, что вы с Надин похожи, значения не имеет.

– Мы с ним виделись всего один раз, а Надин умеет располагать к себе людей, мужчин в особенности. Мне никогда не удавалось это с такой легкостью, – с оттенком зависти вымолвила Джоанна.

Уинни ответил ей не сразу. Она надевала пальто, а он смотрел на нее и думал о том, как глупы мужчины. Надин действительно была хороша, но Джоанна обладала удивительным шармом.

– Не волнуйся, принцесса, твой принц никуда от тебя не денется. Даже если это не Люд Хейли, а кто-то другой. Наступит день, и ты встретишь свою судьбу. Это я тебе обещаю.

– Если так, тогда мне действительно волноваться нечего, – улыбнулась Джоанна уже в дверях.

Спускаясь вниз в лифте, Джоанна перебирала в памяти мужчин, встретившихся ей на жизненном пути, и не могла припомнить никого равного Люду Хейли.

Глава 6

Джоанна приехала в Нью-Йорк в конце 1968 года, желая вкусить столичной жизни и немного страшась ее. С детских лет она мечтала об этом городе, ставшем средоточием ее тайных мечтаний. Она была уверена, что даже такая невзрачная, ничем не выделяющаяся девушка, как она, в Нью-Йорке может достигнуть многого. Джоанна представляла себе, как поселится в роскошных апартаментах на последнем этаже небоскреба, как за ней начнут ухаживать взрослые, искушенные жизнью мужчины и как она выберет себе среди них мужа.

Разумеется, прежде чем вся эта благодать снизойдет на нее, придется найти работу и временное жилище. Джоанна сняла комнату в «Пансионе для дам» Марты Вашингтон и стала искать место художественного редактора в журнале.

Она слишком поспешно покинула Техас, стремясь избавиться от тесной связи с сестрой. Когда девочки выросли, стало очевидно, что им придется расстаться, и ей захотелось сделать этот шаг первой. Кроме того, она была честолюбива и хотела, не откладывая, начать делать карьеру.

Уже в течение первой недели в Нью-Йорке Джоанна поняла, как она закомплексована и неотесанна, как трудно ей вписаться в новые условия жизни. Остин, где она училась в колледже – городок населением около двухсот тысяч, – по сравнению с Нью-Йорком оказался большой деревней, где незнакомые люди, встречаясь на улице, здороваются друг с другом. Правда, снимаясь в рекламных роликах, Джоанна побывала еще и в Далласе, но он не запал ей в душу так, как Нью-Йорк.

В Нью-Йорке Джоанну поразило прежде всего то, что город может гораздо больше предложить богатому человеку, чем бедному. Если бы у нее были деньги, она могла бы снять квартиру на Плаза, одеваться на Пятой авеню и гулять по городу в свое удовольствие, вместо того чтобы искать работу. Если бы она не нашла ее в течение нескольких недель, Джоанне пришлось бы вернуться домой.

Хотя все деньги, заработанные сестрами на рекламе, прибрала к рукам тетка, их отец, А.У. Леннокс, написал завещание в пользу дочерей. По закону Джоанна и Надин могли распоряжаться своими деньгами по достижении двадцати одного года, но отец, справедливо считая, что девушки в этом возрасте очень легкомысленны, ограничивал их в правах. Он хотел, чтобы дочери вышли замуж за порядочных, состоятельных мужчин. Надин готова была претворить в жизнь мечту отца, но Джоанна, обладающая строптивым нравом, противилась самой его идее. Вот почему, отправляя дочь в Нью-Йорк, отец дал ей с собой всего сотню долларов.

В большом городе Джоанна ощутила себя одинокой, к тому же остро стояла проблема поиска работы. Однако она не теряла уверенности в том, что со временем освоится здесь и уладит свои дела. Ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, она радовалась тому, что избавилась наконец от довлеющей близости сестры, с другой – невероятно скучала без Надин.

Однажды вечером, в пятницу, Джоанна в отчаянных поисках работы забрела на аллею Шуберта. Ее потрясли сутолока, в которой прохожие то и дело задевали ее локтями; обилие скучающих мужчин, провожавших ее вожделенными взглядами и пытающихся завязать знакомство; слепящие неоновые вывески и тошнотворный запах готовившейся пищи.

Возле Таун-Холла она задержалась у рекламного щита, анонсирующего концерт Джулиана Брима, исполняющего на лютне произведения XVI века.

Решив пойти послушать музыку, на пути к кассе Джоанна столкнулась с человеком, державшим в руке два билета.

– Для вас за полцены, – сказал он Джоанне.

– Мне нужен только один билет, – смущенно извинилась она.

– Хорошо. Один билет за полтора доллара.

Ее место оказалось в десятом ряду в центре зала. Только тогда Джоанна, обратив внимание на цену билета, поняла, что заплатила гораздо меньше половины. Она прониклась уважением и благодарностью к тому человеку и покраснела от смущения, увидев его, сидящего в соседнем кресле.

– Как вам нравится место?

– Прекрасно. Но вы взяли с меня очень мало денег.

– Считайте это пригласительным билетом в Нью-Йорк. Подарком от одного приезжего другому.

– Спасибо, – с улыбкой вымолвила она. – Я думала, что вы и второй билет продадите.

– Я тоже так думал. Но единственным покупателем на него был старик, насквозь пропахший чесноком. Не мог же я пожелать юной леди такого соседа! Вот и решил пойти сам. Надеюсь, вы не возражаете?

– Конечно, нет, – ответила Джоанна, которой понравились манеры собеседника, его дружелюбные карие глаза и искренность тона соседа. Он не был похож на других мужчин, встречавшихся ей в жизни.

– Я из Мичигана. А вы откуда-то с юго-запада? Скорее всего из Техаса, да?

– Как вы догадались?

– Я бывал там, мисс.

На глаза у нее невольно навернулись слезы при мысли о родительском доме, без которого ей было так одиноко. Сосед Джоанны рассказывал о своих поездках по Техасу, по ее родным местам. Он оказался независимым журналистом, занимающимся внутриполитическими проблемами и собирающимся поддержать на предстоящих президентских выборах Губерта Хамфри.

В антракте они разговаривали о классической музыке, о технике игры на лютне. Новый знакомый Джоанны явно стремился к сближению, чувствуя, как она одинока в этом городе. Он умел находить подход к людям, и Джоанна неожиданно для самой себя поведала ему о безуспешных поисках работы, доводивших ее до отчаяния.

– Я был в таком же положении три года назад, когда приехал сюда. Должен заметить, что работу вы ищете неправильно.

Его звали Карл Баррет. Они договорились встретиться на следующее утро за завтраком. По совету Карла Джоанна прекратила читать объявления о найме на работу в газетах и разослала резюме в крупнейшие издательства с большим штатом сотрудников.

Уже через две недели она получила место в «Омеге» и поселилась в квартирке на западной стороне 74-й улицы, неподалеку от работы и от дома Карла.

Она навещала своего друга почти каждый день, и довольно скоро они перешли от невинных поцелуев при встрече к страстным объятиям на софе. Джоанна еще не знала мужчин и была благодарна Карлу за то, что он проявляет терпение.

В Техасском университете в середине шестидесятых годов свобода сексуальных отношений не поощрялась. Кроме того, в Техасе был распространен баптизм, и сестры Леннокс воспитывались в строгости. Тем более что тетя постаралась определить их в пансион для девушек, хозяйкой которого была ревностная прихожанка местной церкви. Это означало запрет на употребление спиртного, закрытую входную дверь после одиннадцати вечера, ежемесячные отчеты родителям о поведении дочерей и категорический отказ в посещениях пансионерок мужчинам любого возраста.

Разумеется, для развлечений было достаточно дня и раннего вечера, а свободную комнату всегда можно было найти в мотеле. На худой конец сгодилось бы и заднее сиденье машины. Надин, у которой поклонников было не счесть, никогда не делилась с сестрой своими впечатлениями о сексе. Хотя, без сомнения, ее отношения с Джо Бобсом были далеки от невинных ухаживаний.

Сестры, не имеющие друг от друга секретов и считающие себя близкими подругами, говорили обо всем, кроме секса. Эта тема была запретной по обоюдному молчаливому соглашению. Джоанна предполагала, что Надин пользовалась популярностью у мужчин и умела обращаться с ними.

Близнецы, одетые в оранжево-белые костюмы – цвета школы, – не пропускали ни одного футбольного матча и пели «Техас смотрит на тебя» вместе с другими болельщиками Лонгхорна. Джоанна принимала участие в активной общественной жизни сестры, Надин старалась не уступать ей в академической успеваемости.

Джоанна любила гамбургеры и кока-колу, охотно посещала постоянное место отдыха студентов университета в Гваделупе, которое в их среде называлось «Санаторий». Она любила кинотеатры под открытым небом, пикники в Бартон Спрингс и вечеринки в университетском женском клубе, где подавали виски и пиво, и ей приходилось коротать время с кем-нибудь из дружков Надин, приглашенных сестрой специально для нее. Однако Джоанна категорически возражала против поцелуев на ночь, возни на заднем сиденье автомобиля и предложений «поехать в какое-нибудь тихое место», произнесенных жарким шепотом. Это лишало ее потенциальных поклонников.

Иногда Джоанна задумывалась о том, что с ней что-то не так. Однако на самом деле ее неудачи в личной жизни объяснялись просто: сверстники не имели ничего общего с теми мужчинами, которые грезились ей в тайных фантазиях. Ее идеалом был человек взрослый и умудренный жизненным опытом, такой, например, как обозреватель журнала «Нью-Йоркер».

Незадолго до окончания курса Надин получила предложение от сына богатого фермера из западного Техаса. Джоанна сразу же почувствовала себя невероятно одинокой. Впервые в жизни Надин уделяла мужчине больше времени и внимания, чем ей. Джоанна была бы рада независимости, но близость сестры с другим человеком сначала оказалась для нее ужасным ударом. Кроме того, подтвердившиеся таким образом предположения Джоанны о более раннем половом созревании сестры рождали в ней неуверенность в себе. Джоанна чувствовала себя не в своей тарелке, будучи не в силах разобраться с собственными сексуальными переживаниями, вернее, с их затянувшимся отсутствием.

В этой ситуации решение уехать в Нью-Йорк казалось ей просто спасительным. В большом городе все виделось в новом свете, здесь Джоанна приблизилась к своему идеалу мужчины. Она нашла работу и влюбилась. В Нью-Йорке ей не приходилось больше страдать от болезненного соперничества с Надин, она поверила в себя и свою индивидуальность, неповторимость.

К тому времени, когда их романтические отношения с Карлом достигли полноценной половой близости, Джоанна уже не сомневалась в том, что является нормальной, сексуально отзывчивой женщиной. Ей доставляли удовольствие страстные поцелуи и нежные ласки. Они с Карлом прекрасно подходили друг другу.

Карл стал не только ее первым любовником, но и объектом любви, поэтому Джоанна охотно прислушивалась к его мнению. Он давал ей советы относительно гардероба, водил ее в рестораны, на концерты, спектакли, в ночные джаз-клубы, учил ее городской жизни. Уже спустя три месяца застенчивая, наивная техасская девочка превратилась в столичную жительницу и почувствовала себя в Нью-Йорке как рыба в воде.

Она писала домой длинные восторженные письма, не скрывая своей влюбленности и намекая на ожидаемое в скором времени предложение. Разумеется, их близость с Карлом оставалась тайной для ее семьи.

Когда звонила Надин, ее голос был странно подавленным, а в своих нечастых письмах она неизменно писала о том, как скучает без сестры. Джоанна, конечно, тоже скучала, но у нее было много работы, а скромные доходы не позволяли ей пока и думать о поездке домой. Если бы Карл сделал ей предложение не откладывая, они с Надин могли бы выйти замуж одновременно, как мечтали еще с детских лет.

Однажды утром Джоанна проснулась от звонка в дверь. Часы показывали семь. Потирая заспанные глаза, Джоанна открыла дверь и увидела на пороге Надин, судорожно сжимающую ручку дорожного чемодана.

Сестры крепко обнялись и расплакались, потом рассмеялись сквозь слезы и засыпали друг друга градом вопросов. Их близость мгновенно возникла вновь.

– Я расторгла помолвку, – заявила Надин за чашкой кофе. – Я не могу всю жизнь провести на ферме и не совершить ничего выдающегося. И мне очень тоскливо без тебя.

Вторая причина приезда была едва ли не основной, хотя Надин старалась не акцентировать ее. Стоило Джоанне уехать, как она вдруг поняла, что больше не влюблена. Утратив всякий интерес к жизни, словно человек, внезапно лишившийся конечности и ставший калекой, Надин сделала все, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Ее жених был завидной партией – красив, богат, выдающийся футболист и «звезда сезона». Отец и тетя умоляли не отказывать ему, справедливо уверяя ее в том, что за ним она будет как за каменной стеной. Надин готова была бы внять уговорам, но она не мыслила себе жизни без сестры.

Джоанна невероятно обрадовалась приезду Надин, возможности принимать ее в своей квартире, но вместе с тем испытывала страх. Надин всегда была зависимой от нее, но отказать на этом основании жениху!.. Джоанна не могла вообразить себя на месте сестры. Ей было любопытно, внесет ли приезд Надин перемены в ее жизнь. Придется ли ей снова уступить под воздействием подавляющей личности сестры? Как Надин отнесется к Карлу? Устыдившись собственных мыслей, Джоанна крепко обняла сестру. На самом деле она тоже невероятно соскучилась без нее.

– Мы найдем тебе работу и жилье. А потом пройдет время, и ты обязательно встретишь здесь свою судьбу.

Джоанна была очень взволнованна и горда собой одновременно. Надин и Карл быстро нашли общий язык, но держались несколько отстраненно друг от друга. Карл, немногословный любитель политических передряг и путешествий, не имел ничего общего со спортсменом и «душой компании», которому отказала Надин. Это был не ее тип мужчины.

– Он отличный парень, Джоанна. Как раз то, что тебе нужно! – говорила Надин, когда они с сестрой оставались наедине. – Надеюсь, что и я тебе тоже нужна.

– О чем ты говоришь? Конечно, нужна! – горячо воскликнула Джоанна, понимая, что никто на свете не заменит ей Карла.

Надин вскоре нашла квартиру в квартале ходьбы от Джоанны и устроилась на работу фотоагентом в рекламное агентство. Она быстро освоилась на новом месте и уже через месяц после приезда закружилась в вихре знакомств с разными мужчинами.

Они жили душа в душу, как в прежние времена, с той лишь разницей, что у Джоанны теперь были сестра и любимый человек одновременно. Вскоре ей предложили место помощника художественного редактора, и Джоанна ощущала себя на вершине счастья.

Они с сестрой виделись очень часто и проводили время, как правило, втроем или вчетвером. Карл держался с Надин галантно, но подчеркнуто отдавал предпочтение Джоанне, когда сестры были вместе. Его обхождение вселяло уверенность в Джоанну.

Как-то Карл на три недели уехал в Европу по заданию газеты. Джоанна очень скучала без него, но утешала себя мыслью, что, когда он вернется, они немедленно объявят о своей помолвке. Карл разделял ее ожидания.

Во время его отсутствия Надин пригласила сестру на вечеринку.

– Пойдем, что толку сидеть дома в одиночестве! У моего приятеля есть друг, который мечтает познакомиться с тобой.