Текст книги "Две пары"

Джастин Валенти
Две пары

Глава 1

– Что за напасть! – сокрушенно повторила Ферн Бруннер, отправляя в рот очередную порцию омлета с лососиной и укропом.

– Не надо так переживать! – ободряюще улыбнулся Люд Хейли ассистентке.

Пока официант убирал со столика посуду, Ферн, нервно закурив, выпустила в потолок тугую струйку сизого дыма.

– Конечно, я переживаю! По крайней мере кто-то из нас двоих должен переживать за успех дела. А ты до сих пор не заикнулся о том, как думаешь возобновить репетиции без Джины уже через две недели. Я еще не слышала от тебя ни одного реального предложения.

– Наверняка кто-то захочет сыграть ее роль.

– Еще бы! Только брось клич – отбоя не будет! Другое дело – выбрать подходящий вариант.

Ферн не могла избавиться от беспокойства по поводу судьбы их совместного детища – телесериала, который Люд задумал поставить в Нью-Йорке, возложив заботы о подборе актеров и бюджетной стороне предприятия на плечи своей помощницы. Они только что получили известие о том, что исполнительница главной роли подписала контракт с режиссером полнометражного художественного фильма и уехала в Лос-Анджелес.

– Как насчет десерта? – поинтересовался Люд, принимая из рук официанта меню.

– После ленча – исключено. Это выше моих сил, – ответила Ферн.

Люд заказал шоколадно-ореховый торт для себя, а для Ферн – клубнику со сливками.

– Это не повредит твоей фигуре, Ферн. Расслабься и получай удовольствие от того, что завтракаешь в одном из самых роскошных ресторанов Нью-Йорка.

– Я пытаюсь.

Еда была и вправду великолепна, но Ферн не могла выкинуть из головы возникшую проблему. Кто будет теперь играть роль Сюзанны?

Ресторан «Джоанна» славился своей кухней и качеством обслуживания. Он располагался в старом здании с чугунным каркасом, напоминая этим парижское бистро с огромными зеркалами на светло-зеленых стенах, с увитыми лавровыми венками профилями античных героев и лепниной в стиле новейшего искусства на потолке.

Ферн тяжело вздохнула и отправила в рот крупную ягоду в белоснежной пене.

– У Эда Стормана будет нервный срыв, – сказала она.

– С продюсерами это случается часто. Слава Богу, у нас уже прошел пробный показ за границей, так что в наличии иностранных инвестиций, рекламы и зрителя можно не сомневаться. Теперь никого не волнует, кто сыграет главную женскую роль. Зрителю нужен сюжет, а не Джина. Она переоценивает себя, если думает, что на ней свет клином сошелся.

– А как же быть с американской аудиторией? Ведь придется провести повторный рекламный показ для привлечения публики и рекламодателей.

– Безусловно.

– А как отреагирует на это зритель?

– Радость моя, позаботься об остальных актерах, а эту проблему мы с Эдом как-нибудь решим.

Разговаривая с Ферн, Люд лениво провожал взглядом закутанных в меха и увешанных драгоценностями матрон с Уэстчестера, которые, томно проплывая мимо, оставляли за собой шлейф запаха дорогих духов, будоражащих обоняние. Его острый глаз невольно подмечал достоинства и недостатки их нарядов; улавливал блуждающие взгляды притворно вялых молодых дам, потягивающих дорогое французское шампанское и изящно выковыривающих трюфели из картофельного салата; вспыхивал при виде юных шаловливых любовниц взрослых мужчин, считающихся хорошими мужьями и потому предпочитающих проводить время в таких не слишком людных местах; останавливался на женщинах, устало опиравшихся на локти и неторопливо беседовавших друг с другом, – их профессионализм проявлялся в том, что при этом они не упускали из виду ни одного мужчину, находившегося в ресторане.

Ферн допила вино и закурила вторую сигарету, понимая, что глупо беспокоиться понапрасну. В конце концов, Люд твердо стоит на ногах. Он обладает удивительным чутьем и умеет отыскивать таланты. Вот почему в свои тридцать два года ему удалось стать одним из лучших режиссеров Голливуда. Работать с ним престижно и приятно. Ферн прекрасно отдавала себе в этом отчет.

Внимание Люда привлекла пара, поднявшаяся из-за столика и направившаяся к выходу. Мужчина был коренаст, на его крупном носу блестели очки, и, по мнению Люда, он составлял неудачную пару своей спутнице. Придирчивый взгляд телережиссера отметил то, как искусно макияж женщины подчеркивает достоинства ее внешности, как чиста и нежна ее кожа, как костюм придает ей сходство с образом натурщицы в стиле Модильяни. На вид ей было лет тридцать.

– Кстати, моя милая Ферн, вот тебе доказательство того, что око Люда Хейли не дремлет. Взгляни на эту леди, которая с таким достоинством вышагивает рядом со своим муженьком. Именно такой я и представляю себе Сюзанну.

Ферн обернулась и прищурилась: едкий сигаретный дым мешал ей как следует разглядеть женщину, о которой говорил Люд.

– Да, она вполне привлекательна. К тому же умеет одеваться так, чтобы подчеркнуть достоинства своей фигуры.

На блондинке был белый трикотажный костюм от Адольфо с темно-синим кантом. На плечи была наброшена норковая накидка.

Чем ближе пара подходила к Ферн, тем все более и более знакомой казалась ей женщина.

– Черт побери! – воскликнула вдруг Ферн и, вскочив с места, бросилась к ней с распростертыми объятиями.

– Это моя давняя подруга, – сказала блондинка, обратившись к своему спутнику. – Иди, встретимся позже.

– Хорошо, малышка. Не торопись. Я жду тебя в половине третьего, – кивнул он и поспешил к выходу, давая понять, что хочет избежать знакомства с подругой своей дамы.

– Надин! Сколько мы не виделись? Десять, двенадцать лет? – Ферн заключила в объятия подругу, а затем отступила на шаг. – Только не говори мне, что я сильно изменилась. Неужели ты не узнала меня?

– Конечно, узнала, Ферн, но…

– Ты должна присоединиться к нам. Надин Леннокс, позволь познакомить тебя с Людом Хейли, режиссером «Хочу разделить твою судьбу».

Люд усмехнулся той неловкости, которая возникла между старыми подругами, и поднялся. Блондинка нахмурилась. Неужели это из-за того, что Ферн так неловко представила их друг другу?

– Люд, я глазам своим не верю! Наша ферма была всего в десяти милях от поместья Леннокс, что по меркам Техаса считается непосредственным соседством. С тех пор как близняшки Леннокс и я стали вместе лепить куличи в песочнице, мы не расставались. И в школе, и в колледже были вместе, ведь так, Надин? Я ужасно огорчилась, когда мы так внезапно потеряли друг друга. Я отправилась в Голливуд, мой отец умер, и мы продали ферму.

Пока Ферн болтала без умолку, Люд внимательно разглядывал лицо ее подруги. Ему нравился чуть насмешливый прищур этих ореховых глаз. Ее губы были несколько полнее, а нос чуть крупнее, чем того требовали представления о классической красоте лица, но это лишь придавало ей еще больше очарования.

– Я все еще не замужем, Нэдди. А то, как я познакомилась с Людом и стала помощником режиссера в его группе – отдельная история, – не без гордости заявила Ферн. – А ты, должно быть, замужем. Расскажи мне о себе все.

Возникла напряженная пауза.

– Для начала, я не Надин, а Джоанна, – тихо отозвалась блондинка с иронией. – Но совсем не та Джоанна, которая владеет этим рестораном.

Ферн испуганно зажала рот рукой и прошептала:

– Черт побери! – Ее молочного цвета кожа, столь свойственная рыжим людям, порозовела от смущения.

Желая загладить допущенную оплошность, Ферн воскликнула:

– Разве можно различить близнецов, когда они порознь! К тому же я так давно вас не видела!

– Надин тоже здесь, в Нью-Йорке, – продолжала как ни в чем не бывало блондинка. – Она замужем. Ее новая фамилия – Баррет. У нее двое детей.

Ферн не могла простить себе ошибки. Можно было догадаться! Надин никогда не встретила бы ее так холодно и надменно.

– Скажите, Джоанна часто завтракает у «Джоанны»? – поинтересовался Люд.

Улыбнувшись, Джоанна Леннокс стала совершенно неотразимой.

– Сегодня впервые. Я оказалась здесь по чистой случайности, благодаря своему имени.

– Вы все еще носите фамилию Леннокс? – Люд хотел вызвать ее на разговор потому, что ему нравился звук ее голоса.

– Я снова ношу фамилию Леннокс.

– Прошу прощения, мне нужно отлучиться на минуту, – пробормотала Ферн, схватив свою сумочку и тут же скрывшись в направлении бара.

Люд догадался, что она расстроена своей ошибкой и предпочла бы встретиться с другой из сестер.

– Мне тоже пора, – сказала Джоанна, чувствуя себя неловко.

– Не торопитесь, прошу вас. Ферн сейчас вернется. А пока выпейте со мной бренди.

Джоанна решила, что не слишком вежливо отказываться от угощения, и осталась.

– Если у тебя сестра-близняшка, обязательно влипнешь в какую-нибудь историю. В детстве это казалось смешным, теперь не очень.

Джоанна говорила искренне. Окружающим всегда хотелось, чтобы она оказалась Надин. И Ферн лучшее тому подтверждение. Даже совпадение ее имени с названием ресторана не дало Ферн возможности пошутить на этот счет. К сожалению, Джоанна не могла поверить свои мысли незнакомцу, сидевшему напротив нее за столиком.

– Наверное, мне давно уже следовало привыкнуть к тому, что меня путают с Надин, – смущенно улыбнулась она. – Каждый раз на долю секунды я перестаю ощущать себя самой собой.

– Скажите, а вы с сестрой никогда не разыгрывали людей, сознательно вводя их в заблуждение? – Люд все более интересовался своей собеседницей.

– Скорее нет, чем да. Кое-кто нас действительно путал, но на ферме мало кого можно было одурачить.

Люд с трудом мог поверить в то, что Джоанна росла и воспитывалась на ферме. Ферн, несмотря на то что получила образование в колледже и приобрела завидный загар в Калифорнии, все еще не избавилась от провинциальных замашек. Перед ним же сидела истинная леди.

– Я пытаюсь представить себе, как вы собирали хлопок, – с улыбкой сказал Люд.

– Я действительно доила коров, ухаживала за лошадьми и жала пшеницу…

– А также, видимо, мыли золото.

– Что-то вроде этого, – загадочно улыбнулась она.

Люд был явно заинтригован и буквально пронизывал ее внимательным взглядом близко посаженных синих глаз.

Джоанна ощутила тепло в животе, совсем непохожее на то, которое появляется под воздействием алкоголя. Это ощущение не проходило, и она почувствовала себя неловко под пристальным взглядом незнакомого мужчины, который, казалось, видел все ее достоинства и недостатки.

Она невольно сделала движение, чтобы привести в порядок прическу. Может быть, стоит подкрасить губы? Или этот мужчина мысленно производит над ней косметическую операцию?

– Извините за столь пристальное разглядывание, Джоанна, – опустил глаза Люд. – Дело в том, что мой внутренний голос не перестает кричать, что вы могли бы стать исполнительницей главной роли в телесериале, который я задумал снять. Он о судьбе очень талантливой женщины, адвоката Сюзанны, которая борется с консервативной позицией главы некоей фирмы «Отис и Голдсмит».

– Я не актриса, – поспешно и с некоторым смущением отозвалась Джоанна. – Так что увольте.

– Откуда вам знать, что вы не актриса, если вы никогда не пробовали…

– Я не хочу пробовать, – перебила его Джоанна.

– Я лишь сказал, что вы похожи на главную героиню. Это вовсе не означает, что я вас к чему-то принуждаю. Похоже, вы невысокого мнения об актерах и режиссерах.

– Извините, – вспыхнула Джоанна. – Я сожалею, что вы пришли к такому выводу. Напротив, я очень люблю актеров и режиссеров, но представляю себя лишь в качестве зрителя.

– В таком случае приглашаю вас исполнить роль зрительницы сегодня вечером. Составьте мне компанию. Я хочу посмотреть премьеру на Бродвее. А потом мы могли бы просто поужинать, если вас так пугает актерство.

Джоанна оценила галантность Люда и скорее всего приняла бы приглашение, если бы могла.

– Благодарю вас, но, к сожалению, сегодня вечером я улетаю в Амстердам. – Она взглянула на часы и встревоженно воскликнула: – О, мне уже давно пора возвращаться на работу!

– Задержитесь на минуту, Джоанна, пожалуйста.

Она сама подивилась тому, как послушно опустилась в кресло снова, очарованная проникновенно-соблазняющим тоном его голоса. Черт побери, а он умеет найти подход к женщине! Против воли Джоанна подняла на Люда глаза и ответила на его призывный взгляд.

– Мне казалось, что вы сами себе хозяйка. Неужели у вас есть босс?

– Боюсь, что так.

– Тогда вы можете сказать ему, что ваш сосед за столиком оказался очень милым, а официант еле таскал ноги.

– Относительно соседа за столиком босс, я думаю, поверит, а вот что касается официанта – ничего не выйдет, – улыбнулась Джоанна. – Босс знает, что здесь прекрасное обслуживание, тем более что он сам лично заказывал для меня завтрак.

– Ага. Я попробую догадаться. Он занимается дизайном шмоток. Бьюсь об заклад, вы продемонстрировали ему за завтраком целый портфель эскизов, которые затмят творения Сен-Лорана и де ла Ренты. Угадал? Ваш босс производит вечерние платья, а вы предложили ему нечто оригинальное и сногсшибательное. Нечто такое, что сделает имя Леннокс столь же широко известным, как китайский фарфор, например.

– В действительности все гораздо более прозаично, – рассмеялась Джоанна. – Я работаю художественным редактором в издательском доме «Омега», и моя поездка в Амстердам связана со скорым выходом в свет серии о путешествиях и путешественниках.

– По-моему, это вовсе не прозаично. Если человеку платят за то, что он колесит по миру, это что-то да означает. Хотя, насколько мне известно, в «Омеге» не очень-то любят поручать женщинам ответственные посты.

Люд лукавил. Он наверняка слышал о скандале, разразившемся в этой издательской империи пару лет назад. Тогда несколько сотрудниц «Омеги» подали в суд на руководство за притеснения на сексуальной почве и выиграли дело. Впрочем, Джоанна действительно была первой женщиной, которой в издательстве предоставили столь высокий пост.

Люд привел Джоанну в замешательство и, воспользовавшись этим, вдруг резко приблизился к ней, так что она невольно вздрогнула от неожиданности и страстного напора, появившегося в его голосе.

– В тот момент, когда я увидел вас, мне открылась квинтэссенция новой женщины: решительность, достоинство и вечная женственность. Именно такой я и представлял героиню своего фильма. Привлекательная внешность, бархатный голос… Знаете, вы держитесь так непринужденно, словно привыкли находиться перед камерой. Вам удалось ввести в заблуждение даже такого профессионала, как я.

Радостное ощущение от его комплиментов померкло при упоминании о камере.

– Мне пора идти. – Она сделала попытку подняться.

– Хорошо, хорошо. Давайте я лучше расскажу вам о своей блистательной карьере. Вы наверняка сгораете от любопытства.

Джоанна снова села, чувствуя себя на редкость глупо. Она была похожа на механического человечка, который то и дело выпрыгивает на пружинке из картонной коробки. Странно, что этот мужчина так действует на нее.

– Так вот, не считая мелких работ, я снял несколько эпизодов фильма «Старски и Хатч», два двухчасовых римейка популярных в сороковых – пятидесятых годах мюзиклов, а также эту неподражаемую мыльную оперу – «Хочу разделить твою судьбу».

– Да, Ферн говорила, – натянуто улыбнулась Джоанна. – Кажется, этот фильм имел успех?

– Он шел целых три года. Идея оказалась на редкость удачной. Дочь кинозвезды остается сиротой без гроша в кармане, но с роскошным домом на побережье. Она меняет любовников как перчатки, то и дело попадая в комичные ситуации… Черт побери, вы, вижу, понятия не имеете об этом фильме! А я болтаю, будто мое имя настолько известно, что его нельзя не знать.

– Уверена, что так и есть, – поспешно отозвалась Джоанна. – К сожалению, у меня никогда не хватает времени на то, чтобы посмотреть телевизор.

– Уж во всяком случае, тратить время на мыльные оперы вы не станете. Я шучу и не виню вас за это. Но мне хочется заверить вас, что «Свояченица» имеет мало общего с этой слезливой галиматьей.

– Не сомневаюсь, что фильм получится удачным. Я возьму его на заметку и постараюсь не пропустить ни одной серии, – сказала Джоанна.

Похоже, ирония была в крови у этой женщины!

– А как зовут режиссера, вы помните? – в тон ей поинтересовался он.

– Да. Ваша фамилия Хейли. А вот имя я, честно говоря, не разобрала как следует. Люд, если я не ошибаюсь?

– Совершенно верно. Сокращенно от Людвига. Людвиг, – церемонно поклонился он и, приподнявшись, щелкнул под столом каблуками. – Моя мама была не только одаренной пианисткой, но и большой почитательницей Бетховена. Впрочем, могло быть и хуже. Страшно подумать, как бы меня назвали, если бы она любила Диттерса фон Диттерсдорфа.[1]1
  Австрийский композитор, скрипач (1739–1799).


[Закрыть] У вас красивая улыбка, Джоанна. Когда вы возвращаетесь из Амстердама?

– Недели через две, – неуверенно пробормотала она, застигнутая врасплох внезапной переменой в его тоне.

Вдруг Джоанна заметила Ферн, курившую возле стойки бара и явно дожидавшуюся, пока она уйдет. На этот раз Джоанна поднялась решительно.

– Теперь мне действительно пора. Я и так уже задержалась. Босс начнет скучать без меня.

– Я тоже буду скучать без вас, – прошептал ей Люд на ухо, набрасывая на плечи синюю накидку.

Джоанну охватила дрожь страстного желания. Это невозможно! Ведь она едва знакома с этим мужчиной!

Люд пронзил ее лучистым взглядом, сулящим осуществление самых несбыточных фантазий.

– Я позвоню вам, Джоанна. Или вы позвоните мне. – С этими словами он протянул ей свою визитную карточку.

– Да, спасибо, – словно со стороны она услышала свой предательски дрогнувший голос.

Какое-то сумасшествие! Разве можно так откровенно проявлять интерес к незнакомому мужчине? По правде говоря, ни одному мужчине давно уже не удавалось пробудить в ней интерес. Может быть, поэтому в ней так внезапно закипела кровь? Нет, вряд ли. Люд вел ее к двери, и Джоанна не могла не заметить, что женщины, сидящие за столиками, провожали ее спутника восхищенными взглядами. Почему? Он не был ни особенно красив, ни безупречно сложен. Правда, его глаза иногда вспыхивали дьявольским огнем, но черты лица были скорее заурядны, как и прямые каштановые волосы, коротко подстриженные по последней моде. Грубоватая кожа придавала его лицу мужественности, хотя кого-нибудь другого могла просто испортить. Должно быть, дело в той энергичной самоуверенности, с которой он держался и носил свой подчеркнуто дорогой костюм: кремовый пиджак, кашемировая водолазка с высоким воротом, супермодные ботинки.

– Увидимся позже, Джоанна. – Люд коснулся губами ее щеки.

Она не осмелилась поднять на него глаза, поспешно вышла на улицу и только там, бросив взгляд на визитку, убрала ее в сумочку.

«У вас красивая улыбка, Джоанна».

В возрасте восьми лет близнецов заметили представители телевидения Далласа и уговорили сняться в рекламном ролике. Тетя Салли, переехавшая жить к ним после смерти их матери, с восторгом отнеслась к возможным перспективам этого теледебюта. Она без умолку болтала всю дорогу, пока везла девочек на студию в своем битом, видавшем виды фургоне.

Там сестер нарядили в роскошные платьица, красиво причесали, вплели в волосы разноцветные ленточки и нанесли на лица специальный макияж.

Сначала Джоанна с удовольствием играла роль телезвезды. Взглянув на себя в зеркало, она нашла, что выглядит великолепно. Но когда ее поставили перед камерой и осветили раскаленными прожекторами, она смутилась и почувствовала себя скованно. Какой-то человек из съемочной группы тщетно уговаривал ее улыбнуться. Режиссер размахивал руками и отдавал распоряжения по поводу того, куда поставить девочек, как повернуть, чтобы выгоднее подать профиль или анфас. Надин, польщенная вниманием к своей персоне, сияла от радости, а Джоанна совсем приуныла и мечтала только о том, чтобы съемка скорее закончилась.

– Хорошо, Джоанна. Подойди ко мне. Молодец. А теперь сделай большой глоток из стакана. Вот так. И улыбнись. Тебе ведь вкусно, правда? Посмотри, как здорово получается у твоей сестренки.

Джоанна сделала слабую попытку улыбнуться, но «Доктор Пеппер» ей совсем не нравился. Он напоминал смесь вишневого сиропа от кашля и сливового сока. Она с большим удовольствием выпила бы кока-колы.

Перед девочками повесили огромные плакаты с текстом ролей. Надин должна была говорить первой.

– Давай же, дорогая, отхлебни и улыбнись!

Джоанна постаралась успокоиться, но ее голос дрожал и от этого казался писклявым. К тому же она плохо понимала, как можно улыбаться во весь рот и одновременно разговаривать.

– Ладно, на первый раз хватит, – сказал режиссер.

Джоанну и Надин вернули в гримерную, где им подправили волосы и макияж. Джоанна, освободившаяся первой, вышла в павильон и приблизилась к камере, интересуясь тем, как она работает.

Режиссер и продюсер тихо переговаривались, не замечая ее.

– Боюсь, что придется оставить одну из них, ту, которая говорит естественно. Кажется, ее зовут Надин. Другая слишком зажата, не может ни улыбнуться, ни прочесть роль как следует.

Джоанна отступила в тень и бросилась бежать к тете.

– Я хочу вернуться домой.

– Не выдумывай! – встряхнула ее та. – Прекрати капризничать. Это прекрасный шанс заработать настоящие деньги. Если попробуешь заупрямиться, тебе достанется сначала от меня, а потом и от отца, понятно?

– Надин и Джоанна! – раздался голос режиссера.

Джоанна подчинилась необходимости: она выполняла все, что требовалось, старательно улыбалась, ненавидя в душе этих людей, обращавшихся с ней как с тупицей. Ей не хотелось быть частью существа, которое все вокруг воспринимали как «Надин-и-Джоанну». Она хотела быть собой, носить свою одежду, выражать собственные мысли и говорить своими словами. В тот день она поклялась себе любыми средствами добиться этого.

Джоанна взяла такси. Какая же она дура! За две недели Люд наверняка найдет кого-нибудь на роль главной героини. И тогда ничего изменить уже будет нельзя.

– Как тебе не стыдно, Люд Хейли.

– Я всего лишь делаю свою работу, Ферн. И только, – усмехнулся он.

– Если бы речь шла о Надин, я бы это поняла.

– Выкладывай все. Впрочем, тебя и так не остановить.

Ферн, давно привыкшая к беззлобным насмешкам со стороны босса, готова была начать рассказ, но Люд подозвал официанта и попросил счет.

Она украдкой оглядела себя в зеркале, висевшем напротив, и осталась довольна, хотя, конечно, такой привлекательной, как сестры Леннокс, ей никогда не стать. Коротко стриженные рыжеватые волосы позволяли ей выглядеть моложе своих тридцати четырех лет. Стиль ее одежды выдавал профессиональную принадлежность к телевидению.

Ферн уделяла большое внимание своей внешности, начиная с того дня, когда приехала в Голливуд. Тогда ее наряд представлял собой нечто пестрое и бесформенное со множеством кружев и воланов с претензией на стиль танцовщицы кордебалета. После нескольких месяцев массовки в рекламных роликах она случайно познакомилась с Людом Хейли, тогда еще начинающим, но перспективным режиссером. Всего за один день Ферн полностью сменила гардероб, имидж, стряхнула пыль с диплома Техасского университета и ступила на совершенно новую стезю, о чем ни разу с тех пор не пожалела.

В такси на обратном пути в студию «Астория» на Лонг-Айленде Ферн рассказала Люду все, что знала о сестрах Леннокс, включая их дебют на телевидении, после того как агенты заявились к ним в школу в Тайлере и выбрали близнецов для съемок в рекламе.

– Они стали зарабатывать кучу денег в то время, как мой отец вкалывал не жалея сил, чтобы свести концы с концами.

– Кучу денег? Неужели?

– Если говорить совсем точно, то куча появилась, когда Ленноксы вложили деньги в разработку нефтяных скважин. Занималась этим тетя Салли, оказавшаяся на удивление практичной. Нефть нашли как раз на их земле. К тому времени, когда мы поступали в колледж, Ленноксы уже были миллионерами.

– Интересно. А что рекламировали близнецы?

– Да все подряд! Кукурузные хлопья, безалкогольные напитки, детскую одежду. Когда стали постарше – шампунь и кинотеатры под открытым небом. Все эти годы мы дружили с Надин, и она никогда не зазнавалась оттого, что их семье улыбнулась фортуна. К сожалению, наша земля оказалась пустой. Мой отец часто говорил, что Бруннерам достались голые камни, так что можно пересечь поместье из конца в конец, ни разу не почувствовав землю под ногами. Нефти у нас не нашли, и семье приходилось туго. Если бы не Надин, которая подкидывала мне кое-что из своего гардероба, я ходила бы в отрепьях. Кстати, и в колледж я бы не поступила, если бы Надин не ссудила мне денег.

– И все только Надин?

– Представь себе! – усмехнулась Ферн. – Надин всегда была добра и щедра. А ее сестра просто невыносима.