Текст книги "Декстер во тьме"

Глава 10

Следующий день прошел без событий, и мы ничуть не приблизились даже к намеку на расследование двух убийств в университете. Жизнь же такая кривобокая и несуразная штука, что вину за отсутствие у нас продвижения Дебора возложила на меня. Она по-прежнему была убеждена, что я обладаю особыми магическими способностями и пользуюсь ими, чтобы проникать прямо в темное средоточие убийств, и что я придерживаю от нее важнейшие сведения во имя мелких личных причин.

Очень лестно, только полностью неверно. Понимал я лишь одно: нечто с этим делом связанное сильно перепугало Темного Пассажира, – и мне не хотелось, чтобы такое опять случилось. Я решил держаться от дела подальше, работы по крови в нем почти не было, так что устроить это было бы легко в логичном и хорошо организованном социуме.

Да вот беда: мы в таковом не живем. В нашем социуме правит случайная прихоть, и населен он людьми, смеющимися над логикой. В данный момент возглавляла их моя сестрица.

На следующее утро, попозже, она нагрянула в мою уютную норку-каморку и вытащила оттуда на ланч со своим бойфрендом Кайлом Чацки. Особых возражений против Чацки у меня не было, если не считать его постоянной уверенности, что во всем ему известна конечная истина. В остальном же он был просто приятным и любезным, каким может быть холодный убийца, и с моей стороны было бы лицемерием на таком основании отвергать его как личность. А раз уж, похоже, он делал мою сестру счастливой, я не возражал и по всем другим основаниям.

Итак, я отправился на ланч, ведь, во-первых, Дебора – моя сестра, а во-вторых, мощный механизм, каковым является мое тело, нуждается в постоянной заправке топливом.

Топливо, какого он жаждет чаще всего, – это сэндвич «медианоче», обычно с поджаренными бананами, и молочный коктейль «батидо де мамей». Не знаю, отчего эта простая, душевная еда выбивает прямо-таки сверхъестественный аккорд на струнах моего существа, но с ней не может сравниться ничто. Правильно приготовленная, она едва не доводит меня до экстаза. И нигде ее не готовят столь правильно, как в расположенном неподалеку от Управления полиции ресторанчике «Релампаго», где Морганы питались с незапамятных времен. Было до того славно, что даже вечная сварливость Деборы не могла ничего испортить.

– Черт побери! – обратилась она ко мне, набив сэндвичем рот.

Ничего нового в ее фразе, конечно, не было, только произнесла она ее с таким пылом, что я весь оказался забрызган хлебными крошками. Глотнув великолепного коктейля «батидо де мамей», я стал ждать, когда она разовьет свой тезис, но вместо этого Дебора попросту повторила:

– Черт побери!

– Опять ты скрываешь свои чувства, – сказал я. – Но я твой брат и могу понять: тебя что-то тревожит.

Чацки хмыкнул, разрезая кубинский стейк, а потом произнес:

– Ни фига! – Собирался что-то добавить, но вилка, зажатая в его левой протезной руке, скользнула в сторону. – Черт побери! – буркнул Кайл, и я понял, что у этой пары куда больше общего, чем мне представлялось. Дебора наклонилась и помогла ему выправить вилку. – Спасибо, – кивнул Кайл и отхватил большой кусок от хорошо отбитого мяса.

– Вот видишь? – бодро заметил я. – Тебе только того и нужно, что отвлечься от собственных проблем.

Мы сидели за столиком, за каким ели уже, наверное, сотни раз. Только Дебору редко занимали сантименты, она распрямилась и так шлепнула по видавшей виды столешнице, что сахарница подпрыгнула.

– Мне нужно знать, кто болтал с этим засранцем Риком Сангре!

Сангре был репортером местного телевидения, убежденным, что чем больше в сюжете крови, тем важнее для людей иметь свободную прессу, способную донести до них такой сюжет, по возможности в самых ужасных подробностях. Дебора, судя по тону ее фразы, очевидно, считала, что Рик был моим новым лучшим другом.

– Ну, это был не я, – сказал я. – И не думаю, что это был Доакс.

– Уй! – воскликнул Чацки.

– И еще, – продолжила Дебс, – мне нужно найти эти чертовы головы!

– Их у меня тоже нет, – сказал я. – Ты столы находок проверяла?

– Декстер, ты что-то знаешь. Ладно, но почему ты скрытничаешь со мной?

Чацки поднял взгляд, сглотнул и спросил:

– С чего бы ему знать то, что тебе неведомо? Там много было набрызгано?

– Вообще не было набрызгано, – ответил я. – Тела были поджарены, мило и сухо.

Чацки кивнул и сумел набрать на вилку немного риса с фасолью:

– Ты больной мерзавец, так?

– Он хуже, чем больной, – поправила Дебора. – Он что-то утаивает.

– А-а, – донеслось из набитого рта Чацки. – Опять за свои любительские психологические штучки взялся?

То была мелкая выдумка: мы уверили его, что мое хобби, вообще-то, аналитического, а не практического свойства.

– Так и есть, – кивнула Дебора. – И он не говорит мне, что там высчитал.

– Может, в это трудно поверить, сестренка, только об этом я ничего не знаю. Только… – Я пожал плечами, но Дебс уже набросилась:

– Что! Давай, прошу ведь.

Я опять заколебался. Невозможно было по-доброму рассказать ей, что Темный Пассажир среагировал на эти убийства по-новому и очень тревожно.

– Просто есть у меня ощущение. Что-то с этим малость не так.

Дебора фыркнула:

– Два обгорелых безголовых трупа, и он говорит, что-то малость не так. А ведь когда-то ты был смышленым, или нет?

Я откусил кусочек сэндвича, пока Дебора растрачивала свое драгоценное время ланча на то, чтобы хмурить брови, и спросил:

– Тела уже опознаны?

– Слушай, Декстер, голов нет, значит нет у нас и стоматологических сведений. Тела сожжены, значит и отпечатков пальцев нет. Черт, нам даже неизвестно, какого цвета у них были волосы! Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Возможно, я мог бы помочь, знаете ли, – произнес Чацки, поддел кусок жареного банана и бросил его в рот. – У меня кое-какие источники есть, могу связаться.

– Мне твоя помощь не нужна, – отмахнулась Дебс.

– Принимаешь же ты помощь Декстера, – пожал плечами Кайл.

– Это другое.

– В чем это другое? – спросил он, и вопрос был, похоже, разумный.

– В том, что он оказывает мне помощь, – ответила она. – Ты же хочешь раскрыть дело за меня.

Они сцепились взглядами и долго не говорили ни слова. При мне они и прежде такое проделывали. Это пугающе походило на безмолвные разговоры, которые вели Коди и Астор. Мило было видеть воочию, сколь прочно спаяны эти двое, пусть это и напомнило мне, что беспокоиться следует о собственной свадьбе, довершенной к тому же явно безумным высококлассным организатором банкетов. По счастью, не успел я начать скрежетать зубами, как Дебс прервала тягостное молчание.

– Не хочу быть из тех баб, которые нуждаются в помощи, – заявила она.

– Но я же смогу добыть сведения, каких тебе не достать, – сказал он, кладя здоровую руку ей на плечо.

– Типа каких? – спросил я.

Признаюсь, меня уже некоторое время разбирало любопытство, где Чацки работает или работал до своих случайных ампутаций. Мне было известно, что местом его работы было какое-то правительственное учреждение, которое сам он называл ДПУ, только я все еще не знал, что стояло за этими буквами.

Кайл с готовностью повернулся ко мне и сказал:

– У меня есть друзья и источники во множестве мест. Нечто подобное могло бы оставить какой-нибудь след где-то еще, и я мог бы поспрошать и узнать.

– Ты имеешь в виду поспрошать у своих корешей в ДПУ?

– Что-то вроде того, – улыбнулся Чацки.

– Христа ради, Декстер! – вмешалась Дебора. – ДПУ означает всего лишь «другое правительственное учреждение». Такого учреждения нет, это шутка для своих.

– Мило попасть наконец-то в свои. И у тебя по-прежнему есть доступ к их досье?

Чацки пожал плечами:

– Формально я в отпуске для выздоравливающих.

– После каких дел?

Кайл одарил меня заученной улыбкой, потом сказал:

– На самом деле знать тебе не нужно. Штука в том, что нет еще решения, пригоден ли я по-прежнему. – Он глянул на вилку, зажатую в стальной кисти, повернул руку, чтобы убедиться, что та движется, и бросил: – Твою мать!

Почувствовав, что мы вот-вот окунемся в неловкое молчание, я изо всех сил постарался вернуть все на основу общительности.

– Вы в кильне нашли что-нибудь? – спросил я. – Украшение какое или еще что?

– А это что за хрень? – спросила сестра.

– Кильн – печь такая. В ней тела сожгли.

– Ты что, все мимо ушей пропустил? Мы не обнаружили, где тела сожгли.

– А-а-а, – протянул я. – Я-то полагал, что это сделали прямо в кампусе, в керамической мастерской.

По ее внезапно заледеневшему лицу я понял, что Дебс либо страдает от сильного несварения желудка, либо ничего не знала про керамическую мастерскую.

– Она всего в полумиле от озера, где нашли тела. Ну, знаешь, печи-кильны? Где керамику обжигают.

Дебора чуть задержала на мне взгляд, потом выскочила из-за стола. Что за дивно изобретательный и драматический способ прекратить разговор, подумал я. Мне понадобилась еще секунда-другая, чтобы совершить нечто осмысленное, а не просто моргать ей вслед.

– Видно, она не знала про это, – произнес Чацки.

– Я сразу о том же подумал, – отозвался я. – Мы за ней?

Кайл пожал плечами и зацепил последний кусок стейка.

– Я еще закажу флан и кофесито. Потом возьму такси, раз уж мне не позволяется помочь. – И, подобрав рис с фасолью, кивнул мне. – А ты двигай, если не хочешь обратно на работу пешком топать.

У меня не было, признаюсь, никакого желания топать обратно на своих двоих. С другой стороны, у меня еще почти половина молочного коктейля оставалась, и оставлять его тоже не хотелось. Я встал, направился к выходу, зато и удар себе смягчил: подхватил на ходу нетронутую половину сэндвича Деборы и, забрав его с собой, выскочил из ресторанчика вслед за сестрой.

Вскоре мы въезжали в ворота университетского кампуса. Часть времени поездки Дебора употребила на переговоры по рации, давая указания ждать нас у печей, а остальное ушло на скрежетание зубами и бормотание.

Въехав в ворота, мы свернули налево на петляющую дорогу, ведущую к керамической мастерской. Там я еще на первом курсе постигал азы керамики в попытке расширить горизонты познаний и умений, и, как оказалось, отлично справлялся с изготовлением ширпотребных ваз, зато был жутко безуспешен в создании оригинальных произведений искусства, во всяком случае не в керамике. В своей же сфере, льщу себя надеждой, я вполне созидателен, что недавно и продемонстрировал на Зандере.

Эйнджел-не-родственник был уже на месте, внимательно и терпеливо осматривал первый кильн, выискивая любой признак практически чего угодно. Подошла Дебора и присела рядом с ним, оставив меня один на один с половиной ее сэндвича на три укуса. Я откусил первый кусочек. У желтой ленты стала скапливаться толпа. Возможно, люди рассчитывали увидеть нечто слишком жуткое, чтобы на это смотреть. Никогда не понимал, почему люди вот так собираются, но они всегда так делали.

Дебора уже сидела на земле рядом с Эйнджелом, который с головой залез в первую печь. Ждать, видно, придется долго.

Только-только у меня во рту оказался последний кусочек сэндвича, как я почувствовал, что за мной следят. Конечно, на меня смотрели, всегда глазеют на каждого, кто оказывается по эту, деловую, сторону желтой ленты. Только за мной еще и следили… Темный Пассажир вопил: нечто выделило меня, проявляя нездоровый интерес к тому особому и чудесному, что есть во мне. И это мне совсем не нравилось. Когда, проглотив остатки сэндвича, я обернулся, голос внутри меня прошипел что-то, прозвучавшее словно замешательство… а потом замолчал.

И только он умолк, как я опять ощутил накат панической тошноты и яркий желтый клин слепоты. На какое-то время я застыл как вкопанный, все чувства во мне вопили об опасности, умение же хоть как-то противостоять ей пропало напрочь. Длилось это всего секунду. Я пробивался обратно на поверхность, пристальнее вглядывался в то, что меня окружало, – ничего не изменилось. Горстка зевак по-прежнему смотрела, солнышко ярко светило, слабый ветерок шуршал в листве деревьев. Всего лишь еще один превосходный денек в Майами, только в этом раю затаил свою главу змий. Я закрыл глаза, вслушивался изо всех сил, надеясь хоть на какой-то намек о характере угрозы, однако не было слышно ничего, кроме скребущего эха удиравших когтистых лап.

Я открыл глаза и снова огляделся. Человек, наверное, пятнадцать зевак делали вид, что сбежались вовсе не в надежде полюбоваться на кровищу, никто, однако, среди них ничем не выделялся. Никто зловеще не крался и не таращился, никто не пытался упрятать под рубашкой гранатомет. В любое нормальное время я мог бы надеяться, что мой Пассажир различит темную тень вокруг явного хищника, только теперь такой помощи ожидать не приходилось. Насколько я видел, ничем злобным толпа не грозила. С чего же тогда мой Пассажир в набат ударил? Я так мало знал о нем. Он просто находился там: присутствие, напичканное злым развлечением и острыми предположениями. Никогда прежде не выказывал он замешательства, до того самого момента, как увидел те два трупа возле озера. И теперь он снова проявлял смутную неуверенность всего в полумиле от места, где нашли тела.

Может, что-то в воде? Или, может, что-то связывает те обгоревшие тела и здешние печи-кильны?

Я побрел туда, где работали Дебора с Эйнджелом-не-родственником. Похоже, они не нашли ничего особо подозрительного, и не накатывались толчки паники от кильна до места, где затаился Темный Пассажир. А что, если произошла какая-то странная внутренняя эрозия? Вероятно, мое новое грядущее положение мужа и отчима подавляло моего Пассажира. Уж не делался ли я слишком положительным, чтобы быть подобающим вместилищем? Такое было бы судьбой похуже смерти.

Я сознавал, что стою на опоясанном желтой лентой месте преступления, а передо мной маячил некто весьма фигуристый.

– Э-э, приветствую, – произнес он не очень уверенно.

Крупный, с отличной мускулатурой образчик, волосы длинноватые, редкие, вид человека, верящего в дыхание через рот.

– Чем могу помочь вам, молодой человек? – спросил я.

– Вы не… э-э-э… типа коп?

– Самую малость.

Он кивнул, задумался на секунду-другую, оглядывая место позади себя, словно там можно было чем-то поживиться. На шее сзади у него одна из тех прискорбных, зато ставших прямо-таки заразительными татуировок, изображавших некий знак Древнего Востока. Возможно, он читался как «тугодум». Малый потер наколку, словно расслышал мои суждения о ней, потом повернулся ко мне и выпалил:

– Я про Джессику спросить хотел.

– Разумеется. Кто бы не хотел?

– Уже вызнали? Это она? – спрашивает парень. – Я ей типа приятель.

Вот тут молодому человеку удалось завладеть моим профессиональным вниманием.

– Джессика пропала?

– Ну да, – кивает он. – Понимаете, должна была поработать со мной. Как обычно по утрам, понимаете? Круг по дорожке, а потом немного пресс. А вчера она не пришла. И сегодня тоже опять. Вот я и подумал… э-э-э… – Он сдвинул брови, явно от мыслительного усилия, и его речь сошла на нет.

– Как ваше имя? – спрашиваю я.

– Курт. Курт Вагнер. А как ваше?

– Декстер… Подождите тут минуточку, Курт. – И я поспешил к Деборе, пока новые мыслительные потуги не оказались чрезмерными для парня.

– Дебора, у нас тут, возможно, небольшая подвижка.

– Ну только не от твоих горшковых печек! – рыкнула она. – Они слишком малы для тела.

– Да нет, вон там стоит молодой человек, у кого подружка пропала.

Дебс вскинула голову и, поднявшись, встала, будто охотничий пес в стойке. Высмотрела типа-приятеля Джессики, тот ответил ей взглядом и помялся ногами.

– Почти, мать твою, вовремя! – произнесла она и направилась к парню.

Я глянул на Эйнджела. Тот пожал плечами и встал. Казалось, хотел сказать что-то, но через мгновение тряхнул головой, ударил ладонью о ладонь, стряхивая пыль, и пошел следом за Дебс послушать, что скажет Курт. Я же остался на самом деле и вправду один-одинешенек со своими темными мыслями.

Просто наблюдать, иногда этого достаточно. Разумеется, точно известно, что наблюдение неизбежно приведет к палящему жару и великолепному потоку крови, к всепоглощающей дрожи эмоций, бьющих от обреченных, к взлету музыки наведенного безумия, когда жертва вершит полет в чудесную смерть… Все это придет. Теперь же Наблюдателю вполне хватало того, чтобы обозревать, погружаясь в ощущение безымянной могущественнейшей силы. Ощущал он и беспокойство того, другого. Беспокойству предстоит расти, возвышаясь в музыкальном диапазоне до страха, потом паники и, наконец, до полного ужаса. Все это придет в подходящее время.

Наблюдатель видел, как тот, другой, рассматривал толпу, выискивая какой-нибудь намек на источник теснившей ему грудь опасности, которая теребила нервные корешки всех органов чувств. Ничего он не отыщет, разумеется. Пока. Не раньше, чем он определит, что время приспело. Не раньше, чем он вгонит того, другого, в тупую безумную панику. Только тогда перестанет он наблюдать и приступит к последнему действию.

А пока пусть тот, другой, слушает музыку страха.

Глава 11

Ее звали Джессика Ортега. Первокурсница, жила в одном из ближайших общежитий. Номер комнаты мы узнали от Курта, и Дебора оставила Эйнджела ждать у печей, пока не прибудет дежурная машина и не сменит его.

Никогда не мог понять, почему дома студентов называют общежитиями, а не, к примеру, спальными покоями. Наверное, потому, что ныне они так похожи на отели. Не стало уже увитых плющом стен, ограждавших священные залы, вестибюль заставили всякой растительностью в стеклянных и глиняных горшках, а выстланные коврами чистые коридоры выглядели как новенькие.

Мы остановились у двери в комнату Джессики. Небольшая аккуратная карточка, прилепленная на уровне глаз, гласила: «АРИЭЛЬ ГОЛДМАН и ДЖЕССИКА ОРТЕГА». Ниже шрифтом поменьше припечатано: «ЧТОБЫ ВОЙТИ, НУЖНЫ ИНТОКСИКАНТЫ». Кто-то подчеркнул слово «ВОЙТИ» и накорябал ниже: «ДУМАЕШЬ?».

Дебора, обернувшись ко мне, выгнула бровь и определила:

– Тусовщицы.

– Кому-то приходится и этим заниматься, – отозвался я.

Сестра фыркнула и постучала в дверь. Ответа не последовало, и Дебс выждала целых три секунды, прежде чем постучать еще раз, гораздо громче.

Услышав, как за спиной открылась дверь, я обернулся и увидел короткостриженую блондинку-тростинку, очки которой были нацелены на нас.

– Нет их тут, – произнесла она с явным неодобрением. – Типа пару дней уже как. Впервые за семестр тихо стало.

– Вам известно, куда они пошли? – спросила Дебора.

Блондинка закатила глаза и проронила:

– Должно быть, где-то пивная вечеринка.

– Когда вы видели их в последний раз?

Девица дернула плечиком:

– Этих двух не столько видишь, сколько слышишь. Громкая музыка, ржачка всю ночь, о’кей? Главная заноза в заднице для тех, кто и впрямь учится и на лекции ходит. – Она тряхнула головой, и короткие волосы обрамили ей лицо. – Честное слово!

– И когда вы в последний раз слышали их? – спросил я.

Она глянула на меня:

– Вы типа копы или еще кто? Что они на сей раз натворили?

– А что они натворили раньше? – спросила Дебора.

Девица вздохнула:

– Штрафы за парковку, где не положено. Причем часто. Раз за вождение в пьяном виде. Эй, не думайте только, будто я вынюхивала что-то про них или еще что.

– Как, по-вашему, для них необычно отсутствовать так долго? – спросил я.

– Необычно, это когда они на занятиях появились бы. Не знаю, как они хоть что-то сдают. То есть, – она ухмыльнулась уголком рта, – я могу, пожалуй, угадать, как они сдают, но… – Она пожала плечиками.

Догадкой своей с нами не поделилась, если не считать ухмылки.

– На каких занятиях они бывают вместе?

Девица опять дернула плечиком и тряхнула головой:

– Придется вам типа у секретаря выяснить.

Путь в секретариат не был долгим, особенно на скорости, какую задала Дебора. Мне удалось поспевать за ней и при этом хватило дыхания задать один-два колких вопроса:

– Какой смысл знать, какие занятия они посещали вместе?

Дебора нетерпеливо махнула рукой:

– Если та девица права, Джессика и ее соседка по комнате…

– Ариэль Голдман, – подсказал я.

– Точно. Так вот, если они торговали сексом за хорошие оценки, то у меня есть желание поговорить с их профессорами.

Если не вдаваться, смысл в том был. Секс – один из самых распространенных мотивов убийства, однако это, похоже, не вяжется с любовью, как, по слухам, принято считать. Впрочем, была одна мелочь, которая смысла не имела.

– С чего бы это какому-то профессору поджаривать девиц и отрезать им головы? Почему просто не придушить и не выбросить тела в мусорку?

Дебора покачала головой:

– Не важно, как он это проделал. Значение имеет, он ли это проделал.

– Хорошо. И насколько мы уверены, что эти двое и есть жертвы?

– Вполне, чтобы переговорить с их преподавателями, – ответила Дебора. – Это для начала.

Мы прибыли в секретариат, и, когда Дебс сверкнула своим значком, нас тут же впустили. Зато добрых тридцать минут Дебора, рыча и бормоча, мерила помещение шагами, пока я с помощью секретаря просматривал компьютерные архивы. Джессика и Ариэль, как оказалось, вместе занимались по нескольким предметам, и я напечатал фамилии, служебные и домашние адреса профессоров. Дебора глянула на список и кивнула, заметив:

– У этих двоих, Буковича и Халперна, сейчас присутственные часы. Можем с них начать.

Вновь мы с Деборой вышли в духоту дня, чтобы пересечь кампус.

– Приятно снова оказаться в кампусе, правда? – спросил я, и, как всегда, моя попытка поддержать приятный разговор оказалась тщетной.

Дебора фыркнула:

– Приятно будет, если точно установим принадлежность тел и, возможно, чуть продвинемся к поимке того, кто это сделал.

Я не считал, что идентификация тел на самом деле приблизит нас к идентификации убийцы, однако был тут не прав, во всяком случае, полицейским расследованием движут рутина и основанный на опыте порядок, а по одной из гордых традиций нашего ремесла почиталось благом знать имя погибшего. Так что я с охотой следовал за Деборой к административному корпусу, где нас ждали два профессора.

Кабинет профессора Халперна находился на первом этаже сразу за главным входом, и не успела наружная дверь захлопнуться, а Дебс уже стучала ему в дверь. Ответа не последовало. Дебора попробовала дверную ручку. Заперто. Сестра опять бахнула в дверь – с тем же успехом.

Какой-то человек вышел в коридор и, остановившись у соседней двери, принялся рассматривать нас, удивленно вскинув брови.

– Ищете Джерри Халперна? – поинтересовался он. – Не думаю, что сегодня он здесь.

– Вы знаете, где он? – спросила Дебора.

Мужчина ответил с легкой улыбкой:

– Полагаю, дома, у себя в квартире, раз здесь его нет. А почему вы спрашиваете?

Дебс извлекла свой значок и показала ему. Тот, похоже, не поразился.

– Понятно, – произнес он. – Это как-то связано с двумя мертвыми телами там, в кампусе?

– У вас есть повод считать, что связано? – тут же выпалила Дебора.

– Н-н-н-ет, не совсем.

Дебора смотрела на него и ждала, но мужчина больше ничего не сказал.

– Сэр, могу я спросить, как вас зовут? – наконец выговорила она.

– Я доктор Уилкинс, – ответил мужчина, кивая на дверь, у которой стоял. – Это мой кабинет.

– Доктор Уилкинс, – обратилась Дебора, – не будете ли вы любезны рассказать, что означает ваше замечание о профессоре Халперне?

Уилкинс сложил губы в трубочку.

– Ну-у… – протянул он неуверенно. – Джерри вполне приятный малый, но если расследуется убийство… – Он замолчал; Дебора тоже молчала. – Видите ли, – наконец сказал профессор, – по-моему, в прошлую среду я слышал какой-то шум в его кабинете. – Он дернул головой. – Эти стены не такие уж толстые.

– Что за шум? – спросила Дебора.

– Крики. Легкая драчка, наверное? Как бы то ни было, я выглянул за дверь и увидел, как студентка, молодая женщина, вышла, шатаясь, из кабинета Халперна и убежала. Она… э-э-э… ее блузка была порвана.

– Вы, случайно, не узнали эту молодую женщину?

– Узнал. В прошлом семестре она посещала мои занятия. Ее имя Ариэль Голдман. Прелестная девушка, но студентка из нее никакая.

Дебора глянула на меня, и я ободряюще кивнул, тогда она спросила:

– Вы считаете, что Халперн пытался применить силу к Ариэль Голдман?

Уилкинс склонил голову набок и предостерегающе поднял руку:

– Сказать с уверенностью не могу. Хотя походило на то.

Дебора бросила взгляд на Уилкинса, тому, однако, добавить было нечего, так что она, кивнув, сказала:

– Благодарю вас, доктор Уилкинс. Вы очень помогли.

– Надеюсь на это, – ответил тот, открыл дверь кабинета и скрылся в нем.

Дебс уже рассматривала распечатку из секретариата.

– Халперн живет примерно в миле отсюда, – бросила она и направилась к выходу.

Мне опять пришлось поспешить, чтобы нагнать ее.

– От какой из теорий мы отказываемся? – спросил я сестру. – Той, что гласит, будто Ариэль пыталась совратить Халперна? Или что он полез ее насиловать?

– Мы ни от чего не отказываемся. До тех пор, пока не поговорим с Халперном.