Текст книги "Принцесса Монако"

10
Рождение современного Монако

Во время развода Пьера и Шарлотты было решено, что заботы об образовании Ренье возьмет на себя отец.

– Отец хотел, чтобы я получил наилучшее образование, и в 1934 году отправил меня в Англию. Я начал учиться в школе Summer Fields в Сент-Ленардс-он-Си. Ужасное место. Короткие форменные штаны, холодный душ и телесные наказания. Единственное, в чем я находил утешение, был бокс. Я стал чемпионом школы в моей весовой категории. Все остальное я просто ненавидел.

Оттуда Ренье перевели в другую британскую школу, в Стоу.

– Там была прекрасная местность. Помню, как я приехал туда вместе с отцом, не зная ничего ни об учителях, ни об учениках. Атмосфера старого замка показалась мне довольно безотрадной. Все время шел дождь, и стоило начать играть в какие-нибудь игры, как ты оказывался по колено в грязи. Затем пришлось научиться таким вещам, как прислуживать старшим ученикам, делать за них грязную работу. К счастью, они были неплохими парнями. Но вся эта затея казалась мне чрезвычайно глупой. В Стоу я тоже чувствовал себя несчастным.

Ренье был настолько несчастен, что сбежал оттуда.

– На третий день я совершил побег. Это оказалось гораздо легче, чем я предполагал. Я улизнул с территории школы и зашагал к железнодорожной станции. В мой план бегства входило купить билет до Лондона, откуда я собирался уехать домой. Но, видимо, я не слишком удачно все продумал. Мне и в голову не могло прийти, насколько необычно смотрится на станции мальчик в школьной кепке.

Заметив, что Ренье нигде нет, руководство школы тотчас поставило на ноги полицию. И как только начальник станции увидел паренька в школьной кепке, пытавшегося купить билет до Лондона, он сразу же позвонил в школу.

– Меня задержали и немедленно препроводили обратно в Стоу, – продолжал вспоминать Ренье. – За мной на станцию на огромном автомобиле приехал директор школы, бывший военный. Я решил, что меня ждут неприятности, может быть, сильно выпорют. Однако он привел меня в свой кабинет, предложил чувствовать себя как дома и угостил чаем. Директор вообще не стал ругать меня. Он сказал лишь: «Должно быть, ты очень проголодался, так что угощайся как следует». Это была моя первая еда за весь день. Наконец-то, подумал я тогда, теперь они хоть что-то поняли. Но после чая меня отвели в школьный изолятор, потому что они не могли взять в толк, почему ребенку вдруг захотелось сбежать из этого «рая».

Юный Ренье целых две недели был «под официальным надзором». Он был вынужден бездельничать, пока педагогический коллектив ломал голову над тем, как с ним поступить. В конце концов беглеца перевели в дортуар и вернули к занятиям.

Все последующие годы Ренье считал, что проблема была очевидной. Хотя будущий монарх превосходно говорил по-английски («У нас была няня-англичанка, и по-английски я заговорил раньше, чем по-французски»), это был пухлый, застенчивый ребенок, единственный иностранец из 500 мальчиков. Неудивительно, что он замкнулся в своей скорлупе. Да, он вполне уверенно чувствовал себя на ринге в боксерских перчатках, но поскольку был робок за пределами ринга, то был хорошей мишенью для школьных хулиганов.

Ренье признался отцу в том, что несчастлив, а тот поведал об этом кому-то еще, и вскоре Луи стал опасаться, что Пьер заберет сына из Англии, или попытается помешать ребенку вернуться в Монако, или каким-то иным образом настроит мальчика против деда.

Поэтому в августе 1936 года Луи подал в лондонский суд прошение о передаче Ренье под его опеку, желая тем самым ограничить права Пьера на вывоз тринадцатилетнего сына из Великобритании.

В марте 1937 года во время слушания в суде выяснилось, что Луи обратился с подобными запросами в суды Монако и Франции и в обоих случаях получил опеку. В ходе лондонской тяжбы среди прочих интересных возможностей было предложено передать наследника под опеку британского суда. В конечном итоге судья вынес решение в пользу Луи, но не ранее, чем это судебное дело попало на первые страницы газет к великому неудовольствию тех, к кому оно имело непосредственное отношение.

Из Англии Ренье отправили в одну из лучших швейцарских частных школ Le Rosey.

Здесь, по его словам, он был очень счастлив.

– Я обожал эту школу. Я учился в ней до 1939 года, когда начали бомбить Лион. Место для учебы было идеальное. В Le Rosey учились всего сто мальчиков. Напротив находилась такая же школа для девочек. Если вы хотели учиться, здесь все было возможно. Если хотели работать, пожалуйста. Если не хотели, вас ни к чему не принуждали. Мы даже проводили часть зимы в Гштааде.

Окончив школу в Le Rosey, Ренье посещал занятия в Университете Монпелье, где получил степень бакалавра, после чего год изучал в Париже политологию. Его мать официально отреклась от престола 30 мая 1943 года, за день до того, как Ренье исполнился 21 год. Через три дня Луи заявил о том, что наследником княжеского трона будет его внук.

Как вспоминал Ренье, это был не самый радостный миг в его жизни.

– Это было довольно печально. Мать отказалась от своих прав, потому что не нашла в себе сил править княжеством. Она была несчастна, и мне было ее жаль. В то же время это означало серьезную перемену в моем образе жизни. Мне неожиданно пришлось взвалить на себя массу обязанностей.

Спустя несколько месяцев, как только Ренье закончил учебу, ему было присвоено звание младшего лейтенанта, и он получил назначение в штаб разведки 2-го корпуса 1-й армии вооруженных сил Франции.

Молодой князь пережил суровую зиму в Эльзасе и участвовал в боевых действиях.

– Не так активно, – уточнил он, – как мне хотелось. Мне дали довольно бессмысленное задание: наклеивать объявления на фабрики. Было бы веселее, если бы мы взорвали эти чертовы коробки. Поскольку я говорил по-английски, меня откомандировали в Страсбург в распоряжение 36-й пехотной дивизии, в Техасский диверсионно-разведывательный батальон, где я стал офицером связи при Генеральном штабе.

Получив награды за мужество в бою, Ренье был повышен в звании до старшего лейтенанта и переведен в Берлин, в экономический отдел французской военной миссии. Он прослужил там полтора года и лишь после этого вернулся в Монако, где своими глазами увидел следы, оставленные войной.

Его дед был болен, а в княжестве хозяйничали немцы.

Вторая мировая война – довольно бесславная страница в истории Монако.

Монегаски не капитулировали, как французы, а официально сохранили нейтралитет.

В начале войны в княжество вошли французские войска, чтобы возвести на побережье оборонительные сооружения, но, как только Франция капитулировала, княжество захватили итальянцы под тем предлогом, что оно было оккупировано французами.

Новая волна солдат пришла из Германии.

В 1943 году Берлин направил в Монако генерального консула и военного коменданта. В здание знаменитого Hôtel de Paris вселилось гестапо, а в отеле Metropole обосновался штаб бронетанковой дивизии.

Немцы пробыли в Монако недолго; вскоре произошел перелом в войне в пользу англичан и американцев. Испытывая дефицит цветных металлов, немецкое командование приказало снять медную крышу с казино в Монте-Карло для нужд военной промышленности. Однако генерал танковых войск вермахта, сам завзятый игрок, отказался выполнить приказ. Он даже использовал свое влияние для того, чтобы немецкие власти внесли казино в «список памятников культурно-исторического значения», и тем самым спас его.

В августе 1944 года американские войска высадились на пляже Сент-Рафаэль, а спустя пять недель были в Монако.

К тому времени немцы уже покинули княжество.

Как только американские солдаты освободили эти места, была снята колючая проволока и начались работы по разминированию порта и демонтажу береговых батарей. Одновременно начались аресты коллаборационистов.

Американский военный комендант решил, что Монте-Карло станет идеальным местом для отдыха его подчиненных, солдат и офицеров.

Однако Луи ответил решительным отказом.

Князь заявил, что в его стране недостаточно места для размещения такого количества солдат, не говоря уже про обычных туристов, которые по окончании войны вернутся в эти края.

Оскорбленное таким отношением князя к освободителям, командование армии США запретило въезд в Монако всему личному составу. Даже генерал Эйзенхауэр, совершивший летом 1945 года поездку по югу Франции, отказался посетить Монако, заехав лишь в Антиб.

Ренье был не просто оскорблен примиренческой позицией деда, считая, что тот под влиянием людей из его ближайшего окружения не мог решительно противостоять немцам, но вообще Монако теперь казалось ему совершенно беспросветным местом.

Необходимо было освободить владения от следов немецкой оккупации – вычистить, смыть их и навести прежний блеск.

Кроме того, Ренье крайне беспокоило, что SBM душило экономику Монако, и он пытался объяснить деду, что необходимы перемены. Однако у Луи были иные планы.

В 1946 году, несмотря на пошатнувшееся здоровье, он женился на своей давней любовнице, парижской актрисе Гислене Мари Доманже и даже изменил завещание, внеся в него пункт о причитающейся ей доле наследства. Теперь ему хотелось одного: прожить с ней остаток своих дней. Мысли внука ему были просто неинтересны.

Ренье в состоянии глубокого разочарования покинул Монако.

Он купил небольшую виллу в Сен-Жан-Кап-Ферра и жил там с момента окончания войны вплоть до восшествия на престол: участвовал в гонках «Тур де Франс», занимался подводным плаванием, рыбной ловлей, ходил на яхте под парусом, иногда писал стихи, посещал выставки и тихо исполнял свои обязанности перед государством.

9 мая 1949 года Луи II скончался.

Три недели спустя его внуку исполнилось 26 лет.

Теперь, фактически став правителем, Ренье почувствовал себя одиноким. Начал он с того, что попытался утвердить свою власть, и прежде всего вернул из изгнания отца.

Тотчас же последовали недовольные комментарии кузена, который однажды уже претендовал на престол.

Семидесятилетний претендент вновь поднял вопрос об удочерении Шарлотты и признании за ней полных наследных прав, заявив, что это противоречит конституции. Лучшее, что мог сделать Ренье, – оставить вмешательство кузена без внимания, понимая, что тот рано или поздно угомонится.

Затем он заключил сделку с вдовой деда, княгиней Гисленой.

В своем завещании покойный князь оставлял 50% своего состояния внуку Ренье, 25% внучке Антуанетте и 25% – Гислене. Но в завещанное имущество оказалась включена собственность, которая, по заявлению Ренье, принадлежала короне. Луи не имел права ею распоряжаться.

Дело рассматривал ревизионный суд, тайный трибунал, созданный специально для разрешения споров наследников правящего дома Монако. Суд состоял из десяти адвокатов, выбранных Министерством иностранных дел Франции, чьи имена не разглашались. Члены трибунала тайно прилетели в княжество, где вынесли решение в пользу Ренье.

Гислена подала апелляцию, но в конце концов была вынуждена довольствоваться своей комнатой в княжеском дворце. На большее она не могла претендовать.

Восхождение Ренье на трон было восторженно встречено монегасками, однако его роман со склочным Национальным советом скоро закончился. Члены Совета пытались вынудить молодого князя пойти на уступки, которых они не добились у его деда, и выдвигали требования, которые Ренье счел неприемлемыми.

Совет, которым руководил местный адвокат Жан Шарль Рей, упорно пытался подчинить себе Ренье. Позднее Рей женился на принцессе Антуанетте. Они заявили, что, поскольку закон не ограничивает право престолонаследия отпрысками мужского пола, Антуанетта, как первенец Шарлотты и Пьера, является законной наследницей монакского трона.

Спустя годы Ренье утверждал, что Антуанетта и ее муж никогда не представляли для него серьезной угрозы. По его словам, это были всего лишь туманные разговоры, не более чем «сотрясение воздуха».

Как бы то ни было, сестру и ее супруга быстро поставили на место, а скандал оказался лишь бурей в стакане воды, от которой никто не пострадал.

Летом 1955 года обанкротилось Monaco Banking and Precious Metals Society, получавшее солидные правительственные субсидии. Совет тотчас обвинил четырех личных референтов князя и потребовал их отставки, подняв заодно вопрос о неэффективном правлении и конфликте интересов. Сначала Ренье отказывался уволить референтов, а потом под давлением Совета был вынужден принять их отставку.

Через несколько месяцев он назначил этих четверых на другие посты, после чего почти сразу подали в отставку одиннадцать членов Совета. Что касается Ренье, тот даже не пытался наладить отношения с Советом. Юридически вся власть в княжестве принадлежала только ему. От Совета требовались лишь рекомендации при решении различных дел.

Однако члены Совета не собирались уступать. Особенно Рей, который шел на конфронтацию где только мог, скажем в споре о железной дороге, которую Ренье хотел спрятать под землю.

Что было в высшей степени глупо. Предложение князя было не только здравым, но и способствовало дальнейшему развитию Монте-Карло.

Затем Рей и остальные члены Совета выступили против выделения средств Океанографическому институту, необходимых для того, чтобы платить жалованье недавно назначенному директору Жаку Иву Кусто. Назначение Кусто несомненно было великой удачей для Монако, но Совет высказался против.

В конце концов Ренье выбил деньги на реконструкцию железной дороги и приезд Кусто. Однако временами казалось, что возглавляемый Реем Совет был занят исключительно тем, чтобы отомстить князю.

В 1959 году обстановка накалилась настолько, что Ренье принял решение приостановить действие конституции и ввести единоличное правление. Другого выхода у него не было.

– Никто не сомневался в том, что нужны перемены. Мы не могли больше жить по-старому. Еще не дошло до того, когда любой мог выдвинуть серьезные угрозы, но недовольство старой конституцией уже назрело. Я понял, что хочу создать истинную конституционную монархию. Не потому, что меня к этому подталкивали, а просто я понял, что лучше это сделать самому, прежде чем Национальный совет начнет выдвигать требования. Я обратился к членам Совета, и мы вместе приняли нужные решения. Я отказался от некоторых полномочий. Сделать это было не так уж трудно, потому что мы разделили сферы ответственности.

По новой конституции 1962 года исполнительная власть оставалась в руках князя, который для решения текущих вопросов назначает государственного министра, который, кроме того, представляет интересы Монако в международной политике и в парламенте.

Поскольку все делается от имени князя, ни одно решение не принимается без его одобрения.

Законодательная власть поделена между князем и Национальным советом, состоящим из 18 человек, избираемых сроком на 5 лет.

Вот что говорит сам Ренье:

– Члены Совета утверждают бюджет. Они обсуждают законы и голосуют за них. Они могут наложить на закон вето. Но они не должны вмешиваться в дела и обязанности исполнительной власти. В действительности между нами постоянно возникают конфликты, особенно когда они выносят свои суждения по поводу того, как я выполняю свою работу, или заявляют, что не следовало утверждать тот или иной проект. Выбрать нужных людей нелегко: никогда не знаешь, каковы их личные интересы. Национальный совет обсуждает каждую статью бюджета, и каждый правительственный департамент вынужден отстаивать свои расходы. Если Национальный совет не согласен с той или иной статьей, он может ее отклонить. Поскольку он голосует за бюджет, то может при желании полностью его заблокировать.

Князю все время приходилось держать в узде своенравный Национальный совет. Но были и другие проблемы. Ренье был вынужден бороться с хитрым греком Аристотелем Онассисом, владельцем SBM, и даже с таким политическим гигантом, как президент Франции Шарль де Голль.

11
Проблемы с Онассисом

Однажды утром 1951 года, прогуливаясь по улицам Монте-Карло, небрежно одетый грек-миллионер в очках с черной оправой заметил, что старый спортивный клуб закрыт и вход в него заколочен досками.

Аристотель Онассис родился в 1906 году в Смирне и в возрасте 16 лет был вынужден бежать из родной страны, когда турки ворвались в их дом и убили его отца, преуспевающего торговца табаком. Имея в кармане всего 60 долларов, Аристотель сел на корабль, плывущий в Южную Америку, и отправился в Буэнос-Айрес. По прибытии он заявил, что ему двадцать один год, чтобы не быть высланным на родину. В Аргентине он стал оператором телефонной станции.

Недюжинную деловую хватку Онассис проявил уже в юности. Стоило ему заметить, что в стране не хватает табака, как он занялся оптовыми поставками, а позднее построил табачную фабрику. Затем он обратил внимание на то, что корабли с грузом табака обратно возвращаются пустыми, и стал загружать их трюмы зерном и кожами, тем самым превратившись в экспортера. Вскоре он уже владел небольшим флотом старых грузовых кораблей. Заключив торговый договор между Грецией и Аргентиной, он сам себя назначил генеральным консулом Греции. Воспользовавшись этим титулом, Онассис создал торговый флот, к которому позднее прибавил китобойные суда и нефтеналивные танкеры. После Второй мировой войны Аристотель Онассис за бесценок купил 20 бывших американских кораблей и переписал страну-продавца с США на Панаму. Возмущенные американцы обвинили его в нарушении условий договора о покупке и присудили штраф в размере 7 000 000 долларов. Однако предприимчивый грек оказался прирожденным махинатором и, заплатив штраф, сумел убедить американцев дать ему кредит в 14 000 000 долларов для постройки еще 20 торговых судов.

В 1946 году, когда Онассис женился на семнадцатилетней Тине Ливанос и провел в Монако медовый месяц, он еще не был самым богатым человеком в мире, но стремительно приближался к заветной цели.

В те дни штаб-квартира его империи Olympic Maritime, насчитывавшей 91 судно, в том числе 70 нефтеналивных танкеров, находилась в Париже. Однако французские налоги буквально душили Онассиса.

И вот теперь, когда он оказался у входа в спортивный клуб, его осенило. Онассис решил, что это здание вполне его устроит, особенно учитывая местную безналоговую политику. Расспросив живших по соседству людей, он выяснил, что место уже какое-то время пустует, а сам клуб принадлежит SBM. У него возникла мысль взять его в аренду.

В ответ он услышал «нет».

Он спросил почему.

Никто не стал ему ничего объяснять.

Тогда он предложил купить здание.

Ему ответили отказом.

Тогда он предложил купить не только здание, но и землю под ним.

Ему снова отказали.

Он предложил более высокую цену.

Ему в очередной раз сказали «нет».

Он поинтересовался причиной такого упрямства.

Ему указали на дверь.

Странное дело: ему казалось, что он пытался заключить сделку с компанией, которую его предложение должно было заинтересовать. Отказ разозлил его не из-за нелогичности поведения SBM, а потому, что если он чего-то хотел, то всегда добивался своего.

В результате он купил SBM.

Вот что рассказывает Ренье:

– SBM – самая крупная компания в Монако, которая всегда пыталась оказывать давление на власть. Мне показалось, что она слишком активно вмешивается в жизнь княжества. Многое нужно было изменить или, по крайней мере, заново определить. Например, до того как я вник в его деятельность, выплаты SBM в казну княжества за монопольное право заниматься игорным бизнесом осуществлялись каким-то загадочным образом. В годы правления моего деда постоянно ходили слухи о конвертах с деньгами, передаваемых под столами. Я считал это недопустимым.

Ренье добился больших перемен, но одним из последствий этой войны стало то, что богатство и имя перестали быть синонимами. Немало знаменитых людей уже не были богатыми, а богачей – знаменитостями.

– Я знал, что Онассис всегда старался побывать в интересных для него местах, – говорит Ренье, – поэтому уговорил его приехать в Монако в качестве ультрабогатого туриста. Они с Тиной начали регулярно приезжать к нам и проводить здесь время. Он основал здесь судоходную компанию. Кроме того, его яхта «Кристина» теперь оставалась в наших водах на зиму. Вскоре Онассис стал считать Монако своим вторым домом.

С молчаливого согласия Ренье Онассис с помощью 51 подставной компании, главным образом зарегистрированных в Панаме, приобрел 300 000 акций SBM, которые он спрятал в разных портфелях ценных бумаг прежде, чем в Монако поняли, что происходит.

Это было дорогое мероприятие, пробившее брешь в его кошельке, но, как часто бывало в подобных случаях, он обратился за финансовой помощью к греческому судовладельцу Ставросу Ниархосу, женатому на сестре Тины.

Позднее Ниархос возмущался:

– Я приобрел Монте-Карло на пару с Онассисом, но, когда дошло до окончательного расчета, меня выставили за дверь. Вот такой у меня свояк.

Онассис заверил Ренье, что готов модернизировать SBM, увеличить число номеров в Hôtel de Paris и построить на верхнем этаже ресторан.

– Я потрачу миллионы и сделаю это место главным в мире культурно-туристическим центром.

Очевидно, князю понравились его обещания.

– Сначала я подумал, что Онассис может быть полезен для SBM, даже несмотря на его странные идеи, вроде сноса оперного театра. Некий архитектор-грек, которого он нанял, внушил ему, что там плохая акустика и лучше всего снести здание и поставить на его месте открытую эстраду с раковиной.

При Онассисе SBM сразу стало приносить большие деньги не в последнюю очередь потому, что вокруг него и его жены клубился цвет европейского бомонда, готового тратиться на развлечения, а отчасти благодаря подъему французской экономики. Однако уже к середине 1950-х предприимчивый грек вкладывал в SBM все меньше и меньше средств.

Когда Ренье попытался подтолкнуть его к строительству нового спортивного клуба, Онассис дал своим адвокатам задание выяснить у правительства Монако его планы по электрификации, прокладке дорог, канализации, водопровода и газопровода. Как и следовало ожидать, бюрократы долго тянули с ответом и в конце концов заявили, что решение всех этих вопросов зависит от планов дальнейшего развития SBM. На что Онассис заявил, что SBM не может развиваться дальше, не зная конкретных намерений правительства. Так продолжалось до тех пор, пока чиновники не предоставили чертежей. Правительству пришлось ответить на поставленные вопросы. SBM тут же придумало новые. Таким образом Онассис затеял с правительством Монако долгую бессмысленную тяжбу с целью затянуть реконструкцию игорных заведений и тем самым не тратить на нее свои средства.

Такая позиция бывшего единомышленника одновременно разочаровала и обеспокоила Ренье.

– За те годы, когда ему принадлежал контрольный пакет, не было сделано ничего из той инвестиционной программы, которую он наметил. Он чинил то, что требовало срочного ремонта, но этим все и ограничивалось. Да, он построил бар под крышей Hôtel de Paris, потому что был лично в этом заинтересован. Да, он покрасил несколько игорных залов. Но он не стал вкладывать деньги в обновление казино, в развитие игорного бизнеса. В дальнейшем я не встретил в Онассисе того энтузиазма, какой ожидал от него, когда он получил этот бизнес в свои руки.

Конечно, Онассису нравилось заботиться о нуждах своих богатых друзей, тогда как князь хотел превратить Монте-Карло в центр развлечений для среднего класса. Кое-кто слишком упрощал проблему, утверждая, что Онассис хотел икры, а Ренье – сосисок. Это не совсем так. Просто грек-миллионер воспринимал SBM иначе, чем князь. В его глазах казино было игрушкой для взрослых. Для него оно было сродни его яхте, которой он хвастался перед друзьями.

Ренье, возмутившись, пригрозил, что не продлит аренду офисов Olympic Maritime. В ответ Онассис осудил вмешательство князя и в свою очередь пригрозил уехать из Монако. Ренье это, разумеется, было ни к чему, и он пошел на некоторые уступки.

В 1959 году Онассис поменял Тину на оперную диву Марию Каллас. Ренье, безусловно, понимал, что присутствие в Монако Онассиса и Каллас чрезвычайно выгодно для княжества. Правда, теперь для Онассиса SBM означало нечто большее, чем просто вложение в недвижимость.

Тут Ренье понял, что на уме у хитрого грека. Князь испугался, и не без оснований.

– Я боялся, что в один прекрасный день он попытается продать часть своих владений. Онассис был человек умный и ушлый; с ним было чертовски трудно вести дела. Я ждал от него, что он наконец вплотную займется делами SBM, но почти всякий раз оказывалось, что он занят чем-то другим.

В конце концов Онассис заявил, что отныне будет вкладывать деньги только в обслуживание и ремонт гостиничных номеров. Но не в казино.

– Мне сразу не понравилось то, что предлагал Онассис. Он сказал, что хочет найти известных декораторов и дать им возможность сделать по две комнаты в том или ином стиле на их усмотрение. Я не поверил своим ушам. Получилась бы настоящая эклектика. Никакой гармонии. Два человека в двух разных номерах никогда бы не подумали, что они живут в одном и том же отеле. У нас было много встреч наедине, когда мы пытались прийти к согласию. Но в конце концов стало ясно, что мы зашли в тупик.

Над Монте-Карло сгустились тучи. Чтобы это понять, достаточно было взглянуть на завсегдатаев казино.

Европейский клан, возглавляемый Онассисом и его подручным Ставросом Ниархосом, был монолитен: их объединяло богатство и жажда наслаждений. Каждый год его представители собирались в Hôtel de Paris. Они устраивали вечеринки друг у друга на яхтах, играли в азартные игры в отдельных залах, куда не допускались прочие посетители.

Итальянский кинопродюсер Дино Де Лаурентис был вхож в этот круг, по крайней мере, до тех пор, пока у него продолжался роман с итальянской актрисой, красавицей Сильваной Мангано. Входил в окружение Онассиса и автомобильный магнат, владелец корпорации Fiat Джанни Аньелли, а также итальянский промышленник, прозванный «королем холодильников».

Последний был уже немолод. Карьеру он начал простым рабочим, чинившим велосипеды, а завершил ее созданием самой крупной в Италии компании по выпуску холодильников. Его ничто не интересовало, кроме национальной сборной Италии по футболу и уик-эндов в Монте-Карло. Он прилетал на своем личном самолете и разбрасывал по всему казино фишки стоимостью 5000 франков, словно это были мелкие монеты. Он проигрывал до 1 000 000 долларов в год, и так продолжалось 8 или 9 лет вплоть до его смерти.

Грейс привлекала к себе всеобщее внимание, благодаря чему к этому привилегированному обществу вскоре присоединились американцы: кинопродюсер Сэм Шпигель, владелец Revlon Cosmetics Чарльз Ревсон, король недвижимости и хозяин компании Levittown Fame Билл Левит. Яхта Ревсона Ultima II стояла на приколе рядом с яхтой Левитта Belle Simone; и та и другая – шедевр судостроительной промышленности. Обе считались самыми красивыми в мире.

И все же, несмотря на приток американцев, племя заядлых игроков, каждое лето приезжавших сюда на месяц и деливших время между пляжем и казино, уже не могло поддерживать процветание Монте-Карло.

В начале 1960-х годов летний спортивный клуб утратил былой блеск. Здесь было тесно и душно; несколько слепящих разноцветных ламп, укрепленных на паре пальм, создавали тропический интерьер.

Спустя десятилетие в Монако зачастили арабы со своими нефтедолларами и баснословно богатые иранцы. Они буквально сорили деньгами. Но даже с ними 75% дохода казино получало лишь в июле—августе, в Пасхальную неделю и в неделю между Рождеством и Новым годом. 80% дохода приносили лишь 2000 клиентов.

Остальную часть года в Монте-Карло наведывались три-четыре богатые пожилые дамы, которые часами просиживали за чаем в Hôtel de Paris.

Многие отели, такие как Hermitage и Old Beach, на зиму закрывались. Молодое поколение из разных стран мира сюда не стекалось. Не было здесь ни иностранных компаний, ни собственной промышленности.

Княжество не располагало средствами, которые можно было вложить в развитие, а единственный человек, у которого они имелись, – Онассис – не считал нужным помогать конкурентам SBM.

В мертвый сезон в княжестве было так тихо, что, когда в 1964 году авиакомпания Pan Am финансировала изучение возможного строительства в Монако отеля Intercontinental Hôtel, ответ был отрицательный: «Не стоит даже пытаться».

Компания не нашла никого, кто поверил бы в будущее Монако.

В ноябре 1962 года Онассис попытался навязать Ренье сделку: 90-дневный опцион по покупке пакета акций SBM по 30 долларов за штуку. Их биржевая стоимость была вдвое меньше, и сделка не состоялась.

После этого Онассис объявил о разделе своей компании на три группы. Одна будет заниматься непосредственно игорным бизнесом, вторая – отелями, ресторанами и пляжами, третья – недвижимостью. По его словам, он мог сдавать в субаренду концессию на осуществление игорной деятельности, чтобы сосредоточить усилия на главном акционерном обществе и недвижимости.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения князя. При дворе стали обсуждать такой радикальный шаг, как национализация. Впервые за много лет Ренье получил поддержку со стороны Национального совета.

– Мы с Онассисом не ссорились, – утверждал князь. – Просто каждый упрямо отстаивал свою позицию.

Правда, в то время Ренье приписывали и такое высказывание: «Мистер Онассис всего лишь торговец недвижимостью, реально не заинтересованный в процветании Монако».

Не найдя справедливого решения, Ренье распорядился увеличить капитализацию казино на 800 000 новых акций. Эти акции были проданы государству, и Онассис лишился контрольного пакета.

Схватка между князем и греческим миллионером приобрела романтический ореол. Говорили, будто Ренье предложил купить у Онассиса акции по 14 долларов, хотя в свое время грек заплатил за них от 2 долларов 80 центов до 5 долларов 60 центов. Онассис отказался. Тогда князь привел его в местную типографию и показал, как на станке печатались новенькие акции SBM.

На что Онассис якобы ответил:

– Это разорит меня, мои акции упадут в цене и станут стоить меньше 5 долларов.

Ренье якобы ответил так:

– Или берите по 14 долларов за каждую, или найдите кого-нибудь, кто даст больше за ваш уменьшившийся пакет.

Онассис поднял шум о несправедливой национализации и, пытаясь избежать ее, бросился в суд. Увы, затея была напрасной: его договор с князем подлежал юрисдикции местного суда.

Правда, все произошло не совсем так, как предполагалось.

– Это не мой стиль, – пояснил Ренье, признав, однако, что акции были напечатаны и Онассис их видел. – Конечно, закон, позволяющий мне печатать такие акции, был мощным экономическим рычагом, мечом, который я мог занести над его головой. Но мы не стали национализировать казино. Мы купили акции и заплатили за них Онассису справедливую цену. Кстати, как только Онассис лишился контрольного пакета и уже не стремился к личной выгоде, с ним стало легче иметь дело; он с большей готовностью шел на сотрудничество. Он посадил своего представителя в Совет директоров и стал проявлять неподдельный интерес к делам компании.