Текст книги "К востоку от одиночества"

– И вы стали все меньше и меньше видеться. Старая история. Это так характерно для шоу-бизнеса.

– Успех развращает, особенно в таком деле. Когда вы обнаруживаете, что в состоянии зарабатывать тысячу фунтов в неделю, вам кажется, что муж, который получает десятую часть этой суммы, вас чем-то не устраивает.

– Поэтому вы решили расстаться.

– Однажды утром я пришел в офис, кинул взгляд на гору корреспонденции, лежащей на моем столе, развернулся и вышел прочь. Потратив последнюю тысячу фунтов на переквалификацию, я получил лицензию гражданского пилота.

– Вот так вы оказались здесь. Джо Мартин – летаю повсюду – выполняю любые задания. Контрабанда оружия – наша специальность. – Она встряхнула головой. – Мечта каждого клерка, ежедневно шествующего в котелке по улицам Сити. Когда вы собираетесь отправиться в Паго-Паго?[5]5
  Паго-Паго – административный центр Восточного Самоа, архипелага в Тихом океане.


[Закрыть]

– Планирую на следующий год, – откликнулся я. – Но почему вам все это кажется забавным? Давайте-ка лучше посмотрим, что из себя представляет Илана Итэн. Насколько я помню, это иудейское имя. Стало быть, начнем с того, что вы еврейка.

Она вспыхнула, как сухая трава от одной спички.

– Израильтянка! Я сабра – израильтянка по рождению и воспитанию!

Почувствовав, что над головой просвистела щепка размером с калифорнийскую секвойю, мне все стало ясно, и я поспешил пригладить встопорщившиеся перышки моей спутницы.

– Израильские девушки – лучшие солдаты в мире. Вы тоже служили?

– Естественно. Все должны служить. Мой отец – преподаватель древних языков в Тель-Авивском университете, но он принимал непосредственное участие в войне 1956 года на Синае, и для своих пятидесяти был очень неплох.

– А что с вашим участием в фильмах?

– В Израиле я сыграла несколько ролей в театре, потом одну маленькую роль в кино, затем кто-то предложил мне работу в Италии. Там я тоже сыграла в нескольких фильмах. Там же я познакомилась с Джеком. Он подыскивал натуру для фильма о войне. Он не только играл главную роль, но был и режиссером. К тому же в основном сам и финансировал картину.

– И он дал вам роль?

– Небольшую, но это была единственная женская роль, так что критикам пришлось хоть как-то высказываться.

– А потом Голливуд?

– Старая шляпа. В то время лучше было быть в Европе.

Туман внезапно исчез, будто какой-то волшебник отдернул гигантский занавес, и за спиной у нее на фоне еще более синего, чем прежде, неба прорисовались горные пики.

– Пора лететь дальше, – проговорил я, протягивая руки, чтобы поддержать собравшуюся спрыгнуть вниз спутницу.

Она посмотрела в сторону горы.

– У нее есть название?

– Агсауссат. Это эскимосское слово, – пояснил я. – Оно означает «взрослый с ребенком».

– В этом есть что-то фрейдистское, – снова хрипловато рассмеялась Илана, развернулась и пошла назад через пролом в стене.

Так же мгновенно она снова превратилась в упрямую хрупкую молодую женщину, встретившуюся мне в баре отеля во Фредериксборге. Она словно укрылась за прочным защитным панцирем, проникнуть сквозь который можно только при ее собственном желании. Я ощущал какое-то странное чувство подавленности, идя следом за ней.

Глава 3

У южной оконечности Диско нам попались еще две португальские шхуны, красиво идущие при легком бризе в сопровождении целого флота сорокафутовых дори. Под ярким солнцем были отлично видны их желтые и зеленые паруса.

Мы прошли вдоль скалистого хребта острова и оказались над проливом, отделяющим его от основного берега. Я направил «Выдру» вниз, быстро теряя высоту, и через несколько секунд увидел то, что искал.

Нарквассит был типичным для этой части побережья эскимосским рыбацким поселком. Под нами виднелось примерно пятнадцать-шестнадцать весело раскрашенных деревянных домиков, растянувшихся вдоль берега; на пляже, подальше от воды, лежали несколько вельботов и дюжина каяков.

«Стелла» стояла на якоре ярдах в пятидесяти, от берега – узкая и изящная девяностофутовая моторная яхта с дизельным двигателем. На фоне ослепительно белого стального корпуса заметно выделялись детали такелажа, выкрашенные в алый цвет. Пока я закладывал вираж, заходя для посадки против ветра, кто-то вышел из рубки и встал на мостике, разглядывая нас.

– Это Джек? – спросила Илана. – Мне не очень хорошо видно.

Я отрицательно качнул головой.

– Это Олаф Сёренсен – гренландец из Готхоба. Знает этот берег как свои пять пальцев. Джек взял его в качестве лоцмана на все время пребывания здесь.

– А остальная команда у него прежняя?

– Все они пришли с ним вместе, если вы это имеете в виду. Механик, двое палубных матросов и кок. Все они американцы. Еще есть стюард, он филиппинец.

– Тони Серафино?

– Он самый.

– Хотя бы один старый знакомый. Уже неплохо, – удовлетворенно заметила она.

Теперь я шел на бреющем вдоль границы пакового льда. Впрочем, волноваться было не о чем, так что мне оставалось только резко отдать ручку от себя и посадить «Выдру» на воду, не тратя времени попусту. При подходе к берегу я выпустил шасси, и машина выкатилась на пляж. Тут же появились первые поселковые собаки. К тому времени, когда я выключил мотор и открыл дверь, они уже собрались всей стаей окружили нас полукольцом, облаивая со всей злостью, словно бросая вызов.

Потом прибежала стайка эскимосских ребятишек, которые при помощи камней и палок прогнали псов. Сбившись в кучку, они вовсю глазели на нас. На их торжественных монголоидных лицах не было и тени улыбок. В своих толстых, отороченных мехом парках дети казались крупнее и выглядели как маленькие старички и старушки.

– Кажется, они не очень дружелюбно настроены, – заметила Илана.

– Попробуйте предложить им это, – посоветовал я, доставая из кармана большой коричневый пакет. Она открыла его и заглянула внутрь.

– Что здесь?

– Мелочь. Действует безотказно.

Детишки уже подошли ближе. Лица расплылись в улыбках, и она оказалась в плотной толпе среди тянущихся со всех сторон рук.

Оставив ее раздавать монетки, я направился к берегу встречать вельбот со «Стеллы», который был уже на полпути к нам. Один из матросов сидел за рулем, на носу стоял Сёренсен, держа линь наготове. Человек на корме заглушил мотор, вельбот стало разворачивать по волне, и Сёренсен метнул мне бухту троса. Я поймал его, наступил на конец и начал быстро выбирать. Сёренсен спрыгнул на берег, и мы вдвоем вытащили нос вельбота на сушу.

Он неплохо владел английским – результат пятнадцати лет плавания на канадских и британских торговых судах – и использовал каждый удобный случай для его совершенствования.

– Думаю, у вас возникли определенные трудности, когда пал туман.

– Я час пережидал его в Аргамаске.

– Нет ничего лучше, как хорошо знать побережье, – кивнул он. – Кто эта женщина?

– Подружка Дефоржа. По крайней мере, она так сказала.

– Он не говорил мне, что ждет кого-то.

– Он и не ждет, – заметил я.

– Такого – уж точно, – нахмурившись, подхватил Сёренсен. – Джо, Дефоржу это не понравится.

– Она заплатила мне вперед, причем в оба конца, – пожал я плечами. – Если он не захочет с ней общаться, она может вернуться со мной обратно сегодня же вечером. Я даже могу забросить ее в Сёндре, если она пожелает улететь в Европу или в Штаты.

– Меня это вполне устраивает, если ты считаешь, что это возможно. Мне хватает забот и с одной «Стеллой».

– Какие-то неприятности? – Я был удивлен и не стал скрывать этого.

– Это же Дефорж, – с горечью продолжил Сёренсен. – Он стал просто невменяемым. Впервые вижу человека, так настроенного на саморазрушение.

– Что еще произошло?

– Несколько дней назад мы были около Хагамута, продолжая поиски белого медведя. Это его последняя навязчивая идея. И там нам встретились эскимосы, возвращавшиеся на своих каяках с охоты на котиков. Нет нужды пояснять, что Дефорж потребовал подойти к ним. На обратном пути нам попался старый морж, лежащий на льдине. Мне показалось, что Дефорж готов выпрыгнуть из себя.

– И он пытался взять его в одиночку? – изумился я.

– Ага. Пешком и с одним гарпуном.

– Ну и что случилось?

– При первом же ударе морж сбил его с ног и цапнул гарпун. К счастью, один из хагамутских охотников оказался расторопным и пристрелил моржа прежде, чем тот прикончил его окончательно.

– Он не ранен?

– Несколько царапин, вот и все. Ему все смешно. Я считаю, он может отправляться хоть к черту в зубы, только в одиночку, и меня не устраивает, когда он подвергает бессмысленному риску всех нас. В этом году в северных фьордах много плавающего льда. Это действительно очень опасно. Он приказал мне вести «Стеллу» в Кавангарфьорд, потому что эскимосы сказали ему, что видели в этом районе следы белого медведя. Льды сходят с ледника так быстро, что мы на четыре часа оказались в капкане. Я думал, нам уже никогда оттуда не выбраться.

– А где он сейчас?

– Около двух часов назад ушел на каяке с группой охотников из Нарквассита. Оказывается, один из них вчера вечером наткнулся на медвежьи следы не далее как в трех милях вверх по берегу. Ему пришлось заплатить вперед, чтобы они согласились сопровождать его. Они уверены, что он сошел с ума.

Илане наконец удалось отвязаться от ребятни. Она подошла к нам, и я представил их друг другу.

– Джека сейчас нет на яхте, – сообщил я. – Думаю, при сложившихся обстоятельствах мне следует отправиться за ним. Вы можете подождать на «Стелле».

– А почему я не могу пойти с вами?

– На вашем месте я бы послушал совета. Кажется, он наконец нашел своего медведя. А это не женское дело, поверьте мне.

– Вполне откровенно, – спокойно откликнулась она. – Я никогда не была горячей сторонницей культа дикой природы, который исповедует Джек.

Матрос в это время начал перетаскивать провизию из «Выдры» в вельбот.

– Я пойду с вами до «Стеллы», – сказал я Сёренсену, – а когда вы ее высадите, заберу вельбот.

Он согласно кивнул и пошел помогать матросу. Илана усмехнулась.

– Лучше вы, чем я.

– Что вы хотите этим сказать?

– Когда Джек Дефорж начинает рвать и метать, самое лучшее – это искать надежное укрытие. Я бы на вашем месте постаралась помнить об этом, – сообщила она и пошла садиться в вельбот.

Некоторое время я обдумывал ее слова, потом вернулся к самолету, забрался в кабину и открыл оружейный ящик. Там у меня хранился охотничий винчестер – замечательное оружие, которое Дефорж одолжил мне на прошлой неделе. В ящичке для карт лежала коробка с патронами. С бесконечной тщательностью я снарядил магазин. В конце концов, мне не оставалось ничего иного, кроме как приготовиться к любым неожиданностям. В одном эта девушка была совершенно права. Рядом с Джеком Дефоржем может произойти все что угодно и, как правило, обычно происходит.

* * *

Дизельный движок вельбота позволял развивать скорость не более шести-семи узлов, поэтому после отхода от «Стеллы» я на некоторое время расслабился. Но через пару миль плавающий паковый лед стал представлять серьезную проблему, а вскоре мне и вовсе пришлось заглушить мотор и выбраться на нос, чтобы рассмотреть подходящий проход среди разводьев.

Продвигаться вперед пока было довольно трудно и весьма рискованно, потому что льдины постоянно ходили на волнах, их острые ломаные края то и дело смыкались подобно огромным челюстям стального капкана. Дважды я чуть не попался в подобный капкан, но оба раза выскальзывал из него благодаря очередной волне, оказывавшейся как нельзя кстати. Когда мне наконец удалось выбраться на относительно чистую воду, я был весь в поту, а руки дрожали. Заглушив движок и с наслаждением закурив сигарету, я уселся на носу немного передохнуть.

Над водой гулял довольно холодный ветер, но солнце на бездонно синем небе светило ярко. Береговой пейзаж с крутыми скалами, покрытыми льдом, был невероятно красив и столь же эффектен, как повсюду в этих краях.

И вдруг все как-то совпало. Море, ветер, солнце и небо, горы и льды на какое-то мгновение слились в своем совершенстве, от которого перехватило дух. Казалось, что мир замер... Я плыл в нем не дыша, словно ожидая какого-то знака, но какого? Об этом я не имел ни малейшего представления. Постепенно все стало возвращаться – я почувствовал ветер, услышал скрежет трущихся одна о другую паковых льдин, ощутил горечь сигаретного дыма в горле... Впервые, пожалуй, я отчетливо понял: есть и другие причины, удерживающие меня здесь, в этих диких и прекрасных местах, отличные от тех, которые я излагал Илане Итэн.

Включив мотор, я снова двинулся вперед и минут через десять заметил за грядой камней, над пляжем, голубоватый дымок, подымающийся к небу. С другой стороны я увидел группу охотников, сидящих вокруг костра, сложенного из плавника. Каяки были вытащены на сушу. Дефорж сидел спиной ко мне с жестяной кружкой в одной руке и бутылкой в другой. Он обернулся на звук мотора и, узнав меня, издал громоподобный радостный рык.

– Джо, дитя мое, ты привез хорошие новости?

Он начал спускаться к пляжу. Я осторожно вел вельбот к берегу, лавируя между льдин. Как всегда при наших встречах, я не мог отделаться от чувства некоторой нереальности всего происходящего – своего рода изумления тому, что Дефорж действительно существует. Огромная фигура, грива каштановых волос, а особенно лицо – прекрасное, крупное, с жесткими чертами лицо. На нем словно было написано, что этот человек прошел через все возможные испытания, которые только могла предложить ему жизнь, и не успокоился на достигнутом. Это лицо можно было узнать из миллионов лиц даже в его нынешнем облике, дополненном косматой серо-стального цвета бородой, придававшей ему – возможно, умышленно – жутковатое сходство с Эрнестом Хемингуэем, который, насколько я знал, всегда был его кумиром.

А что должен был чувствовать человек, столкнувшийся с живой легендой? Свой первый фильм он снял в возрасте шестнадцати лет, в 1930 году, когда я появился на свет. В 1939-м он уже мог сравниться по популярности с Гейблом, а участие во Второй мировой войне в качестве хвостового стрелка бомбардировщика Б-17 принесло ему по возвращении в Америку еще большую известность, когда он в сороковые – пятидесятые годы продолжил снимать свои фильмы.

В последние годы все больше и больше заговорили о его личной жизни. В связи с тем, что картины его выходили все реже, он стал почти все время проводить на борту своей «Стеллы», бороздя моря и океаны, хотя скандалы, связанные с ним, возрастали в прямо противоположной пропорции. Благодаря этому его имя постоянно фигурировало в светских сплетнях. Ссора в лондонском ресторане, драка с итальянской полицией в Риме, отвратительный случай соблазнения пятнадцатилетней в Штатах (ее мать говорила, что он обещал жениться на девочке и та до сих пор об этом мечтает).

Все это, а также многочисленные рядовые интрижки принесли ему своего рода легендарную известность, так что он до сих пор оставался предметом преклонения в любом светском обществе. Я знал также с его слов – обычно это происходило после крутой пьянки – что карьера его, образно говоря, рухнула и что он практически не работает уже два года, если не считать одной роли в дешевом французском фильме.

– Ты как раз поспел к убийству, – сообщил он мне. – Эти парни наконец смогли найти для меня медведя.

Я перекинул винчестер через плечо и спрыгнул на песок.

– Надеюсь, небольшого?

– Какого черта ты собираешься делать здесь с этой штукой? – хмуро кивнул он на винчестер.

– Защищаться, – ответил я. – Рядом с вами и вашим проклятым медведем я вынужден предпринимать все меры предосторожности.

В сыром песке рядом с каяками торчала охапка гарпунов. Он выхватил один и изо всех сил сжал его в кулаке.

– Это все, что тебе нужно. Все, что нужно любому мужчине. Это единственный способ – единственный способ во всех смыслах.

В любую минуту он был готов живописать мне, насколько прекрасна смерть, а потому я поспешил прервать его, похлопав по винчестеру.

– Вот мой способ – способ Джо Мартина. Любой медведь, который появится на расстоянии сотни ярдов от меня, получит полную обойму. У меня аллергия на запах их шерсти.

Он разразился громоподобным хохотом и шмякнул меня по плечу.

– Джо, дитя мое, ты самый гениальный воздухоочиститель после кондиционера! Пойдем выпьем!

– Без меня, спасибо, – отказался я.

Ему необходимо было постоянное действие, это было совершенно ясно. Я последовал за ним к костру и пристроился рядом, пока он выдергивал пробку и наливал себе огромную дозу в жестяную кружку. Охотники из Нарквассита бесстрастно наблюдали за нами, отгоняя собак, крутившихся под ногами. Дефорж с отвращением помотал головой.

– Ты посмотри на них – что за подлое отродье! Мне пришлось здорово заплатить, чтобы заставить их забраться сюда. А что бы ты хотел? Посмотри, как они одеты. Всё из магазинов! Ни у кого из них нет даже штанов из моржовой шкуры! – Он выпил виски и вытряхнул из бутылки последние капли.

Воспользовавшись паузой, я сообщил:

– Я привез к вам гостью – девушку по фамилии Итэн.

Он резко вскинул голову. На лице ясно читалось недоумение.

– Илана – здесь? Ты шутишь!

Я покачал головой.

– Вчера вечером она прилетела в Сёндре из Стокгольма.

– Она сказала, чего она хочет?

Я опять покачал головой.

– Может, она приехала, чтобы забрать вас домой?

– Исключено, – хохотнул он. – В том мире я слишком много всем должен. Гренландия как место обитания меня вполне устраивает. – Он подался вперед, полный пьяной торжественности. – Я кое-что хочу сказать тебе по секрету – по секрету, понял меня? Есть некая сила, которая придет и заберет меня прямо отсюда на вершину горы и позаботится о моих преклонных годах. Милт Голд со студии «Горизонт» должен связаться со мной со дня на день.

– Может, эта Итэн привезла вам какое-нибудь письмо? – предположил я.

Он просиял.

– Ха, ты, верно, попал в точку!

С берега донесся слабый крик. Обернувшись, мы увидели эскимоса, торопливо идущего в нашу сторону и взволнованно машущего рукой. В то же мгновение все оказалось забыто; Дефорж вскочил и схватил один из гарпунов.

– Это он! – воскликнул Джек. – Быстро пошли!

Он даже не оглянулся, чтобы удостовериться, идет ли кто за ним. Я вскинул винчестер на плечо и поспешил следом. За мной поднялись и охотники из Нарквассита. Вы можете догадаться, когда эскимос счастлив, потому что они все-таки изредка действительно улыбаются, но обычно совершенно невозможно понять, что они чувствуют в конкретный момент. Учитывая это, сейчас я был твердо уверен, что люди из Нарквассита не испытывали особого энтузиазма по отношению ко всему происходящему, и у меня язык не повернулся бы их упрекнуть.

Мы добрались до дальнего конца узкой полосы галечного пляжа и двинулись через довольно пересеченный участок, представлявший собой нагромождение крупных валунов и обломков льдин. В этот момент один из охотников коротко вскрикнул. Остальные насторожились, а потом все одновременно начали что-то бурно обсуждать.

А потом я увидел это – огромную косматую гору грязно-желтого меха, легко движущуюся вдоль береговой линии. Как только первая из собак подала голос, медведь приостановился и повернул голову. На морде его было написано дружелюбное любопытство.

Для того чтобы убить белого медведя, совсем не обязательно быть великим белым охотником. Тысяча фунтов костей и мяса представляет собой легкую цель. Требуется немало усилий, чтобы вывести его из равновесия. Но зато потом он в состоянии моментально набрать скорость порядка двадцати пяти миль в час, а удар одной из его когтистых лап гарантированно способен снести человеку голову.

Дефорж видел перед собой только добычу, за которой он так долго гонялся. Издав победный клич, он ринулся вперед с гарпуном наперевес, неожиданно обнаружив незаурядные для своего возраста скоростные качества.

Собаки оказались далеко впереди, но эскимосские охотники выглядели гораздо менее решительными, и я понимал почему. В их мифологии и фольклоре медведь занимает примерно такое же место, как волк у индейцев Северной Америки: это существо, обладающее мистическими и волшебными качествами, которому ведомо все коварство Человека. С другой стороны, охотники отнюдь не были настроены потерять всех своих собак, поэтому торопились за ними, так что я оказался позади всех.

Медведь крупными прыжками пересек открытое пространство и заскользил на паковом льду, стремясь к ближайшей полынье – темнеющей во льду прогалине диаметром десять – двенадцать футов. Он нырнул туда и скрылся из виду; собаки оказались рядом, за ними неподалеку – Дефорж, еще чуть подальше – охотники.

Я крикнул, предупреждая его об опасности, но Дефорж не обратил внимания и кинулся туда, где заходились в лае, окружив полынью, собаки. Через мгновение произошло то, что должно было случиться. Старый трюк, описанный во всех книжках. Медведь со страшным ревом высунулся из воды, задрал передние лапы и с размаху обрушился всем своим весом на тонкий лед, окаймляющий полынью. Гладкая поверхность моментально покрылась паутиной трещин, которые превратились в разводья, как только он ударил еще раз.

Охотники с берега старались отозвать обоих собак. Большинство из них, повизгивая по-щенячьи и поджав хвосты, убрались на безопасное расстояние. Но три или четыре оказались в воде. Медведь ринулся к ним, и вода тут же превратилась в кровавое месиво.

Дефорж был не более чем в нескольких футах от места событий. С силой метнув гарпун, он потерял равновесие, поскользнулся и упал на одно колено. Гарпун впился медведю в правый бок над лопаткой. Рычание раненого зверя было похоже на раскат грома. Выбравшись из колотого льда, он встал на дыбы и одним ударом переломил гарпун пополам.

Дефорж развернулся и побежал назад, но было уже поздно. Между ним и берегом образовалась темная полоса, спустя мгновение он оказался по пояс в воде и отчаянно барахтался в ледяной каше. Медведь мчался к нему со скоростью курьерского поезда.

Я прорвался сквозь строй охотников и вскинул винчестер. Нас разделяло не более пяти ярдов. Но у меня было время только на один выстрел. В тот момент, когда медведь вздыбился на задние лапы, я спустил курок. Тяжелая пуля буквально разнесла ему верхнюю часть черепа. Он рухнул, как гигантская башня; кровь и мозги забрызгали лед.

Оказавшись на берегу, Дефорж повалился на колени и уперся руками в землю, чтобы не упасть.

Пока он отлеживался, охотники помчались вперед, чтобы не дать туше уйти под воду. Я присел рядом с ним. Внезапно в серо-стальной бороде сверкнула белозубая улыбка. Тыльной стороной ладони он отер кровь со лба.

– Я всегда любил сам исполнять свои трюки.

– Отличный сценарий, – поддержал я. – Как вы собираетесь назвать свой фильм? Может, «Исчадье Севера»?

– Мы сможем здесь отснять хороший метраж, – продолжил он вполне серьезно, пока я помогал ему встать на ноги.

Охотники выволокли тушу медведя на берег. Их главный выдернул половинку сломанного гарпуна и подошел к нам, быстро заговорив по-эскимосски. Я переводил для Дефоржа.

– Он говорит, что по праву медведь принадлежит вам.

– Черт побери, почему это он так решил?

– Гарпун попал в легкое. Медведь наверняка бы умер.

– Что ж, это, безусловно, хорошее известие. Возможно, нас с тобой ожидает великое будущее.

– Он хочет знать, будете ли вы брать шкуру.

– Какой смысл? Все равно какой-то легкомысленный ублюдок разворотил ему башку. Скажи, они могут забрать ее себе.

Я кивнул охотнику. Тот заулыбался, как ребенок, и позвал своих друзей. Они образовали кольцо, взяли друг друга под руки и, шаркая ногами, пошли по кругу, изображая хоровое пение.

– А это что значит? – требовательно поинтересовался Дефорж.

– Они просят прощения у медведя за то, что убили его.

Джек закинул голову и расхохотался от всей души. Звук его голоса эхом разнесся по поверхности воды.

– Если бы все это не было привычкой... Ну ладно, пошли отсюда, пока я не стал молотить вздор, или не окоченел до смерти, или еще что-нибудь в таком роде. – Он круто развернулся и зашагал назад вдоль берега.

* * *

Мы вернулись к вельботу. Пока я сталкивал его на воду, Дефорж забрался внутрь и шарил в кормовом отсеке в поисках одеяла. К тому времени, как я присоединился к нему и стал заводить мотор, он уже набросил одеяло на плечи и пытался зубами выдернуть пробку из бутылки с виски.

– Похоже, они возят с собой неприкосновенный запас, – заметил он. – Будешь?

– Мы это уже проходили, Джек, – отрицательно качнул я головой. – Если вы помните, я не употребляю эту дрянь.

Я не знал, сколько виски он уже принял до меня, но и так было видно, что он уже на той стадии опьянения, когда забываешь, где ты, почему и что вообще происходит. Мне это хорошо знакомо. Было время, когда я слишком часто просыпался по утрам в полном тумане относительно того, где я нахожусь и что со мной. С этой точки начинается быстрое падение, если у вас не хватит здравого смысла притормозить и сделать хотя бы первый нетвердый шаг в обратном направлении.

– Прости, забыл, – повинился Джек. – Теперь мне... Вот теперь я счастлив. Я всегда готов победить или отступиться. – Он улыбнулся, слегка стуча зубами. – Но в основном – победить, запомни! Это одно из величайших наслаждений в жизни, сравнимое только с хорошей женщиной.

Что он имел в виду под «хорошей» – оставалось только догадываться. Сделав большой глоток, он состроил мину и принялся изучать этикетку на бутылке.

– "Глен Фергюс. Солодовое виски". Никогда не встречал такого, хотя у меня в этом деле большой опыт.

– Наша лучшая местная пивоварня.

– Они должны готовить это в очень старых цинковых ваннах. Последний раз я пробовал нечто подобное во времена сухого закона.

Было непохоже, чтобы он собирался позволить этой небольшой дозе свалить его с ног. В то время, как я осторожно вел вельбот мимо плавучих льдин, он перебрался на нос и устроился там, закутавшись в одеяло и прижимая бутылку к груди. Взгляд его блуждал между ледяными вершинами гор за кормой и айсбергом, мимо которого мы проходили. Цветом он напоминал зеленое бутылочное стекло. Не оборачиваясь, Дефорж заговорил:

– Илана – замечательная девушка, верно?

– У нее есть свои достоинства.

– И немало. Я могу рассказать о ней такое, что у тебя волосы встанут дыбом. В шестьдесят четвертом году она была готова лечь с любым режиссером, чтобы получить роль. – Я почувствовал в его голосе смутное чувство обиды, первый признак нарастающего гнева – столь же необъяснимого, сколь и неожиданного, но он продолжил как ни в чем не бывало: – Я первый, кто предоставил ей серьезный шанс, ты знаешь.

Я кивнул.

– Она рассказывала мне об этом, пока мы летели сюда. Какая-то картина про войну, которую вы снимали в Италии.

Он беззвучно рассмеялся, развалившись на фальшборте, словно все это задним числом казалось очень забавным.

– Самая большая ошибка в моей жизни. Постановка и режиссура Джека Дефоржа. Ну что ж, на ошибках учатся.

– Это было так плохо?

Он уже не смеялся.

– Тухлятина, с которой не сравнится и корзина прошлогодних яиц.

– А как Илана?

– О, она была замечательна! Не Бергман[6]6
  Имеется в виду Ингрид Бергман (1915 – 1982), шведская актриса с мировым именем, снявшаяся, в частности, в нескольких итальянских фильмах.


[Закрыть], конечно, – пожал он плечами, – но у нее есть свои достоинства. Я понял это сразу. – Отхлебнув еще из бутылки, он добавил: – Я все сделал для этой девочки. Одевал, холил, лелеял, даже придумал новое имя... В общем, буквально все.

– Вы хотите сказать, что Илана Итэн – ее ненастоящее имя?

– Черта с два! Ей так же пришлось ловчить, как и всем остальным. Я сам начинал как Гарри Уэллс из Тилман Фоллс, штат Висконсин. Когда я впервые встретил Илану, она была обыкновенной Майрой Гроссман.

– Так она не из Израиля?

– Это тоже часть имиджа. Тебе это знакомо. Израильтянка – лучше звучит. Для нее это важно и, во всяком случае, полезно. У нее куча комплексов. Ее старик владеет портняжной лавкой в Лондоне, в местечке под названием Майленд-роуд. Слышал о таком?

Я кивнул, стараясь подавить внезапный приступ смеха.

– Как все-таки забавен этот Старый свет, Джек! Вам это никогда не приходило в голову?

– Ровно по пять раз на дню в течение пятидесяти трех лет кряду! – хмыкнул он. – Впрочем, надо признать, что помню я из них только сорок пять. – Его настроение внезапно и резко изменилось. Он беспокойно пошевелился, плотнее закутываясь в одеяло. – Я вот о чем подумал. Привезла ли Илана что-нибудь для меня?

– Например?

– Ну, может, письмо какое? – В голосе вдруг проявилась тревога, которую он не смог скрыть.

Я тряхнул головой.

– Не знаю, конечно, но с чего бы она стала говорить мне об этом?

Он согласно кивнул и вновь поднес бутылку к губам. Несмотря на солнце, сияющее на безоблачном голубом небе, стало холодно. Над водой тянул небольшой ветерок. Я заметил, что рука с бутылкой слегка дрожит. Он весь как-то нахохлился, и впервые с тех пор, как я познакомился с ним, выглядел на свой возраст. Потом, совершенно неожиданно, опять рассмеялся.

– Ты понял, что на самом деле там произошло? Я имею в виду – с медведем. В чем дело было? Ведь это обычная киношная манера – нам не надо «хорошо», нам надо к ближайшему понедельнику!..

Он еще раз отпил из уже наполовину опустошенной бутылки и загоготал.

– Помню, как-то однажды Эрнест Хемингуэй сказал, что человек перед, концом должен встать на задние лапы и плюнуть прямо в глаза всей этой паршивой вселенной. – Он обернулся ко мне, полупьяный и довольно агрессивный. – А ты что обо всем этом думаешь, Джо, мальчик мой? Каково мнение Старого света по поводу этой тяжкой проблемы жизни и смерти? Или ты сейчас не готов высказаться?

– Я видел смерть, если мне удалось уловить вашу мысль. Это всегда больно и обычно страшно. Любая жизнь лучше.

– Для тебя это факт? – Он поник, опустив голову, и произнес негромко: – А что, если ничего не осталось?

И вдруг вскинулся, выпучив глаза, и жутким голосом, брызгая слюной, проорал:

– Что ты на это скажешь, а?!

Сказать я ничего не мог – ничего, что могло бы помочь унять страшное отчаяние в этих глазах. Некоторое время он стоял, пригнувшись, на дне лодки, и пристально смотрел на меня, потом выпрямился и с размаху швырнул бутылку в сторону зеленого айсберга. Она ударилась о склон, осколки вспыхнули на солнце, как искры, и осыпались вниз.