Текст книги "Холодная гавань"

Джек Хиггинс
Холодная гавань

Эту книгу я посвящаю моей дочери Саре

Глава 1

Тела, тела вокруг, освещенные лунным светом, некоторые в спасательных жилетах, другие без. Море, покрытое нефтью, горит, и Мартин Хейр, поднятый на гребень волны, видит то, что осталось от эсминца: нос уже ушел под воду, потом глухой взрыв, корма поднимается и судно начинает быстро погружаться. Он соскользнул по волне, поддерживаемый на плаву спасательным жилетом, но другая волна накрыла его, он захлебнулся, теряя сознание и судорожно ловя ртом воздух, чувствуя сильную боль в раненой груди.

Море с бешеной скоростью устремлялось в узкий пролив между островами. Казалось, стихия навсегда завладела им и понесла дальше с какой-то страшной силой, где-то в ночи стихали крики умирающих. Новая волна подняла его, задержала на гребне, полуослепшего от соленой воды, а потом резко швырнула вниз, к спасательному плотику.

Он ухватился за одну из веревочных петель и посмотрел вверх. С плотика свесился вниз человек, японский офицер в форме. Он был без обуви. Хейр почему-то обратил внимание на эту деталь. Они долго смотрели друг на друга, потом Хейр попытался рвануться вверх. Но у него уже не было сил на это.

Японец молча пополз к нему, дотянулся, ухватил за спасательный жилет и втащил на плот. В этот момент они попали в воронку, плот завертелся, словно волчок, и японец рухнул в море вниз головой. Через несколько секунд его отнесло уже на десяток ярдов, его лицо освещала яркая луна. Он рванулся вслед за плотиком назад, стараясь прорваться через пенный бурун между гребнями волн. Внезапно Хейр увидел плавник акулы. Японец даже не вскрикнул, просто вскинул руки и исчез. И Хейр закричал, как всегда, вскочив на постели, весь в поту.

На этот раз дежурила миссис Макферсон, женщина лет пятидесяти, с сильным характером, не допускавшая глупостей, вдова, двое сыновей которой – морские пехотинцы – воевали в Азии. Она только что вошла и остановилась посреди палаты, уперев руки в бока.

– Снова тот же сон?

Хейр поставил ноги на пол и потянулся за больничной пижамой.

– Да, опять. Кто из докторов дежурит с вечера?

– Капитан Лоуренс, но он вам не поможет. Еще пара таблеток – и вы просто опять заснете, как вчера, до вечера.

– Который час?

– Семь. Почему бы вам не принять душ, а я пока приготовлю вашу новую красивую форму. Вы могли бы спуститься поужинать, это поднимет вам настроение.

– Не уверен. – Он посмотрел в зеркало и провел пальцами по спутанным прядям черных волос с проседью – в сорок шесть седина никого не удивляет. Лицо моложавое, но бледное после месяцев, проведенных в госпитале. Глаза тусклые, в глубине застыло выражение безнадежности.

Он открыл ящик тумбочки, достал зажигалку, пачку сигарет и закурил. Подойдя к окну, он закашлялся и выглянул в сад через балкон.

– Восхитительно, – заметила сестра. – Одно хорошее легкое у вас еще осталось, но вы торопитесь доделать то, что японцы так успешно начали! – Около постели стоял термос с кофе. Она плеснула немного в чашку и поднесла ему: – Пора начинать жить, капитан. Как это говорят в голливудских фильмах: для вас война окончена. Вообще-то, вам не стоило заниматься этим с самого начала. Эта игра – для молодых мужчин.

Он глотнул кофе.

– Ну и что дальше?

– Назад в Гарвард, профессор. – Она улыбнулась. – Студентам вы понравитесь. Все эти награды… Не забудьте надеть форму в первый день.

Он заставил себя улыбнуться.

– Да поможет мне Бог, Мэдди, но я не думаю, что смогу вернуться. Я познал вкус войны, теперь я отравлен.

– И она попробовала вас на зуб, мой милый.

– Я знаю, эта мясорубка около Тулугу доконала меня. Мне сдается, что она сделала меня ни на что не годным.

– Ну-ну, вы взрослый мужчина. Вам хочется сидеть в этой комнате, медленно разлагаясь, и больше ничего. – Она подошла к двери, открыла ее и повернулась. – Только я посоветовала бы вам причесаться и привести себя в приличный вид. К вам пожаловал визитер. Он хмыкнул:

– Визитер?

– Да, он сейчас разговаривает с капитаном Лоуренсом. Я не знала, что у вас есть знакомые в Великобритании.

– О чем это вы? – спросил Хейр удивленно.

– Ваш посетитель. Очень высокого ранга. Бригадир Мунро из британской армии, хотя такое даже и в голову никому не придет. Он даже форму не носит.

Она вышла, притворив за собой дверь. Хейр постоял в полной растерянности, потом поспешил в ванную и включил душ.

Бригадиру Дугалу Мунро было шестьдесят пять лет. У него были седые волосы и некрасивое, но обаятельное лицо. Твидовый костюм от Донегала плохо сидел на нем. Он носил очки в металлической оправе, принятые в британской армии.

– Но он в порядке? Мне нужно это знать точно, доктор, – произнес Мунро.

На Лоуренсе был белый халат, надетый поверх формы.

– Вы имеете в виду физически? – Он открыл историю болезни. – Ему сорок шесть лет, бригадир. Он получил три осколка шрапнели в левое легкое и провел шесть суток на спасательном плотике. Это просто чудо, что он еще с нами.

– Да, я понимаю, – ответил Мунро.

– Этот человек был профессором в Гарварде. Конечно, он морской офицер в запасе, известный яхтсмен, человек со связями, добившийся, чтобы его послали на Тихоокеанский флот – в сорок три года! – когда началась война. – Лоуренс продолжал листать страницы. – Он побывал в каждом чертовом пекле на Тихом океане. Капитан-лейтенант, ордена… – Он пожал плечами. – Наш герой получил все, включая два Морских креста и этот последний бой около Тулугу. Японский эсминец просто выбросил его из воды прямым попаданием, а он все же протаранил его и взорвал. Он должен был погибнуть.

– Я слышал, остальные почти все погибли, – заметил Мунро.

Лоуренс захлопнул папку.

– Вы знаете, почему он до сих пор не получил орден Почетного легиона? Потому что его представил генерал Макартур, а флот не любит вмешательства армии.

– Но вы не кадровый военный моряк, насколько я понимаю? – спросил Мунро.

– Откуда вы знаете?

– Прекрасно. Я не армейский офицер, так что скажите мне наконец прямо, он в порядке?

– Физически – да. Но имейте в виду: последняя переделка отняла десять лет жизни у этого человека. Медкомиссия отметила, что ему противопоказана морская служба. Имея в виду его возраст, он сейчас легко может демобилизоваться по состоянию здоровья.

– Понятно. – Мунро задумчиво постучал пальцем по лбу. – А как вот с этим?

– С головой? – Лоуренс пожал плечами. – Кто знает? У него была депрессия реактивного характера, но она проходит. Он плохо спит, редко выходит из своей комнаты и, самое главное, не знает, чем теперь заняться.

– Значит, его можно выписать из госпиталя?

– Безусловно. Он физически здоров вот уже несколько недель. Естественно, при наличии соответствующего разрешения.

– Оно у меня есть.

Мунро достал письмо из внутреннего кармана, открыл его и передал Лоуренсу. Тот прочел и тихо присвистнул:

– Боже правый, это так важно?

– Да. – Мунро положил письмо обратно в карман, взял плащ и зонтик.

– Бог мой, вы хотите вернуть его в ад, – произнес Лоуренс.

Мунро вежливо улыбнулся и открыл дверь.

– С вашего позволения, я должен побеседовать с ним.

Мунро посмотрел через сад на городские огни, загоравшиеся в сгущающихся сумерках.

– Очень красиво… Вашингтон в это время года… – Затем вдруг повернулся и протянул руку: – Мунро. Дугал Мунро.

– Бригадир? – спросил Хейр.

– Так точно.

На Хейре были широкие брюки и рубашка с открытым воротом, лицо влажное после душа.

– Простите, бригадир, но я никогда не видел более гражданского человека, чем вы.

– Возблагодарим за это Господа, – ответил Мунро. – До 1939 года я был египтологом, членом Духовного совета в Оксфорде. Мой ранг давал мне, так сказать, доступ в определенные сферы. Хейр ухмыльнулся:

– Минутку. Здесь пахнет разведкой?

– Конечно. Вы когда-нибудь слышали об ИСО, капитан?

– Подразделение по исполнению специальных операций, – ответил Хейр. – Не вы ли засылаете агентов в оккупированную Францию и все такое?

– Именно. Мы были предшественниками вашего Отдела стратегической службы, ОСС, который, и я рад этому, работает теперь в тесном контакте с нами. Я руковожу отделом «Д» в ИСО, более известным как «Отдел грязных шуток».

– А какого черта вы хотите от меня? – решительно спросил Хейр.

– Вы были профессором немецкой литературы в Гарварде, не так ли?

– Ну и что?

– Ваша мать немка. Вы провели много времени у ее родителей в Германии, еще мальчиком. Даже получили степень в Дрезденском университете.

– Ну и что дальше?

– Вы свободно владеете немецким, насколько я знаю, во всяком случае, так меня информировала ваша военно-морская разведка, ваш французский тоже вполне на уровне.

Хейр ухмыльнулся:

– Что вы ходите вокруг да около? Вы что, пытаетесь завербовать меня в шпионы или что-нибудь в этом духе?

– Помилуй Бог, – ответил Мунро. – Видите ли, вы совершенно уникальный человек, капитан. Дело не в том, что вы хорошо говорите по-немецки. Важно то, что вы морской офицер, имеете огромный боевой опыт службы на торпедных катерах, да к тому же говорите по-французски – вот чем вы интересны.

– Вам следовало бы все мне объяснить.

– Хорошо. – Мунро сел. – Вы служили на торпедных катерах во 2-й бригаде на Соломоновых островах, не Так ли?

– Да.

– Это строго секретно, но вам я могу сказать, что, по срочному запросу ОСС, ваши люди будут переведены в район Ла-Манша для переброски агентов на французское Побережье и обратно.

– И вы хотите заполучить меня? – спросил пораженный Хейр. – Я сыт всем этим. Господи, врачи хотят, чтобы я демобилизовался по состоянию здоровья!

– Да выслушайте же меня, – продолжал Мунро. – В проливе наши моторные катера получили основательную трепку от немцев.

– Немцы называют такие катера шнельботами, – заметил Хейр. – Быстрый катер. Весьма точное название.

– Да. А мы называем их И-ботами. Как вы уже сказали, они быстры, дьявольски быстры. Мы пытались захватить хоть один из них с самого начала войны, и я счастлив сообщить, что нам это наконец удалось месяц назад.

– Вы шутите, – удивился Хейр.

– Со временем вы узнаете, что я никогда не шучу, капитан, – ответил Мунро. – Это катер серии С-80. У него что-то случилось с мотором во время ночного рейда у побережья Девона. Когда на рассвете появился наш эсминец, экипаж покинул катер. Естественно, прежде чем оставить катер, капитан установил заряд, достаточный, чтобы оторвало днище. К несчастью для него, заряд не сработал. Последний разговор радиста с базой содержал сообщение о том, что они затопляют свой катер. Значит, Кригсмарин не знает, что мы его захватили. – Он улыбнулся. – Вы все поняли?

– Не совсем.

– Капитан Хейр, в Корнуолле есть крошечный рыбный порт, он называется Холодная гавань. В нем не больше двух-трех дюжин коттеджей и замок. Порт расположен в запретной зоне, так что его жители давно никуда не выезжали. Мой отдел использует порт, скажем, для специальных целей. У нас есть самолеты – «шторк» и ночной истребитель Ю-88 С. Они и сейчас имеют опознавательные знаки Люфтваффе, а летает на них пилот Королевских ВВС, надевающий форму Люфтваффе.

– И вы хотите провернуть нечто подобное с И-ботом? – спросил Хейр.

– Именно, наконец-то вы начинаете понимать. Теперь катер Кригсмарин нуждается в соответствующем экипаже.

– Все это противоречит правилам ведения войны, экипаж просто расстреляют в случае захвата, – заметил Хейр.

– Знаю. Война, как выразился однажды ваш генерал Шерман, это ад. – Мунро встал, потирая руки. – Бог мой, у нас неограниченные возможности. Мне разрешено сказать вам, что вся разведывательная военная и военно-морская информация немцев закодирована при помощи устройства «Энигма» и застрахована от всяких случайностей. К несчастью для них, у нас есть проект «Ультра», при помощи которого нам удалось проникнуть в эту систему. Подумайте об информации, которую даст вам Кригсмарин, включая опознавательные сигналы, коды на каждый день для захода в порт.

– Авантюра, – сказал Хейр. – Вам потребуется экипаж.

– Экипаж С-80 состоит из шестнадцати человек. Мои друзья в Адмиралтействе думают, что вы обойдетесь десятью, включая вас. Поскольку это общий проект, мы все заняты поиском подходящих кандидатов. Я уже раздобыл для вас идеального механика. Немецкий еврей, беженец, работавший на заводе «Даймлер-Бенц». Они делают моторы для всех И-ботов.

Последовала долгая пауза. Хейр смотрел через сад на город. Было совсем темно, его знобило. Он почему-то вспомнил Тулугу. Когда он достал сигарету, его рука дрожала, и он кивнул Мунро:

– Взгляните. И знаете, почему это так? Потому что я боюсь.

– Как боялся и я во время полета, сидя в брюхе проклятого бомбардировщика, – ответил Мунро. – И мне опять будет так же плохо, когда мы полетим назад вместе сегодня ночью, хотя теперь это будет «летающая крепость». Насколько я понимаю, в ней немного больше места.

– Нет, – прохрипел Хейр. – Я этого не сделаю.

– Сделаете, капитан, – ответил Мунро. – Сказать почему? Потому что вам некуда деваться. Вам определенно не улыбается вернуться назад в Гарвард. Опять в аудиторию, после всего, что выпало на вашу долю? Я скажу вам кое-что про вас, поскольку мы в одной лодке. Мы оба люди, прожившие большую часть жизни в воображаемом мире. Чужие рассказы, весь мир умещался в книге. А потом вдруг пришла война и… знаете что, приятель? Вы наслаждались каждой ее минутой.

– Вы попадете в ад, – сказал Мартин Хейр.

– Вполне возможно.

– А что, если я скажу «нет»?

– Ну, что же… – Мунро достал из внутреннего кармана письмо. – Я думаю, вы узнаете подпись главнокомандующего вооруженными силами Америки, здесь внизу.

Хейр глядел на письмо в оцепенении:

– Боже правый!

– Да, между прочим, он хотел бы сказать вам пару слов, прежде чем мы выедем. В общем, назовем это исполнением приказа, так что будьте хорошим парнем, ступайте и наденьте свою форму. У нас не так много времени.

Лимузин остановился у входа в западное крыло Белого дома, где Мунро показал свой пропуск агентам секретной службы. Пришлось немного подождать, пока ходили за дежурным офицером. Через несколько минут появился молодой лейтенант ВМС в безупречно подогнанной форме.

– Бригадир! – Он остановился, приветствуя Мунро, потом повернулся к Хейру и отдал ему честь так, как это мог сделать только выпускник Аннаполиса: – Капитан-лейтенант, встречать вас – большая честь. – Хейр ужасно смутился. – Дежурный добавил: – Прошу за мной, джентльмены. Президент ждет вас.

Овальный кабинет утопал в тени, единственная лампа горела на столе, который был завален бумагами. Президент Рузвельт в своем кресле сидел у окна, огонек сигареты, вставленной в длинный мундштук, мерцал в темноте, Он развернул кресло.

– А, вот и вы, бригадир.

– Господин Президент.

– А это капитан Хейр? – Он протянул руку. – Вы оказали честь своей стране, сэр. То, что вы сделали возле Тулугу, очень впечатляет.

– Люди более достойные погибли, потопив тот эсминец, господин Президент.

– Я знаю, малыш. – Рузвельт держал руку Хейра в своих. – Люди получше нас с тобой гибнут каждый день, но мы должны добиваться своего и делать все возможное. – Он потянулся за новой сигаретой и вставил ее в мундштук. – Бригадир включил вас в список по этому делу в Холодной гавани. Как вам это?

Хейр оглянулся на Мунро, замер в нерешительности, потом произнес:

– Интересное предложение, господин Президент. Рузвельт запрокинул голову назад и захохотал.

– Тонко сказано. – Он двинулся к столу. – Носить форму врага – это ведь противоречит Женевской конвенции, вы понимаете?

– Да, господин Президент.

Рузвельт поднял глаза к потолку:

– Поправьте меня, если я не прав, бригадир, но, кажется, в войнах с Наполеоном английские суда иногда атаковали противника под французским флагом?

– Да, господин Президент, обычно английский экипаж плавал на французском судне, взятом в качестве трофея и включенном в реестр британского военно-морского флота.

– Так что в практике ведения войн существует прецедент, – заметил Рузвельт.

– Конечно, господин Президент. Хейр добавил:

– Стоит отметить одну деталь: британцы имели обычай поднимать свой собственный флаг перед завершением боя.

– Мне это по душе, – кивнул Рузвельт. – Это означало, насколько я понимаю, что если мужчина должен умереть, то уж лучше под своим собственным флагом. – Он посмотрел на Хейра. – Прямой приказ вашего главнокомандующего. В любое время на вашем И-боте должен быть флаг Соединенных Штатов, и если когда-нибудь вам придется принять бой, то вы поднимете этот флаг вместо штандарта Кригсмарин. Ясно?

– Так точно, господин Президент. Рузвельт снова протянул руку:

– Прекрасно. Тогда я могу лишь пожелать вам удачи. Они обменялись рукопожатием, и, словно в сказке, откуда-то из тени появился молодой лейтенант и проводил их к выходу.

Когда лимузин свернул на Конститьюшн-авеню, Хейр произнес:

– Замечательный человек.

– Это неполная оценка, – заметил Мунро. – То взаимопонимание, которого они достигли с Черчиллем, просто великолепно. – Он вздохнул. – Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем напишут книги, показывающие их истинную роль?

– Второстепенные статисты, стремящиеся заработать репутацию? – спросил Хейр. – Такие же, как мы?

– Совершенно верно. – Мунро поглядел на освещенные улицы. – Мне будет не хватать этого города. А вам предстоит испытать шок, когда мы доберемся до Лондона. Светомаскировка, Люфтваффе с бесконечными ночными бомбежками…

Хейр откинулся на сиденье и закрыл глаза, чтобы скрыть не усталость, а внезапное сильнейшее возбуждение. Будто он долго спал и только что пробудился к жизни.

«Летающая крепость», горячая, только что с завода, предназначалась для американской 8-й Воздушной армии в Британии. Экипаж постарался обеспечить все возможные удобства, включая армейские подушки, одеяла и пару термосов. Хейр открыл один из них, когда они миновали Новую Англию:

– Кофе?

– Нет, спасибо. – Мунро подсунул подушку под голову и накрылся одеялом. – Я предпочитаю чай.

– А мне годится и то и другое, – сказал Хейр. Он отхлебнул обжигающего кофе, а Мунро вдруг хмыкнул:

– Я кое-что вспомнил. Я забыл сообщить вам, что в связи с особыми обстоятельствами ваше военно-морское ведомство решило повысить вас в звании.

– До полного капитана? – спросил Хейр в радостном удивлении.

– Да, фрегатенкапитан в немецком военно-морском флоте соответствует званию капитана. – Мунро рывком натянул одеяло на плечи и заснул.

Глава 2

Когда Крэйг Осборн добрался до окраины Сен-Мориса, раздался ружейный залп, и вороны, сидевшие на буковых деревьях, росших возле деревенской церкви, черной тучей поднялись вверх, сердито крича. Крэйг вел «кюбельваген», автомобиль, похожий на американский джип. Он припарковал машину у входа на церковное кладбище и вышел, одетый в идеально сидевшую на нем серую полевую форму штандартенфюрера СС. Шел слабый дождь, и он взял с заднего сиденья плащ из черной кожи, накинул его на плечи и прошел вперед. Французский жандарм наблюдал за событиями на площади. Там стояла горстка местных жителей, команда СС и двое пленных, безнадежно ожидавших своей участи со связанными за спиной руками. Третий лежал на мостовой у стены лицом вниз. Пока Осборн наблюдал за происходящим, появился офицер в длинном плаще с серовато-серебристыми лацканами – генерал СС. Он достал пистолет из кобуры, наклонился и выстрелил в затылок человеку, лежавшему на земле.

– Генерал Дитрих, я полагаю? – спросил Осборн на идеальном французском.

Жандарм, не заметивший его, автоматически ответил:

– Да, он любит сам приканчивать их, этот… – Он повернулся, заметил форму СС и мгновенно пришел в себя: – Извините, штандартенфюрер, я не имел в виду ничего…

– А ничего и не произошло… Мы, в конце концов, соотечественники. – Крэйг поднял левую руку, и жандарм увидел на рукаве отличительный знак Французской бригады СС Шарлеманя. – Угощайтесь. – Он достал серебряный портсигар.

Жандарм взял сигарету. Что бы он ни думал о французе, служившем врагу, на его лице ничего не отразилось.

– Это часто происходит? – спросил Осборн, давая жандарму прикурить.

Жандарм помолчал в нерешительности, но Крэйг кивнул, побуждая его к откровенности: – Не стесняйтесь, говорите все. Вы можете не доверять мне, но мы все-таки оба французы.

На лице жандарма появилось выражение крайней ненависти:

– Два-три раза в неделю, да еще и в других местах. Этот мясник… – Одного из ожидавших очереди пленных поставили к стене, раздалась команда, прозвучал залп. – Он отказывает им в последнем обряде. Вы видите, полковник? Все это происходит без священника, а после казни он идет к здешнему священнику, как добрый католик, а потом в кафе на той стороне площади, где обедает в приятной компании.

– Да, я слышал об этом, – ответил Осборн.

Он повернулся и пошел назад, к церкви. Жандарм посмотрел ему вслед, застыв в нерешительности, потом отвернулся и стал смотреть, как Дитрих направился к очередной жертве с пистолетом в руке.

Крэйг Осборн прошел по дорожке через кладбище, открыл тяжелую дубовую дверь церкви и вошел внутрь. В церкви было темно, слабый свет пробивался через витражи. Пахло ладаном, у алтаря мерцали свечи. Когда Осборн подошел ближе, открылась дверь ризницы и из нее вышел старый седой священник. На нем был стихарь и фиолетовая епитрахиль через плечо. Он застыл от удивления.

– Чем могу быть полезен, сын мой?

– Можете. Идите в ризницу, святой отец. Старый священник нахмурился:

– Не сейчас, полковник, я должен выслушать исповедь.

Осборн окинул взглядом пустую церковь, остановив его на исповедальнях.

– Нам не до соблюдения обрядов, святой отец, во всяком случае, с этим мясником Дитрихом, которого вы ждете. – Он положил руку на плечо священника. – Идите в ризницу, святой отец.

Озадаченный священник поспешил выполнить приказ.

– Кто вы?

Осборн толкнул его на деревянный стул, стоявший у стола, и извлек из кармана плаща моток шнура.

– Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас, святой отец. Устроим маленький спектакль. Ну-ка, руки за спину. – Он крепко связал кисти рук кюре. – Видите ли, святой отец, я устраиваю для вас отпущение грехов. Никакой связи с тем, что здесь произойдет. Чистое карантинное свидетельство для наших германских друзей.

Он достал платок. Старик сказал:

– Сын мой, я не знаю, что ты собираешься делать здесь, но это дом Божий.

– Да, мне тоже нравится думать, что я занят богоугодным делом, – ответил Крэйг Осборн и засунул ему в рот платок.

Он оставил священника в ризнице, закрыл дверь, направился к исповедальням и включил крошечную лампочку над дверью первой из них. Войдя туда, достал свой вальтер, привинтил глушитель и стал ждать, наблюдая за входом через щель в двери.

Через некоторое время вошел Дитрих, сопровождаемый молодым капитаном СС. Они остановились, о чем-то коротко поговорили, и капитан вышел, а Дитрих направился по проходу вдоль скамеек, расстегивая на ходу плащ. Он остановился, снял фуражку и вошел в кабину. Осборн щелкнул выключателем и зажег маленькую лампочку, которая осветила лицо немца, сам он остался в тени.

– Доброе утро, святой отец, – сказал Дитрих на плохом французском. – Благословите меня, ибо я согрешил.

– Конечно, ты согрешил, ублюдок, – ответил ему Крэйг Осборн, сунул дуло вальтера через решетку и выстрелил генералу между глаз.

Осборн вышел из исповедальни, и в этот момент капитан СС открыл дверь церкви и заглянул в нее. Он увидел лицо генерала и его разнесенный череп. Молодой офицер достал свой пистолет и дважды выстрелил вверх. Выстрелы в старых стенах прозвучали оглушительно громко.

Осборн ответил и попал ему в грудь, капитан повалился навзничь, и Крэйг побежал к двери.

Он выглянул наружу и увидел машину Дитриха, припаркованную у калитки, рядом с ней стоял его «кюбельваген». Слишком поздно, он не успеет, к церкви уже бежали солдаты с автоматами на изготовку, привлеченные выстрелами.

Осборн повернулся и выскочил через дверь у ризницы, миновал могильные камни кладбища у задней стены церкви, перебрался через низкую изгородь и побежал вверх по склону холма к росшему наверху лесу.

Они начали стрелять, но Крэйг, петляя по склону, уже почти добрался до вершины холма. Внезапно пуля попала ему в левую руку, и он упал на одно колено. Он поднялся и из последних сил рванулся на другую сторону холма. Несколько минут спустя он оказался в лесу.

Он бежал из последних сил, подняв руки, чтобы защитить лицо от ударов веток, не представляя себе, куда его несет. Никакого транспорта нет, стало быть, нет и возможности добраться до «лизандра». По крайней мере, Дитрих мертв – достойное завершение дела, как говаривали в ИСО в прежние дни.

Внизу в долине проходила дорога, поросшая еще более густым лесом. Он поспешил вниз, катясь на спине между деревьями, приземлился в канаве, подпилен и кинулся через дорогу. Неожиданно из-за поворота выехал «роллс-ройс» и остановился перед ним.

Рене Дизар с черной повязкой на глазу сидел за рулем в шоферской форме. Задняя дверца открылась, и из машины выглянула Анн-Мари.

– Опять геройствуешь, Крэйг? Ты никогда не изменишься, правда? Давай забирайся в машину, нужно поскорее убираться отсюда.

«Роллс» двинулся с места, она кивком указала на промокший от крови рукав его формы:

– Больно?

– Да нет. – Осборн засунул в рукав платок. – Какого черта вы тут делаете?

– Большой Пьер вышел на связь. Как обычно, просто голос в телефонной трубке. Я еще ни разу не видела его.

– Я видел, – ответил Крэйг. – Ты будешь сражена, когда увидишь.

– Правда? Он сказал, что «лизандр» не прилетит. Метеорологи говорят, что с Атлантики движется плотный туман с дождем. Я должна была ждать тебя у фермы и предупредить, но я всегда с недоверием относилась к этому месту. Решила подъехать поближе и посмотреть, что случилось. Мы были на другой стороне деревни, около станции. Услышали стрельбу, видели, как ты бежал вверх по склону холма.

– Мне повезло, – заметил Осборн.

– Да, особенно если учесть, что все это не имеет ко мне никакого отношения. Как бы там ни было, Рене сказал, что ты мог побежать только в эту сторону.

Она закурила, положив ногу на ногу, как всегда элегантная в черном костюме с бриллиантовой брошью у воротника белой шелковой блузки. Лоб закрыт челкой, завитки волос обрамляют лицо, подчеркивая изящную линию скул и подбородка с ямочкой.

– Куда это ты смотришь? – спросила она вызывающе.

– На тебя, – ответил он. – Как всегда, слишком много помады, а в остальном – само совершенство.

– А ну-ка ступай под сиденье и заткнись, – бросила она и сдвинула ноги в сторону, пока он забирался в ящик под сиденьем, убрав откидную доску. Наконец он устроился там, и она вернула доску на место. Мгновение спустя они увидели «кюбельваген», стоявший поперек дороги, и полдюжины эсэсовцев рядом с ним. – Спокойно, Рене, не торопись, – сказала Анн-Мари.

– Заваруха? – глухо прозвучал голос Крэйга Осборна.

– Не волнуйся, – мягко ответила она. – Я знаю офицера. Он останавливался в замке.

Рене остановил «роллс». К ним направлялся молодой лейтенант СС с пистолетом в руке. Его лицо просветлело, и он убрал пистолет в кобуру.

– Мадемуазель Треванс? Какой приятный сюрприз!

– Лейтенант Шульц. – Она открыла дверцу и подала руку, которую он галантно поцеловал. – Что все это значит?

– Несчастный случай. Какой-то террорист только что застрелил генерала Дитриха в Сен-Морисе.

– Мне кажется, я слышала стрельбу, – сказала она. – Как генерал?

– Он мертв, мадемуазель, – ответил Шульц. – Я видел тело. Ужасно. Убит во время исповеди в церкви. – Он покачал головой. – Не верится, что в мире могут быть такие люди.

– Искренне сожалею. – Она участливо тронула его за руку. – Вы должны навестить нас. Графиня вам очень симпатизировала. Мы так жалели, когда вы уехали. Шульц покраснел.

– Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания, не смею вас больше задерживать.

Он громко отдал приказ, и один из солдат убрал «кюбельваген». Шульц отдал честь, и Рене тронул машину с места.

– Мадемуазель, как всегда, дьявольски везет, – заметил он.

Анн-Мари Треванс закурила новую сигарету, а Крэйг Осборн подумал про себя: «Ты ошибся, дружище. Она сама Дьявол».

На ферме они поставили «роллс-ройс» в сарай, и Рене пошел на разведку. Осборн снял форму и оторвал пропитанный кровью рукав рубашки.

Анн-Мари осмотрела рану:

– Не так чтобы очень плохо. Но рана не сквозная, а это опасно, имей в виду.

Рене вернулся со свертком, в котором была одежда и кусок белой ткани, которую он начал рвать на полосы:

– Перебинтуй его.

Анн-Мари тут же взялась за дело, и Осборн спросил:

– Как дела?

– Только старый Жюль здесь, и он хочет, чтобы мы побыстрее убрались, – сказал Рене. – Смени одежду, он сожжет твою форму в печи. Есть кое-что от Большого Пьера. Он связался с Лондоном. Тебя возьмут на борт торпедного катера у Лиона сегодня ночью. Пьер не может сделать этого сам, но там будет один из его людей, Блеро, я его знаю. Хороший парень.

Осборн зашел за машину и переоделся. Он вернулся в твидовой кепке, вельветовой куртке, брюках, видавших виды, и рваных туфлях. Он сунул вальтер в карман и передал форму Рене, который тут же унес ее.

– Как я выгляжу? – спросил он Анн-Мари. Она громко расхохоталась.

– С трехдневной щетиной было бы в самый раз, а если честно, то ты и в таком виде похож на йелльского пижона.

– Это дает мне чувство уверенности в себе. Вернулся Рене и опять сел за руль.

– Нам следовало бы поторопиться, мадемуазель. Мы доберемся туда не раньше чем через час.

Она толкнула доску, закрывающую ящик под сиденьем.

– Полезай на место и веди себя хорошо. Крэйг послушался, сказав напоследок:

– Я тот, кто будет смеяться последним. Ужин в «Савое» завтра вечером. Кэрролл Гиббонс поет, девочки танцуют.

Анн-Мари резко хлопнула крышкой, залезла в машину, и Рене выехал на дорогу.

Это был рыбацкий поселок, настолько маленький, что там даже не было причала, так что большинство катеров просто вытаскивали на берег. Из маленького бара раздавались звуки аккордеона, и это был единственный признак жизни. Они проехали по неровной грунтовой дороге мимо недействующего маяка к крошечной гавани. С моря надвигался плотный туман, и откуда-то со стороны раздавался монотонный звук ревуна. Рене подошел к берегу с сигнальным фонарем в руке.

Крэйг обратился к Анн-Мари:

– Вам, видимо, не очень хочется идти туда. Вы только испортите свои туфли. Оставайтесь в машине.

Она сняла туфли и сунула их в багажник «роллса».

– Верно, дорогой. Однако, благодаря моим друзьям нацистам, у меня неистощимый запас шелковых чулок. Я могу позволить себе испортить одну пару ради друга. – Она взяла его за руку, и они пошли вслед за Рене.

– Дружба? – удивился Крэйг. – Насколько я помню, в прежние дни, в Париже, было кое-что значительно более существенное.