Текст книги "Грань"

Глава 2

– Мерси! – зазвучал шепот Сэма, скрипучий, будто треск цикады. Даже в темноте и с такого расстояния я узнала старика. Свет луны оттенял его седые волосы и подчеркивал хромоту. Он быстро ковылял ко мне.

– Мерси, тебе не стоит сюда приходить. Даже днем, а ночью тем более, – прохрипел он, дойдя до меня.

– Все нормально, Сэм… – попыталась возразить я, но он меня не слушал.

– Нет, Мерси. Здесь есть мужчины… и даже женщины, которые изнасилуют и убьют тебя просто ради забавы.

– Сэм, я всего в паре миль от дома, – объяснила я.

– И в другом мире. Норманди-стрит – не та Саванна, которой ты принадлежишь. Поверь мне.

Он протянул морщинистую руку, пытаясь коснуться моего плеча.

– Ты, конечно, думаешь, что находишься в безопасности – как ни крути, а ты из Тейлоров, – но, Мерси, здешние не лучше животных. Могут решить, что помучить тебя – отличный способ поразвлечься.

Он помолчал.

– Позволь мне проводить тебя домой. Я тебя знал еще крохой. Стоящего перед тобой старика мигом убьет то, если он будет думать, что с тобой случилось нечто по его недосмотру.

Я пожалела его и не стала говорить, что он давно мертв и его тело отдали в медицинский колледж три месяца назад. Сэм стал еще одним из множества духов, запутавшихся в паутине Саванны.

– Я здесь по делу, Сэм, – произнесла я, спокойно двигаясь сквозь его призрачную плоть. От запаха пота и перегара у меня заслезились глаза. Даже умершего бездомного Сэма лучше было обходить с наветренной стороны.

– И что у тебя за дело? – упорствовал он. – Кого именно ты хочешь найти тут среди ночи?

– Я хочу встретиться с Матерью Хило, – ответила я.

Глаза на его исхудалом лице расширились, рот раскрылся, обнажив десны, из которых торчали оставшиеся зубы.

– Девочка, тебе не надо никаких дел иметь с Хило. Тетушка Джинни шкуру с тебя спустит заживо, если узнает, что ты собираешься поговорить с заклинательницей.

Моя двоюродная бабушка Джинни Тейлор, истинное средоточие силы нашей семьи во многих смыслах, была невыносимым тираном до кончиков ногтей.

– Именно Джинни меня и послала, – солгала я Сэму, внутренне ругая себя. Если бы я этого не сделала, он мог решить, что надо известить Джинни. Нет, я не собиралась рисковать! Если Джинни кого и презирала более меня, так это Хило. И неужто Сэм ради моего блага, так, как он его понимает, отправится к Джинни?

– Ты не врешь? – спросил Сэм, прищурившись.

Я кивнула, и он тяжело вздохнул. Удивительно, что призрак может так сильно переживать.

– Твоя тетушка Джинни должна понимать. Мир изменился. Когда я молодой был, ваших уважали. Все соображали, что вас нельзя и пальцем тронуть. А нынешняя молодежь – не та… они никого не уважают и мало кого боятся.

– Они боятся Хило, – заметила я.

– А Хило говорит с ними на их языке. Уличный бандит перешел дорогу Хило, и он труп, если не хуже. Если честно, вы давненько не давали им повода испугаться. Все считают, что ваша семья стала беззубой.

– Вскоре они будут считать иначе, – ответила я, блефуя. – Именно поэтому Джинни и послала меня тайком посовещаться с Хило.

Я сделала паузу.

– Она разозлится, если до ее ушей долетит наш с тобой разговор, – добавила я.

– Ты мне клянешься, что Джинни знает, что ты здесь? Клянешься, что ты под ее защитой?

– Клянусь.

– Тогда иди, но будь осторожна, – в который раз предупредил меня Сэм.

Он развернулся и поплелся обратно. Я смотрела, как он брел через пустое поле, совершенно беззвучно ступая по земле, а потом растворился, очутившись в тени фонаря на Рэндольф-стрит. Я положила велосипед в высокую траву, надеясь, что его никто не заметит и не стащит. Я находилась в начале Норманди-стрит, которая в последнее время почти ничем не напоминала улицу. С обеих сторон ее сжимали заросли колючего кустарника, и лишь в одном месте она расширялась – там, где пересекала железнодорожный путь.

Сэм не зря пытался меня отговорить. Ни для кого в Саванне не являлось секретом, что к северу от кладбища и к западу от поля для гольфа разбили свой «лагерь» бездомные и попрошайки. Но мой маршрут пролегал по другому пути. Норманди-стрит пересекал узенький переулок, название которого все горожане наверняка напрочь позабыли. Хило заключала сделки на кладбище Колониал Парк, но ритуалы свои она творила именно здесь, на перекрестке.

Сделав глубокий вдох, я пошла через густые заросли, образовывавшие проход между баптистской церковью и пустошью. У меня тотчас сложилось впечатление, что каждое растеньице намеревалось вцепиться мне в лодыжки, умоляя вернуться домой. Если так, то я проигнорировала бессловесные мольбы, двигаясь дальше. Споткнулась о пивную бутылку, подумала, не включить ли фонарик, который я сунула в рюкзачок. Но решила, что лунный свет поможет мне ориентироваться в темноте, да и другие меня тоже вовремя не заметят.

Сказать по правде, это было подходящее место для тех, кому уже нечего терять. Подумав о том, чего я сама могу лишиться, я замедлила шаг и навострила уши. Я ожидала увидеть Мать Хило, но скорее я почувствовала чье-то присутствие. Кто-то двигался рядом со мной, останавливаясь каждый раз, когда я замирала и прислушивалась к дуновению ветерка. В воздухе витало странное ощущение чего-то разумного и хищного одновременно. Внезапно из темноты вылетела пивная бутылка и разбилась у моих ног вдребезги. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не завопить, как маленькая, и не броситься наутек.

– Все знают, что перекресток принадлежит Матери Хило, – прозвучал чей-то голос. – Такой миленькой белой девочке, как ты, надо бы хорошенько поразмыслить обо всем, прежде чем сунуться сюда. Ей может не понравиться, как обернется дело.

Я уставилась на кусты, ощущая исходящую злобу, но никого не разглядела.

– Мать, ты здесь? Мне необходимо с тобой поговорить, – произнесла я в ту сторону, откуда донесся голос. – Мне нужна твоя помощь.

Раздался резкий смех, а потом звук шагов.

– Хило думает, ее помощь – ниже достоинства вас, Тейлоров, – заявила она, появляясь из-за деревьев и выходя на освещенную луной дорогу. – Хило видит тебя. Ты – Мерси Тейлор.

Передо мной оказалась Мать Хило, одетая в черное, с темным платком неопределенного цвета на голове. В одной руке она держала потертый кожаный саквояж, такой, какие в старину носили с собой врачи. В другой она сжимала матерчатый мешок, внутри которого что-то отчаянно трепыхалось. Хило поставила саквояж на землю, но продолжала крепко стискивать мешок.

– И что за «помощь» ты, девочка, хочешь от Хило? – спросила она, обходя меня против часовой стрелки и не спуская с меня взгляда. – Хило готова помочь Тейлорам, чтоб они сдохли побыстрее.

Я поворачивалась, пытаясь уследить за выражением ее лица.

– Мне нужно, Мать, чтобы ты сделала для меня заклинание. Я заплачу, – сказала я.

Хило затряслась и принялась махать на меня свободной рукой.

Ее раздирал смех, который перешел в кашель, и, в конце концов, она сплюнула мокроту.

– Высокая и могучая ведьма из Тейлоров хочет нанять Хило для колдовства?

Она опять плюнула и прокашлялась.

– Тогда говори Хило, кого хочешь проклясть, – произнесла она, и ее глаза загорелись от желания причинить боль.

– Я… я никого не хочу проклинать, – заикаясь, ответила я.

– А что ты-ты хочешь? – проговорила она, передразнивая меня, и поглядела в небо, – Луна в убыль идет. Ты сунула сюда свою рыжую голову, искала Хило. После полуночи. Если не нужно проклятие, то ты и не понимаешь, что делаешь.

Она помолчала.

– Скажи Хило. Что ты на перекрестке торчишь?

– Надо было повидаться с тобой. Мне нужно, чтобы ты сделала заклинание для меня. Я заплачу, – повторила я.

Очутившись после полуночи перед самым известным в Саванне «корневым лекарем», я почувствовала, что краснею. Я не могла смотреть ей в глаза и тупо уперлась взглядом в землю.

– Есть парень, – начала я.

– Конечно, – откликнулась она, – всегда парень есть, когда к Хило приходит девочка твоих лет. Я его видела. Красивый, молодой, и твоя сестра его за нос водит… в последнее время. Ты в него влюбилась, да? Хочешь, чтобы Мать помогла увести его у сестры. Просишь, чтобы Мать сделала любовное заклинание.

Слово «любовное» она произнесла протяжно, будто это было нечто мерзкое.

– У маленькой мисс зачесалось, и она хочет, чтоб почесали.

В довершение всего Хило почесала пах и хрипло расхохоталась. С ветки взлетела испуганная сова.

Старуха была права. Я люблю Джексона, парня моей сестры, так, что словами не описать… с того самого момента как она привела его домой, месяцев шесть назад. От одного его взгляда у меня пульс учащается, меня огнем обжигает, я завидую сестре всякий раз, как он ее касается. Боже, как я ей завидую! Но я и ее люблю.

– Нет. Да. В смысле… – промямлила я, но Хило снова меня перебила:

– Хило себя спрашивает, почему маленькая мисс сама не сделает? Не хочет марать свои беленькие чистые ручки? Или не хочешь, чтоб проследили магию и узнали, что ты натворила? Но ты же не такая, как остальные твои? Эта сестра твоя… Как ее звать?

– Мэйзи, – ответила я.

Хило слегка кивнула.

– Из вас двоих силу получила лишь она, да? Значит, придется трудиться Хило.

Это было правдой. Мэйзи, моя любимая сестра-близнец, способна совершить любое чудо, какое ей только в голову взбредет. А я даже карандаш не могу мысленно сдвинуть. Мэйзи выиграла в генетической лотерее, здесь не поспоришь. Помимо светлых волос и бездонных голубых глаз она получила огромный магический дар.

– Верно, – подтвердила я. – У меня силы и в помине нет. Я не прирожденная ведьма.

Хило приблизилась ко мне, и я уловила кислый запах ее дыхания.

– Хило не прирожденная ведьма, но ты думаешь, у нее силы нет? – спросила она, сверля меня пылающим взглядом. Ее глаза были черными, радужки и зрачки слились в сплошные бездонные ямы. – Тебе надо, чтоб она показала, что может?

– Нет, – быстро ответила я. Страх в моем голосе позабавил Хило, и она улыбнулась.

– Ты умеешь управлять силой, а я – нет, – добавила я.

– Девочка, неужели твоя семья ничему тебя не научила?

– Они объяснили мне, что дар – не то, что можно просто притянуть. А совсем наоборот. Прирожденная ведьма имеет изначальную силу. Те, кто берет ее из другого источника, заимствует, – не настоящие ведьмы. Они могут воровать энергию время от времени, но она быстро исчезает, как если ты воду в кулаке держишь.

– Вот они – слова старой Джинни Тейлор. Не сомневаюсь.

Хило скрючила узловатые пальцы и резко разжала их, будто ей очень хотелось ударить.

– Хочешь сказать, все не так? – осведомилась я и попятилась.

– Нет, нет. Почти правда. Твоя старая тетушка, она тебе не солгала. Но это далеко не вся картина. Если тебе что-то не принадлежит, не значит, что надо кое-что воровать. Ничто не мешает иногда брать взаймы. А еще Хило никогда не говорила, что она ведьма.

– Но ты можешь творить волшебство… – начала я.

– Да. Мать знает, как творить волшебство. Тут не надо быть ведьмой, но надо просто времени побольше. И может потребоваться то, чем потребуется пожертвовать.

Она тряхнула матерчатым мешком и усмехнулась, когда заточённое внутри создание судорожно задергалось.

– Такой девочке, как ты, легко выучить пару трюков. Почему бы тебе не попросить своих, пусть натаскают тебя на то, чему Хило сама научилась.

Она не стала ждать ответа и продолжила:

– Хило скажет почему. Они глядят на Хило свысока, потому что Хило заимствует силу. Они думают, лучше ты будешь неучем, не такой, как Хило.

Я промолчала. Она и теперь была права. Мои родные, особенно моя двоюродная бабушка Джинни, свысока глядели на старуху, колдующую на перекрестках.

Хило напружинилась – наверное, предположила, что я буду с ней спорить.

Ее молчание вывело меня из себя.

– Джинни говорит, что твое волшебство опасно. Что оно ослабляет грань, – вырвалось у меня.

– Хило слышала, как твоя Джинни заботится об этой драгоценной грани, – заметила она, расслабляясь, – как грань не дает чудовищам вылезти из-под кровати и сожрать Хило.

Она улыбнулась.

– Но Хило не маленькая девочка, чтобы пугать ее разговорами о демонах.

– Они существуют, ты ведь сама в курсе, да? – спросила я, стараясь, чтобы мои интонации не звучали высокомерно.

– Конечно, – ответила Хило, – Мать знает. Но не пускать их в мир – проблема твоей семьи, не Хило.

Интересно, подумала я, много ли Хило действительно известно про грань. Вероятно, мало, как и мне. Подробности создания грани держались в строжайшем секрете от таких, как я, неудачников. Нам все излагали лишь в общих чертах, если вообще рассказывали. Меня, например, просветили, что ведьмы и ведьмаки – люди, подобные моим родным, – когда-то спасли наш мир от чудовищ, которые им правили. В религиях таких монстров называли «демонами», а наука прибегла бы к термину «сущности иных измерений». Впрочем, суть заключалась в том, что в прошлом они поработили человечество. Питались нами, как скотом. Вмешивались в эволюцию людей, а еще больше – в эволюцию ведьм. Но они недооценили свои создания. Спустя некоторое время мы взбунтовались.

Ведьмы использовали волшебство, чтобы изменить частотные настройки мира, в котором мы живем. Это как с радиоприемником: просто переключаешь тумблер, если не хочешь слышать какую-то из станций. В итоге ведьмы сделали землю недосягаемой для демонов. Они модулировали энергию таким образом, чтобы ужасные твари не попадали в нашу реальность. Но, разумеется, ведьмы не могли выбирать, каких волшебных существ пускать в наш мир, а каких – нет. Поэтому, чтобы избавиться от демонов, мы попрощались с единорогами. Многие магические существа не в состоянии преодолеть созданный энергетический барьер. Но, учитывая привычку демонов питаться новорожденными детьми, думаю, это был честный обмен. После того как человечество оказалось в безопасности, ведьмы создали грань, энергетическую сеть, преграждающую путь монстрам. Тех из ведьм, которые поддерживают грани в «рабочем состоянии», называют якорями – лишь им доподлинно известно, как была создана грань и как ее уничтожить. Сперва было тринадцать якорей, по одному из каждого семейства ведьм, но позже ведьмовские родичи пожалели о том, что приняли участие в бунте. Сейчас грань удерживалась якорями из десяти родов ведьм, договорившихся между собой.

Я не знала других ведьм-якорей, кроме Джинни. И понятия не имела, как чувствуют себя эти якоря. Но заметила, что в результате Джинни стала сварлива и страдала от одиночества, даже будучи окруженной родственниками.

– Мир потерял много волшебства, когда они нас сдвинули, – продолжила Хило. – Ведьмы, такие, как твои. Поступили так, будто сделали для остальных великое благо. Но они забрали всю магию себе. Построили королевство и сделались его королями, которые могут поступать с нами как им вздумается. А Хило должна вести себя, словно ей одолжение сделали.

Я не была согласна с таким толкованием, но Хило не дала мне возразить. Она уже завелась на полную катушку.

– Хило с удовольствием поглядела бы сейчас на лицо Джинни. Если бы Джинни увидела, как ты дрожишь перед Матерью Хило и просишь помочь украсть парня у твоей сестры!

Она кашлянула и сплюнула.

– Нет, Хило. Я не хочу увести Джонсона у Мэйзи, – сказала я. – Есть другой парень. Его зовут Питер. Он мой… лучший друг из всех, если не считать Мэйзи. Он чудесный. Идеальный. Лучше ему быть моим парнем. Он меня любит, и я хочу, чтобы ты заставила меня в него влюбиться.

Визгливый смех Хило пронзил ночь. Умолкли совы, даже стрекот насекомых прекратился. В лунном свете я различила слезы, заблестевшие в глазах Хило. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. А я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и мой стыд сменился гневом.

– Ты хочешь, чтоб Мать сделала любовное заклинание на тебя?

Хило изумленно покачала головой.

– Ты не понимаешь, как магия действует, да? – сочувственно поинтересовалась она, и я удивилась ее тону.

– Извини, – произнесла я, спеша прекратить бессмысленный диалог. – Я не должна была тебя беспокоить, тратить твое время. Не сообразила, что ты не можешь сотворить заклинание.

– Не торопись, девочка. Хило не говорила, что не может сделать нужное тебе заклинание. Мать сказала, ты не понимаешь, что для этого нужно.

– Я могу тебе заплатить, – жестко ответила я.

– Бог в помощь, девочка. Хило не о деньгах говорит, а о колдовской силе.

Она поглядела на меня так, будто была вынуждена объяснять ребенку, почему трава зеленая.

– Если люди приходят к Хило за любовным заклинанием, у них внутри есть огонь. Огонь желания того, кем они хотят обладать. Хило использует его для колдовства. А ты стоишь перед Хило, любишь одного и хочешь, чтоб она заставила тебя любить другого. В тебе только вина – ты любишь приглянувшегося парня и не любишь другого. Хило способна использовать вину для заклинания мести, но точно не может сотворить из нее заклинание любви.

– Что нужно, чтобы ты сделала для меня заклинание любви?

– Кровь! – отрезала она. – Нужна кровь!

– Я не могу допустить, чтобы ты причинила вред животному из-за меня, – пробормотала я, виновато покосившись на матерчатый мешок.

– Надо куда больше крови, чем у курицы, что у Хило в этом дрянном мешке, – ухмыльнулась она.

– Возьми мою кровь.

Я не могла и дальше сдерживать того, что чувствовала к Джексону, зная, как любит его Мэйзи, и помня, как предан мне Питер. Пусть мои чувства и не злые, но они опасны и запросто принесут вред. Вдобавок они сжигали меня изнутри. Мне нужно было как-то с ними справиться, не дать им завладеть мною окончательно. Конечно, будь у меня колдовской дар, я бы не отправилась к Хило и не предлагала ей свою кровь. К сожалению, когда речь заходила о Джексоне, даже мои человеческие силы заканчивались.

Она опять замотала головой.

– Мне понадобится вся кровь, что у тебя есть. А тогда тебе толку не будет с заклинания.

– Я не могу причинить вред другому, – прошептала я, понимая всю безнадежность ситуации.

– Мерси, люди типа нас, как ты и Хило, если мы хотим колдовать, мы должны ради этого жертвовать. Ты же любишь свою сестру?

– Да. Именно поэтому я здесь, – ответила я.

– И Хило любила свою сестру – больше всего на свете. Мы стоим на перекрестке. Здесь Хило закопала ее. Хило зарезала ее и закопала прямо у тебя под твоими белыми маленькими ножками. Хило закопала ее еще живой, дышащей, чтобы кровь и дух впитались в землю. Поэтому перекресток и его сила принадлежат Хило.

– Я не смогу так, – выдавила я. У меня закружилась голова и свело живот от мысли, что можно хоть еще на мгновение задержаться возле этой женщины.

– Таким, как мы, нужна рана, из которой мы берем силу. Если ты не хочешь ничем жертвовать, никогда не познаешь колдовства. Хило получила все от своей сестры. Представь, сколько силы ты можешь получить от твоей Мэйзи, если она в земле у тебя под ногами лежать будет.

Хило оскалилась и облизнула слюну с губ.

– От моей сестры почти ничего не осталось. Но есть Мэйзи. Ты сможешь брать ее силу вечно.

– Я ухожу, – сказала я, скорее себе, чем ей.

Нет. Я не похожа на Хило и никогда такой не стану. Я крутанулась на месте и шагнула вперед.

– Хило сделает заклинание для тебя.

Я обернулась и бросила через плечо:

– Я передумала. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Забудь о нашей встрече.

– Поздно, – ответила она. – Ты уже попросила.

– Я тебе ничего не дам. И не заплачу.

– Хило плевать, девочка. Она сотворит заклинание и поглядит, что получится.

Я решительно зашагала прочь, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Взмолилась Богу и предкам, чтобы слова Хило оказались пустым блефом. Исполнение моего желания может превратиться в мое личное проклятие, основанное на убийстве. Теперь, после того как я побывала на перекрестке, я это поняла.

– Привет Джинни, – добавила Хило напоследок, то смеясь, то сплевывая.

Глава 3

Бабушка Джинни вызвала меня к себе ранним утром, а передала мне ее послание тетя Айрис. Джинни старалась по минимуму связываться со мной лично, и я сообразила, что неприятности на подходе. Должно быть, Сэм не поверил моим россказням. Или, наоборот, поверил, но все равно повидался с Джинни.

– Я понятия не имею, в чем дело, – обратилась ко мне Айрис, наливая очередную чашку кофе Коннору, своему мужу. – Но подозреваю, что ты в курсе.

– Что ты затеяла, девочка? – спросил Коннор, поудобнее устраивая в кресле свое массивное тело. И сурово поглядел на меня поверх высокой стопки горячих блинов на тарелке.

– Ничего я не затевала, – пробормотала я, одновременно наливая себе сок, стараясь выглядеть невинно и не думать о Хило.

– Лучше бы тебе быть с нами откровенной, дорогая, – произнесла Айрис, забирая у меня кувшин. – Вероятно, тогда я смогу похлопотать за тебя перед Джинни.

– Спасибо, не стоит, – огрызнулась я, внезапно разозлившись. – Я устала от того, что Джинни командует всеми нами. Пора, чтобы кто-нибудь сказал ей это.

Коннор рассмеялся, откидываясь на спинку кресла.

– Пожелаю тебе удачи! Но когда она шкуру с тебя сдерет, не жалуйся и не рыдай!

– Тебе надо прийти к девяти, – добавила Айрис, качая головой. – Не опаздывай.

Я решила не доставлять им удовольствия услышать, как я раздраженно хлопну дверью, поэтому вышла тихо, как мышь. Джинни хочет видеть меня! Чудесно. Очевидно, она осведомлена о моем визите к Матери Хило. Возможно, суть нашего с Хило разговора ей неизвестна. Но несомненно, что она в ярости и устроит мне все девять кругов ада.

Времени еще было достаточно. Что ж, по крайней мере, я сделаю собственную казнь красочной. Я вывезла из гаража велосипед и покатила к реке, в противоположном от дома Джинни направлении. Добравшись до Коламбия-сквер, затормозила у музея Дэвенпорта. Этот уникальный в своем роде особняк был одним из известнейших в Саванне, из тех, где жили призраки. Здесь обитало привидение кота. С малых лет я использовала его, как барометр, когда меня что-то тревожило. Если все должно было обернуться хорошо, я всегда видела, как из окна на меня таращится древний котяра-призрак. Если же он отсутствовал… в таких случаях мне обычно не везло. Я простояла на площади минут десять, уставившись на фасад.

– Кис-кис-кис, – прошептала я.

Никто не появился. Ну и ладно. Пусть Джинни делает все, что ей заблагорассудится. Она двадцать лет пыталась мной командовать, надоело! Хватит. Сегодня наступит мой день независимости.

Сквозь шум машин в утренний час пик прозвучали колокола собора Иоанна Крестителя. Восемь. В голову неожиданно закралась мысль, что скоро Питер придет на работу, на Четэм-сквер, где строители реставрируют один обветшавший дом. Надо посоветоваться с Питером кое о чем. Мне нужно позарез выяснить, сдержала ли Хило обещание, которое теперь казалось явной угрозой. Я кляла себя за то, что потащилась к ней, и единственным утешением стало то, что, какую бы трепку мне ни собиралась устроить Джинни, она наверняка сможет сильно ослабить, если не вообще уничтожить эффекты заклинания Хило.

Я инстинктивно оседлала велосипед и поехала к месту работы Питера. Но тут же поняла, что это совсем рядом с жилищем Джинни. Свернув на Тейлор-стрит, я пронеслась по Колхаун-сквер, а затем по Монтерей-сквер. Мне даже удалось понаблюдать краем глаза, как группа туристов-пенсионеров фотографируют особняк Мерсера. Я сделала крюк неподалеку от дома Джинни: вдруг старая перечница столкнется со мной, выйдя на утреннюю прогулку, и устроит мне жуткую выволочку? Еще меньше я хотела, чтобы случайная встреча с Джинни помешала мне увидеться с Питером. Мне было необходимо знать, сотворила ли Хило заклинание.

Я увидела Питера за пару кварталов: его ярко-рыжие волосы так и сияли в лучах солнца. По пояс голый – жара в Саванне начиналась с самого утра, – он нес на широких веснушчатых плечах два мешка с цементной смесью. Я слезла с велосипеда и уставилась на него, благо Питер смотрел в другую сторону. Потертые джинсы обтягивали его зад и ноги настолько соблазнительно, что водители бы свои автомобили останавливали, будь здесь хоть какое-то движение. Я мысленно представила себе Джексона и сравнила обоих парней. Они оказались примерно одинакового роста и телосложения, и, подерись они, трудно сказать, кто бы выиграл. Но на этом сходство заканчивалось. У Джексона – светлые вьющиеся волосы и античное лицо, как у мраморной статуи в музее, а Питер унаследовал от предков-кельтов огненно-рыжую шевелюру и тяжелый подбородок. Глаза у Джексона просто бесподобны, как и все остальное, они пронзительно-голубые, с васильковым отливом, а у Питера они разных цветов, один – ярко-синий, а второй – почти изумрудный. Джексон практически приблизился к идеальному образцу, но в действительности мелкие недостатки Питера, очень необычные, нравились мне куда больше. Он выглядел прекрасно. Я любила его, серьезно, однако по-другому, нежели Джексона. И сейчас я не ощутила ни малейшего порыва страсти. Это принесло мне разочарование и облегчение одновременно.

Питер почувствовал, что я пялюсь на него, и обернулся. Притвориться, что я его не заметила, шансов не было, и я помахала ему рукой.

– Не хотела тебя отвлекать! – крикнула я.

Он положил на землю мешки со смесью и подошел ко мне. Его слегка вспотевшая кожа блестела в ярком солнечном свете.

Я знала Питера всю жизнь, а Джексон был в Саванне пришлым. Питер был моим самым дорогим и близким другом, но одного взгляда на Джексона было достаточно, чтобы понять – вот она, некая часть меня, по которой я тосковала с рождения. Я до сих пор гадала, почему в моей голове царит такая путаница, и это меня часто огорчало. Я искренне хотела возжелать Питера. Но, увы, ничего не происходило.

– Можешь отвлекать меня, когда тебе вздумается, – заявил Питер, широко улыбаясь.

– Нет уж… зачем тебе с бригадиром иметь лишние проблемы? – ответила я, бессознательно отгораживаясь от него велосипедом.

– А его еще нет на месте. Он – на другом объекте, на Айл-оф-Хоуп, – проговорил Питер, наклоняясь поверх велосипеда и молниеносно целуя меня в губы.

– Оказалась поблизости, – пробормотала я, слегка отодвигаясь. – Джинни меня на суд вызвала.

– Ой-ой! – воскликнул Питер. – Что еще учудила?

Я собралась оправдываться, но решила, что лучше не вдаваться в подробности.

– Все еще только предстоит узнать… – начала я.

– И тогда Джинни выскажет свое мнение, – закончил за меня Питер.

Я рассмеялась, и он положил свою огрубевшую ладонь поверх моей. Ничего плохого, что я здесь болтаю с Питером, подумала я. Но моя совесть не дремала, и я напряглась. Интересно, а если бы я, например, уже рассталась с Питером и Джексон благоволил бы ко мне, смотрел бы он на меня так, как на Мэйзи? Не следует ли мне отпустить Питера, чтобы он нашел свою настоящую любовь, ту, что он заслужил?

– Мама и папа надеются, что мы вечером заглянем в бар, – произнес Питер, прерывая мои душевные терзания.

Его родителям принадлежало крошечное заведение «Маг мел». Бар располагался в паре кварталов от коварной булыжной мостовой на Фэкторс-уок. Слова «Маг мел» являлись кельтским эквивалентом «Елисейских полей»[4]4
  Елисейские поля (Элизиум, или «острова блаженных») – в древнегреческой мифологии – поля загробного мира, куда после смерти попадают праведники и герои.


[Закрыть], но на это указывал лишь ирландский флаг, который гордо развевался на древке, направленном в сторону реки. В полном соответствии с названием, найти его было нелегко – так же, как и оказаться в числе его завсегдатаев, вынесенных на берега бурными ветрами моря жизни. Мини-пивоварня, где делали темное пшеничное пиво с медом, и подмостки, популярные среди местных дарований, сыграли свою роль. «Маг мел» стал известным среди туристов и горожан, и порой бар был забит под завязку с момента открытия и до тех пор, пока не приходил пожарный инспектор.

– Меня попросили присоединиться к ребятам, которые сегодня выступают. Я сказал, что соглашусь, только если ты будешь в зале.

Питер – прирожденный музыкант. Гитара, скрипка, все что душе угодно. Если у инструмента есть струны, в руках Питера он запоет.

Я кивнула, соглашаясь, и он опять меня поцеловал. На сей раз я не отпрянула. А когда он отодвинулся, вскочила на велосипед и покатила прочь. Но мельком оглянулась. Он смотрел мне вслед, и его лицо светилось любовью. Такой, какую я сама хотела бы испытывать к нему.

Я добралась до дома Джинни за пару минут. Сколько себя помню, она жила здесь в одиночестве. Всегда нам проповедовала, как важно держаться родни, но сама держалась от нас на расстоянии. Если не считать Мэйзи. В детстве моя сестра провела в своей личной комнате в жилище Джинни, наверное, не меньше часов, чем в доме, где обитали остальные члены нашей ведьмовской семьи.

Я прислонила велосипед к дубу, к сожалению, не слишком большому, чтобы в его тени скрылось крыльцо. С удивлением обнаружила, что дверь слегка приоткрыта. Надо же, а еще Джинни не занавесила окна от жары! Кондиционеров она терпеть не могла, предпочитая задергивать занавески с самого утра, чтобы нагнать в комнаты хоть какое-то подобие прохлады. В конце концов согласилась, чтобы ей купили поворотный вентилятор пару лет назад, и то лишь потому, что Мэйзи настояла.

Я поднялась по ступеням и постучала.

– Тетя Джинни! – окликнула я. Ответа не последовало.

Я распахнула дверь и вошла.

– Тетя Джинни, это я, Мерси. Я, наверное, рановато.

Я находилась в узкой прихожей. Со времени моего детства тут вообще ничего не изменилось. Когда у нас с сестрой были школьные каникулы, Джинни всегда занималась тем, что обучала удачливую Мэйзи ведьмовским делам. Кстати, за исключением семейных пикников, на День независимости[5]5
  День независимости – национальный праздник, отмечается 4 июля.


[Закрыть] и других празднеств, она не отпускала Мэйзи ни на день, начиная с Дня поминовения и до Дня труда[6]6
  День поминовения (День памяти) – национальный праздник, отмечается в последний понедельник мая, посвящен памяти всех погибших в войнах, в которых когда-либо участвовали США. День труда – национальный праздник, отмечается в первый понедельник сентября, также символизирует окончание лета.


[Закрыть]. Если я приходила, чтобы поиграть с Мэйзи, Джинни вечно заставляла меня подолгу ждать, сидя в прихожей. Этот самый стул с прямой спинкой и плетеным сиденьем и сейчас стоял здесь, будто на страже, напротив голой стены. Клянусь, Джинни намеренно оставила все без украшений, чтобы хорошенько помучить меня.

Я даже пыталась приносить с собой книги, но Джинни отбирала у меня те, которые не одобряла, а такими обычно оказывались почти все. Однажды я принесла бумагу и карандаши. «Таланта не дано, не переводи листы», – бросила Джинни, порвав мои рисунки. Поэтому я сидела, не шевелясь, наедине со своими мыслями. Именно в прихожей я и начала придумывать первые небылицы, которыми теперь без умолку сыпала перед своими подопечными.

Я сделала несколько шагов. Справа находилась столовая, которой Джинни редко пользовалась. Слева – комната с настолько старинной отделкой и мебелью, что я могла бы назвать ее официальной гостиной.

В доме стояла мертвая тишина.

За исключением жужжания слепня и стука часов, которые отсчитывали секунды так громко, что напоминали удары отбойного молотка по бетону. Бабушка Джинни приобрела их в магазине скидок.

Внезапно я почувствовала неожиданный запах. Едкий и металлический, в принципе, знакомый, но совершенно неуместный в доме Джинни. Я поняла, что здесь пахло кровью, и все вокруг сразу застопорилось и замерло. Я с трудом переступила порог гостиной, откуда как раз исходил запах. На стене виднелись брызги, еще красные, но постепенно буреющие.