Текст книги "Монстры на орбите"

Джек Вэнс
Монстры на орбите

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

У привратника, крупного, сурового на вид человека, лицо было омерзительное, лошадиное, с кожей как окислившийся цинк. Две девушки, болтая с ним, то и дело задавали игривые вопросы. Они хотели знать, что их ждет.

Джин видела, что он уклончиво отговаривался:

– Когда позовут, будьте рядом. Я не могу разглашать секретные сведения.

Наконец он сделал знак девушке, сидевшей рядом с Джин. Та мгновенно отозвалась и вскочила на ноги. Привратник плавно открыл дверь, блондинка быстро прошла внутрь, в комнату, дверь за ней затворилась.

Войдя в комнату, девушка почувствовала неуверенность и на середине резко остановилась. На старомодной кушетке с кожаной обивкой спокойно сидел человек и прищурившись смотрел на нее. Первое впечатление – ничего пугающего. Молод: двадцать четыре или двадцать пять. Посредственность, – подумала она, – не низок, не высок, не крепыш и не худоба. Волосы цвета настолько неопределенного, что и сказать о них нечего, лицо без особых признаков, одежда скромна и нейтральна.

Он сменил позу и, на миг приоткрыв глаза шире, взглянул на нее. Блондинке стало не по себе. Возможно, она сделала ошибку, что пришла сюда.

– Сколько вам лет?

– Мне… двадцать.

– Разденьтесь.

Она уставилась на молодого человека, руки крепко вцепились в сумочку, костяшки пальцев побелели. Повинуйся сразу, уступи сразу, он станет твоим хозяином навсегда, – подсказывала ей интуиция. Блондинка судорожно вздохнула:

– Нет… нет, я не могу.

Она развернулась и бросилась к двери. Он равнодушно сказал:

– В любом случае – вам слишком много лет.

Блондинка дернула дверь и вышла в приемную, не глядя по сторонам. Что-то коснулось ее руки. Она остановилась и посмотрела в лицо другой девушке. Блестяще-черная, бледно-розовая краски, слоновая кость предстали перед ее взором. Молодое лицо, полное жизни и разума, черные глаза, короткие черные волосы, прекрасная матовая кожа, рот без косметики.

Джин спросила:

– Что там? Какую работу вам предложили?

Блондинка произнесла скованно:

– Я не знаю. Я не стала выяснять. Все равно ничего хорошего.

Она повернулась и вышла из приемной. Джин, поджав задумчиво губы, нырнула обратно в кресло. Прошла минута. Еще одна девушка, раздув ноздри, вышла из внутренней комнаты и, не глядя по сторонам, пронеслась сквозь приемную. Джин слегка улыбнулась. Рот у нее был широкий, подвижный, очень располагающий. Зубы мелкие, белые, очень острые. Привратник сделал ей знак. Она без помощи рук вскочила и направилась во внутреннюю комнату.

Тихий человек курил. Серебристая струйка огибала лицо и таяла над головой в воздухе. Джин подумала, что в его полной неподвижности есть нечто странное. Он слишком скован, слишком зажат. Она заложила руки за спину и принялась ждать, наблюдая за ним с опаской.

– Сколько вам лет?

От такого вопроса Джин считала нужным уходить. Наклонив голову, она улыбнулась – манера, которая придавала ей дерзкий и бесшабашный вид.

– А сами вы как считаете?

– Шестнадцать или семнадцать.

– Достаточно близко.

Он кивнул:

– Достаточно близко. Ладно. Как вас зовут?

– Джин Парле.

– С кем вы живете?

– Ни с кем. Одна.

– Отец? Мать?

– Умерли.

– Бабушка, дедушка? Опекуны?

– Я одна.

Он кивнул и продолжал задавать вопросы:

– У вас есть какие-нибудь разногласия с законом?

Джин задумчиво посмотрела на него:

– Нет.

Молодой человек повел головой, и вверх поплыло колечко дыма.

– Разденьтесь.

– Зачем?

– Чтобы быстрее проверить вашу пригодность.

– Ну ладно. В известном смысле, я догадываюсь… физическую или моральную?

Он не ответил, продолжая апатично смотреть на нее. Мимо лица его проплыл серый клуб дыма.

Она пожала плечами, тронула пальцами бока, шею, талию, спину, ноги – и одежда слетела с нее.

Он сунул в рот сигарету, затянулся, загасил сигарету, встал на ноги и не торопясь подошел к девушке.

Старается меня испугать, – подумала Джин и спокойно улыбнулась. Пусть пытается.

Он остановился в двух футах и посмотрел ей в глаза сверху вниз:

– Вы на самом деле хотите миллион долларов?

– Я здесь только поэтому.

– Рекламное объявление вы поняли в буквальном смысле?

– Разве есть другой смысл?

– Вы могли истолковать его как метафору, гиперболу.

Джин ухмыльнулась, оскалив острые белые зубки:

– Я не знаю, что значат эти слова. В любом случае я здесь. Если рекламное объявление имело целью только то, чтобы вы могли меня рассматривать голую, я уйду.

Выражение лица молодого человека не изменилось. Странно, – подумала Джин. Тело его двигалось, голова поворачивалась, глаза же при этом всегда оставались фиксированными на ней. Он сказал, словно не слыша ее слов:

– Ко мне обращается не слишком много девушек.

– Это меня не волнует. Я хочу миллион долларов. Что мне надо делать? Шантажировать кого-то? Выдавать себя за другую?

Он оставил ее вопрос без внимания:

– Если вы получите миллион, что вы с ним будете делать?

– Я не знаю… Побеспокоюсь об этом, когда получу. Вы проверили мою пригодность? Мне холодно.

Молодой человек повернулся, широким шагом подошел к койке и разместился там. Джин быстро оделась, подошла к койке и вызывающе села рядом, глядя на него. Он сухо произнес:

– Вы прекрасно соответствуете требованиям.

– Каким?

– Это не важно.

Джин со смехом вскинула голову. Она походила сейчас на здоровую, очень симпатичную старшеклассницу, которой не помешало бы, правда, иметь более жизнерадостный характер.

– Скажите мне, что я должна сделать, чтобы заработать миллион долларов?

– Вы должны выйти замуж за богатого молодого человека, который страдает от… давайте назовем это неизлечимой болезнью. Когда он умрет, его собственность перейдет к вам. Вы продадите ее мне за миллион долларов.

– Очевидно, он стоит поболее миллиона?

Он понял невысказанный смысл вопроса:

– В дело вовлечено что-то порядка миллиарда.

– Чем он болен? Не заражусь ли я сама?

– Об этой стороне дела я позабочусь. Вы не подцепите болезнь, если не будете совать нос куда не надо.

– О… Ладно, расскажите мне о нем побольше. Он привлекателен? Большого роста? Сильный? Жалко ли мне будет, если он умрет?

– Ему восемнадцать. Главным образом интересуется коллекционированием, зоологию любит тоже. Он выдающийся зоолог. Его зовут Эрл Эберкромби. Он владеет… – молодой человек ткнул рукой вверх, – Станцией Эберкромби.

Джин уставилась на него, затем легонько рассмеялась:

– Миллион долларов таким путем сделать трудно… Эрл Эберкромби…

– Брезгуете?

– По утрам нет. Но ночью будут кошмары.

– Решайте.

Она скромно взглянула на сложенные на коленях руки:

– Миллион не слишком великий кусочек, когда ставишь на миллиард.

– Конечно, нет.

Она вскочила, стройная, как танцовщица:

– Все, что делаете вы, так это выписываете чек. Мне же выходить за него замуж, ложиться в кровать.

– На Станции Эберкромби нет кроватей.

– Но если он живет на Эберкромби, он не сможет со мной познакомиться.

– Эрл отличается от остальных. Эрл любит девушек из мира гравитации.

– Вам следует учесть, что он может умереть в любую минуту, и поэтому вы вынуждены будете делать все, что мне захочется у вас попросить. Или другой вариант: собственность может быть передана на попечение совета опекунов.

– Не обязательно. Устав Эберкромби позволяет контролировать собственность любому лицу старше шестнадцати. Эрлу восемнадцать. Он полностью осуществляет сейчас контроль над Станцией. Об этой стороне я позабочусь, – молодой человек подошел к двери и распахнул ее. – Хаммонд!

Привратник с унылым лицом безмолвно подошел к двери.

– Я нанимаю ее. Отошли остальных.

Он закрыл дверь и повернулся к Джин:

– Я хочу, чтобы вы со мной отобедали.

– Я не одета для обеда.

– Я пошлю за портным. Постарайтесь уложиться в час.

Молодой человек вышел из комнаты. Дверь закрылась. Джин потянулась, откинула назад голову и беззвучно, ликующе рассмеялась. Она заложила руки за голову, шагнула вперед, сделала пируэт и запрыгала на одной ноге к окну. Встала на колени у подоконника, положила голову на руки и посмотрела в окно. Были сумерки. Огромное серо-золотое небо занимало три четверти вида. Внизу расстилалась Столица – тускло-серое, лавандовое, черное кружево приземистых зданий, перекрещенных мертвенно-бледными магистралями, что запрудили золотистые автомобили. С правой стороны скользил к горным пригородам воздушный корабль – с усталыми нормальными людьми, живущими в красивых домах. Что бы они подумали, если бы узнали, что она, Джин Парле, наблюдает за ними? Например, тот человек, который ведет сверкающий «Скайфарер» с бледно-голубыми дверцами. Она вообразила себе картинку: толстяк с хмурыми складками на лбу спешит домой к жене, которая будет покорно выслушивать его хвастовство или ворчание. Женщина-скот, думала беззлобно Джин, женщина-корова. Какой человек покорит ее, Джин? Где тот, который необуздан, суров и достаточно ярок?.. И вот теперь ее ждет новая работа. Она состроила гримасу: как же, миссис Эберкромби… Она поглядела на небо. Звезды еще не высыпали, и огней станции Эберкромби видно не было.

Миллион долларов, подумай об этом. «Что вы будете делать со своим миллионом?» – спросил ее новый хозяин. Теперь, когда она вспомнила это, сама мысль, как комок в горле, лишала равновесия.

Что она будет делать с миллионом долларов?

Мысли текли лениво. Джин попыталась представить себя в будущем. Как она будет выглядеть? Что будет чувствовать? Где?.. Ум ее отпрянул, оставив одну только злость, словно нельзя было касаться самой темы. «Крысы, – сказала Джин. – Когда я получу его, тогда и подумаю. Миллион долларов… Не слишком-то большой кусок, когда речь идет на самом деле о миллиарде. Два миллиона будет лучше».

Глаза ее отследили изящную красную воздушную лодку, сделавшую крутой вираж к стоянке, новый сверкающий маршаловский «Мунчейзер». Теперь ей можно чего-то хотеть. «Мунчейзер» будет среди первых ее покупок.

Дверь распахнулась. На мгновение заглянул привратник Хаммонд. Затем, толкая перед собой сумку на колесиках, вошел портной – стройный невысокий блондин с красивыми, цвета топаза глазами. Дверь закрылась.

Джин отвернулась от окна. Портной – Анри, имя это было начертано трафаретными буквами на ящике – попросил ее встать так, чтобы было больше света, и обошел кругом, стреляя взглядом по всему телу.

– Да, – пробормотал он, сжимая и разжимая губы. – Да… Что у леди на уме?

– По-видимому, платье для обеда.

Он кивнул:

– Мистер Фосерингей упомянул вечернее платье.

Итак, выплыло имя – Фосерингей.

Анри установил экран:

– Если угодно, посмотрите некоторые мои модели. Может быть, вам что-нибудь понравится.

Модели появлялись на экране, делали шаг вперед, улыбались и уходили обратно.

Джин сказала:

– Что-нибудь вроде этого.

Анри одобрительно щелкнул пальцами:

– Орар-лей. Мисс имеет хороший вкус. А теперь посмотрим… Если мисс позволит ей помочь…

Анри ловко расстегнул на Джин платье и положил его на койку.

– Для начала мы освежимся, – портной выбрал в сумке инструмент и, держа Джин за запястье своими изящными пальцами, большим и указательным, опрыскал ее руки сначала холодным туманом, затем теплым ароматным воздухом. Кожу защипало. Джин почувствовала свежесть, словно в нее вдохнули энергию.

Анри щелкнул пальцами по подбородку:

– Теперь снова.

Девушка стояла с прищуренными глазами, а портной суетился вокруг, отмеривал шаги по комнате, что-то шепотом вычислял, делал какие-то стремительные жесты, понятные только ему самому. Он растянул вокруг Джин серо-зеленую паутину, тронул ее и стал вытягивать по мере того, как на тело ложились нити. Затем подсоединил какие-то шишечки к концам гибкой трубки, обжал ее вокруг талии Джин, потянул – и трубка пошла извергать сверкающий темно-зеленый шелк. Анри искусно изогнул и отрезал трубку, затем продолжил тянуть, изгибать ложившийся шелк.

Он опрыскал ткань чем-то тускло-белым, бросился вперед и принялся формовать складки, тянуть, собирать в пучок – и вот материя уже падает шуршащими волнами с плеч, перетекая в широкую шуршащую юбку.

– Теперь перчатки, – портной покрыл руки девушки теплой черно-зеленой пеной, которая затвердела блестящим бархатом, потом искусно обрезал ножницами, чтобы обнажить внутреннюю сторону рук.

– Туфли-лодочки – черный сатин с изумрудно-зеленой фосфоресценцией.

– Теперь украшения, – в правое ухо Джин он вдел красную безделушку, затем с пальцев портного на правую руку девушки соскользнул неограненный рубин.

– Запах, совсем чуть-чуть. Лучше всего Левелье, – и в воздухе поплыл аромат происхождения, очевидно, центрально-азиатского.

– Мисс одета. И, осмелюсь сказать, – Анри напыщенно поклонился, – исключительно прекрасна.

Он повозился с тележкой, одна сторона отпала, и вверх взметнулось зеркало.

Джин осмотрела себя. Живая наяда. Когда она добудет этот миллион долларов, а лучше – два миллиона, – она наймет Анри на постоянную работу.

Портной все еще бормотал комплименты:

– О, величайшая сила жизни! Вы волшебница! Потрясающе! Не могу глаз оторвать…

Дверь открылась. В комнату вошел Фосерингей. Анри низко поклонился и хлопнул руками. Фосерингей взглянул на нее:

– Вы готовы. Хорошо. Пошли.

Джин подумала, что можно обсудить все откровенно прямо здесь.

– Куда? – спросила она. Фосерингей, ожидая, пока Анри выталкивал свою тележку из комнаты, слегка нахмурился.

Джин сказала:

– Я пришла сюда по моей собственной свободной воле. Я вошла в комнату на своих собственных ногах. Я все время знала, куда я иду. Теперь вы говорите: «Пошли со мной». Сначала я хочу знать, куда. Затем я решу, пойду или нет.

– Вы не слишком хотите свой миллион долларов.

– Два миллиона. Я хочу их достаточно сильно и потому трачу свое дневное время на выяснения нужных сведений. И если я не получу сегодня, то получу их завтра. Или на следующей неделе. Я найду способ как получить их. Я очень давно решила получить два миллиона. А? – она сделала изящный реверанс.

Зрачки Фосерингея сузились. Он произнес ровным тоном:

– Очень хорошо. Два миллиона. Сейчас я приглашаю вас отобедать со мной на крыше. Там я вас проинструктирую.

2

Они дрейфовали в зеленоватом пластиковом пузыре под куполом. Под ними расстилались инопланетные пейзажи в коммерческой интерпретации: серый газон, кривые красно-коричневые растения, отбрасывающие эффектные тени, бассейн с флюоресцирующей зеленой жидкостью, горки экзотических цветов, клумбы с грибами.

Пузырь скользил плавно, движения его явно подчинялись законам вероятности. Он взлетал под почти прозрачный купол, спускался под самые кроны. Из отверстия в центре стола появлялись последовательно перемены блюд, охлажденное вино и покрытые инеем бокалы с пуншем.

Изумительно, расточительно, – думала Джин. Но почему Фосерингей тратит на нее свои деньги? Возможно, лелеет романтические планы… Ее развлекла эта идея. Она принялась наблюдать за ним украдкой. Идея лишена была убедительности. Этот человек совершенно не пытался разыграть какой-нибудь гамбит. Он не пробовал пленить ее своим очарованием, не старался произвести впечатление напыщенной мужественностью. Как это ни раздражало Джин – факт был налицо: Фосерингей оставался к ней абсолютно безразличен.

Джин сжала губы. Она была в замешательстве. Попробовала изобразить легкую улыбку и скосила на него взгляд из-под ресниц.

– Поберегите, – сказал Фосерингей, – вам это все понадобится, когда попадете на Эберкромби.

Джин вернулась к еде. Через минуту она спокойно сказала:

– Я любопытствовала.

– Теперь вы знаете.

Джин решила подразнить его, извлечь из раковины:

– Что знаю?

– То, насчет чего вы любопытствовали, что бы это ни было.

– Фу! Мужчины в основном одинаковы. У них у всех одна и та же кнопка. Нажми ее – и они все прыгнут в одном и том же направлении.

Фосерингей нахмурился и посмотрел на нее сузившимися глазами:

– Может быть, вы не настолько уж преждевременно развиты.

Джин напряглась. В каком-то странном, неопределимом отношении это было очень важно, словно само выживание зависело от уверенности в собственной мудрости и гибкости разума.

– Что вы имеете ввиду?

– Вы сказали то же самое, что обычно говорят чуть ли не все смазливые девчонки, – проговорил он с оттенком презрения. – Я думал, вы выше этого.

Джин нахмурилась. Ее характеру мало было свойственно абстрактное мышление.

– Я никогда не видела, чтобы это работало по другому. Хотя я склонна допустить, что есть исключения. Это разновидность игры. Я никогда не проигрывала. Если я обманываюсь, до сих пор это совершенно не имело никакого значения.

Фосерингей расслабился:

– Вам везло.

Джин вытянула руки, выгнула дугой тело, улыбнулась, сказав ему словно бы делая из этого секрет:

– Называйте это удачей.

– С Эрлом Эберкромби нельзя полагаться на удачу.

– Именно вы говорили о везении. Я думаю, что это не везение, а, скажем так, талант.

– Вам нужно будет работать еще и мозгами, – Фосерингей поколебался, затем сказал: – В действительности, Эрл любит… странные вещи.

Джин хмуро смотрела на него. Он продолжал ледяным тоном:

– Сейчас вы мучаете свой мозг, думая, как лучше задать вопрос: «А во мне что странного?».

Джин отрезала:

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы мне сообщали, что во мне странного. Я знаю это сама.

Фосерингей промолчал.

– Я полностью сама по себе, – сказала Джин. – Во всей Вселенной нет ни единой души, на которую мне не было бы наплевать. Я делаю только то, что мне нравится, – она наблюдала за ним украдкой. Фосерингей безразлично кивнул. Джин подавила свое раздражение, откинулась на спинку кресла и принялась изучать его, словно манекен в витрине… Странный молодой человек. Он когда-нибудь улыбается? Она вспомнила слухи о Капеллане Фибратесе: будто бы существо это способно размещаться вдоль спинного мозга человека и контролировать его разум. В Фосерингее достаточно было странной холодности, чтобы позволить себе такое предположение… Капеллан не мог манипулировать сразу двумя руками человека. Фосерингей держал в одной руке нож, вилку в другой и орудовал ими одновременно. Слишком много для Капеллана.

Он спокойно сказал:

– Я тоже наблюдаю за вашими руками.

Джин откинула назад голову и рассмеялась здоровым девичьим смехом. Фосерингей смотрел на нее без ощутимого выражения.

Джин проговорила:

– На самом деле вы хотели бы что-нибудь обо мне узнать, но слишком высокомерны, чтобы спрашивать.

– Вы родились в Ангел Сити на Кодироне, – ответил Фосерингей, – ваша мать оставила вас в таверне. О вас заботился игрок по имени Джо Парле. Когда вам исполнилось десять лет, вы убили его и трех других человек и спрятались на пакетботе Серой Линии «Бьюкирусе». Вас поместили в приют для бродяг на Белла Прайд. Вы сбежали. Директор был найден мертвым… Еще пять лет подобных поступков. Продолжить?

Джин потягивала вино и совершенно не выглядела сконфуженной:

– Вы работаете быстро… Но представляете все в ложном свете. Вы сказали: «Еще пять лет, мне продолжить?» О следующих пяти годах вы не знаете ничего.

Лицо Фосерингея не дрогнуло. Он сказал с таким видом, словно Джин ничего не произносила:

– Теперь слушайте внимательно. Это то, чем вы должны руководствоваться.

– Давайте. Я вся слух, – девушка откинулась в кресле. Умная техника: игнорировать неприятную ситуацию, словно ее нет и не было. Конечно, чтобы ее успешно применять, требовался характер определенного склада. Холодной рыбе Фосерингею это подходило прекрасно.

– Сегодня вечером вас здесь встретит человек по имени Веббард. Он главный управляющий Станцией Эберкромби. Мне посчастливилось иметь возможность влиять на некоторые его поступки. Он заберет вас на Эберкромби и введет в должность служанки в личных помещениях семьи Эберкромби.

Джин поморщилась:

– Служанка? Почему я не могу просто заплатить и отправиться на Эберкромби?

– Это не будет естественным шагом. Девушка вроде вас предпочла бы Козерог или Горизонт. Эрл Эберкромби крайне подозрителен. Он несомненно будет вас избегать. Мать его, старая миссис Клара, смотрит за ним очень бдительно, и голову ее все время сверлит мысль, что все знакомые девушки Эрла гоняются за его деньгами. Как служанка вы получите возможность встретится с ним в более интимных обстоятельствах. Он редко покидает кабинет, поглощен своим коллекционированием.

– Вот как? – промурлыкала Джин. – Что он собирает?

– Все, что вы можете себе представить, – сказал Фосерингей, раздвинув губы, так что получилась почти улыбка. – Я понял со слов Веббарда так, что Эрл, помимо всего, романтик и напропалую флиртует с девушками на Станции.

Джин скривила рот в утонченной издевке. Фосерингей бесстрастно смотрел на нее.

– Когда я… начну?

– Веббард отправится на грузовой барже завтра. Вы с ним.

Раздался шепчущий голос звонка. Фосерингей тронул кнопку:

– Слушаю.

– К вам мистер Веббард, сэр.

Фосерингей направил пузырь вниз, на посадочную площадку.

Табличка на двери гласила: Ричард Майкрофт, адвокат. В очень давние годы кто-то сказал Джин, когда ее судили, что Ричард Майкрофт очень хороший адвокат.

В приемной сидела темнокожая женщина лет тридцати пяти, с суровым проницательным взглядом.

– Вам назначено время?

– Нет, – сказала Джин, – я очень тороплюсь.

Секретарша поколебалась чуть-чуть, затем склонилась к коммуникатору.

– Вас хочет видеть молодая леди – Джин Парле. Новое дело.

– Очень рад.

Секретарша кивнула в сторону дверей:

– Вы можете войти.

Она не такая как я, – подумала Джин. – Потому что я есть то, чем она была и хочет быть снова.

Майкрофт был крепким человеком с приятным лицом. Джин сконструировала в себе тщательную защиту против него. Если вам кто-либо нравится и знает об этом, то чувствует себя обязанным советовать и вмешиваться. Она не желала ни советов, ни вмешательства. Она хотела два миллиона долларов.

– Очень рад, молодая леди, – сказал Майкрофт. – Чем могу служить?

Он обращается со мной как с ребенком, – подумала Джин и сказала:

– Я хочу совета. Я знаю о порядке наследования. Я имею возможность заплатить сотню долларов. Когда вы насоветуете мне на сотню долларов, дайте знать, и я уйду.

– За сотню долларов можно купить множество советов, – сказал Майкрофт. – Советы дешевы.

– Но не советы юриста.

Майкрофт перешел к делу.

– Что вас беспокоит?

– Вы учитываете, что весь наш разговор должен быть строго конфиденциальным?

– Несомненно, – улыбка Майкрофта превратилась в вежливую гримасу.

– Здесь нет ничего незаконного, насколько это касается меня, но я не хочу, чтобы через вас просочились какие либо тайные намеки тем людям, которые заинтересованы в деле.

Майкрофт распрямился за своим столом.

– От адвоката всегда требуется уважение к доверию клиента.

– О'кей… Ну тогда так, – и она рассказала ему о Фосерингее, о станции Эберкромби. Она сказала, что Эрл Эберкромби болен неизлечимой болезнью. Она не упомянула о намеках Фосерингея на эту тему. Это она тщательно вычищала из своего мозга. Фосерингей нанял ее. Он сказал ей, что делать. Сказал, что Эрл Эберкромби болен. Этого ей вполне достаточно. Если она будет задавать слишком много вопросов, могут вскрыться вещи, слишком отвратительные даже для ее мужественного характера. Фосерингей найдет другую, менее любопытную… Она уклонилась от точного наименования болезни Эрла. В действительности, она сама не знала этого. И не хотела знать.

Майкрофт слушал внимательно, молча.

– Я хочу знать вот что, – сказала Джин. – Насколько верно, что жена наследует Эберкромби? Я не хочу кучи хлопот ради ничего. И, кроме того, Эрлу меньше двадцати одного года. Я думаю, что на случай его смерти лучше всего… ну, позаботиться обо всем предварительно.

Несколько минут Майкрофт сидел неподвижно, спокойно глядя на нее. Затем набил табак в трубку.

– Джин, – сказал он, – я дам вам один совет. Он бесплатен, без всяких хитростей.

– Не утруждайте себя, – сказала Джин. – Я не хочу тех советов, которые бесплатны. Я хочу тех, за которые плачу.

Майкрофт состроил гримасу:

– Вы исключительно мудрый ребенок.

– Хотела бы… Зовите меня ребенком, если вам нравится.

– Но что вы будете делать с миллионом долларов? Или двумя, которые, как я понимаю, вам достанутся?

Джин уставилась на него. Конечно, ответ был очевиден… Или нет? Она пыталась найти ответ, хотя внешне это никак не проявилось.

– Ну, – сказала она неопределенно, – мне хотелось бы автомобиль, несколько красивых платьев и, может быть… – внутреннее зрение вдруг нарисовало ей круг друзей. Приятных людей, как мистер Майкрофт.

– Если бы я был психологом, а не законником, – сказал Майкрофт, – я предположил бы, что куда больше двух миллионов долларов вы хотите иметь папу и маму.

Джин вспыхнула:

– Нет, нет! Я не хочу их вообще. Они умерли.

Для нее родители были мертвы. Они умерли в тот миг, когда оставили ее на биллиардном столе в таверне «Старый Ацтек».

Джин сказала раздраженно:

– Мистер Майкрофт, я знаю, что вы желаете мне добра. Но сделайте все-таки для меня то, что я хочу.

– Я скажу вам это, – произнес Майкрофт, – потому что если не я, так кто-нибудь другой все равно скажет. Собственность Эберкромби, если не ошибаюсь, регулируется собственным гражданским кодексом… Давайте посмотрим, – он повернулся и нажал кнопку на столе.

На экране появился каталог центральной юридической библиотеки. Майкрофт выбирал, сужая круг. Через несколько секунд он имел полную информацию: «Управление собственностью начинается с шестнадцати лет. Вдова наследует как минимум пятьдесят процентов, а если в завещании не указано иное, то все состояние».

– Прекрасно, – сказала Джин. Она вскочила. – Это все, в чем я хотела убедиться.

Майкрофт спросил:

– Когда вы отправляетесь?

– Сегодня днем.

– Мне не следовало бы говорить вам, что весь этот план… ну, аморален.

– Мистер Майкрофт, вы душечка. Но у меня нет никакой морали.

Он склонил голову, пожал плечами, затянулся.

– Вы уверены?

– Ну… да, – Джин немного подумала. – Я полагаю, что это так. Вы хотите, чтобы я углубилась в детали?

– Нет. Я думаю, то, что я хотел сказать, прозвучало бы так: уверены ли вы, что знаете, чего хотите от жизни?

– Несомненно. Множества денег.

Майкрофт усмехнулся.

– Ответ на самом деле не слишком хорош. Что вы купите за свои деньги?

Джин почувствовала, как в ней растет иррациональная злость.

– О, много чего, – она повернула к выходу. – Сколько я вам должна, мистер Майкрофт?

– Десять долларов. Передайте их Руфи.

– Благодарю вас, мистер Майкрофт, – Джин торжественно удалилась.

Уже в коридоре она с удивлением обнаружила, что на себя злилась не меньше, чем на мистера Майкрофта… Он не имеет права заставлять людей задумываться над собой. Но это не было бы так плохо, если бы она еще раньше не начала чуть-чуть задумываться.

Но все чепуха. Два миллиона это два миллиона. Когда Джин разбогатеет, она вызовет мистера Майкрофта и спросит, действительно ли он считает, что это не стоило небольших прегрешений.

А сегодня – вверх, на станцию Эберкромби. Джин вдруг почувствовала волнение.