Текст книги "Лицо. Князья тьмы. Том IV"

«В таком случае я не могу ответить на ваш вопрос».

«Ваша осторожность сама по себе свидетельствует о многом. Приходится допустить, что этот свидетель, если пожелает, может лично явиться в суд».

«Предположим на минуту – исключительно в качестве гипотезы – что это так. Если Ленс Ларк сможет дать показания собственной персоной, согласитесь ли вы их выслушать наедине, за закрытыми дверями?»

Председатель Дальт нахмурился: «Следует ожидать, что он будет давать показания в свою пользу. Этот человек знаменит грабежами, убийствами и пытками. Почему бы он остановился перед лжесвидетельством? Может ли он представить вещественные доказательства, подтверждающие его заявления?»

Оттиль Паншо не сдержал тихий, нежный смешок: «Вы и я, ваша честь, при всех наших различиях и расхождениях – всего лишь обычные человеческие существа. Ленс Ларк – нечто совсем другое. Не возьмусь предсказывать, в чем могли бы заключаться его показания. Доказательства, подтверждающие его доводы, могут существовать или не существовать. Так или иначе, в своем предварительном постановлении вы потребовали, чтобы владелец судна явился в суд давать показания, а не предъявлять вещественные доказательства, это разные вещи».

Председатель Дальт задумался: «Очевидно, что дело банка „Куни“ против владельца звездолета „Эттилия Гаргантюр“ выходит за рамки обычных процессуальных норм. Я могу вынести самое справедливое решение по этому делу только в том случае, если не буду учитывать предшествующую биографию ответчика. Мой долг заключается в том, чтобы рассматривать каждый иск непредвзято, независимо от обстоятельств, не имеющих непосредственного отношения к делу. Поэтому, несмотря на то, что лично я предпочитаю строго соблюдать установленный порядок судопроизводства, я выслушаю показания этого свидетеля in camera – за закрытыми дверями. Вы можете привести его через два часа в мои апартаменты – здесь, в Соборе. При этом следует отметить, что такое беспрецедентное отступление от правил я позволяю себе исключительно в интересах правосудия и справедливости – не ожидайте никаких поблажек».

Оттиль Паншо смущенно улыбнулся: «Нельзя ли провести слушание в месте, выбранном свидетелем?»

«Это совершенно исключено!»

«Но вы же понимаете, какие сомнения испытывает человек в его положении».

«Если бы он вел беспорочную жизнь, он мог бы смело показываться на людях».

«О, смелости ему не занимать!» – Оттиль Паншо поднялся на ноги и задержался на несколько секунд, словно желая сказать что-то еще. Но уголки его рта резко опустились – на мгновение его лицо стало напоминать маску паяца – и он сухо обронил: «Сделаю все, что смогу».

В номерах председателя суда – лучших апартаментах собора, знаменитых изящной роскошью убранства – была предусмотрена гостиная, меблированная в старинном стиле «драван-командир». Здесь, в массивном кресле, сидел верховный арбитр Дальт. Он решил облачиться в судейскую мантию, чтобы подчеркнуть торжественность обстановки. Его лицо, выкрашенное мертвенно-бледным пигментом, со впалыми щеками, решительным подбородком и коротким прямым носом, драматически контрастировало с блестящими черными кудрями церемониального парика. Мускулистые руки арбитра, с жилистыми прямыми пальцами, несколько противоречили его облику; такие руки должны были быть скорее у человека, ведущего активный образ жизни и привычного к работе с инструментами или оружием.

Джехан Аддельс сидел поодаль, в углу; юрисконсульт нервничал – он явно предпочел бы оказаться в каком-нибудь другом месте.

Прозвучал звонок. Аддельс поднялся на ноги, вышел в фойе и прикоснулся к кнопке. Дверь сдвинулась в сторону: вошел Оттиль Паншо в сопровождении высокого грузного человека в свободном белом плаще с капюшоном. Из-под капюшона выглядывало красновато-бронзовое лицо, плоское и невыразительное, с комковатым носом, пухлыми губами и круглыми черными глазами.

Председатель Дальт обратился к Оттилю Паншо: «Познакомьтесь с советником истцов, достопочтенным Джеханом Аддельсом. Я решил, что его присутствие не будет излишним – в той мере, в какой остаются открытыми вопросы, которые можно решить здесь и сейчас».

Оттиль Паншо быстро кивнул – как птица, клюющая червяка: «Понимаю, ваша честь. Позвольте мне представить фактического владельца звездолета, к которому относится иск. Не стану произносить его имя – нет необходимости обременять присутствующих…»

«Напротив! – прервал его председатель Дальт. – Мы собрались здесь именно для того, чтобы личности могли быть удостоверены, и чтобы получить недвусмысленные ответы на вопросы фактического характера. Так что будьте любезны сообщить, сударь: как вас зовут?»

«Я пользовался многими именами, ваша честь. Под именем „Ленс Ларк“ я стал владельцем грузового звездолета „Эттилия Гаргантюр“. Будучи владельцем этого судна, я не совершал никаких злонамеренных действий и не предпринимал никаких попыток отомстить истцам за задержание судна и груза. Вопреки обвинениям банка „Куни“, я не участвовал в каком-либо сговоре. Я клятвенно подтверждаю свое заявление и могу подписать эти показания под присягой».

«В данном случае потребуется нечто большее, нежели клятвы под присягой, – заметил председатель Дальт. – Советник, будьте добры, вызовите начальника канцелярии».

Джехан Аддельс открыл боковую дверь – в гостиную зашел начальник судебной канцелярии, кативший перед собой тележку с установленным на ней тяжелым прибором.

Обратившись к судейскому чиновнику, председатель Дальт сказал: «Позвольте свидетелю подтвердить свои показания».

«Сию минуту, ваша честь!» Начальник канцелярии подкатил тележку к человеку в белом балахоне: «Сударь, это безобидное устройство регистрирует слабые электрические поля, излучаемые концептуализирующим мозговым центром. Обратите внимание на эти индикаторы: истинные показания подтверждаются зеленым светом, ложные опровергаются красным. Позвольте мне закрепить регистрирующий контакт у вас на виске; боюсь, что для этого вам придется откинуть капюшон».

Недовольно отшатнувшись, свидетель что-то пробормотал на ухо Оттилю Паншо; тот ответил только комически удрученным пожатием плеч. Судейский чиновник осторожно снял капюшон с головы дарша и закрепил липкую подушечку электрода на красновато-бронзовом виске.

Председатель Дальт произнес: «Советник Аддельс, задавайте свои вопросы – но только в целях удостоверения личности и установления побуждений, которыми ответчик руководствовался в период заявленного правонарушения».

Оттиль Паншо вмешался, самым шелковым тоном: «Не могу ли я предположить, ваша честь, что в интересах абсолютной беспристрастности было бы целесообразно, если бы вы сами задавали вопросы свидетелю?»

«Меня интересует только выяснение истины. В той мере, в какой вопросы советника Аддельса способствуют установлению фактических обстоятельств дела, они вполне целесообразны и должны удовлетворять все стороны. Советник, приступайте к допросу».

«Сударь, вы заявляете, что вас зовут „Ленс Ларк“?»

«Да, так меня называют».

Загорелся зеленый индикатор.

«Каково ваше настоящее имя?»

«В настоящее время – Ленс Ларк».

«С каких пор вас так называют?»

Оттиль Паншо воскликнул: «Ваша честь! Факт установлен и подтвержден детектором лжи! К чему бесконечно продолжать этот бесполезный допрос?»

«Ваша честь! Позволю себе заметить, что удостоверение личности еще не носит безоговорочный характер», – возразил Аддельс.

«Согласен. Продолжайте!»

«Очень хорошо. Где вы родились, сударь?»

«На планете Дар-Сай. Я – дарш», – рот человека в белом плаще покривился почти глуповатой ухмылкой.

«И как вас нарекли, когда вы родились?»

«Это не имеет отношения к делу». Вспыхнул красный индикатор, после чего снова зажегся зеленый.

«Странно!» – задумчиво заметил председатель суда и сам задал следующий вопрос: «Как давно вас называют Ленсом Ларком?»

«Это несущественно!» Ярко загорелся красный индикатор.

«Поручил ли вам кто-нибудь – скажем, на протяжении последних двух недель – изменить ваше предыдущее имя и назваться Ленсом Ларком?»

Глаза дарша выпучились, он беспокойно повел плечами: «Это оскорбительный вопрос!»

Председатель Дальт резко наклонился вперед: «Так не разговаривают с судьей. Либо вы – Ленс Ларк, в каковом случае дело может быть рассмотрено надлежащим образом, либо вы и господин Паншо допустили серьезнейшее правонарушение».

«Перестаньте ломать комедию! – проворчал дарш. – Вы уже убедились в том, что я – Ленс Ларк. Задавайте другие вопросы».

Глаза председателя Дальта сверкнули: «Если вы – Ленс Ларк, ответьте на следующий вопрос: кто были ваши партнеры во время налета на Монтплезант?»

«Вот еще! Это было давно, я не помню подробностей».

«Имя „Хуссе“ вам что-нибудь говорит?»

«Я плохо запоминаю имена».

«Вполне может быть. Становится очевидно, что вы – не настоящий Ленс Ларк. Спрашиваю в последний раз: каким именем вы пользовались на протяжении последних двадцати лет?»

«Я – Ленс Ларк!» Загорелся красный индикатор.

«Вы разоблачены! Я объявляю вас и Оттиля Паншо лжесвидетелями и мошенниками, сговорившимися ввести в заблуждение суд справедливости! Начальник канцелярии, задержите этих двоих! Поместите их под арест в двух отдельных подземных камерах!»

Судейский чиновник раздул щеки и осторожно сделал шаг в направлении Паншо и его приятеля: «Именем закона трех планет системы Веги, вас надлежит препроводить в казематы предварительного заключения под Эстремонтом! Стойте смирно, не пытайтесь бежать! Под страхом тяжкого наказания за сопротивление аресту, не двигайтесь!»

Веки Оттиля Паншо тревожно и уныло опустились: «Ваша честь, председатель суда! Прошу вас проявить понимание! Не забывайте об особых обстоятельствах дела!»

Председатель Дальт холодно ответил: «Вы серьезно подорвали свою позицию. Я расположен вынести решение в пользу истцов, если Ленс Ларк не явится сюда лично, сию же минуту. Можете вызвать его по телефону. Мне наскучили ваши проделки».

Лицо Оттиля Паншо покривилось печальной улыбкой: «Ленс Ларк знаменит своими проделками». Немного помолчав, Паншо прибавил почти доверительным тоном: «Могу сказать только одно: если суд вынесет постановление в пользу истцов, банк „Куни“ никогда не воспользуется его преимуществами».

«Что вы имеете в виду?»

«Космические корабли исчезают. И не одним, а самыми различными способами. Чему способствуют те самые „проделки“, которые вам так наскучили. А теперь приношу глубочайшие извинения, нам пора удалиться».

«Стойте! – закричал начальник канцелярии. – Вы задержаны!»

Дарш обернулся к Оттилю Паншо: «Всех?»

Паншо слегка пожал плечами – по-видимому, дарш хорошо знал, как следовало истолковать этот жест. Отступив на пару шагов, дарш вынул из-под плаща любопытное орудие: рукоять длиной в локоть с небольшим шиповатым сферическим навершием. Начальник канцелярии испуганно отскочил, повернулся и побежал к боковой двери. Дарш взмахнул рукоятью – шиповатый шар вонзился в затылок судейского чиновника; всплеснув руками, тот упал ничком. Одним ритмичным движением дарш повернулся, снова взмахнув рукоятью – шар метнулся к председателю Дальту. Джехан Аддельс возмущенно закричал и бросился к даршу, но споткнулся об ловко подставленную ногу Оттиля Паншо и растянулся на полу. Председатель Дальт успел упасть набок: звездчатый шар ударился в стену у него за спиной. Пригнувшись, судья побежал вперед – его черная мантия развевалась, лицо мертвенно белело среди черных кудрей. Дарш отступил на шаг и снова взмахнул рукоятью. Председатель Дальт схватил кисть поднятой руки и пнул дарша под колено, одновременно ударив локтем под его квадратный красный подбородок. Дарш пошатнулся и сел на пол. Судья вырвал рукоять у него из руки; дарш схватил судью за лодыжку и потянул ее к себе – председатель Дальт тоже упал. Они стали кататься по комнате – судья в черной мантии и дарш в белом балахоне – как чудовищные мотыли, черный и белый. Оттиль Паншо прыгал вокруг с небольшим лучеметом в руке. Он взглянул в сторону поднявшегося на ноги Аддельса – советник истцов мгновенно нырнул за диван. Паншо повернулся к дерущимся и застыл в изумлении, наблюдая за тем, как апатичный элегантный юрист сначала сломал даршу кисть, потом свернул на сторону массивную челюсть противника и вонзил в затылок дарша чудом появившееся из рукава тонкое черное лезвие.

Оттиль Паншо неуверенно направил на судью дуло лучемета. Джехан Аддельс, следивший за ним из-за дивана, предупредил Дальта громким окриком и швырнул в Паншо бронзовую вазу. Председатель Дальт схватил лежавшую на полу метательную рукоять дарша; Оттиль Паншо тихо и быстро отступил к выходной двери, поклонился и скрылся с апломбом фокусника, закончившего успешное выступление.

Председатель Дальт оттолкнул тело дарша и вскочил на ноги. Джехан Аддельс вылез из-за дивана. «Плачевная ситуация! – воскликнул запыхавшийся финансист. – Если нас найдут в компании этих трупов, нам не миновать пожизненного заключения!»

«В таком случае нам тоже пора убираться. Это единственный разумный выход из положения».

Председатель суда сорвал парик и скинул черную мантию, с мрачным недовольством разглядывая трупы дарша и судейского чиновника: «Провал! Вся моя затея пошла насмарку». Указав на жалкие останки начальника канцелярии, Герсен сказал: «Позаботьтесь о его семье и не скупитесь. Это все, что мы можем для него сделать».

«Я боюсь за себя и за свою семью, – волновался Аддельс. – Кто знает, когда и чем закончится этот взрыв насилия? А эти трупы? Мы в опасности! Паншо может вызвать полицию просто для того, чтобы лишний раз нам досадить!»

«Верно. Председателю Дальту придется раствориться в воздухе. А жаль! У него была неповторимая манера вершить правосудие, и он умел внушать трепет адвокатам. Прощай, председатель Дальт!»

«Нашли время расчувствоваться! – ворчал Аддельс. – Вам надо было стать актером, а не профессиональным убийцей – не знаю, как еще вы называете свое призвание. Сколько еще мы будем тут топтаться? Говорят, самые сносные условия в Слезливой темнице, а хуже всего – в рудниках Жабьей Трясины».

«Надеюсь, нам не придется познакомиться ни с тем, ни с другим учреждением, – отозвался Герсен и отшвырнул ногой мантию с париком. – Действительно, пора убираться».

Вернувшись в свои собственные номера, Герсен удалил белый кожный пигмент, а затем, не обращая внимания на пламенный осуждающий взор Аддельса, переоделся в свой повседневный костюм. Аддельс, наконец, не мог сдержать любопытство: «Куда вы теперь собрались? Солнце заходит – вы вообще когда-нибудь отдыхаете?»

Продолжая вооружаться, Герсен ответил почти извиняющимся тоном: «Вы же слышали, на что намекал Паншо? Он сказал, что банк „Куни“ никогда не сможет рассматривать „Эттилию Гаргантюр“ в качестве надежного актива. Он упомянул о том, что Ленс Ларк знаменит своими проделками. По-видимому, Ленс Ларк где-то поблизости. Я хотел бы пронаблюдать за его проделками».

«Меня они нисколько не интересуют! Мне страшно вспомнить о том, что только что произошло. Да, я – адвокат и финансовый эксперт. Но этим мое пренебрежение к закону ограничивается. Мне нужно отдохнуть. Мне нужно поверить в то, что все это – не кошмарный сон. В связи с чем желаю вам всего наилучшего», – Джехан Аддельс удалился.

Через пять минут Герсен тоже покинул свои номера. В Соборе царила обычная тишина – очевидно, Оттиль Паншо все-таки решил не вызывать полицию.

У выхода, на площади, Герсен подозвал одно из видавших виды городских такси и забрался под прозрачный купол пассажирского отделения. Наклонившись к микрофону, он сказал: «В космопорт Рубленой Сечи, и как можно быстрее!»

«Будет сделано!»

Такси прогромыхало по Эспланаде и помчалось по дороге на Пилькамп. Последние лучи заката уже померкли; озеро Фимиш отливало металлическим сумеречным блеском. Миновав кварталы Муаналя и Друри, машина заехала в Вигальтон – Герсен увидел впереди знакомую светящуюся вывеску «Шатра Тинтля». В окнах верхнего этажа мелькали красные и желтые огни, двигались танцующие тени: сегодня гости мадам Тинтль веселились! Позади остались Дун-Диви и Гара: под темным небом, уже недалеко, ярко светились прожекторы космопорта. Герсен наклонился вперед, словно стараясь усилием воли заставить такси ехать быстрее… Взрыв света озарил все небо, от горизонта до горизонта – дрожащего, ослепительного желтовато-белого света. Через несколько секунд пронеслась глухим хлопком ударная волна, заставившая задрожать всю машину. Выглядывая из окна такси, Герсен заметил летящие на фоне огненного зарева черные обрывки – воображение придавало им формы, напоминающие части человеческих тел.

Зарево потухло и превратилось в облако клубящегося, расползающегося черного дыма.

Испуганный водитель закричал: «Сударь, куда теперь?»

«Дальше!» – отозвался Герсен, но почти сразу передумал: «Остановитесь!»

Он вышел из такси, чтобы получше разглядеть взлетное поле. На месте звездолета «Эттилия Гаргантюр» валялись несколько тлеющих обломков. Герсен окаменел от отчаяния и ярости. «Я должен был это предвидеть! – говорил он себе, сжимая зубы. – Ленс Ларк и его забавные проделки! Он уничтожил иск вместе с судном и теперь получит полную сумму страховки – в этом случае Оттиль Паншо, конечно же, не забыл уплатить необходимые взносы!»

«Я расслабился! – бормотал Герсен. – Потерял остроту восприятия!» С отвращением повернувшись на каблуках, он вернулся в машину и спросил водителя: «Вы можете выехать на поле?»

«Нет, сударь, нас туда не пускают».

«Тогда поезжайте вперед, тихонько».

Такси ехало мимо взлетного поля. Герсен заметил группу топчущихся на месте мужчин, явно находившихся в состоянии истерического шока. Наклонившись к микрофону, Герсен сказал шоферу: «Сверните к складам!»

«Туда нам тоже нельзя, сударь – это частный проезд».

«Хорошо, подождите меня здесь», – Герсен спрыгнул на обочину.

Из-за ремонтных ангаров поспешно выехал, едва не перевернувшись на повороте, небольшой грузовичок. Он мчался, подпрыгивая, прямо поперек взлетного поля к подъездной дороге. Механики отреагировали мгновенно: одни с криками выбежали на поле, другие вскочили в свои машины и пустились в погоню. Добравшись до ухабистого проезда, водитель-беглец отчаянно прибавил скорость, торопясь выехать на шоссе. Когда грузовичок проезжал мимо прожектора, лицо водителя ярко озарилось, и Герсен успел рассмотреть это лицо – красновато-бронзовое, широкое и комковатое, с выпученными глазами: лицо Тинтля. Будучи неважнецким водителем, Тинтль не справился с управлением и заехал передним колесом в придорожную канаву. Грузовичок зарылся носом в щебень, кузов высоко приподнялся, и машина перевернулась. Тинтля, судорожно размахивающего руками и ногами, выбросило в воздух вместе с осколками высокого ветрового стекла. Он свалился плечом вперед, почти на спину, и несколько секунд лежал неподвижно. Затем, преодолевая боль, Тинтль с трудом поднялся на ноги; дико озираясь и прихрамывая, он припустил к уже недалекому шоссе. Преследователи настигли его в ослепительных голубовато-белых лучах одного из прожекторов: плотно обступив Тинтля, механики принялись избивать его кулаками и монтировками. Отшатываясь то в одну, то в другую сторону, Тинтль упал. Взбешенные механики пинали его в живот и в голову, с проклятиями наскакивая на него с монтировками, пока от старого дарша не осталась неподвижная окровавленная груда драной одежды.

Подбежав ближе, Герсен спросил у наблюдавшего за этой сценой молодого человека в комбинезоне работника ремонтной мастерской: «Что здесь происходит?»

Молодой механик обернулся и смерил Герсена подозрительным, вызывающим взглядом: «Разве вы не видите обломки звездолета? Их разбросало по всему полю! Этот мерзавец взорвал корабль, и с ним десяток наших людей! Подогнал машину, как ни в чем не бывало, под грузовой люк, опустил лебедкой большой контейнер и уехал. А в контейнере был фракс, вот что там было! В ту же минуту так долбануло, что даже в мастерских мы все повалились куда попало. На борту были четыре охранника и шестеро грузчиков – дневная смена кончалась, они уже собирались домой. Всех разорвало в клочки!» Кипящий праведным возмущением и возбужденный насилием, молодой человек угрожающе набычился: «А вы кто такой, чтобы спрашивать, зачем да почему? Вам какое дело?»

Герсен не позаботился ответить и быстрым шагом вернулся к такси. Водитель ждал его в темноте и нервничал: «Куда теперь, сударь?»

Герсен бросил последний взгляд на взлетное поле, на слепящие прожекторы, на группу механиков, все еще толпившихся вокруг тела Тинтля, размахивая руками, ругаясь и переминаясь с ноги на ногу. «Назад, в город», – сказал Герсен.

Развернувшись и оставив позади Рубленую Сечь, машина стала возвращаться по дороге в Пилькамп, через Гару и Дун-Диви. Герсен уставился невидящими глазами на кривую вереницу уличных фонарей, тянувшуюся вдоль озера к Старому городу. Мрачные размышления Герсена прервались, когда он снова заметил светящуюся вывеску: «ШАТЕР ТИНТЛЯ». Как прежде, цветные огни и пляшущие тени мелькали в окнах верхнего этажа. Еще не остывший труп Тинтля лежал на холодной земле в Рубленой Сечи, а у него в трактире кто-то что-то праздновал.

В голове у Герсена возникло щекочущее ощущение, словно вызванное каким-то зловещим излучением. Пару секунд он сидел, нерешительно выпрямившись, после чего приказал водителю остановиться: «Подождите меня здесь, я скоро вернусь».

«Слушаюсь».

Герсен перешел на другую сторону улицы. Из «Шатра Тинтля» доносились приглушенные звуки пьяного веселья: пискливые трели, ритмичный перестук, нестройный гул голосов и, время от времени, взрывы глупого смеха. Герсен распахнул створки входной двери. Женщина в черном, стоявшая за стойкой пивного бара, встретила его каменным взглядом, но ничего не сказала.

Герсен поднялся по лестнице на верхний этаж. Вступив в трактирный зал, он оказался за тремя плотными рядами спин, сутулых плеч и голов, казавшихся темными силуэтами на фоне пульсирующего розового света.

На эстраде в центре помещения приплясывали два музыканта – один стучал по барабанам, другой наигрывал на визгливой свирели. Ниже, в промежутках между бритыми головами с серьгами, болтающимися на удлиненных мочках ушей, можно было заметить по-старчески морщинистого юношу, выделывавшего курбеты в обнимку с усатой надувной куклой в черное платье даршской старухи. Он протяжно распевал настойчивым гнусавым голосом частушки на даршском жаргоне,1515
  Мужчины и женщины Дар-Сая употребляют различные идиомы, входящие в лексикон только того или иного пола. Куплеты, которые слышал Герсен, исполнялись на мужском жаргоне. Девочек дарши-мужчины называют «чельтами». Когда девушки выходят из подросткового возраста – и до тех пор, пока у них не начинают расти усы (что происходит через шесть-восемь лет) – их называют «китчетами». В дальнейшем по отношению к женщинам применяются многие другие эпитеты, в большинстве своем пренебрежительные или оскорбительные. Даршские женщины применяют эквивалентный набор терминов по отношению к представителям мужского пола.


[Закрыть] не всегда понятном Герсену:

 
«Я прозрел в шатре Гаггара, прислонясь к стволу нефара,
Запивая мутным пивом жгучий привкус ахагара:
Курам на смех срам, вестимо, весь скукожился крючком,
Но прошла китчета мимо – он расправился торчком!
Весь Дар-Сай – моя родня, я не помню племени,
Все, что было до меня – пустая трата времени… Эх!
 
 
Чельты в спальне раздевались, щеголяли голышом,
Бессердечно издевались над несчастным малышом:
По ночным шатрам я шлялся, опьяненный Мирассу,1616
  Мирассу – луна Дар-Сая, па ночам производящая возбуждающее действие на обитателей планеты.


[Закрыть]
Хоть одну поймать пытался за блестящую косу!
Пусть усов у чельты нету, резвость ног ее спасет,
Что не скажешь про китчету – там, где надо, ус растет… Эй!
 
 
Где китчеты греховодят, почему их нет в шатрах?
По ночам куда уходят, забывая стыд и страх?
За бугор Сатира Келли, к роднику Беремой Клячи
Озорницы улетели порезвиться, не иначе,
По равнине Многочленской разбежались… Ох, как трудно
Совладать с натурой женской, извращенной и паскудной… Ой!
 
 
Недотепой от бича я под лучами Мирассу
Убежал в пустыню, чая встретить девицу-красу —
Но хуница с тяжким задом, с рожей, как у индюка,
Изловила из засады недотепу-дурака!
Старой ведьме стало скучно, поиграть решила в прятки —
Я пропал в объятьях душных пышноусой свиноматки… Ох!
 
 
Без конца по мне скакала и сосала-целовала
И до блеска натирала, и всего ей было мало,
И опять меня дразнила и мотала-теребила,
А в песках уже всходило беспощадное светило —
Бледный, потный, чуть дыша от полуденного жара,
Как раздавленная вша, я приполз в шатер Гаггара… Тьфу!
 
 
Облысел, заматерел я, приобрел мужскую стать,
Двадцать пять китчет пригрел я прежде, чем устал считать.
Безмятежно и невинно, ставку выиграв в хадол,
Многочленскою равниной я домой под мухой шел —
И – в кошмаре не приснится! – под скалой петлей ремня
Та же старая хуница заарканила меня… Ха!
 
 
Утону в бадье мелассы, пропаду в полярных льдах,
Проиграю черной массы столько, что умру в долгах,
Но – клянусь вам под присягой лысой гордостью джентльменской —
Я не сделаю ни шагу по равнине Многочленской!
Если наступить на мину не хотите вслед за мной,
Многочленскую равнину обходите стороной! Пива!»
 

Аудитория с энтузиазмом вторила рефренам, притоптывая, вскрикивая, подпевая назойливому мотиву нестройными басами, напоминавшими последовательность протяжных отрыжек.

Герсен потихоньку протискивался за спинами зрителей поближе к кухне, откуда можно было лучше разглядеть происходящее. На многих присутствующих были обычные костюмы, общепринятые на планетах Веги; другие, однако, носили длинные белые даршские плащи с капюшонами-таббатами. Особое внимание Герсена привлекли два человека, сидевшие за столом у противоположной стены: первый, грузный и необычно неподвижный, натянул таббат на лоб и щеки так, что черты его лица было практически невозможно различить; второй сидел спиной к Герсену и что-то говорил, робко жестикулируя.

Кто-то грубо пихнул Герсена плечом в спину, оттолкнув его в сторону. Обернувшись, Герсен увидел язвительную физиономию мадам Тинтль: «Ага! К нам снова пожаловал не в меру любопытный журналист! Пришли повидаться со своим приятелем?»

«Какого приятеля вы имеете в виду?» – вежливо спросил Герсен.

На лице мадам Тинтль появилась злобная понимающая усмешка, заметная скорее благодаря движению усов, нежели губ: «На этот счет ничего не могу сказать. По мне все искиши1717
  Искиш: на жаргоне даршей – любой человек, родившийся не на Дар-Сае.


[Закрыть] на одно лицо. Впрочем, может быть, вы его найдете где-нибудь поблизости. Или вы пришли полюбоваться на Неда Тикета?»

«Не совсем так. Скорее, я надеялся обсудить с вами тот вопрос, по которому мы заключили сделку. Например, неужели сегодня вечером все посетители – ваши завсегдатаи? Как насчет двоих, сидящих за столом напротив?»

«Незнакомцы, оба только сегодня прибыли с Дар-Сая. Это с ними вы хотели встретиться?»

«Не уверен – при таком тусклом освещении, за огнями эстрады, их трудно распознать».

Усмешка мадам Тинтль стала неприятной ухмылкой: «Почему бы вам не подойти и не представиться?»

«Прекрасная мысль! Через некоторое время я так и сделаю. Что слышно про Тинтля в последнее время? Говорят, его куда-то послали с поручением».

«Неужели? Тинтль становится популярен. Вчера вечером он танцевал – с завидным проворством для его возраста».

Морщинистый юноша закончил серию частушек под одобрительный рев отрыжек. Мадам Тинтль презрительно фыркнула: «Мерзкие старые хуницы вас не устраивают, понимаете ли! Не беспокойтесь! На женском этаже мы едим отборный свежий ахагар и совершаем возлияния в честь Трепещущего Тирана Тобо. Во всем надо поддерживать равновесие! Кто у нас следующий? Бичеватель Тикет? Смотрите внимательно – развлекайтесь, да на ус наматывайте!»

Переваливаясь с ноги на ногу, мадам Тинтль отправилась по своим делам, бесцеремонно расталкивая зрителей плечами. Герсен снова взглянул на двоих, сидевших напротив. Худощавый человек, говоривший с даршем, почти наверняка был Оттилем Паншо. Кто его собеседник?

Прогремела дробь барабана – на центральную эстраду выбежал высокий тощий длинноногий человек в облегающем костюме из горчично-желтой и черной материи. На его костлявых обнаженных руках переплетались жилы; подергивающийся длинный нос нависал над длинным острым подбородком. Он подчеркивал взмахами и щелчками бича громкую вступительную декламацию: «Хой-хо! Пора от души повеселиться! Я – хлесткий Никити-Тикет! Первый глоток воды я выпил у Родника Ваббера, а искусству бичевания учился у Ролли Татвина. Мой неутомимый бич – Щелкунчик: кто хочет исполнить балет под его музыку? Изящно, деликатно, элегантно, грациозно? Выходите же, танцоры!»

Герсен продолжал неотрывно смотреть на двух собеседников у противоположной стены. Один был Оттиль Паншо; другой – Герсену трудно было произнести это имя даже про себя – неужели это Ленс Ларк?

Мадам Тинтль появилась из ниши за спиной грузного дарша в белом таббате и встала рядом с ним в позе одновременно почтительной и презрительной. Наклонившись, она что-то ему сказала и ткнула большим пальцем в сторону Герсена. Два собеседника повернулись в ту же сторону, но Герсен уже скрылся за спинами зрителей.

«Хой, хой, хой!» – кричал на недотеп Нед Тикет. Его длинный кнут производил сухие резкие щелчки, едва не задевая ступни танцоров: «Давайте, шевелитесь, не ленитесь! Пляшите-ка под музыку бича! Выше ноги поднимайте, мишенями и пятками мелькайте!» На недотепах были шорты в обтяжку с круглыми алыми нашивками на ягодицах. Двое были подростки-дарши; третьим был Максель Рэкроуз, прыгавший на удивление проворно. «Хуп-хап-хуп! – кричал Нед Тикет. – Так мы пляшем под шатром Дудама! Ласковый хлыст из гибкой дубленой кожи! Блестящая, нежная, гладкая кожа! Хип-хип, ура! И щелк – и щелк – и щелк-щелк-щелк! Прыжок сюда, прыжок туда! А теперь кружитесь, кувыркайтесь! Поворот – прыжок, поворот – скачок! Чуете, как согревает кожа? Ловкий ритмичный танец греет душу! Разве не весело? Не забавно? Прыжок, скачок – и щелк-щелк-щелк! Ты что, уже устал? Хочешь испортить нам вечер? Получи-ка по мишени! Скачи, кружись, как изящный эльф! Усталость – миф, сказка, небылица! Давай, танцуй, пляши – нельзя остановиться! Вертись, кувыркайся на славу, мишенью налево, направо! Как это называется? Где смех сквозь слезы?… Отдохните минутку». Повернувшись на каблуке, Нед Тикет поклонился собеседнику Оттиля Паншо: «Сударь, ваш кнут знаменит. Не желаете ли продемонстрировать свое мастерство?» Грузный человек отказался небрежным жестом. Оттиль Паншо воскликнул: «Нужно больше танцоров – акробатов и актеров! Вот он, у входа в кухню, шпион-искиш! Вытолкнуть его на эстраду!»

Герсен позвал: «Рэкроуз, сюда! Быстро!»

Запыхавшийся Рэкроуз обернулся, взглянул на Герсена остекленевшими глазами и заковылял к нему, едва волоча ноги.

«Эй, не спеши! – закричал Нед Тикет. – Готовься к новой пляске!»

Герсен почувствовал за спиной тепло большого тела; оглянувшись, он увидел мадам Тинтль, уже выставившую руки вперед, чтобы вытолкнуть его на танцевальную площадку. Увернувшись, он схватил ее за руку и, продолжая начатое ею движение, швырнул вперед так, что она распласталась на полу у ног бич-мастера. Выхватив лучемет, Герсен выпалил в живот грузного человека в белом капюшоне. Кто-то успел подтолкнуть локоть Герсена, он промахнулся. Кулак выбил оружие у него из руки, Герсена обступили темные фигуры.