Текст книги "Погибель королей"

15: Пасть Жериаса
^{(Рассказ Кирина)}

Столица Куура – портовый город, и поэтому в репертуаре Сурдье всегда были морские истории. Я прекрасно знал легенды о Мерзости – месте, где рифы, островки, мели и спокойное море поедали корабли, словно йорские ведьмы – детей. В его северной части было спокойное море без ветров и течений, где корабли не могли сдвинуться с места, а на юге – идущие навстречу течения, огромные волны и камни, о которые можно разбиться.

Кое-кто утверждал, что ванэ создали Мерзость, чтобы флоты Куура не приближались к их берегам. Другие говорили, что оно появилось после смерти давным-давно забытого бога. Мерзость осложняла судоходство и вселяла панику даже в сердца опытных моряков.

Дочери Лааки, кракены – это сказочные существа, которых можно ни разу не увидеть за всю жизнь. А вот Мерзость, напротив, была данностью, которая только и ждет, чтобы заманить в ловушку неосторожных. Ходили слухи о том, что какие-то пираты из Жериаса устроили в Мерзости свое логово, однако в них мало кто верил: любой, кому хватило глупости пойти к Мерзости, в конце концов просто станет еще одной его жертвой.

О том, сумеем ли мы вообще дойти до Мерзости, можно было спорить. С северной, куурской стороны она была наиболее опасна, но мы приближались к ней с юга. Прежде чем добраться до туманов, мы столкнулись с Пастью Жериаса – результатом сильного южного течения, которое врезалось в скалы островной гряды. Не находя нигде выхода, течение поворачивало против самого себя, создавая бурлящий водоворот, способный разбить корабль о скрытые рифы. Пасть поджидала задолго до того, как «Страдание» добралось бы до стоячих вод по другую ее сторону. Тераэт надеялся, что кракену проход через Пасть покажется слишком сложным и он повернет назад.

Я думал, что убийца слишком наивен.

Я уже не рычал, когда слышал крики Магока, который командовал гребцами. Он орал на рабов и стегал их бичом, чтобы они действовали быстрее: даже при сильном попутном ветре нам нужна была скорость. Тьенцо манипулировала течениями, чтобы замедлить нашего преследователя, но благодаря второму зрению я видел, что светящийся призрачный силуэт чудовища нас догоняет.

Мы шли уже три дня, но не могли оторваться от кракена. Сердцем и костями я чувствовал, что если оно нас поймает, то убьет всех, кто есть на борту – и свободных, и рабов. А те, кто спасется, либо утонут, либо попадут на обед к акулам, либо их сожрет Пасть. Вода вокруг корабля уже бурлила. Хуже того, корабль начал поворачиваться против ветра, который призвала Тьенцо.

Я бы мог добавить драматизма и сказать, что день выдался ненастным и жутким, однако на самом деле небо было чистым, ярко-голубым, и даже все более неспокойное море было насыщенно синего цвета. Этот день совсем не подходил для смерти. Но, с другой стороны, ни в одной истории Сурдье богиня смерти Таэна не обращала внимания на погоду.

Впервые за много месяцев я всерьез подумал о том, чтобы помолиться.

Я заметил Хамезру – она стояла у поручней и разговаривала с Тьенцо, которую я еще никогда не видел столь бледной и напуганной. Когда нужно было вызвать демона, она не дрогнула, но сейчас… Если нас не убьет кракен, то прикончит Пасть, и Тьенцо, похоже, прекрасно это осознавала. Хамезра, с другой стороны, была столь же спокойна, словно сидела в ресторане и ждала, когда ей принесут вторую чашку чая.

– Дамы, могу я с вами поговорить?

Хамезра улыбнулась, но Тьенцо фыркнула.

– Дамы? Хорошо, что ты еще не потерял чувство юмора.

Я отвесил ей экстравагантный поклон. К счастью, она искала хоть какой-нибудь способ отвлечься от мыслей о положении, в котором мы оказались, и поэтому рассмеялась – вместо того, чтобы превратить меня в рыбу. Хотя, когда появится кракен, подумал я, стать рыбой было бы полезно.

А еще лучше – маленькой рыбой.

Я указал на нашего преследователя.

– Она не отстает даже сейчас, когда мы развили такую скорость. По-моему, она с нами играет. Она нападет еще до того, как мы достигнем Пасти.

Тьенцо скривилась и позеленела.

– Если так, то она уже опоздала.

– Нет, я думаю, что мы… Что?

– Мы вошли в Пасть несколько часов назад, – шепнула Хамезра. – Ее внешние края спокойны, поэтому команда еще ничего не заподозрила. Наш единственный шанс – это осторожно подойти к ее «клыкам», обойти Глотку и с предельной точностью выйти на безопасный путь так, чтобы Старик не проснулся.

– Ты не могла бы повторить эти слова так, чтобы в них появился смысл?

Она раздраженно щелкнула зубами.

– Главный водоворот называется Глотка, но от него по спирали расходятся маленькие течения. Мы называем их «клыки». Они уничтожают большинство кораблей еще до того, как те подошли к Глотке.

– А что за Старик?

– В этих водах живут существа пострашнее кракенов, – сказала Хамезра и наклонила голову, глядя на меня своими странными сине-зелеными глазами. Сначала я подумал, что они – цвета неба, но затем решил, что нет, у них цвет моря. Затем у меня появилась странная мысль о том, что глаза колдуньи-ванэ – зеркало, отражающее свет океана и земной тверди, что в доме, под землей или ночью у глаз Хамезры не будет никакого цвета.

Как бы то ни было, глаза у нее были жуткие.

– Что нам делать? – спросил я и вдруг понял, что тоже шепчу. – Если корабль разобьется, рабы утонут.

Тьенцо закатила глаза.

– Подумай о том, как спасти собственную шкуру. В Пасти может утонуть даже жериасец[45]45
  «Так же трудно, как и утопить жериасца» – простонародное выражение, обозначающее невероятно сложное дело. Полагают, что фраза появилась в ходе одной из множества войн, которую Куур вел с пиратами. Многие видели, как жериасцы просто прыгали за борт, не желая сражаться с мощным флотом Куура, а затем появлялись в Жериасе, даже если их корабли затонули в нескольких милях от берега.


[Закрыть]. Если корабль пойдет ко дну, мы все утонем.

Я не отводил взгляда от Хамезры.

– Я так не думаю. Если бы ты не хотела, чтобы Тераэт рассказал о безопасном проходе, ты бы заткнула ему рот. Мы идем туда, куда тебе нужно.

Старуха улыбнулась.

– Умное дитя. Ты думаешь, действительно ли Релос Вар отправил кракена в погоню за нами или его призвала я? Может, это все уловка, чтобы капитан по своей воле изменил курс и доставил нас туда, куда нам нужно? Готова ли я пожертвовать всеми этими людьми ради быстрого, незаметного пути?

Я сглотнул. Она угадала все мои мысли.

– Так нельзя! Если мы потеряем корабль… – вскрикнула Тьенцо, но умолкла на полуслове, подчиняясь жесту Хамезры. Я не мог понять, применила ли она магию или просто запугала ее. Хамезра не сводила с меня взгляда, но я обнаружил, что мне сложно посмотреть ей в глаза.

– Это так? – наконец прошептал я. – Ты позволишь всем им погибнуть?

– А ты как думаешь? – спросила она.

Я вспомнил все, что знал о Таэне. Я вспомнил лицо Тераэта, когда он смотрел на рабов, сидевших в трюме. Я вспомнил, как встревожилась Хамезра, когда я едва не умер из-за гаэша. Казалось бы, последователи богини смерти должны быть более черствыми, однако их решения постоянно меня удивляли.

– Я не думаю, что ты позволишь им умереть здесь, – наконец ответил я, – но это не значит, что кракена вызвала не ты. Ты бы сделала это, если бы он помог тебе освободить рабов.

– Значит, кракен теперь – орудие эмансипации? – Хамезра еле заметно улыбнулась. – Такого я еще не слышала. Но нет, я его не призывала, и мне кажется, что это сделал Релос Вар. Можешь мне не верить, но это правда.

– Значит, наша ситуация не изменилась: нас по-прежнему может уничтожить кракен, сожрать Пасть, или мы можем разбиться на мелях Мерзости.

– Ты забыл про Старика, – добавила Тьенцо. – Про него она еще ничего не объяснила.

– Моли богов о том, чтобы мне не пришлось этого делать. – Старуха-ванэ повернулась ко мне. – Помочь хочешь? Тогда прикрывай моего сына. Когда начнутся неприятности, кто-то непременно выкинет какую-нибудь глупость. А моему сыну сейчас нельзя отвлекаться.

– У тебя это лучше получится. У меня ведь даже оружия нет.

– Мы с Тьенцо направим нашу энергию на то, чтобы сохранить корабль в целости, когда на него будут действовать силы, выдержать которые он не в состоянии, – сказала Хамезра. – Может, ты и не овладел всеми навыками, которые принадлежат тебе по праву рождения, но способность оставаться незамеченным – твоя собственная. – Она вложила мне в руку нож. – Теперь ты – человек с ножом. Берегись, империя.

Прежде чем уйти, я посмотрел на воды океана и нахмурился. Хамезра заметила мое выражение лица и тоже повернулась.

– Началось, – сказала она.

Тьенцо взвизгнула и сделала шаг в сторону трапа. Хамезра схватила ее за руку.

– Соберись с силами, дочь, – сказала она Тьенцо. – Сегодня я с тобой. – И добавила, обращаясь ко мне: – Уходи, пока можешь.

Мы шли по участку спокойной воды, похожему на масляное пятно. Идеально гладкая вода, блестевшая, словно стекло, протянулась на триста футов. Все вокруг казалось умиротворенным и безопасным.

Затем воздух наполнился грохотом. Из центра «пятна» вырвалась колонна пара и воды. Когда вода полилась обратно, она создала воронку, словно утекая через отверстие в самом дне мира. Через несколько секунд перед нами возник вращающийся, извивающийся трехсотфутовый вихрь, водоворот, утекающий в бездонную тьму.

Мы обходили его, двигались по краю пропасти. Корабль кренился, но его удерживала в равновесии магия… хм… теперь я даже знаю, какая именно. «Страдание» развил чудовищную скорость, которую не могли ему дать ни паруса, ни гребцы.

Команда это заметила. На секунду моряки умолкли, а затем крики, стоны и приказы заглушил рев водоворота.

Я огляделся по сторонам. Безумная паника еще не началась, и Тераэт может постоять за себя. Мне показалось, что у нас есть еще время, прежде чем хаос превратится в безумие, – скорее всего, это произойдет, когда команда увидит, что это был всего лишь небольшой «клык», а не сама Глотка.

А мне хотелось сначала разобраться с одним делом.

16: Генеральская награда
^{(Рассказ Коготь)}

Кирин не стал прощаться с Сурдье, но думал о нем, пока шел по извилистым улицам в сторону Верхнего круга. При других обстоятельствах Сурдье выдал бы ему сотню предположительно полезных советов о том, как вести себя в компании благородных людей. При других обстоятельствах Сурдье прочел бы ему несколько бесконечных лекций об этикете – он постоянно стремился к тому, чтобы его сын сделал карьеру музыканта. Такая точка зрения всегда казалась Кирину лицемерной, ведь Сурдье прекрасно понимал, что его успех в гильдии Гуляк зависел от склонности к магии, которую старик запрещал своему сыну развивать[46]46
  Поскольку лицензии у него не было, с формальной точки зрения Кирина можно считать колдуном.


[Закрыть].

И Сурдье дал сыну только один совет: «Не ходи».

Кирин ни разу не задумался о том, что у Сурдье и Олы могут быть веские причины удерживать его. Он видел только то, что теперь у него появился шанс произвести впечатление на Морею, шанс получить награду за свои заслуги, а не за талант отца, шанс избавиться от демона, который – он был уверен – все еще выслеживал его. Шанс навсегда выбраться из Бархатного города и Нижнего круга.

Кроме того, Кирина одолевало любопытство.

Ночной воздух охладил огненную жару летнего дня в Кууре. Радужное мерцание Завесы Тиа и мягкий блеск всех трех лун подсвечивали небо. Тени, пошатываясь, брели по покрытой побелкой брусчатке, словно пьяница, которого возвращение домой к жене пугает больше, чем перспектива заснуть в переулке. По ночам на улицах Бархатного города было более оживленно, чем днем; ведь, в конце концов, это был квартал развлечений. Чтобы остаться неузнанными, люди кутались в плащи и закрывали лица капюшонами – грязные призраки, идущие из дома в бордель и обратно.

На большой Лестнице Грез Кирин замедлился. Он никогда еще не бывал здесь. В этом не было необходимости. В те редкие случаи, когда Сурдье брал его с собой в Квартал Слоновой кости (или позднее, когда Кирин приходил сюда сам), они всегда проходили через Ворота Молитв. Извилистая Лестница Грез была единственным путем, по которому обычные горожане могли попасть в лабиринт из аккуратно подстриженных изгородей, особняков, вилл и дворцов, – туда, где жила элита Куура. На полпути Кирин понял, что эту лестницу намеренно сделали столь устрашающе длинной и крутой. Аристократы прибывали сюда в экипажах или на носилках – через частные ворота. По лестнице поднимались только простолюдины – и на место назначения они прибывали, задыхаясь и присмирев.

Он заподозрил неладное, когда стражники, стоявшие на верхней площадке лестницы, узнали его. Они – как и обещал капитан Джарит – поджидали его. Ему выделили эскорт, тем самым лишая его возможности «потеряться» по пути к поместью Миллигрестов. В обычных обстоятельствах он бы разозлился на то, что с ним так нянчатся, но сейчас он был им благодарен. Без стражников он бы опоздал или вообще не нашел нужный дом. Эти стражники, в отличие от тех, с которыми он привык иметь дело, были вежливые, чистые и вели себя сдержанно. И Кирин не знал, как к этому относиться.

Поместье Миллигрестов находилось в Рубиновом квартале: Кирин понял это, поскольку магические фонари (на улицах горели магические фонари) были красного цвета. Он знал, что Красные люди – гильдия кузнецов – хранят верность этому королевскому дому. А вот названия этого дома он не знал[47]47
  Дом де Тал.


[Закрыть].

Кирин знал, что королевские дома Двора Самоцветов несут на себе печать божественной милости, что боги благословили их, и только их. И хотя каждый из двенадцати домов можно было опознать по какому-то бессмысленному гербу, у каждого из них был особый знак – цвет одного из драгоценных камней.

Кирин знал, что знак дома де Джоракс – радуга, что у людей из этого дома глаза цвета опалов и что им подчиняются Гуляки. Раз в год Сурдье платил этой гильдии взнос за членство и разрешение выступать. Кроме того, Кирин знал, что знак дома де Эринва – аметист, потому что де Эринва управляли гильдией Сборщиков, которым платил взносы Мягкобрюх. Практически все, кроме Ночных Танцоров, считали, что главная власть принадлежит Сборщикам.

Кирин знал, что многие, если не почти все, гильдии в той или иной степени подчиняются королевским домам, но кому – какие, он так и не выяснил.

Голубоглазый аристократ, которого Морея приняла за его родственника, почти наверняка принадлежал к одному из королевских домов. Однако Кирин не смог вспомнить, к какому именно дому принадлежал этот негодяй. Означает ли синий цвет то, что он – врачеватель? Кирин понятия не имел, кто управляет синими домами, где люди меняли деньги на лечение.

Он впервые в жизни задумался о том, почему его отец, который всегда попрекал его за то, что он не учится и не репетирует, настолько пренебрег его образованием в данной области.

17: Пробуждение Старика
^{(Рассказ Кирина)}

На огромной скорости мы обогнули «клык». Корабль кренился под таким углом, на который его создатели не рассчитывали, шел на скорости, для которой не был предназначен. Может, более изящный военный корабль и справился бы с такой нагрузкой, но «Страдание» был неповоротливым кораблем работорговцев. Он стонал, и я испугался, что он развалится на части еще до того, как мы доберемся до настоящих опасностей, несмотря на магию Тьенцо и Хамезры. Мы дважды обогнули водоворот, прежде чем он нас выплюнул. Обшивка и мачты корабля завизжали, когда по левому борту появился еще один «клык». Он закружил нас в противоположном направлении.

На палубе я столкнулся с Делоном, первым помощником капитана. Идти по кораблю, который раскачивается, словно «бархатная» девушка в постели, было тяжело. Я же не виноват, что приступ неуклюжести застиг меня рядом с ним, верно?

– Будь ты проклят, парень!

– Извини, – ответил я.

– Дурак. Держись за что-нибудь! – Делон вылез на мостик. Я посмотрел ему вслед, ухмыльнулся и подбросил на ладони ключи от трюма, в котором сидели рабы.

Может, мы и не выберемся из этой переделки, но будь я проклят, если позволю этим рабам умереть в крошечных клетках, словно рыбе, попавшей в сети.

Новый «клык» оказался ничуть не более нежным, чем предыдущий, но скорость наша увеличилась еще больше, и «Страдание» был этим недоволен. Палуба выгибалась у меня под ногами. Мачта начала крениться.

– Таджа, не дай кораблю развалиться, – буркнул я. – И сделай так, чтобы Делон не смотрел в мою сторону.

Я встал на колени и замерзшими руками отпер тяжелый железный замок на решетке, закрывавшей вход в трюм.

Все остальное было просто. Команда «Страдания» завороженно следила за водоворотом и думала лишь о неминуемой гибели. Никто не обращал внимания на подростка, который бродил по трюму, открывая клетки с рабами. Некоторые из них таращились на меня, не веря своим глазам. Большинство, к моему огорчению, забилось в угол подальше от двери, заподозрив подвох. Я кричал им, чтобы они выбирались наружу, но вряд ли они понимали мои слова – если вообще могли расслышать меня за шумом, который издавал «Страдание».

Настоящее испытание поджидало меня не в трюме, но на палубе для гребцов. Там каждый раб был прикован к своей скамье и на каждом были кандалы. Весла убрали, чтобы не мешать кораблю маневрировать, но гребцов оставили на палубе. Несколько месяцев я гостил на этой восхитительной палубе для гребцов и вставал со своей крошечной скамейки в самом углу, только когда меня допрашивали, когда меня пороли, когда делали мой гаэш.

В маленьком коридоре, который вел к палубе гребцов, было холодно. Тяжелая железная дверь заскрипела, когда я открыл ее. Внутри, в полутьме, рабы сжимали свои весла. Они не знали, какой ужас их ждет, но были уверены в его неизбежности.

Я с удивлением увидел Магока, начальника гребцов, который порол каждого раба, который посмел выбиться из ритма. Сейчас этот великан лежал в углу и плакал.

Я обещал себе, что убью Магока. Я собирался это сделать, но не смог заставить себя убить человека, который лежал, обхватив руками колени, едва не обделавшись от страха. Не обращая на него внимания, я принялся снимать кандалы с гребцов. Снаружи что-то завывало – то ли ветер, то ли сам корабль, который шел с чудовищной скоростью. Люди, прикованные к своим скамьям, едва могли встать. Мы не сказали друг другу ни слова, но это не имело значения: рев ветра унес бы любые слова раньше, чем их удалось бы разобрать.

Когда я покончил с замками, то понял, что дрожу не от страха и не от холода. Я коснулся Кандального камня: на ощупь он был словно ледяная глыба. Один из рабов жестом предупредил меня об опасности, и сабля Делона разрубила воздух в том месте, где я только что стоял.

Делон заорал на меня. Слов я не расслышал, но было ясно, что он мной недоволен.

Он снова замахнулся, но в этот момент корабль резко дернулся. Что-то заслонило собой иллюминаторы, и в трюме все потемнело. Делон промахнулся, и лезвие его сабли застряло в деревянной скамье. До меня донесся шум, шарканье ног и чьи-то вопли.

Что-то отодвинулось от иллюминатора, и внутрь проник крошечный луч света. Я увидел, что один из гребцов душит Делона своей цепью.

Забавно. Может, мускулы на ногах гребцов и ослабели от долгого бездействия, но выше пояса гребцы были невероятно крепкие. Мало кто на борту «Страдания» любил Делона. Рабы ненавидели его даже больше, чем Магока.

Я не стал смотреть на то, что они с ним сделают. Я понял, что на мгновение заслонило иллюминатор, и пришел к выводу, что у нас большие неприятности.

Это было щупальце.

Выбежав на палубу, я заметил, что у щупалец, которые обернулись вокруг «Страдания», нет ни одной присоски. Вместо них были зубы – жуткие, загнутые кусочки кости, хитина или другого острого, словно бритва, материала, который резал дерево, словно лезвие топора.

Я упоминаю об этом потому, что щупальца никак не улучшали прочность корабля, обматываясь вокруг мачты и корпуса.

В других обстоятельствах, я уверен, матросы набросились бы на эти щупальца с мечами и гарпунами. Но вместо этого они вцепились в поручни и что есть сил визжали. Корабль опасно накренился. Я подумал, что мы, наверное, проходим рядом с особо опасным «клыком».

Но это было не так. Мы попали в Глотку.

Корабль наклонился так, что половина неба превратилась во вращающийся вихрь. Водоворот был шириной в милю, и в его центре находилась бездна – возможно, вход в саму преисподнюю.

– О, Таджа, – прошептал я.

Мы вращались слишком быстро, и казалось, в любую секунду можем потерять равновесие и рухнуть в пропасть. Ветер трепал меня так, словно хотел лично туда отправить.

Цепляясь за канаты, я дополз до главной палубы. Тераэт балансировал на руле: одной ногой он уперся в старнпост, другой ногой правил кораблем. Одна рука находилась у него за спиной, а вторую он выставил вверх, считая на пальцах. Водоворот и ураганный ветер, похоже, беспокоили его не больше, чем вода – рыбу.

Это меня разозлило.

– Не знаю, может, ты не заметил, – завопил я, перекрикивая шум, – но в корабль вцепился кракен!

Тераэт кивнул.

– Она хочет, чтобы мы ее подвезли. Она знает, что водоворот порвет ее на куски, и думает, что ее единственный шанс уцелеть – это поехать вместе с нами.

– Она знает? Она ДУМАЕТ?

– Разумеется, она же дочь богини.

– Зря ты мне об этом напомнил. – Я осмотрелся по сторонам. – Капитан Джувал прижался к лестнице, которая вела к кубрикам, и, возможно, молился. – Мы выберемся?

– Три, – сказал Тераэт и выставил еще один палец.

– Наверняка мы что-то можем сделать. Когда выйдем из водоворота, кракен разорвет нас в клочья!

– Пой.

– ЧТО? – завопил я.

– Аукционист сказал, что ты учился музыке! – крикнул Тераэт. – Так пой. Пой, словно от этого зависит твоя жизнь!

– Как нам это поможет?

– Четыре! – Тераэт выставил еще один палец.

Корабль вращался все быстрее и шел все выше по краю. В какой-то момент нас выбросит обратно. Мысль об этом должна была меня утешить, но я помнил про скалистые отмели Мерзости, которые ждали нас на севере. Если мы не выйдем из водоворота идеально, нас разобьет в щепки.

– ЗАЧЕМ мне петь?

– Так ты разбудишь Старика.

– А я думал, что это ПЛОХО!

– Всегда есть шанс, что тебе удастся его позабавить. Пой уже!

– Меня никто не слышит! Я кричу, но едва слышу сам себя!

– Он тебя услышит. ПОЙ! – Тераэт выставил сжатый кулак. – ПЯТЬ!

В «Разорванной вуали» мне приходилось петь в странных ситуациях, но там я обычно развлекал клиентов, а не боролся со страхом неминуемой смерти. Кроме того, камень на моей шее стал горячим, обжигающе горячим.

Я выбрал первую песню, которая пришла на ум, потому что именно ее я в последний раз исполнял на публике. Мне показалось странным, что я пою, не аккомпанируя себе на своей арфе «Валатэе».

 
Я поведаю вам историю
О четырех братьях,
Красном, желтом, фиолетовом и синем,
Которые когда-то
Владели всей землей и морем.
Красный, желтый, фиолетовый и синий…
 

– Отлично! – крикнул Тераэт. – Пой дальше! Шесть! ДАВАЙ!

Словно подчиняясь приказу Тераэта, Пасть отбросила нас подальше от отверстия. Я никогда в жизни не путешествовал с такой головокружительной, чудовищной скоростью. Мы вылетели из Пасти. Как только водоворот оказался позади, я услышал вопли моряков: кракен задвигался.

 
Однажды они увидели паруса
Одной и той же прекрасной дамы.
Красный, желтый, фиолетовый и синий.
И каждый из них поклялся,
Что возьмет ее в жены,
Красный, желтый, фиолетовый и синий…
 

Мы понеслись к скалам Мерзости. Нас чудом не порвало на части, но, к сожалению, мы направлялись к небольшому скалистому островку – достаточно большому и твердому, который с нами разделается.

Остров открыл глаза.

Я увидел его, и воздух застрял у меня в глотке.

– Пой дальше! – яростно шепнул Тераэт.

Я проглотил страх и продолжил петь.

 
«Откажись от своей клятвы!» –
Кричали они друг на друга.
Красный, желтый, фиолетовый и синий.
И каждый вопил в ответ:
«Она не будет принадлежать кому-то другому!»
Красный, желтый, фиолетовый и синий…
 

– О боги! – воскликнул Джувал, вылезая на палубу. – Что ты… Это… Мы должны повернуть назад.

– Назад дороги нет, – ответил Тераэт. – Если повернем, Старик погонится за нами. Ему нравится, когда жертва убегает.

Пока я пел, остров развернулся и стряхнул с себя накопленные за много лет грязь и пыль. Голова его оказалась волнистой, извилистой, с огромной массой мышц, сухожилий и тусклых крапчатых чешуй.

– Лично я выбираю кракена! – крикнул Джувал. – С ним хотя бы можно сражаться. Но ты же ведешь нас на проклятого ДРАКОНА!

Так оно и было.

Дракон был черный, словно сажа, цвета густого угольного пепла. Промежутки между чешуями светились и мигали, словно чешуя едва могла сдержать таящийся внутри ад.

В его глазах горел огонь, который не увидишь ни в одной кузнице.

Сколько я слышал историй о драконах – о том, какие они большие, свирепые, опасные и жуткие, – и ни одна из них не соответствовала действительности. Это существо могло бы уничтожать целые армии. Ни у одного идиота с копьем на лошади не было бы шансов в бою с ним.

 
Подняли они свои флаги
И приготовились к войне.
Красный, желтый, фиолетовый и синий.
Битва была жуткой,
Кровь залила поля.
Красный, желтый, фиолетовый и синий.
А когда все закончилось,
Все матери зарыдали.
Красный, желтый, фиолетовый и синий.
 

– Отойди, капитан, иначе ты так и не узнаешь, выживем ли мы. – Голос Тераэта был мягкий, спокойный и угрожающий.

Я не стал на них смотреть. А что я мог сделать? Я пел. Я слышал, как они спорят у меня за спиной, как вопят матросы, сражающиеся с кракеном. Это была грандиозная какофония, и я не верил в то, что дракон способен различать источники всего этого шума.

Дракон открыл свою пасть. Поначалу я ничего не услышал, но затем в меня врезалась волна грохочущего рыка. По воде пошли круги, камни раскалывались и отламывались от островов, сама древесина «Страдания» забилась в унисон. Дракон не отводил глаз от корабля, все еще сближаясь с ним на огромной скорости, и я не мог отделаться от ужасного ощущения, что он смотрит прямо на меня. Крики вокруг меня достигли своего крещендо, и кто-то крикнул:

– О боги! Эта тварь уже на корабле!

В том, что я не обернулся, виноват дракон, завладевший моим вниманием. Отвернуться от дракона невозможно: он либо исчезнет, либо уничтожит тебя.

А вот Тераэт, должно быть, отвернулся, и Джувал решил, что у него есть шанс. Если честно, то я не знаю, о чем думал капитан. Возможно, им управляла слепая паника.

Я услышал шум борьбы, чье-то рычание, лязг металла. А затем раздался звук, который невозможно забыть или с чем-то спутать: бульканье крови, вытекающей из перерезанного горла.

– Глупец, – пробурчал Тераэт.

 
Тогда прекрасная дама подошла
К тому месту резни, устроенной из-за кровавых страхов,
Красный, желтый, фиолетовый и голубой,
Она сказала: «Никого из вас я не возьму в мужья!
Вы предали мою любовь!»
Красный, желтый, фиолетовый и голубой…
 

Дракон закричал на другой ноте. Я почувствовал, как его песня касается моей кожи, эхом отзывается в моих барабанных перепонках, вибрирует в моих костях. Это был физический шок, осязаемое наслаждение.

Он пел.

Дракон пел вместе со мной.

 
Затем она взлетела на небо
И остается там до сих пор.
Красный, желтый, фиолетовый и голубой…
 

За моей спиной кто-то снова завопил. Кракен разбросал людей по палубе, пытаясь вскрыть трюм. Раздался оглушительный треск, словно какой-то великан ломал деревья на растопку.

 
И в ясную ночь можно увидеть,
Как раздуваются ее паруса…
 

– Таэна! – завопил Тераэт и сбил меня с ног. На то место, где я только что стоял, упала мачта.

Я так и не научился петь, когда из меня вышибают дух, и поэтому умолк.

И дракону это совсем не понравилось.

Он взмыл в воздух и издал яростный вопль, от которого раскалывались уши. Его огромные крылья заслонили собой солнце. Это огромное существо добралось до корабля менее чем за три секунды. Я недооценил его размеры. Возможно, он уместился бы на Великой арене в столице Куура, но только если бы свернулся клубочком, словно кошка.

Старик пролетел над нами, и его тень укутала корабль, словно шелковый плащ. От дракона пахло серой и пеплом, горячей вонью печи и плавящегося железа. Пролетая, он лениво вытянул лапу и схватил кракена – вместе с досками палубы, за которые он цеплялся. Дракон подбросил дочь Лааки в воздух, словно клубок шерсти, и дохнул на нее раскаленным докрасна пеплом[48]48
  Свидетели, видевшие извержение вулкана на горе Дайнис в самой южной части Хорвеша, утверждают, что основной причиной смерти стали не лава и не огромные камни, вылетавшие из вулкана, а поток из горячих газов и обломков, который вел себя, словно вода, который тек вниз по склону и накрывал целые города, оказавшиеся на его пути.


[Закрыть].

Наверняка вы слышали истории про огнедышащих драконов, но, поверьте, на самом деле все было гораздо хуже. Дракон извергал из себя не тот огонь, который можно увидеть на кухне или в кузнице, и не тот, что появляется при трении двух палочек друг о друга, и это было даже не магическое пламя, которое создают колдуны. Это был пепел тысячи печей, нагретый до такой степени, что он мог бы плавить металл, нагретый до белого каления. И летел он со скоростью тайфуна. Жар плавил, пепел все разъедал, и огненное облако выжигало весь воздух, так что дышать было нечем.

У кракена не было шансов.

Дракон заглотил обугленную, искореженную массу плоти, не дав ей упасть обратно в море.

Затем он развернулся, чтобы разобраться с нами.

Тераэт встал, и я тоже. Корабль начал крениться, и, хуже того, на палубу вышли Хамезра и Тьенцо. Раз две волшебницы здесь, значит положение дел совсем уж безнадежное и разобраться с драконом сейчас важнее, чем поддерживать корабль на плаву.

– О боги, Релос Вар… – прошептал я. – Сейчас сюда явится Релос Вар.

– Остров уже близко. Там мы будем в безопасности. Он посвящен Таэне, Релос Вар не посмеет показаться в одном из центров ее силы.

– А если я спою, это поможет?

– Скорее всего, нет. Будем надеяться, что ты уже привел Старика в хорошее настроение.

– А что будет, если он в хорошем настроении?

– Он улетит.

– А если он в плохом настроении?

– Тогда он испепелит всех нас за то, что мы посмели его разбудить.

Я посмотрел по сторонам.

– Если он собирается нас уничтожить, пусть поторапливается. Корабль ведь тонет. – Когда дракон оторвал кракена от корабля, в корпусе появились пробоины и в трюм хлынула вода.

Тераэт отвел взгляд от приближающегося дракона и посмотрел на тонущее судно.

– Проклятье.

– Он мне нужен.

Голос дракона был громкий и гулкий, не похожий на те звуки, которые издают животные. Я ожидал, что он будет шипеть, словно рептилия, но у него был скрежещущий шум стихий, подражающий речи.

– Отдай его мне, и я спасу твой корабль.

– Да, но обещаешь ли ты кормить меня каждый день и заботиться обо мне? – пробурчал я.

– Ты ему нравишься. Это хорошо, – сказал Тераэт.

– Да, я чувствую эту мощную любовь. – Я посмотрел в сторону кормы. – Клянусь Таджей, надеюсь, что эти люди умеют плавать. – Я отклонился назад, чтобы сохранить равновесие.

Тело Джувала медленно скользило по палубе. Тьенцо тоже начала соскальзывать, но Тераэт схватил ее за руку. Она странно на него посмотрела, но возражать не стала.

– Ты его не получишь. Он важен для меня, – ответила Хамезра. Я перевел взгляд с нее на дракона. Ее голос…

– Я не причиню ему вреда, матушка.

– Я сказала «нет».

– «Матушка»? – одними губами спросил я, глядя на Тераэта.

Уголок рта убийцы дернулся.

– Ее все так называют, – ответил Тераэт.

Я покачал головой. Нет, это было не просто вежливое обращение. Я никогда не слышал такого голоса, как у Хамезры, – ровно до тех пор, пока не заговорил дракон.